Вот и кончилось лето

Глава 13 Лесные приключения

Maman меня подняла аж в пять часов утра. В пять часов! Я дома так никогда не вставал.

— Одевайся! — скомандовала она. — Завтракать и пошли!

Наскоро перехватив по бутерброду с маслом и сыром, запив чаем, мы выдвинулись в лес. Бабка и maman взяли корзинки. Точнее, корзины, здоровые, в такие половина меня влезло бы! Ну, в крайнем случае, четверть точно! Я ограничился старым жестяным ведром, в которойй, памятуя совет Жихаря, положил полбулки черного хлеба и горсточку карамелек. Сверху накинул матерчатую сумку-авоську.

— Сейчас такие боровики пошли! — сообщила баба Нюша по дороге. — Народ мешками собирает.

Мы прошли луг за огородами, по хлипкому мостику перешли реку.

— Водяного-то уняли, — сказала бабка. — Вот как Антон уехал, так сразу и пропал злыдень. Кто-то его извёл. Не иначе, как Василь Макарыч, — добавила она шепотом. — Народ теперь купается, не боится. А ведь Ильин день прошел. Всё, купаться нельзя. Олень в воду пописал.

Лес начинался почти сразу за рекой. Maman с бабкой прошли вперед.

Хотя какая бабка? Баба Нюша теперь выглядела максимум на 50-55 лет. Даже морщины и те на лице почти исчезли. Да и дед Паша на деда уже совсем не смахивал. Вчера вечером, когда уже я спать направился, приехал с работы на персональном «Уазике», выскочил из кабины, как молодой. Сел за стол, налил полстакана самогонки, выпил одним лотком, крякнул:

— Хороша самогоночка! Аж душа горит. Жаль, только забирать перестала!

Он посмотрел на меня:

— Твоих рук дело, Антошка?

Я в ответ только пожал плечами. А что сказать? И дед, и бабка наверняка обо всём догадались, считая меня каким-нибудь колдуном или знахарем. Я хихикнул — мол, только маленьким! Дед понял смех по-своему.

— Ты назад-то возвернуть можешь насчет этого? — он щелкнул себя по кадыку. Я мотнул головой, мол, не получится.

— Жаль, — вздохнул дед.

Я притормозил, остановился, достал из ведра хлеб, конфеты, огляделся. Впереди чуть слева на полметра столиком возвышался пень спиленной то ли сосны, то ли ели. Спил был давнишний, верхушка успела уже почернеть. Пенёк выглядел эдаким детским столиком, не хватало только стульчиков вокруг.

Я выложил хлеб, рядом положил карамельки:

— Прими в дар, лесной хозяин, от души!

Ничего не произошло. Молния в пень не ударила. Гром не прогремел. Всё так же светило солнышко.

Я побежал догонять родичей, не оглядываясь на пенёк с подношением.

Поначалу лес был исключительно хвойный, сплошные ели и сосны. Причем, чистенький, словно ухоженный. Кустов всякого рода мало. Кругом мягкий зеленый мох. Мы шли растянулись цепочкой, чтоб охватить максимально большую площадь. Я шел крайним слева. В середине — бабушка. Maman заняла позицию справа. Баба Нюша обернулась ко мне и ехидно поинтересовалась:

— Лешему хлебушек принёс?

И тут же:

— А первый гриб нашла я!

Она присела, достала нож. Гриб ей достался красивый: пузатый крепенький боровичок. Рядом еще один, и еще! Грибочки были все как на подбор — небольшие, но жирненькие, в темно-коричневых шляпках, без единой червоточинки на срезе.

Я улыбнулся. Повезло! А с другой стороны, всё равно есть будем из одной сковороды.

Я же наслаждался прогулкой. Лес словно делился со мной своей силой. Я вдыхал и выдыхал её. Это чувство было сродни тому, как я в Астрале прокачивал каналы, гоняя магическую энергию туда-сюда. Тело охватила приятная легкость. Само собой «включилось» магическое зрение. Причем оно каким-то образом совместилось с обычным. Я видел, как прежде, но если вдруг приглядывался к предмету, то начинал видеть и ауру, и внутренности, болячки… Вон у того громадного в три обхвата дуба, что впереди меня, в корнях, на глубине 5 метров, сгустилась какая-то чернота, светящаяся мертвенным светом. Лесной великан медленно умирал. Неведомая чернота тянула все соки. По корням, стволу, крупным ветвям были видны её паутинки-метастазы.

Нет, дуб еще протянет лет 10, может, и все 20. Но, увы, он всё равно умирал.

Я подошел ближе, вгляделся под корни, в черноту. В самом низу блеснуло красно-золотым цветом непонятное зарево.

Я тронул шершавую кору лесного великана. Возможно, мне показалось, но дуб словно потянулся ко мне, прося о помощи. Я замер. Нет, всё-таки, наверное, показалось.

Тем не менее, я присел, тронул ствол у основания, у самой земли. Руке стало щекотно, ладонь охватило приятной теплотой. Казалось, что дерево поздоровалось со мной.

В конце концов, почему бы и нет?

Я направил внутрь, в глубину, в самую черноту, скопившуюся между корней, импульс «мертвой» силы — мертвое против мертвых, как учил наставник. С учетом того, что ситуация была насквозь мне незнакома, я вложил в импульс достаточно много силы. Тому духу на кладбище с месяц назад досталось гораздо меньше.

Чернота сразу съежилась, скукожилась. Её отростки с корней, со ствола стали уменьшаться, таять на глазах. Я выпустил еще импульс. Чернота сжалась в комок и вдруг словно взорвалась брызгами и пропала.

Внутри внизу под корнями осталось только красно-золотистое нечто. Почему-то я подумал, что это для дерева совершенно не опасно.

Я встал, разминая слегка затекшие ноги.

— Кто ж ты такой есть-то, парень?

Меня словно подбросило от неожиданности. Я развернулся. Передо мной стоял лохматый бородатый до такой степени, что не видно лица, старичок ростом мне в пояс, одетый в старую синюю телогрейку и потрепанную армейскую шапку-ушанку.

— Блин! — в сердцах выругался я. — Вот не надо так пугать! Аж сердце ёкнуло!

Старичок засмеялся.

— Тебя напугаешь! Ты вон чаровник какой — то ли колдун, то ли ведьмак. Не разберу никак! И с вековым проклятьем вона как справился ловко!

— С чем? — не понял я.

— С проклятьем, — тоном, словно объяснял неразумному, сказал старичок. — Клад там зарыт был, а сверху на него дубок посадили. И проклятье наложили. Если вдруг кто чужой найдет. Спало оно, почитай, две сотни лет. А тут вдруг отчего-то проснулось.

Старичок помолчал, пожевал губами.

— Дерево вылечил, выходит. Да как ловко-то!

— А ты сам-то, дедушка, кто будешь? — поинтересовался я. Старичок хотел мне ответить, но тут раздался глухой звериный рык и следом за ним два отчаянных женских вопля. Я замер, затем сорвался в сторону этих самых воплей.

— Охти мне, беда! — услышал я сзади старичка. — Мишутка опять раздухарился!

— Убью нафиг! — рявкнул я на бегу. — И съем, блин!

Метров через двадцать я напоролся на бабку и maman, которые сломя голову неслись обратно из леса в сторону реки. За ними, рыча, брызгая слюной, гнался бурый медведь. Ну, не то чтобы совсем огромный, но и не маленький. Если на задние лапы поднимется, уж точно на голову выше меня окажется. И зубищи у него были ого-го какие!

Баба Нюша неслась в мою сторону, maman отставала. Их выручало то, что они несли напролом, не разбирая дороги. А медведь бежал как-то странно, почему-то аккуратно огибая препятствия в виде кустов, пней и поваленных деревьев. Мишка уже был совсем недалеко от maman, когда я встал с ней рядом. Бабка пробежала мимо. Maman ухватила меня за руку — я-то ведь стоял на пути взбешенной «зверюшки», уже готовый ударить «хлыстом». Нет, ну, а что? И будет у мишки инфаркт с инсультом да плюс паралич всего тела. А у меня коврик под ноги из медвежьей шкуры! Я выдернул руку.

— Не убивай мишку! — пронзительно завопил старичок.

— Блин! — в очередной раз выругался я. — А что с ним делать?! Что?!

Медведь был уже метрах в пяти от меня, когда я швырнул в него конструктом «ночного кошмара», причем, вложил в это заклинание силы на порядок больше, чем полагалось, от души!

Медведь оказался тоже человеком. В смысле, вполне разумным существом, и отреагировал на заклинание, состоящее из основ магии Разума и Жизни, как реагировали все нормальные люди. Он остановился, как вкопанный, прямо передо мной, присев на задницу и пропахав передними лапами неплохой такой тормозной путь — ни дать, ни взять — колею. И обосрался. Я вживую узнал, что такое «медвежья болезнь». Казалось, что от этой вони заслезятся глаза.

Мишка крутанулся на 180 градусов, разбрызгивая результаты своего метаболизма, развернулся и бросился обратно, уже не разбирая дороги, напролом через кусты, задел сосну, ободрав себе, кажется, шкуру. При этом жалобно скулил и обиженно подвывал, подобно побитой собачонке. Иногда он поворачивал голову и порыкивал, как будто что-то пытался сказать. И, разумеется, за ним тянулся нелицеприятный дурно пахнущий серо-зеленый след… Откуда в медведях столько… того самого… какашек? Так хорошо питается?

— Блин! Блин!!!!

Я посмотрел на ноги. Настроение сразу упало ниже плинтуса. Оказалось, что медведь, разворачиваясь и меняя траекторию движения, смог отомстить за свой испуг, уделав мне обувь. Струя попала прям на ботинки. Не сильно, но крайне неприятно. Фу!

— Антошка! — меня ухватили за руку. Я обернулся. Maman!

— Бежим скорее!

— Куда? — сплюнул я. — Зачем?

— Домой!

— Всё, ма, — я отцепил её руку, прижал к себе, но по-пионерски, на расстоянии, чтоб не прижалась ко мне и не испачкалась сама.

— Нету медведя, ма! Удрал он гад такой! — пошутил я. — Меня без коврика оставил!

— Какого коврика? — не поняла maman.

— Из медвежьей шкуры! — буркнул я. — А где корзинка?

Maman виновато улыбнулась.

— Да мы это… Бросили всё.

Я нагнулся, сорвал пучок травы погуще, кивнул, показывая на ботинки:

— Видишь, что мишка натворил?

Maman посмотрела, постояла чуть-чуть и засмеялась.

— Ой, не могу! — смех её разобрал её до слез. Она согнулась пополам, не в силах вздохнуть. — Ой, ну дела! Ой, мамочки…

Я в это время пытался вытереть ботинки от буро-зеленой вонючей гадости. Maman вроде успокоилась, потом взглянула на меня и зашлась снова.

— Ой, мишка ему ботиночки-то уделал… Ой!

— Вы что тут орёте, как скаженные? — из кустов выглянула баба Нюша. — Бежим быстрей отсюда, пока он не вернулся!

Я злобно посмотрел на бабку.

— Не вернется он!

Maman перестала смеяться, подошла к бабке, обняла её:

— Мам, убежал мишка. Антошке, вон, всю обувку обосрал!

Баба Нюша посмотрела на меня, на ботинки, на след, оставленный медведем, хмыкнула:

— Чем же ты его так напугал?

— Прими благодарность, чародей! — сказал старичок, когда maman и баба Нюша ушли искать свои брошенные корзины. — Что мишку в живых оставил. Он шебутной, конечно, но теперь сам от людей бегать будет! Один на всю округу остался. Не знаю, чего он так взбеленился?

Мы сели на поваленное дерево. Я пытался оттереть обувь. Дедок просто сидел рядом, сложив руки покачивая ногами.

— С тебя причитается! — мрачно сообщил я. — Хотя бы за ботинки!

Старичок усмехнулся.

— А хочешь клад забери себе! — предложил он вдруг. — Он теперь чистый, выкапывай, не хочу!

— Не хочу! — буркнул я.

— Тебя как зовут-то, чародей? — дедок достал флягу, сделал глоток.

— Антон, а тебя?

— Силантий Еремеевич, — ответил старичок. — Зови меня по-простому — Еремеич. Лесной хозяин я.

— Да я понял уже, — отозвался я. — Не леший же…

— Это уж точно, не леший! — засмеялся Еремеич. — Леших я тебе покажу. А вот ты кто таков?

Он ткнул в меня пальцем. Я задумался. Хвастаться не хотелось.

— Маг, — сказал я. — Маг жизни и смерти. Точнее, ученик еще. Подмастерье.

Еремеич удивленно посмотрел на меня:

— А разве такие бывают?

Он хмыкнул.

— Колдуны есть, ведьмаки тоже, знахари, оборотни-перевертыши. А вот про магов не слыхал!

Я пожал плечами.

— Сила, правда, у тебя непонятная. И живая есть, и мертвячья. Как они у тебя между собой ладят? И чем ты мишку приложил? Ты ж не ведьмак животными управлять!

— Заклинанием Разума, — ответил я. — Я так понимаю, что у человека, что у медведя мозги-то одинаково работают. Вот и приложил «ночным кошмаром».

Еремеич прислушался, соскочил с дерева, огляделся:

— Кажись, твои идут. Ладно, парень, бывай! Заходи ко мне. Мишку ты мне не убил, хотя мог. Дуб вылечил… Должок за мной!

Он поставил передо мной моё жестяное ведро, полное отборных белых грибов. Когда только успел? Ведро-то всё время у меня на виду было.

— Гостинчик от меня, — сообщил мне. Потом протянул руку, вложил мне что-то в ладонь:

— Подарок от души!

И пропал. Я разжал ладонь, улыбнулся. На ладони лежал затейливый витой золотой перстенек с зеленым камушком.