Вор черной масти

Глава 7. Последний жиган

Указ Президиума Верховного Совета СССР. О направлении особо опасных государственных преступников по отбытии наказания в ссылку на поселение в отдаленные местности СССР

21 февраля 1948 г.

1. Обязать Министерство внутренних дел СССР всех отбывающих наказание в особых лагерях и тюрьмах шпионов, диверсантов, террористов, троцкистов, правых, меньшевиков, эсеров, анархистов, националистов, белоэмигрантов и участников других антисоветских организаций и групп и лиц, представляющих опасность по своим антисоветским связям и враждебной деятельности, — по истечении сроков наказания направлять по назначению Министерства государственной безопасности СССР в ссылку на поселение под надзор органов Министерства государственной безопасности:

в районы Колымы на Дальнем Востоке,

в районы Красноярского края и Новосибирской области, расположенные в 50 километрах севернее Транссибирской железнодорожной магистрали…

04 апреля 1949 года. 10 часов 02 минуты по местному времени.

Конспиративная квартира МГБ город Чита.

Утром майор Волосников вернулся. Я услышал характерный условный стук во входную дверь, впустил его в квартиру. До его прихода я уже успел накипятить воды и помыться.

На этот раз майор был одет не в форму, а по гражданке. Наверное, в целях конспирации. Я не уточнял. Волосников привез с собой много еды, о которой мне можно было только мечтать. Я давно забыл вкус не только деликатесов, но и простого хлеба. Он выкладывал со свертков сливочное масло, пяток яиц, сваренных вкрутую, картофель в мундире, два круга колбасы, три луковицы, две буханки ржаного хлеба, кофе, соль, чай, сахар. Не забыл и про махорку. Заметив мой голодный взгляд, объяснил:

— Вор не должен походить на доходягу[36]. Вам необходимо набрать приличный вес. Это суточный паек. Неделю дается на восстановление веса тела. Только не думайте, Михаил Аркадьевич, что неделю вы будете совсем бездельничать. У нас с вами очень много работы, а время дорого.

Сварив кофе Волосников, перед тем как усесться на кухне с чашечкой горячего напитка, от запаха которого я пришел в восторг, раскупорил принесенную им бутылку Столичной водки и налил мне половину алюминиевой кружки:

— Пейте и закусывайте! Ни в коем случае не стесняйтесь меня. Это приказ!

Признаюсь, эти слова прозвучали для меня как сладкая музыка. Я отлично выспался на мягком диване, в тепле, а теперь мне предложили роскошный завтрак. Я не заставил себя упрашивать, выпил залпом водку и набросился на хлеб с колбасой, смачно похрустывая луковицей.

Немного утолив голод, я поднял глаза на Волосникова. Он не смотрел на меня, думая о чем-то своем. Он перехватил мой взгляд, его лицо немного потеплело:

— Еще пол кружки! — потребовал он.

Я решил не возражать. Только про себя подумал, зачем ему это нужно? Напоить меня допьяна, что бы больше узнать обо мне? К чести Волосникова, он отреагировал моментально на мой невысказанный вслух вопрос:

— Вам необходимо снова восстановить привычку к спиртному.

Выпив еще половину кружки и закусив, я высказал недоумение:

— Но пьяный соображает значительно хуже.

— Пьяный — да, — объяснил, соглашаясь с моим мнением, Волосников. — Но есть большая разница между пьяным и выпившим. Вы не имеете права быстро пьянеть. Вы вообще не имеете права быть пьяным! А выпивать вам придется с врагами. И довольно часто. Так, что считайте это тоже вашей подготовкой. Давайте договоримся на будущее: что вам не ясно — сразу спрашивайте. Я готов ответить на любой ваш вопрос.

— Хорошо, — кивнув, согласился я. — Только одно небольшое условие.

— Условие? — переспросил Волосников. — Что это значит?

— Я буду задавать вопросы, как будто я не Рабер, — объяснил я. — Будем говорить о нем в прошедшем времени. Договорились?

— Если вам, товарищ подполковник так удобнее вспоминать о том кто вы, то я, пожалуй, согласен, — с некоторой долей сомнения в голосе отозвался Волосников.

— Чем занимался Рабер? — тут же спросил я, получив разрешение задавать вопросы, так как мне было удобнее. А мне так действительно было удобнее. Не нужно было постоянно задумываться, про которого из Раберов идет речь.

Волосников посмотрел в мою сторону и, подыгрывая мне, произнес:

— Рабер был старым, заслуженным чекистом, он никогда не был преступником. Это его легенда контрразведчика, которая причудливо переплелась с его жизнью и стала, в конце концов, его жизнью. Он был заслан в среду уголовников и добился среди них немалого авторитета. По тому, как он виртуозно работал, никто среди воров за двадцать пять лет не заподозрил в нем резидента НКВД-НКГБ. Заслуги Рабера перед СССР очень велики. Об этом говорят его правительственные награды: Орден Боевого Красного Знамени, два ордена Красной Звезды, орден Знак Почета, орден Ленина и медали. Знак "Почетный работник ВЧК-ГПУ", знак "Заслуженный работник НКВД". Очень немногие сотрудники нашего ведомства имеют эти знаки отличия, а Рабер удостоился их дважды! Понимаете, дважды!! Как и Лаврентий Павлович Берия. Он был первоклассным разведчиком, которому ни разу не удалось надеть свою форму с заслуженными наградами…

Последние слова майор произнес с какой-то горечью.

— За Рабером числится несколько блестяще проведенных операций не считая повседневной работы. Поэтому потеря такого специалиста, как Рабер, для нашего ведомства значительная утрата. И мы приняли решение, что работу Рабера должен и может выполнять только сам Рабер. То есть, вы. Иначе говоря, просидев в ИТЛ более двадцати лет, Рабер крайне важен нам как резидент высшего класса, нужнее, чем был в прошлом.

Со всей информацией, касающейся работы Рабера, вы будете полностью ознакомлены. Надеюсь это поможет вам вспомнить свое прошлое. Вам не нужно полностью осваивать и заучивать привычки, жесты, походку Рабера, полностью вживаться в его образ. Вам нужно только вспомнить все, что знал Рабер. Поэтому я здесь.

— Не знаю, смогу ли я? — я выразил сомнение.

Волосников провел пальцами по бровям, ответил:

— Справитесь, Михаил Аркадьевич. Я сегодня утром узнал, что дня через три сюда приезжает специалист по блатному миру и татуировкам, которого срочно вызвал полковник Москаленко. Какой-то жиган дядя Вася. Я поеду его встречать. Он вам здорово поможет.

— По татуировкам? — я не понимал до конца Волосникова.

— Рабер был синим от татуировок, — объяснил Волосников. — Он лагерный авторитет. Набоек у него не очень много, но без них невозможно. Это своеобразный блатной паспорт, который нужно иметь при себе. Работа над татуировкой — дело серьезное. Они должны быть сделаны профессионально, с точность до настоящих и выглядеть как старые, а не свеженабитые. За месяц-другой дядя Вася с ними как раз успеет управиться. Вот, полюбуйтесь.

И Волосников выудил из внутреннего кармана пиджака несколько свернутых листов бумаги.

Я начал рассматривать рисунки, которые вскоре должны были стать моим "лицом" в лагере. Николай Яковлевич не спеша давал мне развернутые пояснения к каждому рисунку;

— Подключичные звезды. Они появились среди воров сравнительно недавно. Не более пяти лет назад. Причем их разрешается накалывать только ворам черной масти с большим стажем и авторитетам, да и то не везде. Это Колымские и Приморские метки, частично сибирские. Звезда восьмилучевая с наполовину затемненными лучами признак злостного отрицалы, ненавидящего активистов и козлов. У Рабера звезды с изображением черепа в центре, но специального значения череп не имеет. Больше как художественное украшение. Рабер набил их в Воркутинском лагере. Вообще, учтите, Рабер — козырный туз в воровской колоде. Таких тузов, равных Раберу по авторитету можно в СССР по пальцам пересчитать.

На правой груди у него была набойка с изображением портрета Ленина и надписью из аббревиатуры ВОР. Читать эту аббревиатуру можно по-разному. "Вор" или "Вождь Октябрьской Революции". Этим блатные словно издеваются над властью нашей страны. По понятиям старых воров, никакой власти кроме воровского закона не существует. Эту набойку имел право делать блатной, арестант не ниже рангом валета. Сделана Рабером на Беломорканале.

— Валет? — удивленно протянул я. — Я где-то слышал, что это низкий ранг зэка, даже что-то вроде ругательства. Какой-то нехороший оттенок в этом слове. Вроде мальчика на побегушках.

Волосников воспринял мою реплику совершенно спокойно. Майор не стал уточнять, где я это слышал. А продолжал так, словно я ничего не говорил:

— Очень может быть, что так считают непосвященные. Но в действительности это не так. Рабер на Беломорканале ходил в козырных валетах. Выше его шли только короли и тузы. Все прочие блатари — черные козырные шестерки. Но они не любят это название, поэтому практически не используют в своей речи. Видите ли, блатные — это как колода карт, все имеют одинаковую масть и одинаковую рубашку, только разнятся величиной. И попасть в эту колоду далеко не просто. Например, такие воры как "голубятники"[37] или "воздушники"[38] не признаются блатными за равных. Приблатненные и шныри в воровскую колоду не вхожи. Но и шестерка оскорблением не звучит. Шестерка козырная, такой же вор в законе, только низшего ранга. Нужно сделать минимум две ходки по воровским, "уважаемым" статьям, чтобы стать блатным. У воров считается, что все равны. Но это не совсем так. У них жесткая иерархия, некая феодальная лестница со сложным подчинением.

Я внимательно рассматривал рисунки и слушал Волосникова. Сознаюсь, что мне все больше становилась интересней.

— Голова волка на левом предплечье, эта татуировка сейчас широко распространена в ИТУ ГУЛага в среди "отрицалова" и "авторитетных" воров. Рабер ее сделал тоже в Воркутинском лагере, будучи уже козырным королем.

Скелет на груди и животе везущий тачку с черепами, обозначение человека видевшего много смертей в лагере, а точнее сказать, самого причастного к смертям. Так как Рабер — черная масть, то эта татуировка значит, что он принимал участие в внутрилагерных правилках[39] блатных и всегда готов пустить нож в ход.

Волосников слегка запнулся, но твердо добавил:

— Вам обязательно нужно знать, что Рабер собственноручно зарезал двух офицеров НКВД в Воркутинском лагере. И его не смогли вычислить и опознать. А сколько людей он убрал лично, я точно не скажу. Не знаю. Среди них были и его "братья", воры.

Я был в легком шоке от услышанного, но промолчал. Майор снова занялся объяснением значений моих татуировок:

— На правом предплечье — кот в широкополой мушкетерской шляпе и аббревиатура КОТ. Читается как "Коренной обитатель тюрьмы". Такие набойки делают себе блатные, имеющие твердое намерение идти по жизни воровским путем.

Еще у него на кисти есть знак "крытки". То есть закрытой тюрьмы, где он провел около года. Это ромб с колючкой. И последнее, это количество ходок в зону. Пять крестов со стрелками. Не слабый паспорт для любой тюрьмы или лагеря, как вы думаете?

Я же думал о другом. Я чувствовал, что Волосников знает про меня больше, чем говорит. Что-то подсказывало мне, что, невзирая на его расположение, у него остаются некоторые сомнения на счет моего происхождения.

08 апреля 1949 года. 10 часов 02 минуты по местному времени.

Конспиративная квартира МГБ город Чита.

Неделю я отъедался, выпивал на ночь, отсыпался. С лагеря я вынес чувство постоянного голода. Неоднократно я ловил себя на мысли, что постоянно пересчитываю продукты, прикидываю, насколько времени мне их хватит.

Но, слава Богу, Волосников исправно привозил паек, так, что я, наконец, перестал проверять наличие съестного. В дальнейшем, в одно и тоже время, паек мне привозил один и тот же сержант МГБ, который позвонив, оставлял сверток под порогом и сразу быстро уходил. Скорее всего, курьер не имел права видеть, кому он передает посылки. Меня это устраивало.

По совету майора Волосникова я начал отпускать бороду. Нами было принято решение, что в случае крайней необходимости я могу выйти из дома при бороде и в парике. Удивительно насколько сильно парик и борода изменяли мою внешность. Даже я сам, смотря в зеркало, не узнавал себя.

На четвертый день моего пребывания на секретной квартире вместе с Волосниковым прибыл невысокий старичок, назвавшийся Василием.

Я уже слышал, что приезд Василия обговаривался заранее между полковником Москаленко и майором Волосниковым.

А вышло все так. Хотя о подробностях их разговора я узнал не сразу, а некоторое время спустя. Полковник Москаленко, сообщив в Москву о том, что объект найден, получил оттуда приказ, в котором предписывалось задержать майора Волосникова в командировке в Чите и поручить ему все, что было связано со мной: оберегать меня, провести программу реабилитации и постараться вернуть мне память. В Москве было принято разумное решение не задействовать лишних людей, в том числе и докторов.

Волосников, был совсем не рад этой вынужденной задержке в Чите. Но приказ — есть приказ. Он, подумав немного, поделился с Москаленко своими сомнениями, сказав: "Память подполковнику Раберу я восстановить, возможно, смогу. Он далеко не безнадежен и быстро обучаем. Но как мне быть с набойками на его коже? Они-то полностью отсутствуют!" Москаленко быстро решил эту проблему волевым решением: "Говорите, Николай Яковлевич, что Рабер потерял память? Тем хуже для него! Но мы теперь имеем строгий приказ Москвы. Рабер должен быть подготовлен к выполнению следующего задания. Он не знает и не помнит, куда исчезли набойки с его тела? Не страшно. Мы просто восстановим их и нанесем ему на тело новые. Я вызову сюда своего человека, который отлично справиться с этим делом. Мой человек хорошо должен был знать рецидивиста Рабера или слышать о нем." И немного помолчав, сказал еще: "Я не хочу знать, что произошло с Рабером. Это не нашего ума дело! Вы, товарищ майор, последуйте моему примеру и совету. Не лезьте в эти дебри. Возможно, Рабер действительно стигмат, у которого от стресса каким-то таинственным образом очистилась кожа. А может и нет… Не знаю. Гадать не буду. Это дело медиков. Но мне неизвестно, что скрывается за ним и всем, что с ним связано. Этим пусть лучше занимается Москва".

Волосников согласился и принял этот совет.

Итак, Василий сидит напротив меня. Мы говорим с ним. Рядом стоит Волосников, но в разговор наш он не встревает.

Из наших первых вопросов-ответов я сразу просек, что Василий знавал настоящего Рабера и не раз беседовал с ним на предмет знаний и обычаев Воров в законе, которые пришли на смену обычаям старых жиганов. Все объяснилось очень легко. Василий и Михаил Рабер вместе три года торчали в одном лагере на БАМЛаге[40].

Увидев меня в первый раз, Василий пожал мне руку и произнес:

— Здрав будь, Михаил!

Волосников при первой нашей встрече не спускал с меня и Василия внимательных глаз. Поговорив со мной о разных мелочах, Василий неодобрительно посмотрел на майора и обратился к Волосникову:

— Ты, майор, на Михаила волком не смотри, он черноту не раскидывает и пузыри не пускает! Памарки у него, точняк[41]. И то, что Михаил это, верно. Я по нему вижу, узнал, не ошибаюсь.

— Как ты это понял? — вскинулся Волосников.

— По его рукам, — усмехнулся Василий. — У Михаила привычка одна есть. Он, когда нервничает, указательным пальцем правой руки по ногтю большого пальца левой руки постукивает. Незаметно так. Не заметил, майор, что ли? Привычку искоренить невозможно.

И убежденно добавил:

— Где-то приложили его крепко. Жаль, конечно, но я в стороне не останусь, помогу ему, чем могу. У меня к Михаилу должок старый висит, я жизнью ему обязан, когда он за меня впрягся на правилке. Было такое дело.

Волосников только руками развел. Но после этого разговора он заметно успокоился и стал менее насторожен ко мне.

— Не мое дело, конечно, майор, но зачем тебе и полковнику Москаленко Миша Рабер понадобился? — спросил Василий. — Я то, старик уже, жизнь почти прожил, а он?

Волосников отговорился общими фразами. Не знаю. Выполняю приказ. Выслушав истории о стигматах, Василий долго размышлял. Мнение его прозвучало примерно так:

— Жизнь она конечно сложная штука. Слышал не мало я об этих фанатиках религиозных. А Мише знак сам Господь подал, тело его очистил от воровской скверны. Завязывать ему видно надо. Иначе беда может приключится…

Так началось мое общение с Василием.

Василий действительно оказался крупнейшим специалистом по татуировкам. Он заставил меня раздеться, критически осмотрел со всех сторон, что-то прикинул в уме и приступил к делу. Я думал, что он сразу начнет делать мне первую татуировку, но я ошибся. Василий сначала измерил татуировки на фотографиях, сделанных с тела мертвого Рабера, перерисовал их начал свою кропотливую работу.

Признаюсь, что Василий не давал мне скучать ни одной минуты. Напряженно и профессионально работая иглой, он часами объяснял мне, что означает та или иная воровская набойка. Кто из воров, и в каком порядке наносит их на тело. Он заставлял меня повторять свои рассказы, обязательно убедившись в том, что я все запомнил. Василий приходил ежедневно и выполнял свою работу не менее шести часов. Кроме этого он постоянно перемешивал свою речь лагерным и воровским жаргоном, а когда объяснял смысл набивки, то в его речи слова русского языка исчезали совершенно. Через несколько дней общения он стал заставлять меня общаться с ним на фенечке, которую я заучивал как иностранный язык и тут же начинал использовать в своей речи. Часть слов мне была известна с лагеря, а тут я еще обнаружил что множество слов и выражений в русском языке начала 21 века взято из воровского жаргона середины 20 века и просто молча, удивлялся.

Наверное, было смешно посмотреть со стороны на меня и Василия, который орудуя иглой, рассказывал мне различные истории, обычаи, законы воровского мира, уловки, табу и многое другое.

Василий постоянно экзаменовал меня, объясняя, что я, хотя и носитель новых воровских традиций, но вор, который застал традиции старых жиганов. Теперь молодые воры могут не знать, чему учил воров в прошлом "Иван", но я был обязан "вспоминать", так как я — приемник нового воровского закона.

Мне стоит немного пояснить, что это все означает. До революции, или как говорил Остап Бендер, "до исторического материализма" воровской мир имел достаточно четкое разделение, хотя и не такое резкое, как в послевоенное время. Все каторжане подразделялись на "разбойников"-душегубов, потом, далее на самых разных людей, попавших за различные преступления, таких как подлог, мелкая кража, поджог и, наконец, жиганов. Жиганами назывались урки, которые объединялись в группы и имели свой общак. Группами жиганов руководили авторитеты — "Иваны". Василий как раз был одним из последних "Иванов".

Но, как оказалось, урки-жиганы были не просто налетчики-грабители, они имели определенные марксистские идеалы, прикрываясь которыми, они могли запросто грабить почтовые кареты, банки, богатые дома. Они считали себя революционерами, действующими на благо народа. Часть награбленного они действительно отдавали в казну нарождающейся революции, подкармливая различные антиправительственные течения и партии. И это был их щит, которым урки-жиганы с большим успехом прикрывались от закона. Если по царскому суду простого бандита могла ждать каторга сроком на десять лет, и даже высылка на Сахалин, то пылкий революционер легко мог отделаться двумя годами заключения и ссылкой. Не в Сибирь, а ссылкой, которая подразумевала не появляться в черте двух крупнейших городов: Москвы и Санкт-Петербурга.

Но вот грянула Революция, которая принесла жиганам множество тревог и неудобств. Их положение заметно ухудшилось. Не тяжелыми статьями законов, а отсутствием идеи. Если в стране все стало народное, то теперь всякий грабеж нельзя было назвать сделанным на благо революции. Контрреволюции, да. Но это было уже опасно. Могли и расстрелять. Тем более значительная часть революционеров: эсеров, меньшевиков и других, тоже оказалась в тюрьмах. Урки смотрели на них теперь не как на "братьев", а своих врагов. Часть жиганов отошла от воровской традиции, но другая часть уцелела, уйдя в подполье. И они не прогадали. С 1927 года на каторгу потянулись раскулаченные крестьяне. Остатки жиганов поняли, что наступило их время. Были произведены некоторые перестановки в воровском законе, и к тридцатому году в СССР образовалась новая молодая масть черных воров, которые тоже именовались урками, но не жиганами, а "Ворами в законе".

Я не удержался и шепнул Василию вопрос о Сталине:

— А усатый, по-твоему, тоже был жиганом?

— А ты как кумекаешь? — Василий даже перестал меня колоть иглой.

— Не стал бы он всю страну в лагерь превращать, если бы не был жиганом в молодости, — ответил я. — Гуталинщик наш три года в Сибири в ссылке провел.

Василий криво усмехнулся. Потом ответил:

— Если бы он был "Иваном", никогда бы так не поступил… Не дорос он до Ивана. Не дорос…

Воровская фенька оказалась сложной. Многие ее слова имели по несколько значений. Кроме того были ее различные диалекты. Например, "туфта"[42] или "тухта". Слово вроде бы одно, но по тому, как его произносить, можно иногда узнать в каких лагерях сидел арестант.

Через два месяца работа над набивками была закончена. Василий с помощью химии мастерски состарил их, и я любовался своим изрисованным торсом в зеркале.

— Ну и как успехи у нашего ученика? — поинтересовался майор Волосников у Василия, когда его работа была закончена.

— Быстро наблатыкался, — произнес Василий. — Ботает по фене как соловей, заслушаешься. Не каждый вор его поймет до конца.

Я был прилежным учеником и, подтверждая слова Василия, осыпал Волосникова скороговоркой длинных, замысловатых фраз на фенечке, от которых у него округлились глаза.

Волосников тоже активно работал со мной параллельно с Василием, но больше по общим вопросам.

Чтобы полностью соответствовать облику вора-рецидивиста Рабера, меня ночью тайно вывозили к стоматологу, который заменил мне два передних, выбитых в Читинской тюрьме зуба на золотые коронки.

Я думаю, что мои выбитые зубы — не простое совпадение, а закономерный закон моего внедрения в прошлое. У настоящего Рабера именно эти зубы заменял золотой мост…

Бормашина, древняя как все, что меня окружало, больше походила на средневековое орудие пытки. Но меня спасало от свирепой боли то, что я имел возможность перед тем как сесть с стоматологическое кресло принимать внутрь немного спирта, который действовал как наркоз. Что еще оставалось делать? Но зато коронки мне поставили добротные, на совесть и я как-то сразу к ним привык.

04 мая 1949 года. 12 часов 33 минуты по местному времени.

Конспиративная квартира МГБ город Чита.

Однажды Волосников предложил мне сыграть в карты.

— Карты, — стал объяснять он мне, — важная составляющая в жизни блатного. На них играют на интерес, больше на деньги, но случается и на свою жизнь или чужую. Иногда проигрывают не только часть тела, но и людей и целые бараки…

Я усмехнулся и взял в руки новую колоду карт:

— Во что играть будем, гражданин начальник?

И ловким движением я перебросил по воздуху карты по одной из левой руки в правую. На короткий момент колода превратилась в мехи гармошки. Красиво.

Волосников качнул головой, выражая восхищение, спросил:

— Василий научил? — с любопытством спросил он.

— Не смеши, начальничек, — развязно ответил я, ловко тасуя колоду, и объявил: — В двадцать одно!

Я скинул в раздачу по три карты. Волосников взял свои карты, попросил еще одну. Я сдал ему и, не смотря в свои карты, положил себе четвертую.

— Вскрываемся? — я откровенно веселился.

— Перебор! — Волосников бросил карты.

— Двадцать одно! — объявил я и перевернул свои карты. На столе лежали два короля, дама и десятка.

— Поразительно! — восхитился Волосников. — А ну-ка, попробуем по другому!

Майор вытащил из кармана брюк другую колоду игральных карт, уже не новую и протянул мне:

— Тасуй!

Я взял карты. Задумчиво стал их перетасовывать. Я словно слушал, как они дышат. Сделал крест, смешав в одну колоду заранее разделенные две стопки, снова перетасовал, и снял верхнюю. Держа ее рубашкой к себе, показал Волосникову, назвав:

— Семь крестей!

Взял вторую, повторив жест:

— Валет бубен! Крапленая колода!

Волосников даже вскочил:

— Такое умел делать только Рабер!

— Конечно, — спокойно согласился я. — А разве я не Рабер, гражданин начальник?

— Но когда ты этому научился? Ты что-то вспомнил?

— Нет. Но как говорят буддийские монахи мы всегда раньше кем-то были. Может я и был раньше Рабер или Рабер был мною? — загадочно ответил я.

Волосников по привычке провел указательным пальцем по бровям:

— Предлагаю провести еще одну тест-проверку.

— Каким образом? — заинтересовался я.

— Рабер был неважным стрелком. Да и вообще огнестрельным оружием пользовался крайне редко. Но зато умел великолепно умел бросать ножи. Что ж, посмотрим, как ты справишься с этим заданием.

Я справился. Через неделю я уже бросал ножи не хуже циркового артиста, заранее зная место, куда воткнется отточенное лезвие. Это были не ножи спецназа или специальные ножи. Нет. Я бросал различные финки, шабер, столовые, заточки.

Волосников взглянув на мои результаты, остался ими доволен. Только сказал:

— Не забывайте, Михаил Аркадьевич, что оружием может служить все, что попадает человеку в руку. Даже безобидным карандашом легко можно убить человека, проткнув ему горло…

Мне пришлось заучивать не только систему блатной иерархии, но и вникать в строение структуры МГБ. Волосников объяснил мне, что необходимость эта является тоже насущной, чтобы быть в курсе всех изменений во внутренней системе. А эта структура была в постоянном движении, формировались новые отделы и управления, упразднялись старые, переходили в другое ведомство…

По тем данным, которые попали ко мне, к сентябрю 1949 года вся структура МГБ имела следующий вид:

Секретариат

Секретариат ОСО при Министре

Инспекция при Министре

1-е Главное управление (разведки)

2-е Главное управление (контрразведки)

3-е Главное управление (военной контрразведки)

4-е Управление (розыскное)

5-е Управление (оперативное)

6-е Управление (шифровально-дешифровальное), которое доживало свои последние дни в связи с окончанием военных действий.

7-е Управление (наружное наблюдение)

Транспортное управление

Главное управление охраны

Главное управление внутренних войск.

Управление войск правительственной связи.

Следственная часть по особо важным делам

Отдел "А" (учетно-архивный)

Отдел "Б" (применение оперативной техники)

Отдел "В" (перлюстрация корреспонденции)

Отдел "Д" (изготовление и экспертиза документов)

Отдел "ДР" (диверсионно-разведывательный)

Отдел "К" (по контрразведывательному обеспечению объектов атомной промышленности)

Отдел "О" (по оперативной работе среди духовенства)

Отдел "Р" (радиоконтрразведки)

Отдел "Т" (по борьбе с терроризмом)

Отдел оперативной техники

Тюремный отдел

Управление делами

Хозяйственное управление

Центральная бухгалтерия

Спецотдел МГБ при Государственном хранилище ценностей

Управление кадров

Финансовый отдел

Юридическое бюро

Вот такая картина. Я, как, оказалось, был приписан к четвертому Управлению МГБ.