Волокита

Глава 8

Академия. Сёстры Волокушины.

Перемена. Две девушки сидя за одной партой, смотрят на первую и зеленеют от отвращения. Явившийся на занятия Волокита, перед первым уроком с ходу отхватил от Жигунова, Рябинина и их шестёрки Тимирязева.

Волокиту толкали, ставили щелбаны, били в плечи. Рвали тетради и пинали по классу рюкзак. Роняли на пол, хохоча пинали и требовали извиняться.

Волокита, что для него обыденность, только ныл и просил не трогать его. Все в классе, особенно сёстры Волокушины, смотрели на это убожество со смесью жалости и отвращения. Как на подыхающую крысу.

Первый урок, история. Весь урок в травоядное летели бумажки, книги, фантики, насмешки и оскорбления. На перемене издевательство повторилось. Второй урок, Волокита сидел опустив голову и уже не обращал ни на что внимания. Его били учебниками по голове, присевший рядом Тимирязев сталкивал со стула и выдавал подзатыльники. Дёргал за уши.

В течении дня, к издевательствам подключались почти все ученики. Даже сёстры Волокушины и те бросали в Волокиту скомканные листы бумаги.

Перемена после четвёртого урока. Все похватав свои коробочки, выбегают из класса. Идут в столовую, где садятся за столы и едят то что принесли.

Люба и Светлана, как всегда вместе. Обсуждают последние сплетни. За столом напротив них, гордо выпрямив спину восседает Вероника Жигунова. И тут...

— Люба, смотри, — указывая рукой на вход шепчет Света. — Наверное пока болел умом тронулся.

В столовую, шаркая ногами и вздыхая, заходит Волокита. Опустив голову бредёт к столу, держит измятую картонную коробку с обедом. Садится за стол, тяжело вздыхает... И тут же получает куском хлеба в лицо.

— На, пожуй! — кричит Тимирязев. — А то сдохнешь на своих салатиках.

— Зачем вы так? — мямлит Волокита. — Я же вам не мешаю.

— И это наш будущий муж, — посмотрев на сестру разводит руками Люба. — Вот ведь позорище. Повезло нам с тобой.

— Как утопленицам, — соглашается Света. — Терпеть всю жизнь это недоразумение. Я уже надеялась что он не выживет. Ан нет, вот оно. Продолжает позорить нас, себя и Ерофея Евгеньевича.

— Да сестра. Лучше бы он умер.

В столовой начинается движение. Тимирязев, Жигунов и Рябинин, садятся к Волоките. Первым делом отбирают у него коробку. Тимирязев ничего не понимая достаёт оттуда котлету...

— Ты это есть собрался? Так тебе же нельзя. Ты травоядное.

— Мне это Варя приготовила, — вдруг подаёт голос Волокита.

— Не тебе, ничтожество, а мне. И готовить твоя девка, будет каждый день. Передай своей няньке, от меня спасибо, — взяв из коробки вилку, а насадив на неё котлету говорит Тимирязев.

Волокита поднимает голову. Пугливо озирается, сглатывает...

— Тимирязев, положи мой обед на место. Извинись и свали отсюда.

— Ой дурак! — восклицает Люба. — Беги придурок, он тебя убьёт.

Тимирязев, внимания не обращает. Откусывает от котлеты, мыча и закрыв глаза жуёт.

— Хорошо готовит. Завтра принесёшь не четыре, а шесть. Попробовать хочешь? На. Открой пасть, собака.

Тимирязев смеясь тычет котлетой в лицо Волокиты. Хватает его за волосы, дёргает... Скидывает со стола и пинает в живот.

— Кха, слабак. Бьёшь как девка, — стонет скрученный на полу Волокита.

— Мочи его, Саша, — начинает прыгать Жигунов. — Он тебя девкой назвал. Бей! Вышиби из него всю дурь. Пусть кровью за такие слова захлебнётся.

Тимирязев положив котлету на стол, поднимает Волокиту и бьёт в лицо. Голова бедолаги откидывается назад. Из рассечённой брови течёт кровь.

— И это всё? — стонет пытающийся сфокусировать взгляд Волокита. — Хах.

Зарычав, Тимирязев несёт Волкиту к стене. Одной рукой держит за шею. Второй бьёт в лицо.

— Остановите это, — встаёт Вероника Жигунова. — Он же его убьёт.

— Не лезь, — рычит на неё Жигунов. — Не твоё дело.

Избиени продолжается. Глаза волокиты заплывают. Он как тряпичная кукла болтается. Но тут...

— Осмелел, гадёнышь? — рычит Тимирязев и суёт под нос Волокиты кулак. — Решил когти показать... А вот это видел? Чем пахнет?

— Твоей мамой, — выдаёт Волокита и кусает сунутый под нос кулак.

Столовая содрогается от рёва Тимирязева. Волокита падает, поднимается и бьёт Тимярезява между ног, от чего тот сгибается.

Волокита крутится на месте, снимает со стены огнетушитель и бьёт им Тимирязева по голове. Валит на пол, садится сверху, и огнетушителем, превращает его лицо в кровавое месиво.

— Сука! — нанося удар за ударом, рычит Волокита. — Говорил же, не трогайте.

Огнтушитель высоко вверх, удар. Тимирязев издаёт полный боли стон. Скидывает Волокиту, прижимая руку к лицу переворачивается. Встаёт на колени и убрав руку выплёвывает на пол выбитые зубы. Пытается встать... Получает огнетушителем в затылок и со стоном вытягивается на полу. Волокита задыхаясь бьёт ещё несколько раз по голове. Отбрасывает огнетушитель и шаркает к столу. Садится, взяв вилку вытирает её о пиджак, смотрит на севшего на стул Жигунова...

— Тебе конец, — вздрагивая выдыхает Василий.

— Точно, — кивает Рябинин.

Волокита вздыхает. Поворачивается к Рябинину и плюёт кровью ему в лицо. Хватает Жигунова за волосы, прижимает вилку к его глазу и надавливает.

— Значит слушай меня сюда, выродок. Я сейчас тебе глаз достану и съем его. А ещё раз подвалишь ко мне, или бумажку в спину бросишь, я тебя как девку обесчещу. При всём классе. Ты меня понял? Я не слышу!?

— П-понял...

— Пошёл вон, собака сутулая! — столкнув Жигунова на пол рычит Волокита.

Жигунов, всхлипывая отползает. Волокита цепляет котлету хмыкая откусывает. Жуёт и закатив глаза падает на стол.

— Люба, — смотрит на сестру бледная Света. — Ты тоже это видела? Мне не приснилось?

— Нет. Но как? Наше травоядное... И вдруг так...

В столовую врывается офицер-воспитатель. Жигунов и Рябинин сразу бросаются к нему наперебой рассказывают о том, что Волокита с ума сошёл. В то что Волокита сошёл с ума офицер не верит. Жигунов и Рябини отправляются к директору. Тимирязев и Волокита в медпункт.

Волокушины смотрят друг на друга, синхронно кивают.

— Слава! — вскакивают они. — Слава, как ты?

Спокойно сидящая Вероника Жигунова, чему-то улыбается. Вытирает салфеткой губы и злорадно хихикая встаёт.

Некоторое время спустя. Кабинет директора. Слава.

Стоим. Я, с заплывшими глазами. Перепуганный Жигунов. Бледный Рябинин и Тимирязев голова которого замотана окровавленными бинтами. Перед нами, держа подмышкой трость, стоит и смотрит на нас через монокль, крепкий мужик, в форме, с погонами полковника на плечах. Серьёзный дядька. Чёрные волосы, виски седые, усы, борода. Внушает. Этот шутить точно не будет.

Директор академии, отставной полковник, Гурьянов Владислав Дмитриевич. Человек ну очень крутого нрава, которому плевать на титулы, звания, кто чей сын и всё остальное. Он не ссыльный. Он здесь по своей воле. Это значит, у него полномочия, все звания и награды при нём. Плюс все солдаты, что в нашем городе Опал, будут на его стороне.

— Ну-с, господа. Начнём. Итак, что случилось в моей школе?

— На нас напал Волокита, — выдаёт Жигунов.

— Напал? — наигранно удивляется полковник. — Ай-яй-яй. Один, на троих. А я всегда знал — псих он. Маньяк. Прикидывался добреньким, строил из себя тихоню. А как только момент настал, то тут же напал.

— Именно так, — гнусавит Рябинин.

— Вы кому врать надумали, щенки?— упирая наболдажник трости в подбородок Жигунова спрашивает директор. — Или вы думаете я не знаю как вы относитесь к Волоките? Или вы, ваша светлость барон Рябинин, наивно полагаете, что мне не доложили как вы сегодня из кожи вон лезли пытаясь довести одноклассника? Ошибаетесь! Я знаю всё и обо всех. Я знаю сколько квадратиков бумаги ты, сучонок, в туалете отрываешь.

— Волокита виноват, — мямлит Рябинин.

— В чём? В том что вы, жертвы инцеста, о последствиях своих действий не думаете?

— Мы просто шутили, — возникает Жигунов. — Мы не виноваты что Волокита шуток не понимает.

— Шутки значит, — округляет глаза директор. — Шутки? То есть, оскорбить Волокиту, его невесту, как последние бездомные отобрать обед, это по вашему шутки? Это по вашему смешно. Ну что же. Раз у всех такое приподнятое настроение, давайте-ка я вас ещё сильнее обрадую. Тимирязев, десять ударов тростью. Ты просто шавка на поводке, к тому же получил своё. Сколько зубов потерял? Шесть? Мало, я бы за такое челюсть сломал. Рябинин, ты как главный прихлебатель Жигунова, глаза б мои на тебя не смотрели, получишь двадцать. Ну и, собственно, сам гвоздь программы. Жигунов Василий Павлович. Вам, ваше сиятельство, как главному нарушителю спокойствия и зачинщику беспорядков, светит главный приз. Тридцать ударов тростью, по месту ниже спины, которым вы, к сожалению, думаете. Штаны спустить!

— Ваше высокоблагородие, — всхлипывает Жигунов. — Я граф. Меня нельзя бить. А я отцу пожалуюсь!

— Да ты что? — закатывая рукава спрашивает полковник. — И что он сделает? Снова придёт и слюни на меня пускать будет?

— Пожалуйста, — держа штаны плачет Рябинин.

— Ха-ха...

— Волокита, — щурясь смотрит на меня полковник. — Что тебя забавляет?

— Ваше высокоблагородие... Прошу меня простить. Просто забавно видеть, как два графа и барон, на самом деле, не имеют ни капли чести и уважения к себе и старшим. Плачут, сопли по лицу размазывают.

— Пять ударов, — кивает мне полковник.

— Виноват, признаю. Готов понести наказание.

— Штаны спускаем! Все!

Спускаем. Начинает директор с Тимирязева. Бьёт по отечески, с оттягом. На пятом ударе, Тимирязев сдаётся и начинает выть. Однако стоит. А вот барон Рябинин, после первого же удара падает и вереща катается по полу. Умоляет не трогать, говорит что всё понял.

Не спасает. Полковник вызывает офицеров-воспитателей. Которые поднимают Рябинина, укладывают мордой на стол. После чего директор всё же проводит экзекуцию.

Когда дело доходит до Жигунова, главный забияка, задира и альфач класса, падает в обморок. Что помогает так себе. Свои тридцать ударов, он всё же получает. Не особо сильных, однако задница светиться начинает.

И тут дело доходит до меня. Три удара, хоть и с трудом но выдерживаю. А вот остальные... Не кричу, даже не дёргаюсь. Однако покричать от боли очень хочется.

— А теперь слушаем меня, щенки, — закончив обращается к нам директор. — Мне плевать кто вы такие, из какого клана и кто ваши родители. Мне плевать на заслуги ваших родственников. В моей школе, вы будете жить так, как я скажу. Жигунов, ты у меня давно напрашиваешься. Пороть тебя буду с особым удовольствием. Все сводны. Волокита, задержись.

Вытирая слёзы и шмыгая носами, ученики выходят. Директор садится за свой стол. Внимательно смотрит на меня. Вздыхает и достав из ящика стола бланк быстро заполняет его. Ставит печать и протягивает бланк мне.

— Ваше...

— Иди домой, отлежись денёк. Не спорь, я вижу тебе плохо. Сотрясение на лицо. По-другому нельзя было?

— По-другому никак. Человеческий язык они не понимают.

— Я всё думал, когда же тебе надоест унижаться. Честно признаюсь, не ожидал. Я уж думал Борис Всеславович меня разыгрывает.

— Вы знакомы?

— С Медведевым? Да, давно. Воевали вместе. Он мне звонил, просил присмотреть за тобой. Говорил что ты не тот что раньше. Теперь я и сам это вижу. Да и присматривать за тобой, как я вижу больше не надо. Иди, но послезавтра на занятия.

— Благодарю, господин полковник. Разрешите идти?

— Идите, — улыбается директор. — Домой. И да... Молодец, Слава.

Вот как. А Медведев... Моё уважение. Моё уважение...

Выхожу в коридор. Не подавая вида что сейчас сдохну, упаду и от сотрясения заблюю всё вокруг, улыбаясь иду в класс. Захожу, улыбаясь беру рюкзак.

— Слава, — подбегают сёстры Волокушины. — Ты как?

— У меня всё хорошо. Мне нечем вас порадовать.

— Зачем ты так? — качает головой Люба. — Мы же со всей душой...

— Со всей душой сожалели о том что я не сдох? Тише шептаться надо. А не на всю столовую! Вам самим не стыдно? Красивые девушки, умные. А своему жениху смерти желаете.

— Мы... — начинает Света.

— Вы мне после такого как в глаза смотреть собираетесь? Через два года, у нас свадьба. Потом мы будем жить вместе. В одну постель спать ложиться. И что, вы мне вместо доброй ночи,

смерти желать будете? Ох, я так и вижу нашу спальню. У кровати урны. Вы целуете меня перед сном, а потом рот полощете и в урны сплёвываете. А как детей будем заводить? И ведь это надо будет сделать. Вы что, детей ненавидеть начнёте? Потому что они от меня?

— Нет... Мы ошибались..

— Не мне судить, Светлана, но ошиблись наши отцы. Когда договорились что поженят нас. Не знаю как теперь вы, а мне очень обидно. И противно. От вас. Я пошёл, меня Варя дома ждёт.

— Кто? — кричат обе.

— Не ваше дело, Волокуши.

Взяв в классе рюкзак, шагаю к выходу. Только тянусь к дверной ручке. Путь мене преграждает забавная троица. Тимирязев впереди, остальные за ним. Пока Тимирязев пытается оформить мысль и начать пугать меня... Бью его в нос. Поскольку шнобель у гражданина сломан огнетушителем, субъект завывая падает. Бинты пропитываются кровью.

Для пущего эффекта пинаю амбала в лицо, от чего он скручивается на полу и продолжать явно не собирается.

— Теперь вы, уроды. Чего встали? Что, без вашего бабуина вся смелость слетела? Недоноски. Наглые, но трусливые.

— Мы этого так не оставим, — возникает Рябинин. — Мы родителям расскажем.

— Давайте. Давайте барон Рябинин. Пожалуйтесь. Поведайте дома, как вас, великих, напугало до мокрых штанов травоядное. Вот смеху будет.

— Тебе просто повезло, — шипит Жигунов. — В следующий раз...

— Сударь, — пытаясь не блевануть качаю головой. — Всё кончено. Ваш незыблемый авторитет, подобно карточному домику, только что рухнул. А теперь извольте удалиться побыстрее в пароксизме ужаса с одновременным процессом дефекации. Вы, порочная жертва близкородственных связей, ибо на фоне ваших угнетённых когнитивных функций окружащие вас питекантропы выглядят эрудированнее и умнее.

В классе устанавливается звенящщая тишина, перемежаемая тихими и нервными смешками со стороны одноклассников и вот чудо, моих невест.

— Чо ты тут проблеял?! — раздувая ноздри орёт Вася.

— Специально для тебя, Василий, переведу на понятный тебе язык... Съебался в ужасе роняя кал, большеголовое дитя инцеста. Ты настолько тупой, что даже вот эта рыдающая на полу горрила, рядом с тобой, и то умнее кажется! Пшёл с дороги, псина!

— Я маме расскажу!

— Твоей маме, Жигунов, этой прекрасной женщине. Я цветы с конфетами дарить буду. В кино на последний ряд поведу. А тебя смотреть заставлю. С дороги ушёл, а то я тебя рядом с этой обезьяной уложу. И целоваться вас заставлю, в засос. Ну!

Жигунов... Зелёный от бессильной злобы Жигунов, фыркает и отходит. Толкаю в грудь Рябинина, выхожу и закинув рюкзак на плечо не оглядываясь шагаю по коридору.

Это было сложно. Это было очень сложно. Но у меня получилось. Теперь надо как-то дома объясняться. А может и не надо. Посмотрим. Сначала надо дойти, и вот это уже задача. Сотрясение. Да и гравитация с ума сошла. То к полу прижимает, то к стене несёт.

Как я не спятил? Столько лет, каждый день такое. Как я не двинулся? А может двинулся? Как по мне, человека не жрущего мясо, пугающегося женщин и проводящих всё своё время в мечтаниях о великом, здоровым назвать уже нельзя. Значит кукуха у меня уже плыла. Надо узнать почему. Или не надо?

****

Дом Волокиты. Час спустя.

Напевая песенки, поглядывая на часы, Варя жарит котлеты. Следит за варящимися в кастрюле яйцами, и попутно нарезает сыр. Кухарка Марфа, низенькая полная женщина, моет фрукты и бросает на Варю заинтересованные взгляды. Разнорабочий, по случаю принятый в клан, тёмненький и похожий на жердь Остап, пользуясь перерывом, сидит на табуретке, грызёт яблоко и наблюдает за тем как Варя снимает со сковороды котлеты.

— А не многовато будет? — кивая на огромноё блюдо спрашивает Марфа.

— Славочка, очень их обожает. А поскольку аппетит у него отменный, за два присеста съест. Так. Марфа, яйца доставай, готовы уже.

— Раньше только кашами и салатами питался, — бормочет Остап. — А теперь вона как. Котлеты обожает.

— Это правильно, — разводит руками Марфа. — Ему в себя приходить надо. А такие котлеты, с такой любовью приготовленные.

— Мёд! — подпрыгивает Варя. — Про мёд забыла.

— Да налила уже, — усмехается кухарка. — А Вячеслав Ерофеич теперь только мясо кушает?

— В основном да. Особенно котлеты. Каши только в виде гарнира. Салатики... Его Иволгин заставляет овощи кушать. Так он их не признаёт. А ты чего интересуешься?

— Я же кухарка. Мне надо знать что наследник предпочитает. Не всегда же ты ему готовить будешь. Так что?

— Завтрак, — перечисляет Варя. — Жареные яйца с колбасой, хлеб с маслом и кофе с молоком. Сахара пять ложечек, молока побольше. Обед, на первое суп, неважно какой главное с мясом, на второе только котлеты. Варёные в крутую яйца, чёрный хлеб и овощной салат. Лук, огурцы, помидоры, на заправку сметана. Обязательно что-нибудь сладкое. Пирог или булки. Ужин. Любое мясо, в любом виде, но предпочтительнее всё же котлеты. Сладости, чай с сахаром или мёдом. Ах да, перед сном по предписаниям Иволгина, творог со сметаной. Вот...

— Скудноватый рацион, — морщится Марфа. — Ни изысков, ни деликатесов. Считай одни котлеты.

— Ему силы нужны. На одной капусте и паре ложек каши никуда не уедешь.

— Это понятно, — улыбается кухарка. — Я запомню. Да тут и запоминать нечего. Жарь котлеты и не заморачивайся. Это хорошо...

На кухню врывается лохматый Иволгин. Фыркая бежит к шкафу со специяциями. Хватает коробку с шалфеем и уносится обратно. В коридоре слышится лошадинный топот и ругань патриарха.

Подозревая неладное, потому как Слава сегодня в академию вернулся, а такие походы никогда добром не заканчиваются... Варя снимает с плиты сковороду и идёт узнавать что случилось. Мимо неё, едва не сбив Варю с ног, пробегает ревущая Мирослава. За ней несётся заплаканная Ольга. Настя и Медведев пытаясь обогнать друг друга ураганом проносятся мимо.

— Слава, — всхлипывает Варя. — Сама всех этих уродов задушу! Узнаю кто посмел... Быстрее! Родной мой, я уже иду!

Варя бежит по коридору. Пробегает по дому и несётся к кабинету патриарха. Встав у дверей слушает доносящиеся оттуда: хохот, ругань и возгласы. Без стука открывает...

В центре кабинета, светящийся от счастья Ерофей. Стискивая Славу стоит и кажется вот вот расплачется. Остальные... Особенно выделяется Медведев, который надулся от важности.

— О, дочка, — отпуская Славу улыбается Ерофей. — Проходи, не стесняйся. Тут у нас событие.

Слава поворачивается к Варе, от чего она вскрикивает и закрывает рот руками. Глаза наследника заплыли, правая бровь рассечена и заклеена пластырем. Ещё один пластырь на синей переносице. Всё лицо, один сплошной синяк. Верхняя губа опухла. При этом это светлое, лохматое чучело, довольно улыбается.

— Что случилось? — садится на пол Варя.

— Мужчина всё таки на поверхность выбрался, — улыбаясь, что на него совсем не похоже кивает Медведев.

— Борис Всеславович, а можно больше конкретики?

— Славка Тимирязева отделал, — смеётся Демьян. — Он его потушил. Бил огнетушителем, пока тот сознания не лишился. Шесть зубов выхлестнул. Жигунова до трясучки напугал. Вилкой ему в лицо тыкал, говорил что глаз достанет и съест. Рябинину в рожу плюнул. Там вся академия ходуном ходит. Нам директор приказал брата домой отвести. Он как из здания вышел, так упал сразу.

— Варя, я победил, — подходя к невесте улыбается Слава.

— А ещё сестёр Волокушиных разнёс! — кивает Мирослава.

— А их за что? — удивляется Ерофей.

— Эти кукушки Славе смерти желали. В столовой, перед дракой. А ещё говорят что бумажками в него кидались и смеялись.

— Вот стервы, — сжав кулак рычит Ерофей. — А вот как я Никите шею намылю. Совсем за своими оторвами не следит. Как жить после того будут?

— Ненадо, — обнимая Варю качает головой Слава. — Наш брак чистая формальность. Значит и жить мы будем будем, чисто формально. Любить мне есть кого. Правда, Варя?

— Правда, — стискивая его выдыхает невеста.

Однако замечает, что на такие слова, радостная Настя, резко мрачнеет. Мрачнеет и отворачивается.

Варя не дура, она всё прекрасно понимает. И уж тем более, она не слепая и прекрасно видит как Слава Смотрит на Настю. Поэтому Варя решает вечером поговорить на эту тему. А вот то что Слава разнёс двоих дурочек, Варю радует... А ещё её радует что Слава, не по дням, а по часам растёт.