Волд Аскер и блюз дальнего космоса

Глава 26. Клоуны в подполье

Прошло два года с тех пор, как Лейла и Иримах начали гастролировать по северным провинциям. Иримах оказался неожиданно ловким клоуном: он прекрасно жонглировал и разыгрывал пантомимы. После первого такого выступления на привале удивлённая Лейла спросила, откуда у него такие таланты.

— Я был оябусу.

— Ты был оябусу? Так как ты тогда попал в монахи? Оябусу обычно живут богато, и их всех любят.

Выступления актеров театров оябусу было одним из самых любимых развлечений в империи. Актёры оябусу обычно хорошо пели, отлично танцевали и умели проявлять чудеса ловкости. Театры оябусу ставили и трогательные, печальные пьесы, и комедийные представления. Кандидатов в оябусу отбирали и тренировали с самого детства, их учили и пению, и музыке, и рукопашному бою. Если они кому-то и уступали в подготовке, то только Девочкам Судьбы. А может быть, и не уступали. Зарабатывали актёры очень хорошо, но ещё более приятным моментом их жизни была общая любовь и восторги всего населения. Особенно противоположного пола. Этот момент обсуждался даже среди Девочек Судьбы, за толстыми стенами храмового комплекса.

— Наверное, мне не хватило любви, — Иримах подкинул дров в костёр и рассмеялся, — мы как-то раз ставили одну очень серьезную постановку. Умную, трогательную. Это животные в зале нас освистали. Они хотели обычную пантомиму, знаешь, одну из тех, где полицейского отделывают, как котлетку. Сразу после выступления я и пошел в монастырь. Меня приняли.

— Тогда ты, наверное, умеешь больше моего.

— Да. Кое-что умею.

Они немного помолчали.

— И ты не жалеешь?

— Ни разу. В монастыре я встретил такое, по сравнению с чем театр — лишь детские игрушки.

— Не могу представить, что могло бы быть более радостным, чем театр.

— Мастерство в театре — это внешнее совершенство. Гораздо интереснее совершенство внутреннее. Впрочем, к нему можно придти и через внешнее. Ты пока маленькая, чуть подрастёшь, я тебе объясню.

На следующем привале на них напали дезертиры из числа кочевников. В лесу вдруг послышался треск, и на поляну выступили три мрачных силуэта.

— Ха, какая сладкая куколка, и старый дурак с нею, — трое кочевников вышли на поляну, держа наготове длинные кривые сабли. Значки принадлежности к племени сорваны, одежда порвана. Изгнанные из племени. Чтобы сейчас — в период, когда кочевники могли вполне официально грабить кого угодно и как угодно, — стать дезертиром, надо было быть действительно очень плохим человеком.

— Эй, старый, становись на колени, подержишь на шее саблю. Двинешься — умрёшь. А ты, куколка, раздевайся.

Иримах не торопясь вытащил из костра длинный сук с рогатиной. Двое кочевников ринулись на монаха, один побежал на Лейлу. Лейла прямо из положения сидя ушла в серию сальто назад, а затем покатилась по поляне "колесом". Бежавший за нею разбойник даже не знал, что делать с этим сплошным мельтешением рук и ног, и еле поспевал держаться рядом. В это время Иримах мягко отвёл деревяшкой идущую на него саблю, а затем приложил рукой её владельца, прямо в шею. Когда тот начал оседать на землю, Иримах толкнул его на второго атакующего. Увидев Иримаха, подбирающего с земли сабли недвижных товарищей, третий разбойник счёл за лучшее удрать.

— Молодец, быстро действуешь и не спишь. Только лучше не делать таких больших движений, а то быстро устанешь. Лучше просто убегать, — похвалил монах Лейлу. Та так дрожала от страха, что еле могла говорить. В конце концов, еле совладав со стучанием зубов, она сказала:

— Извини, я испугалась и не думала. А зачем они хотели меня раздеть?

— Извини! Да на твоём месте восемь мужчин из десяти побоялись бы даже с места двинуться! А насчёт того, чего они хотели… пора тебе об этом узнать. Монахини берегли вас от этого знания.

Иримах кратко обрисовал ей, зачем Бог разделил людей на мужчину и женщину. Сказал, что взрослым иногда хочется этого даже сильнее, чем есть, и поэтому эти кочевники и набросились на неё, и что праведные люди никогда так не делают и умеют сдерживаться. Лейла сообразила, что ни разу не видела мужчину, если не считать маленьких мальчиков в совсем раннем детстве, и потребовала:

— Покажи.

Иримах немного посомневался, потом дал ей нож и предложил порезать одежду валявшихся без сознания кочевников и самой увидеть всё, что ей интересно. Лейла так и сделала. Увиденное её не впечатлило. Разбойников они убивать не стали — оставили их на полянке связанными.

С этого дня Лейла принялась выбивать из Иримаха тайны боевого искусства. Иримах рассказывал неохотно, он считал, что девочке этого лучше не знать. Они продолжали путешествовать от городка к городку, от деревни к деревне. Вскоре Лейла сообразила, что люди рады её видеть не столько ради Танца Судьбы, сколько ради памяти о тех временах, когда добрые ворожеи танцевали для них, и всё было хорошо. Поняв это, она взяла за правило каждый раз уточнять, чего именно хочет поселение — пророчество или потеху. За пророчество она требовала дороже — несмотря на всё то, что говорил Иримах, она считала пророческий танец очень опасным магическим действием. В большинстве случаев люди просили потеху, и Лейла с удовольствием отрабатывала простые, но эффектные танцы. Но были и такие, которые просили пророчество.

Вторым открытием было то, что Иримах зарабатывал гораздо больше Лейлы и пользовался гораздо большей популярностью. Начинал выступление обычно Иримах, он жонглировал и сыпал народными мудростями, иногда пересыпая их высказываниями мудрецов. Народ смеялся. Потом Иримах уходил куда-нибудь в проулок и уводил с собою часть толпы, а на сцену выходила Лейла. Кочевники — если в поселении был гарнизон — обычно оставались смотреть танцы. Со временем та часть толпы, которую уводил Иримах, стала больше той, которая оставалась смотреть танец. Несколько уязвлённая таким положением дел Лейла спросила у монаха, как ему удаётся привлечь столько народа простым жонглированием. Иримах рассмеялся:

— Они ходят смотреть не жонглирование. Я рассказываю им о добром учении бога — праведника. Знаешь, если бы этого вторжения кочевников не было, его следовало бы придумать. Сотни лет наши братья проповедовали Учение — и эффект был минимальным. Эти люди жили так, как жили их предки — родился, пахал землю, умер, и никаких сомнений. Теперь, когда кочевники заставили их поклоняться нечестивому, богу жестокости и кровопролития, они начинают думать об отличиях. Мы учим, что человек — это только начальная стадия развития разумного существа, куколка для бабочки, и что счастье возможно только в том случае, если человек захочет выйти на следующую ступень и кое-что сделает для этого, для начала — овладеет беззлобием. Раньше они смеялись над этим, и о том, что конкретно нужно сделать, спрашивали только начинающие монахи. Теперь об этом спрашивают даже простые земледельцы! За три месяца я прочитал больше лекций о внутреннем внимании и самоконтроле, чем за всю предыдущую жизнь!

— А в чём тут суть? — заинтересовалась Лейла.

— Суть в том, что человек состоит из двух частей — собственно человеческой и животной. Если человек пытается овладеть полным беззлобием, то животная часть с использованием всех накопленных за жизнь страхов и обид пытается заставить его свернуть с этого пути, придумать такого врага, которого ну никак нельзя не убить. Для этого и нужно внутреннее внимание и глубокое размышление — чтобы переосмыслить все страхи и обиды и заменить их любовью и смирением. Только так человек сможет побороть животное в себе и выйти на новый уровень счастья.

— А если в реальности встретится страшный враг? Куда тут полное беззлобие?

— В твоём возрасте это невозможно понять. Подростки никогда не принимают смирение, им кажется, что все проблемы можно и нужно решать только одним путём — силой и хитростью. Это только со временем становится понятно, что мягкое и гибкое сильнее твёрдого и жесткого.

"Мягкое и гибкое сильнее твёрдого и жесткого" — эти слова Лейла неоднократно слышала от Иримаха во время тренировок, когда слишком сильно зажимала мышцы и её руки становились слишком твёрдыми. Монах при этом лупил её по рукам, оставляя заметные синяки, приговаривая: "А была бы рука мягкая — просто отклонилась бы в сторону". Умом Лейла понимала мудрость этого высказывания, но всё равно было обидно, особенно про подростков.

— А что произойдёт, если человек не заменит обиды любовью?

— Тогда животная часть возьмёт верх, и заставит ум служить себе, служить простым желаниям — жаждам еды, женщин и наркотиков — и человек превратится в животное… как те кочевники, которых мы оставили на полянке.

— И что, крестьяне этим интересуются?

— Да ещё как! Это нашествие основательно их тряхнуло. Покорённые оружием, они могут считать себя лучше кочевников только в том случае, если они внутренне лучше. Чистота и праведность — они сами по себе являются большой красотой, ценной самой по себе, а сейчас это ещё и то, что объединяет наш народ. Ещё немного — и мы будем иметь целую армию, бесстрашную и отчаянную. А там можно будет подумать и о восстании. Лейла замолкла, глядя на монаха новыми глазами. Того, что он организовывает восстание, она никак предположить не могла.

— Я сам не ожидал такого, — признался Иримах, — поначалу я хотел только спрятать тебя там, где никто не будет искать. И знаешь, что самое смешное? Ещё триста лет назад эти северные провинции были кочевниками, ещё более страшными и безжалостными, чем современные.

Тем временем жизнь в империи понемногу налаживалась. Новые власти сумели обуздать племенную вольницу и остановили грабежи. Снова восстановилась денежная торговля. Южным городам, как и прежде, было нужно продовольствие и руды, и на юг потянулись караваны, пока ещё очень маленькие. Значительную часть поклажи возчиков составляли записки — многие люди имели родственников или знакомых в южных городах. Мало того, новые власти ввели много новшеств. Появилась почта — такого не было даже в империи. Теперь любой человек мог послать письмо кому угодно за совсем небольшую плату. Навстречу караванам с рудой и едой на север потянулись переселенцы — новые власти где силой, где обещаниями больших земельных наделов переселяли на северные пустующие земли Дикого Поля всех, кого только можно. Освободившиеся земли распахивать запрещалось — кочевники сказали, что им нужно отдохнуть.

Все крестьяне севера очень горячо обсуждали эту новость. Северных провинций пока ещё очень слабо коснулось истощение земель, но на юге это было очень большой проблемой. Если бы не религия кочевников, все симпатии земледельцев оказались бы на их стороне. Переселение на север неожиданно больно ударило по планам Иримаха — значительная часть крестьян северных провинций ушла на Дикое Поле. По меркам империи, наделы там давались действительно огромные. Место северных крестьян занимали переселенцы с юга и кочевники. В такой неразберихе многие знакомства терялись, работать стало намного сложнее.

Как-то раз во время гастролей Лейла встретила другую танцовщицу судьбы — взрослую женщину, которая не росла в храмовой школе, а стала Танцовщиецей Судьбы здесь, на севере. Старшая танцовщица рухнула Лейле в ноги и, называя госпожой, просила простить и помиловать. Лейла удивилась — она не ожидала такого поведения от взрослого человека. Мало того, она даже настояла на том, чтобы выступала старшая — у самой Лейлы средств было с избытком на тот момент, и ей было интересно посмотреть на северную школу. Пожилая женщина отказывалась и говорила, что недостойна выступать, если рядом есть Лейла. Смотреть оказалось не на что — северянка только и делала, что кружилась и поводила плечами. Ни одного вращения, ни одного сальто. Лейла призадумалась: а стоит ли ей так выкладываться? Может, тоже лишь слегка пританцовывать? Потом решила всё-таки танцевать на пределе возможностей.

Иримах тоже послал на юг кое-какие записочки. Через полгода после падения империи он начал получать первые ответы. Как-то раз, сидя у очередного костра, он спросил Лейлу:

— Как твоя фамилия?

Лейла от стыда спрятала голову между коленями:

— Лесите. Моя мамочка сильно ругалась с папой, он её выгнал. Мама ушла вместе со мной, но всё содержание, что присылал папа, прогуливала с разными дружками, такими же, как и она. Она мне даже часто есть не давала, денег после попоек не оставалось. Тогда папа забрал меня к себе, но мы там сильно ссорились с его новой женой, она меня сильно обижала… Тогда папа устроил меня в храм, в школу Девочек Судьбы. Он добрый, заходил почти каждый выходной и брал меня в разные интересные места, в театр оябусу, на другие представления, часто даже с подругами.

— И сколько тебе было тогда?

— Шесть лет.

— Девочки Судьбы, Повелевающие Судьбами, сердце империи, школа, доступная лишь для аристократов. — вслух подумал Иримах, — Лейла Лесите танцует Танец Судьбы и предупреждает империю, что ей грозит падение, а народ империи за это пытается её убить. А теперь Леайон Лесите — главнокомандующий всеми войсками новой империи, они с друзьями ушли со всеми дееспособными войсками на запад и продолжают удерживать несколько ключевых провинций. Говорят, пользуется любовью войск и народа. Кочевники не смогли их сломить, и они пока держатся и набирают силы. Если его не убьют в каком-нибудь бою, он, скорее всего, станет родоначальником новой династии. А ты тогда — принцесса. Наш Бог иногда такой шутник!

С этими словами Иримах шутливо поклонился. Лейла на пару секунд потеряла дар речи, потом сказала:

— Это, наверно, какой-нибудь однофамилец? У папы в подчинении было всего сто солдат.

— Ты знаешь другого Леайона Лесите, который служил в гвардии?

— Нет, других не было.

— Тогда привыкай быть прынцессой, — Иримах со смехом выделил букву "Ы". И ещё одно. Все Девочки Судьбы уничтожены по прямому приказы главы кочевников как "богопротивные ведьмы". Прими моё сочувствие. Танцы Судьбы тоже запрещено танцевать как мерзкое волхвование. Нам придётся быть ещё более осторожными.

С того разговора прошло полтора года. Связи с заблокированными провинциями не было, и Иримах с Лейлой продолжали кружить по северу, восстанавливая связи и поднимая дух. За Лейлой тянулась слава Управляющей Судьбами, Безошибочной Провидицы, Той, Что Не Ошибается. Её танцы, как правило, сбывались. Один раз она упала — не по своей вине, её толкнул кочевник, недовольный слишком медленным и заумным танцем. Лейла спокойно поднялась и продолжила. Через неделю этот городок смыло наводнением, но людей на тот момент в городке уже почти не было, и никто не пострадал, кроме гарнизона кочевников. Этот случай неожиданно поднял Лейлин рейтинг на новую высоту. Теперь её искали гонцы даже из очень дальних мест, чтобы пригласить предсказать судьбу. Иримах по-прежнему в Танцы Судьбы не верил.

Когда в одном из городков из-за грабежей управляющего кочевников вспыхнул бунт, разведка кочевников очень быстро вышла на зачинщиков. Проворовавшегося управляющего прибывшие из столицы новые власти торжественно повесили за "подрыв авторитета власти", кое-что из награбленного вернули крестьянам. Но во время пыток были названы кое-какие имена теми, кто сдался, и сказаны кое-какие слова ненависти теми, кто не сдался. Кочевники поняли, что в казавшемся покорённом народе зреет подпольная организация. Они начали внедрять провокаторов и шпионов, благодаря чему вскрыли подполье ещё в трёх городах. К счастью, кочевники не поняли, что сопротивление идёт в основном через религию, их провокаторы и шпионы в основном говорили о "возвращении старых порядков", а потому подпольщики очень быстро научились их вычислять. Однако, условия работы осложнились, и это ещё дальше отодвинуло сроки восстания.

Как-то раз, сидя у костра, Лейла спросила:

— Помнишь, ты говорил, что твоё появление на сцене означает неожиданный приход на помощь некой сторонней силы?

— Говорил, — признал Иримах.

— Так вот, ей пора бы появиться. А не то кочевники окончательно утвердятся и все к ним привыкнут. А я выйду замуж и стану бесполезной.

Последнее время Лейле этого очень хотелось. Иримах говорил, что женщины их народа издревле начинали хотеть очень сильно и очень рано, из-за чего в древности их отдавали замуж в двенадцать — тринадцать лет. Во времена империи был изобретён специальный напиток, благодаря которому желание пропадало. Благодаря этому женщины империи могли заканчивать школу и даже учиться в высших учебных заведениях. Этот напиток продавался и сейчас, но стоил очень дорого. Лейла могла позволить его себе по деньгам, но не могла позволить по профессии — от него женщины становились заторможенными и сильно полнели. Желание навалилось на неё всего полгода назад, но за эти полгода она уже устала рвать по ночам зубами одеяло.

— Могу только посочувствовать, — говорил Иримах, — мужчинам тоже нелегко от этого огня. Зато тот, кто его вытерпит и не станет падшим, соблюдёт чистоту, станет богоугодным человеком.

В этот момент в круг света, отбрасываемого костром, вошли три престраннейшие фигуры. Если они и были на кого-то похожи, то только на демонов из сказок. Вокруг каждого из них горело лёгкое, едва заметное сияние. Но удивительнее всего было то, что они спросили:

— Не подскажете, как пройти на ближайшую рыночную площадь?

Иримах и Лейла удивились до потери дара речи. Ближайшая рыночная площадь находилась в неделе пути, а ближайшее поселение в двух днях пути — они колесили по бывшему Дикому Полю в поисках деревни переселенцев из столицы, в которую их пригласили за очень большое вознаграждение. Иримах на всякий случай обернулся — оценить пути отхода. В высокой степной траве послышалось шуршание, и из неё вышло ещё одно странное существо — мохнатое и невысокое, зато со множеством ножей в перевязях на теле, а вслед за ним — целая гора из мышц, причём трёхглазая. Кто бы ни были эти чужаки, они были профессионалами и ошибок не допускали.