Глава 17. Франкенштейн с нами

Доклад о событиях на корабле я получил только тогда, когда мы уже вышли из храма и над нами появилась пара штурмовиков. Мы только успели углубиться в джунгли. Штурмовики без долгих раздумий развесили над нами САБы (светящиеся авиабомбы — прим. В. Аскера) и принялись охотиться на всё, что детектор движения определял как подвижную цель. До берега мы дошли без приключений. Штурмовики улетели.

Шлюпка, на которой нас перевозили на корабль, была наскоро заделана пробками в тех местах, где её пробили излучатели. Видимо, дело было жарким. На корабле мы застали сонное царство: все островитяне и половина наших свалились спать, где стояли. Лишь несколько матросов — тех, что не участвовали в охоте, — с ужасом смотрели на высадку нашего летающего цирка.

Но расслабляться было рано. Необходимо было отремонтировать корабль и убираться подальше от острова, да и на острове могло оставаться много машубаст и зародышей. Я расставил часовых, а мы с Аисом — роботом отправились в машинное отделение, где пара матросов пытались кувалдами подогнать по месту повреждённые и кое-как залатанные паропроводы высокого давления. Аис поверг их в шок, когда за несколько минут сумел манипуляторами свернуть новые из 10-мм листа и аккуратно сварить их по шву (у него в манипуляторах есть маленькая электросварка). На счастье островитян, их железо оказалось очень мягким и доступным для сварки.

Я переговорил с главным механиком. Тот обещал поднять пары как можно быстрее — трёх часов, сказал, хватит. Ненавижу эту варварскую технику! Я скрипнул зубами и вызвал командира крейсера.

— Что? Уничтожить всё живое на острове? Тотальная зачистка? Что, и там даже нет гражданских, которые должны выжить?

Парень явно издевался, но я серьёзно подтвердил: нет, нету.

— Может, там и системы ПВО нет? Ни боевых лазеров, ни ракет?

Я уже смеялся:

— Нет, нет системы ПВО.

— Ты просто радуешь моё сердце! Тотальное уничтожение, без тормозов и ограничений — что может быть отраднее для боевого крейсера!

— Только дайте нам отойти подальше. Часов через пять, не раньше.

Получилось даже не пять, а семь — мы едва успели отойти на пятьдесят километров. Слишком малое расстояние для удаления от мишени буйного крейсера. Аиса — корабль я услал на орбиту ещё ночью.

Поутру я обошел всех членов команды, предупредил, чтобы не смотрели на остров, пока всё не закончится. Когда я убедился, что все до последнего идиота поняли, что если взглянут до отмены команды, то останутся навсегда без зрения, командир крейсера получил условный сигнал. И крейсер жахнул. Светопреставление продолжалось четверть часа, после чего я разрешил смотреть на остров. Над островом — который давно уже скрылся из видимости — поднимался огромный ядовитый гриб.

— Ваши могут такое? — потрясённо спросил капитан (мы все вместе с благородными сударями находились на мостике).

— Наши могут и не такое. Иногда приходится зачищать от такой заразы обитаемые города, — сказал я и со смыслом посмотрел на Панту. Надеюсь, он хоть после этого сможет поверить в то, что я ему рассказывал про кланы, способные уничтожать целые биосферы. Хотя тут я приврал — зачищать большие города нашей фирме в последние двести лет не приходилось. Панта и ухом не повёл.

— Предупредите ваших людей. Это ещё не всё. Сейчас нас догонит волна цунами. Пусть держатся, нас немного покачает.

Капитан вытащил обёрнутую тряпкой затычку из переговорной трубы и деланно высоким голосом принялся кричать предупреждения. Цунами догнало нас, когда он закончил. Мы сначала провалились на десять метров, а затем вознеслись на двадцать. Мелковато здесь, надо было нам подальше уйти. Цунами сумело произвести впечатление на тех из островитян, кого не впечатлил ядерный гриб.

Капитан и вся команда были извещены о том, что мы проведём на их корабле четыре дня — на случай, если кто-нибудь оказался заражён машубастами. Только после этого мы будем иметь право взойти на борт Аиса и улететь с планеты.

Первый день почти до самого вечера все были очень заняты. Наши отсыпались, островитяне занимались обслуживанием корабля. Работать пришлось всем, даже благородным — слишком много матросов погибло на острове. Из общей массы я выдернул лишь Панту и заставил его заниматься астрономией. Наших — когда поднялись — я послал изучать корабль в поисках затаившихся машубаст.

Ближе к вечеру я отпустил несчастного Панту и пошел инспектировать команду. На корме дети — все трое — осваивали развлечение благородных сударей. У островитян было довольно забавное устройство, которое через равные промежутки времени выбрасывало с большой скоростью летающие тарелочки. В них полагалось попадать из пневматического ружья. Ребятня, естественно, палила из излучателей. Тарелочки, что любопытно, были изо льда — их намораживало специальное устройство, работающее от избыточного тепла уходящих паров.

Показывал им это устройство сударь по имени Миро Рапаэль. Я проверил, чтобы все излучатели стояли на неубивающем режиме (дети с гордостью продемонстрировали мне свою сообразительность — они сами переключили излучатели на неубивающий), и пошел дальше по кораблю. На верхней палубе, за трубой, я обнаружил Малю. Девчонка сидела и быстрым бисерным почерком покрывала листы тетради. Увидев меня, она почему-то смутилась.

— Дневник заполняешь?

— Нет. Это я начала ещё до вашего появления писать. Это книга… шуточная книга. Ребята как-то раз принялись говорить, что человек — это просто машина с набором заранее заданных реакций на некоторые раздражители. А я думаю, что всё гораздо сложнее, и что человек — живое существо, совсем не машина. Вот, решила написать шутку… про то, как один безумный учёный создал такое существо — что-то похожее на разумную машину — которая будет убивать всех тех, кто хочет ей помочь. Просто потому, что не умеет понимать суть и не может сочувствовать. Глупо, да?

Я посмотрел на девчонку с большим уважением. Передо мной сидела местная автор "Франкенштейна". Правда, я самого "Франкенштейна" не читал и фильм не смотрел, только пародию — "племянник Франкенштейна", та смешная была. Но у нас все почему-то считали, что это книга ужасов, а вот ведь как — она была написана, оказывается, в качестве шутки.

— Нет, малышка, не глупо. Это просто великолепно. Обязательно допиши книгу до конца. А как зовут у тебя это существо?

— Бурбурук.

— Сделай мне подарок, назови его "Франкенштейном".

— Хорошо… Назову. Какое звучное имя! Намного лучше, чем "Бурбурук".

Девчонка продолжала на меня смотреть, ожидая комментариев и ответов на незаданный вопрос.

— Ты права. Живые существа — они живые, и никому до сих пор не удалось создать живую машину. И даже мыслящую не удалось. Что двигает живыми существами — загадка для всех. Я сам в детстве был научен считать человека живой машиной… А потом пришлось возить с мест давних боёв в космосе души погибших воинов, чтобы они там не летали миллионами лет, а быстрее ушли на свои планеты и продолжали там своё развитие в новых жизнях.

— В космосе бывают такие битвы? Люди могут проживать много новых жизней, погибнув в космосе?

— Да, малышка, тысячи погибших. До сих пор не могу к этому привыкнуть. Вожу их ящиками, а вот в существование душ — не могу поверить. Но про то, что никому не удалось создать живую машину — это можешь быть уверена. Мы знакомы со множеством культур, пробовали все, не получилось ни у кого.

— А ваш Аис, механический человек?

— Он живой, сделан на основе живого существа. Его мозг и тело в том корабле, что машубаст вчера остановил.

— А думающие машины бывают?

— Не думающие. Считающие. Бывают. Завтра попроси мальчишек показать, что они могут, только сегодня не проси, а то спать их не уложим потом.

— Как думаете, люди, прочитав мою книгу, поймут, что они живые и нельзя считать себя машиной?

— Не знаю. Но это уже их проблема. Ты сделала всё, что могла.

Маля удивилась. С таким подходом к жизни ей ещё не приходилось сталкиваться. Мы помолчали, только машины продолжали петь свою ухающую песню. А машины у них, надо сказать, весьма шумные. Идём со смешной скоростью — наверное, и двадцати километров в час нет, а полнейшее ощущение того, что несёмся с огромной скоростью. Волны за бортом так и пролетают.

Меня посетило ощущение какой-то театральности происходящего. Как будто я смотрю сцену в кино "встреча двух благородных сударей в космосе и обсуждение перспектив развития разумных существ". Маля продолжала в задумчивости теребить краешек тетрадки. Ох, чувствую, сейчас задаст она мне такой вопрос, что поплыву я, как топор по течению. Красивая она. Точнее, забавная. Интересно, почему мне так подумалось? Она совсем не похожа на мой вид. Впрочем, мне щенки тоже всегда нравились, а они тоже на самок моего вида ну совсем не похожи. Интересно, что заставляет нас считать что-то красивым? Я за время своих приключений в космосе встречал женщин разных видов. Некоторые совсем не похожи на земных, но кажутся красивыми. А некоторых я даже за людей принять не могу.

Но интересный вопрос задала не Маля, а Панта. Оказалось, что они вместе со вторым парнем — Вако — сидели за трубой и слышали весь разговор.

— Так вы считаете, что человек не может быть описан просто как результат эволюции, как набор устройств и желаний, необходимых для выживания?

— Нет, не может. В человеке есть такая часть, которая заставляет его выживать — еда, размножение, стайное поведение. Но двигает это всё что-то другое. Человек является человеком только постольку, поскольку это что-то высшее умеет ограничивать и управлять животными желаниями.

— Вы говорите прямо как наши хранители слов Спасителя. Только они паровые машины триста лет запрещали.

Ого! А этот народ живет на севере намного дольше, чем мы думали. Откуда же они там взялись?

— Да я сам, можно сказать, хранитель слов спасителей. Меня этому много лет учат, но я всё ещё в начале.

Подошел Пало Балэн.

— Можно, мы зададим ещё несколько вопросов? У нашего народа мало ресурсов, и если вы скажете, какие направления лучше не развивать, это может сэкономить нам много жизней.

— Задавай.

— Горючий газ, который получают из воды?

— Даже не пытайтесь. Не сможете хранить.

— Программирование людей словами на определённые раздражители?

— Реально, многие цивилизации в космосе используют. Но лучше не надо — получите такое ожесточение, что будете не рады.

— Переселение разума людей в считающие машины для вечной жизни?

— Нереально.

— Получение топлива из угля, воды и солнечного света?

— Реально.

— Получение тепла из ветра?

— Более чем реально.

— Подводные корабли?

— Реально, но вам они ни к чему.

— Ещё как к чему. В южных морях много отмелей глубиной менее ста метров. Мы там можем продовольствие выращивать, рыбные фермы разные.

— Тогда стройте.

— Выборные системы?

— Возможно, но не на вашем уровне техники. Простая выборность приводит к возникновению противостоящих группировок и к войне между ними, что заканчивается обычным деспотизмом и беззаконием. Нужно, чтобы люди могли быстро передавать друг другу информацию в случае злого умысла властей, чтобы эти системы были независимы от официальных властей, нужно, чтобы стремящихся к всевластию и произволу чиновников высших уровней сдерживали дружные внутри себя общества промышленников и богатых граждан, нужно, чтобы всё это подпирала достаточно чистая религия и традиция. Всего этого у вас пока нет и создавать вам это ещё несколько тысячелетий. Можете попробовать создать совещательный выборный орган при вашем монархе. Иногда это помогает.

— Он у нас и так есть.

— Тем лучше для вас. Тогда не торопитесь ничего менять. У вас природные условия не располагают к радикальным изменениям.

Благородные судари замолкли, явно боясь задать следующий вопрос и узнать нечто такое, что им не понравится. Пока они выбирали между вопросами о сроке конца света и способом создания философского камня, я вдруг осознал, что давно не слышу высоких детских голосов. Это могло означать только большую беду.

Наши мальчишки знают, что реакция на любое баловство будет быстрой, жестокой и чрезмерной. Мягкостью нравов моя команда не отличается, да и в воспитании мы используем самые простые средства. Как говорил один сержант в моём училище: "Битиё определяет сознание". Правда, мы детей не бьём, но наказываем весьма строго, да иначе и невозможно в окружении сверхмощной смертоубийственной техники, где одно неверное движение приводит к смерти всей команды. Поэтому в случае разногласий мальчишки замолкают и переходят на агрессивный шепот.

Я извинился и отправился на корму. Как я был прав! Мальчишки уже готовы были вцепиться друг в друга, что, учитывая наличие на обоих защитного поля, могло привести к самым фатальным последствиям. Удивлённый Миро созерцал эту картину в изумлении.

Пара хороших рыков привела детей в чувство.

— А чего он высчитывает траекторию процессором на корабле! — завопил Иллиан, показывая на Аиса. Аис иногда мухлюет во время обучения или игр, решая задачи не своим разумом, а подключая баллистический вычислитель на корабле. Благодаря ему он может бросить камень манипулятором и попасть на сотне метров в цель размером с кулак. Видимо, и тут произошло нечто подобное.

— А чего он отбирает ружье и стреляет без очереди! — завопил в свою очередь Один, показывая на Иллиана.

— А вовсе я и не собирался стрелять без очереди, я только у этого обманщика ружье отобрал!

Я рыкнул на ребят ещё раз, заставил их признаться и помириться. Миро почему-то рассердился и возмущенным тоном спросил:

— Неужели при такой технике и таком уровне развития необходимо так грубо обходиться с детьми? Даже у нас так грубо с детьми не разговаривают! Неужели нельзя было изобрести какую-нибудь сыворотку правды или порошок спокойствия?

— Не понял, он нам что, уколы собрался делать? — возмутился Иллиан и перевёл идею Миро дружкам (Иллиан немного знает язык аборигенов, Один не был с нами на том задании и не понимает ни слова, а Аис был зарыт в песке и ничего не слышал).

— Да пошел он на…, - дружно ответили Аис с Одином (хорошо, хоть на Всеобщем).

Миро смысла не понял, но тон почувствовал и обиделся.

На этот раз я пообещал взять палку и отколотить их по-настоящему за оскорбление защищаемых гражданских. Пока Миро задыхался от возмущения (за то, что его назвали "защищаемым гражданским"), я успел привести молодёжь в чувство. Перспектива лишиться стрельбы по тарелочкам на всё время похода им не понравилась, и они извинились. Уходя, я слышал, как Миро причитает: "Варвары, дикари, дикари….". Привлечённая детскими криками, из люка выскочила Илиарсия. А рассерженная разумная пчела — это, надо сказать, зрелище. Миро даже перестал причитать. На счастье детей, я сумел убедить Илиарсию, что все конфликты благополучно улажены.

Загрузка...