Во все Имперские ТОМ 11 Непобедимое Солнце

Глава 238 — Кающийся грешник

«Начальнику Имперской службы ПВО по городу Павловску полковнику Ухватову:

Через несколько минут прибудет вертолёт — некая поставка для Его Величества Императорской ЧВК.

Сбейте его.

Просто на всякий случай.

Секретарь Его Величества княжна Дубравина»

Михаила притащили в ангар совсем пьяным и теперь пытались привести в чувство.

Полётов позвал целителей, магократы потешались над Булановым, который настолько накидался, что теперь никак не мог взять в толк, что ему сейчас предстоит стать живым божеством...

На мой вкус, из божеств Михаил сейчас мог стать максимум Дионисом или Бахусом.

Но у меня в любом случае не было на него времени. Уже было ясно, что передать Михаилу МОЩЬ в ближайшие полчаса не успеют.

А мне через двадцать минут уже надо быть в Царском селе, чтобы поспеть на вертолёт в Павловск.

Полётов похоже все запорол. Один из его кандидатов в рукотворные Рюрики оказался Крокодилом, другой — алкашом.

Нет, я в принципе понимал чувства Михаила. Само собой, его только что жестко унизили на Земском Соборе, я сам его и унизил, но тем не менее...

Мужчина, заливающий горе алкоголем, очень скоро окажется в полном дерьме. Даже в большем, чем он был до того, как решил залить свое горе. В этом я уже успел много раз убедиться на своем богатом жизненном опыте и чужом примере...

Я вышел из зала, где моделировалась аура Рюрика, в коридор и свернул направо в другой коридор помельче.

Здесь Полётов разрешил мне встретиться с неизвестным магом-анонимом, выступавшим под ником Gnosticus Liberator.

Великий Князь даже убрал из этого закутка всех своих наёмников, которыми был плотно набит ангар, чтобы мне никто не мешал.

И я был благодарен Полётову за это.

Встреча была предельно важной. Я не забывал о моей сестре Тане ни на секунду, ни в моменты триумфа, ни в моменты, когда меня таращило от моей крокодильной сущности.

И этот аноним был единственным моим шансом выйти на радикальных масонов и спасти сестру. Так что я решил перетереть с ним, а уже потом двигать в Павловск свергать ложных Императоров. Тем более что двадцать минут у меня и правда были.

Гностикус Либератор прибыл в сопровождении Шамановского наёмника, который его и привел.

Я же явился на встречу с ним один, даже верного Шаманова я оставил в центральном зале ангара. Мне нужны были свои глаза там, на случай, если начнется что-то интересное.

— Отличная работа, парень, — поблагодарил я наёмника.

— Благодарите Наяк Шаманову, сестру вашего друга, господин, это она его нашла, — ответил наёмник.

— Ладно, иди погуляй, брат.

Наёмник удалился.

Гностикус Либератор в принципе выглядел также, как на том видосе с Общего Побоища, который я смотрел в машине.

Высокий, исключительно крепкий, широченные плечи, мышца такая, что видна даже под одеждой...

Одет во все черное, на плечах черный плащ. На лице уродливая и жуткая железная маска. Точно такая же, в какой был Павел Павлович, когда я достал его из каземата Петропавловки.

Я решил играть ва-банк. В основном потому что спешил.

— Я Александр Нагибин-Рюрикович, Император Всероссийский, — представился я, — И это не шутки. Земский Собор избрал меня на царствие час назад.

Я подал Гностикус Либератору руку:

— Если хочешь поцеловать её — придется снять твою маску. Ну или можешь ограничиться рукопожатием. Но маску все равно сними.

Я ожидал, что мой странный собеседник растеряется, или засмеется, или начнет быковать, или даже нападет, если он правда радикальный масон...

Но ничего подобного не произошло.

Гностикус стащил с головы маску, развязав тесемки из грубой кожи. Под маской оказалось бледное и умное лицо.

Взгляд у Гностикуса был пронзительным, нос — крупным и мясистым. Глаза все в красных прожилках, как у быка. Башка вся заросла длинным черным волосом и растрепанной бородой.

Больше всего Гностикус напоминал какого-то средневекового опричника. Явно суров, тут к гадалке не ходи.

Но неожиданно он склонился и на самом деле поцеловал мне руку.

— Рад знакомству, — произнес Гностикус, голос у него был хриплым, с надрывом, — Боюсь, что я совсем не интересуюсь политикой, Ваше Величество. А Императоров у нас в стране стало слишком много. Но кто я такой, чтобы отрицать вашу царственность? Я — человек маленький. Но вижу, что вам можно верить. Я вообще вижу людей насквозь. Так что я в вашем распоряжении.

Судя по говору, Гностикус явно был русским. И не просто русским, а петербуржцем. В этом мире городские говоры явственно различались, в отличие от моего родного.

— Ты Гностический Либератор? — спросил я напрямик.

Плести словесные кружева у меня просто не было времени. Да и кроме того, я уже осознал, что говорю с человеком прямым, как Имперская автострада. С таким иначе беседовать и нельзя.

— Нет, господин, — поклонился мне Гностикус, — Я просто взял себе такое имя на турнире. Я заплатил тридцать миллионов рублей, чтобы выступать анонимно. Так что мог выбрать себе любое имя.

— Но выбрал ты Гностикус Либератора. Почему? И зачем ты называешь меня господином? Так обычно говорят неодаренные. А ты — магократ.

— Да, я магократ, — Гностикус отвесил мне очередной поклон, — Но я хуже грязи, хуже червя, хуже самого жуткого злодея. Поэтому я называю господами всех. Я — быдло. Я — тварь и великий грешник, господин. И я хочу умереть. Но при этом желаю смерти Гностическому Либератору. Вот две вещи, которые я ненавижу больше всего — Либератора и себя. Поэтому я решил одним выстрелом убить двух зайцев. Я назвался Либератором и приехал на этот турнир, чтобы меня здесь убили. Не буду скрывать — я надеюсь на смерть в бою. И когда я умру — символически умрёт и Либератор. И в бюллетене турнира напишут «погиб Gnosticus Liberator». Вот почему я взял себе такое имя. Надеюсь, я не слишком запутал господина.

— Да нет, — я хохотнул, — Логика в твоих словах определенно есть, брат. Но если ты так хочешь убить себя — почему не покончишь с собой?

— Самоубийство — грех, — объяснил Гностикус, — А смерть на турнире — достойная и почетная. Будь сейчас война — я бы пошёл на войну, господин. Не для того, чтобы убивать других, не дай Бог! А для того, чтобы меня самого там убили.

— Мда, понимаю... Но на Общем Побоище ты раздавал люлей — мое почтение. Вел себя, как боец, а не как жертва.

— А как же иначе, — развел руками Гностикус, — Я же не могу просто поддаться. Это было бы неуважением к соперникам. А я их уважаю. Только надеюсь встретиться здесь на Играх с достойным соперником, который меня и убьет.

— Почему ты так хочешь умереть?

— Я заслуживаю смерти, господин. Я — плохой человек. Великий грешник. Я воровал. Я убивал. Я мучил. Я убил ребенка — маленькую девочку. Одиннадцать лет назад. По приказу вашего дяди, кстати. Ваш дядя потом расчленил эту девочку и сделал из её органов какой-то экспериментальный препарат для пилюль. Гностический Либератор этого хотел. Вот почему я его ненавижу. Он сломал мою жизнь. Гностический Либератор — Сатана. Но и я тоже заслуживаю смерти. За то, что я выполнял его приказы.

Я, кажется, начал понимать, что к чему.

Меня охватило волнение, я осознал, что нашел нужного мне человека, возможно даже самого нужного мне сейчас.

— Настоящее имя у тебя есть?

— Василий. Василий Чуйкин. Барон. Я — поганая пария, господин. Я — дерьмо. Наша родомагия Чуйкиных — читать людей, их настроение и характер. Головины видят мысли, Корень-Зрищины — недостатки, а мы, Чуйкины видим самую суть человека. Видим, хороший человек или нет, можно ли ему верить. Но все три этих клана магократы ненавидят лютой ненавистью. Ибо никто не любит, когда ему лезут в голову.

Поэтому нас гонят — и Головиных, и Корень-Зрищиных, и Чуйкиных. Поэтому мы и парии. И я ничего плохого не скажу про Головиных, господин. А про Корень-Зрищиных — скажу. Они служат Либератору, как и многие парии. Все обиженные и обездоленные идут служить Либератору, ибо он обещает месть и справедливость. Вот только он лжец. Он — монстр. А мы, Чуйкины, хуже всех. Самый поганый и мерзкий клан. Слава Богу, что я последний в роду, и детей у меня нет, господин. Я надеюсь, мой род на мне прервется.

Я внимательно выслушал этого безумного мазохиста, потом кивнул:

— Ладно, барон. Как считаешь, можно мне верить?

— Можно, господин. Я же сразу сказал. Вам я верю. Вы — хороший человек. В отличие от меня, ибо я — лишь дерьмо на ваших сапогах...

— Я хороший человек? — я улыбнулся, — Смешно, барон. Впрочем, плевать. Мало времени, Чуйкин, очень мало. Так что давай говорить буду я. А ты если что — поправляй меня.

Чуйкин кивнул.

— Итак, ты радикальный масон. Бывший. Одиннадцать лет назад ты служил Либератору. Потом тебя схватили и бросили в каземат Петропавловки...

— Не так, господин. Простите недостойного, что перебивает вас. Но все было не так. Меня не хватали. Я сам сдался. Груз моих грехов был слишком велик. Душа моя скорбела. Так что я пошёл в Охранное Отделение и сдался.

— И рассказал Охранке про моего дядю?

— Нет, господин. Я рассказал только о своих грехах и преступлениях. Я надеялся, что меня повесят. Еще больше надеялся — что перед этим меня будут пытать. Ибо я заслуживаю самой суровой пытки! Но чужих имен я Охранному Отделению не называл. Стукачество — это бесчестие. Я не хотел добавлять к своим грехам еще один, господин! Так что про вашего дядю я ни слова Охранке не сказал. И про других тоже не сказал.

— И тебя сунули в каземат Петропавловки на пожизненное, и надели на тебя железную маску. Ту самую, которую ты держишь сейчас в руках?

— Нет, господин. Это просто копия. Та маска была другая, зачарованная. Она высасывала из меня разум и силы. Темное колдовство — вот чем была та маска! Вечной мукой она была. А эта маска — просто символ моего мученичества, знак того, что я пришел на этот турнир ответить за свои грехи и умереть.

— Ясно. Как ты сбежал из каземата? Ты же сбежал? Это случилось, когда туда притащили Павла Павловича?

— Верно. Господин умен, господин все знает. Как и положено доброму Государю. Да, ко мне в каземат пришли мои старые «друзья» — радикальные масоны. Я не ожидал их увидеть, я надеялся, что не увижу их больше до конца жизни и умру в том каземате. Но радикалы пришли. Оказалось, что они посадили на престол своего Императора — алхимическую копию настоящего наследника. А настоящего наследника решили сунуть в мой каземат. И надеть на него мою маску. А меня убить — за то что я предал их идеи и сдался Охранке. Вот только я вырвался и сбежал...

— Хм, но ты же вроде хотел умереть...

— Так, господин! Но умереть не от руки сатанистов, не от руки служителей Либератора! Эти подонки решили поразвлечься — снять с меня маску и помучить меня перед смертью. Но они не учли, насколько я силен. И когда с меня сняли маску — я раскидал их и сбежал. Потом я прятался, радикалы до сих пор ищут меня, чтобы убить. А потом приехал на этот турнир. А здесь со мной зачем-то захотел беседовать сам Император Всероссийский. Чудные дела.

— Такое бывает, Чуйкин. А откуда у тебя тридцать миллионов рублей, чтобы оплатить право на анонимное участие в турнире?

— Я ограбил вашего дядю, господин.

— Что?

— Я ограбил вашего дядю. Сразу после того, как сбежал из Петропавловки. Ваш дядя хранил в арендованной квартире в Питере кассу радикальных масонов. И он её не перепрятал, так что я знал, где она, еще с тех времен, когда сам служил Либератору. Я влез в квартиру вашего дяди, разломал всю магическую защиту и взял деньги себе. Пятьдесят миллионов рублей, господин. Двадцать я пожертвовал на лечение больных детей во искупление грехов своих. А тридцать миллионов заплатил, чтобы анонимно приехать сюда и умереть здесь.

Я от души расхохотался:

— Клянусь, Чуйкин, ты самый веселый мужик, из всех кого я знал!

— Да? Вот веселым меня еще никто не называл, господин. Но раз вы говорите — так и есть. Господину виднее. Кто я такой, чтобы спорить?

— Ладно, Чуйкин, мало времени. Моя сестра в плену у радикальных масонов. Ты знаешь, где она?

— Когда вашу сестру схватили?

— Пару дней назад...

— Тогда, боюсь, мне нечем вам помочь. Я уже одиннадцать лет как не радикальный масон. А последняя встреча с радикалами у меня была неделю назад, в Петропавловке, когда они пришли туда меня убить. Про вашу сестру мне ничего неизвестно, господин. Мне жаль. Я готов оказать вам любую помощь, но сказать вам мне нечего.

— Паршиво...

Я был на самом деле разочарован. Я надеялся на эту встречу, а по мере беседы с Чуйкиным моя надежда всё росла... Но по итогу меня обломали.

— Знаешь, что мой дядя мертв? — спросил я Чуйкина.

— Нет. Но это отличная новость, господин. Ваш дядя был нелюдью. Это вы убили его?

— Нет, это сделал Леший. Но не суть. Перед смертью дядя сказал мне одно слово — «пилюля». А еще болтал что-то про то, что спасти сестру я смогу, только если кто-то съест какую-то пилюлю. Ты понимаешь, о чем речь, Чуйкин?

Я ожидал очередного облома, но Чуйкин неожиданно ответил:

— Да, конечно. Речь о воплощении.

— О воплощении?

— Да, о воплощении Либератора в нашем мире.

— Разъясни, Чуйкин.

— Древнее пророчество. Основной миф Либератора. Либератор был братом Рюрика. Он без спроса Старшего откусил кусок Перводрева, и за это Рюрик хотел его убить, но Либератор бежал в адские миры, воспользовавшись магией Перводрева. Там Либератор предался адской культивации. И со временем он нашел способ вернуться. Его возвращение и воплощение в нашем мире включает несколько этапов.

Этап первый — пробить грань между мирами. Для этого нужно три попаданца. Они расшатывают время и пространство. В одном из этих попаданцев и сидит Либератор. Он путешествует в нём, как крестьянин в повозке.

Второй этап — душа попаданца, в которой скрыт Либератор, должна быть помещена в искусственное алхимическое тело. Обычное тело не подойдет для Либератора, оно его не вместит.

Третий этап — алхимическое тело должно стать Царем, оно должно быть короновано. Потому что царственность — атрибут Либератора.

Четвертый этап — алхимическая копия должна съесть пилюлю Вечной жизни. Это та подпитка, в которой нуждается Либератор, чтобы вылупиться из алхимического тела попаданца и воплотиться. Либератор — нечто вроде больного цыпленка. Без мощной подпитки он не вылупится. Пилюля Вечной Жизни, сделанная из Перводрева, и играет роль такой подпитки.

Пятый последний этап — алхимическое тело попаданца должно быть уничтожено. Душа попаданца должна оставить его и отправиться в загробный мир. Тогда Либератор полноценно воплотится в мире в своей истинной адской форме.

Думаю, что ваш дядя перед смертью говорил об этом, господин...

Надо мной и Чуйкиным вдруг разверзлась золотая магическая бездна, заискрились волшебные сполохи...

То же самое, что я видел несколько минут назад. Тот же эффект — мне открылась очередная масонская Тайна, на этот раз Тайна радикалов.

Мой карман обожгло жаром, там сгорела очередная бусина на ожерелье Яромилы. Наверняка та бусина, которую Словенов называл «Врата», бусина, означавшая Тайну прихода в мир Либератора.

Но я на этот раз даже не стал доставать ожерелье из кармана.

Мне было не до того. И даже уже погасшая золотая магия над моей головой меня сейчас не волновала, равно как и тот факт, что я теперь познал уже семь Тайн из двенадцати.

Я не видел ни Чуйкина, ни коридора, я размышлял...

Теперь все наконец встало на свои места.

Стальной жрет пилюлю.

Стальной умирает.

И вот после этого из него и вылазит Либератор...

Проклятая пилюля Вечной жизни, та самая, которую я сделал для самозванца!

Теперь мне было ясно, почему он её упорно не жрал. Эта пилюля вероятно до предела усилит Либератора внутри самозванца, а ведь Либератор и так уже заел Стального подонка чуть ли не до смерти...

Нет, Павел Стальной, явно знавший эту Тайну радикалов или просто догадавшийся о ней, заказал себе пилюлю отнюдь не для того, чтобы вылечиться.

Этой пилюлей нельзя было вылечиться, ибо она была подкормкой для Либератора. Это все равно, что лечить расстройство желудка, поедая испорченное мясо...

Нет, Стальной заказал пилюлю не для излечения. А для того, чтобы в случае попытки его свержения сожрать пилюлю, сдохнуть самому, но при этом вывалить из своего трупа в мир Либератора...

Мелкая душонка, долбаный псих. Даже помирая, Стальной желал максимально нагадить миру.

И как только мы с Ладой ворвемся во дворец, или как только туда ворвется божественный Михаил с либералами...

Вся надежда была только на то, что Стальной правда без сознания и просто не осилит сожрать пилюлю. Потому что если он осилит — нас всех ждет катастрофа, по сравнению с которой наши текущие проблемы покажутся просто ерундой.

Мы были идиотами. Мы все.

Нет никаких гарантий, что Стальной на самом деле без сознания. А значит, все заговоры и перевороты отменяются, если мы, конечно, не хотим встретиться с Либератором...

Теперь оставалось задать Чуйкину только еще пару вопросов.

— Чуйкин, а как эта пилюля связана с моей сестрой?

— Не знаю, господин. Могу только предполагать. Мне кажется, что раз ваша сестра в плену — значит, радикалы планируют её использовать. И если алхимический самозванец съест пилюлю — то Либератор родится. И использует вашу сестру, как он хочет. А если Либератор не родится — то радикалы просто убьют вашу сестру. Ибо в таком случае она для них бесполезна. Вот почему ваш дядя сказал, что жизнь вашей сестры зависит от пилюли.

— О, Господи, — я схватился за голову, — Выходит, что... Я должен или допустить рождение Либератора, или помешать ему, но при этом погубить собственную сестру?

— Выходит, что так, господин, — подтвердил Чуйкин, — Либератор вообще любит такие игры. Причинять боль — его главное удовольствие. Так что не удивляйтесь.

— Леший меня побери, Чуйкин, почему ты раньше этого никому не рассказывал? Я имею в виду — вот эту Тайну про воплощение Либератора...

— Я рассказывал, господин. Следователям Охранного Отделения. Шефу Охранного Отделения Соколову. Лично Его Величеству Павлу Вечному, который приходил меня допрашивать. Вот только в Охранке мне никто не поверил. А Павел Вечный сам покупал у радикалов пилюли Вечной Жизни. И хоть и был хорошим Государем, но тоже не поверил, потому что ему было так удобно. Он слишком любил пилюли, и потому не трогал вашего отца и дядю.

Я заскрипел зубами, мучительно соображая.

Надо было действовать. Быстро.

И права на ошибку у меня сейчас не было.

— Ладно, Чуйкин. Последнее. Но предельно важное. Самое важное. Павел Стальной сам умрет, когда съест пилюлю Вечной Жизни, или его после этого еще нужно убить? Хорошо подумай, прежде чем ответить. От твоего ответа зависят сейчас судьбы Империи и всего мира.

— Тут и думать нечего, господин, — ответил Чуйкин, — Мы с радикалами этот вопрос сто раз обсуждали, еще одиннадцать лет назад. И ответ однозначен. Убивать Стального незачем. Когда он съест пилюлю Вечной Жизни — Либератор обрётет силу. И прогрызет себе путь наружу из души Стального за минуту. Так что Стальной сдохнет сам, помогать ему незачем. Главное, чтобы пилюлю съел.

— Дерьмо! Дерьмо, Чуйкин, дерьмо...

Похоже, что все государственные перевороты на самом деле отменяются.

И лоялисткие, и конституционно-либеральные.

Стальной просто взял весь мир за яйца и теперь плотно за них держал.

Я выхватил смартфон, чтобы позвонить Ладе.

Но, как это у нас с Ладой постоянно бывало, девушка уже сама звонила мне. Только вот почему-то на этот раз по видеосвязи...