Мы углубились в карту, склонившись над потрёпанным листом бумаги. День уже близился к вечеру, и мелкий шрифт карты становился всё труднее различим. Стали сначала хаотично искать эту загадочную Р-404, водя пальцами по разноцветной паутине дорог.
— Вот чёрт, — пробормотал я, пробежавшись взглядом по центральным районам России. — На глаза не попадается. Может, действительно где-то в другом месте?
Вика терпеливо изучала каждый участок карты, время от времени приближая лицо к бумаге, чтобы разглядеть мелкие детали. Кира стояла рядом, а Дима нервно постукивал пальцами по металлу АКМ.
— Может, всё-таки прав Дима, и это где-то севернее? — предположил я, ощущая нарастающую фрустрацию.
— Подожди ты, — остановила меня Вика, переворачивая карту и открывая небольшую табличку с содержанием в правом нижнем углу. — Тут же должен быть алфавитный указатель всех дорог.
Её пальцы быстро пробежались по мелким строчкам указателя. Множество цифр, буквенных обозначений, координатных ссылок — всё это выглядело как шифр для непосвящённых.
— Быстренько… быстренько… — бормотала она себе под нос. — А вот и она! Р-404!
Мы все разом наклонились к карте. Вика ткнула пальцем в нужную строчку.
— Смотрите, она значится как… — она прищурилась, пытаясь разобрать мелкий шрифт, — как Е-4, Ж-9. Квадраты координатной сетки.
— Какая-то большая дорога получается, если охватывает два квадрата, — заметил Дима.
— Давай посмотрим, — сказала Вика, поворачивая карту и отыскивая нужные координаты по краям листа.
Мы быстренько нашли пересечение линий Е и 4, затем Ж и 9. И то, что мы увидели, заставило нас переглянуться.
— Ого, — присвистнула Вика. — За Уралом.
Я тут же начал прикидывать в уме, что у нас там за Уралом. Екатеринбург — это ещё не совсем Сибирь. Тюмень — тоже. Новосибирск — это уже серьёзно. А дальше всё восточнее и восточнее: Омск, Красноярск, и так до самого Тихого океана. Огромные расстояния, которые на карте выглядели как небольшие отрезки между городами.
— Давай внимательнее смотреть по карте, — предложил я, и мы склонились ещё ниже.
Выходило, что трасса Р-404 тянулась через всю Западную Сибирь. От Ханты-Мансийска — когда-то крупного нефтяного центра на севере — она шла на восток, до Нефтеюганска, чуть не доходя Сургута, ещё одному нефтяному городу. А оттуда дорога поворачивала на юго-запад и тянулась до Тюмени. Огромная дуга через всю нефтегазоносную провинцию России.
— Ты понимаешь, что это? — Вика посмотрела на меня широко раскрытыми глазами. — Почти две тысячи километров!
— Понимаю, — кивнул я, чувствуя, как в груди поднимается знакомая тяжесть безнадёжности. — А что делать?
— Думать, Глебушка, думать, — ответила Вика, но в её голосе тоже слышались нотки отчаяния.
Кира молча бросала на нас обеспокоенные взгляды. Дима стоял чуть поодаль, курил и смотрел в сторону горизонта, где уже начинали зажигаться первые звёзды.
— Ну давай прикинем по времени, — предложил я, пытаясь найти хоть какую-то зацепку. — Когда я задействовал навык, у нас ещё чуть до обеда было по времени. Значит, там уже было чуть за обед, если учитывать разницу во времени.
— А какая там разница? — спросила Кира.
— Насколько помню, — я напряг память, вспоминая школьные уроки географии, — время в УрФО плюс два к московскому. Соответственно, когда у нас было одиннадцать утра, там было уже час дня.
— И что это даёт? — не поняла Вика.
— А то, что солнце в видении было практически строго юге, — объяснил я. — Оно было почти перпендикулярно движению дороги. Соответственно, она ехала строго на запад или запад-запад-юг.
Мы снова склонились над картой, отслеживая направление дорог.
— Смотри, — сказала Вика, водя пальцем по линии трассы Р-404.
По карте получалось следующее: дорога имела сложную конфигурацию. Северный участок — от Ханты-Мансийска до Сургута — шёл практически строго с запада на восток. Средний участок — от Сургута до районных центров — поворачивал на юго-запад. А южная часть — чуть ниже Тобольска от Ярково до Тюмени — шла почти строго с востока на запад.
— Получается, — я медленно проводил пальцем по карте, — либо она ехала от Сургута к Ханты-Мансийску, то есть на севере. Либо же где-то в районе Тобольска—Тюмени, на юге трассы, и двигалась на запад.
— А это что меняет? — спросил он. — Всё равно же две тысячи километров от нас.
— Меняет направление, — ответила Вика. — Если она в районе Тюмени, то нам нужно ехать не на север, как мы думали, а на восток. Через всю Россию.
Воцарилась тишина. Только потрескивал остывающий двигатель грузовика, да где-то вдалеке ухала сова. Масштаб проблемы начинал доходить до всех. Две тысячи километров через разрушенную страну, через территории, контролируемые бандитами и зомби. На умирающей машине.
— Может, она движется в нашу сторону? — робко предположила Кира. — Может, нам не нужно никуда ехать, а просто ждать?
— Вряд ли, — покачал головой я. — Но она может ехать куда угодно.
— Тогда что предлагаешь? — спросил Дима.
— Попробую ещё раз посмотреть через несколько часов, — сказал я наконец. — Может, она остановится где-то на ночь, и я смогу рассмотреть больше ориентиров.
— Ты же еще говорил, что там были большие деревья, сосны, — возразила она.
— А ты думаешь, там, на севере, в районе Сургута, нет сосен? — Я хмыкнул.
— Да хрен его знает, Глеб, — продолжила Вика, качая головой. — Как по мне, так это север. Что у нас там — тундра?
— Нет, тундра у нас — это уже севернее, где-то где Новый Уренгой и севернее. Что там — Надым, Салехард. И то ёлочки попадаются. А такие деревья, высокие, могут быть и в Сургуте, и в том же Тобольске.
Дима, который до этого молча слушал наш разговор, вмешался:
— Слушайте, а может, не стоит гадать на кофейной гуще? У нас бензина от силы на сотню километров осталось, а движок после того как мы с Кирой подшаманили его — хватит максимум на полчаса. Куда бы мы ни поехали — далеко не уедем.
— Поэтому и нужно выбрать правильное направление с первого раза, — ответил я. — Если ошибёмся, потеряем и время и топливо зря.
Вечерело быстро. Солнце уже скрылось за горизонтом, и воздух становился заметно холоднее. Скоро придётся разводить костёр, а завтра с утра принимать окончательное решение о маршруте.
— Думаю, предстоит мне ещё через часик сеанс устроить. Может, она уже доедет куда-то конкретному месту, и я смогу увидеть больше ориентиров.
Вика посмотрела на меня очень задумчивым взглядом. Что-то в её выражении лица заставило меня насторожиться.
— Что? — спросил я.
— Да смотрю на тебя и думаю, — медленно проговорила она. — Как тебе фартануло. Сегодня-завтра, не — так послезавтра ты найдёшь нужные ориентиры, и у тебя будет цель, куда двигаться. Ты будешь знать конечную точку, а добраться — это лишь вопрос времени.
В её голосе слышалась какая-то грусть, которую я не мог понять.
— И что в этом плохого? — спросил я.
— Ничего плохого. Наоборот. — Она помолчала, подбирая слова. — Судя по тому, что она носит твой браслет… Ты знаешь, я уверена: будь у неё мужик, и если бы она обмолвилась, что, мол, этот браслет мне подарил мой бывший, который пропал и неизвестно, жив ли… Он бы, извиняюсь, но на говно изошел бы, но она бы этот браслет не носила. Ну, это так, это моё бабское видение.
Я почувствовал, как что-то ёкнуло в груди. Неужели Вика была права? Неужели тот факт, что Аня до сих пор носила мой подарок, действительно что-то значил?
— Ладно, не обращай внимания, — отмахнулась она.
Но я видел, что её что-то беспокоило. За время совместных скитаний я научился читать её настроение. Сейчас она явно о чём-то думала, что-то её тревожило.
— А чего тебя это так расстраивает? — спросил я напрямую. — Ты же сама сказала, что тебе без разницы, куда идти.
Вика долго молчала, глядя куда-то в сторону. Потом вдруг повернулась ко мне и спросила:
— Слушай, а если я дам тебе фотографию человека, которого я тоже хотела бы найти… Ты бы смог мне помочь?
Этот вопрос застал меня врасплох. Вика никогда не говорила о том, что кого-то ищет. Да, она рассказывала о сестре, но больше ни о ком не говорила. Ни о ком, кто мог бы быть ей дорог.
— Ну, думаю, смог бы точно так же, как ищу сейчас Аню, — ответил я честно.
Она посмотрела на меня уже другим взглядом — в нём читались благодарность и что-то ещё, чего я не мог разгадать.
— Кого ты ищешь? — тихо спросил я.
Вика не ответила сразу. Она достала из внутреннего кармана куртки потрёпанную фотографию и долго смотрела на неё, не показывая мне.
Она немного потупила взглядом, отвела глаза в сторону. Пальцы её нервно теребили край куртки. Значит, тема болезненная.
Вика долго молчала, задумавшись, а потом, спустя пару мгновений, глубоко вздохнула и сказала:
— Знаешь, Глеб… когда вся эта хрень началась, за несколько месяцев до того, я ещё тогда соплюшкой была — не было мне и шестнадцати лет.
Она замолчала, глядя в сторону горизонта.
— Встречалась я тогда с парнем, — продолжила она тише. — Он старше меня был, ему только восемнадцать стукнуло. Саша звали. Высокий такой, худощавый, с вечно растрёпанными волосами. В школе все девчонки от него без ума были, а он выбрал меня.
Голос у неё стал мягче, появились нотки ностальгии. Видно было, что воспоминания эти дороги ей, несмотря на боль.
— И так сложилось, что он в институт не поступил. Нет, он не был глупым, даже наоборот — в чём-то просто гениален был. Математику щёлкал как семечки, физику тоже. Учителя говорили, что у него аналитический ум, что далеко пойдёт.
— И что случилось? — осторожно спросил я.
— А то и случилось, что характер у него был… сложный. Гордыня зашкаливала. — Вика криво усмехнулась. — И когда на экзамене вступительном какой-то профессор стал задавать вопросы: «А почему вы вот здесь и здесь не расписали действия подробнее? Откуда такие выводы?», он, фыркнув, сказал: «Да тут и так всё понятно!»
Она передразнила интонацию, и я мог представить, как это выглядело — молодой, самоуверенный парень против маститого профессора.
— «А вот мне непонятно», — продолжила Вика. — Тот ему ответил: «Откуда у вас взялись правильные ответы? Вы, наверное, списали!» Саша встал в позу и говорит: «Давайте любое задание, я прямо сейчас решу!»
Где-то вдали на периферии слуха заурчал зомби — еле-еле слышно. Дима инстинктивно потянулся к автомату, но звук не приближался.
— Тот пошёл на принцип, дал ему задание из высшей математики. По матрицам — их явно в школе не проходили, а он взял и решил. Прямо там, у доски, за десять минут.
— И что, зачислили?
— Как бы не так! — горько рассмеялась Вика. — Профессор же не смог признать своё поражение. Сказал, что методика решения неправильная, что нужно было по-другому оформлять. В итоге поставил ему «неуд». И всё, прощай институт.
Она замолчала.
— В общем, в институт он не поступил, в итоге загремел в армию. Его в Челябинск отправили, в какую-то техническую часть. Говорил, что будет радиотехником служить, что это лучше, чем в пехоте окопы рыть.
— И вы переписывались?
— Поначалу да. Письма писал, звонил когда мог. Планы строил — отслужу, говорил, поступлю в другой институт, на заочное отделение пойду. Жениться собирался на мне, когда вернётся. — Голос её дрогнул. — А потом началась вся эта хрень, и я не знаю, жив ли он.
Мы помолчали. В голове крутились мысли о том, сколько таких историй оборвалось в один день, когда мир рухнул. Сколько планов, надежд, любовных историй просто исчезло в хаосе катастрофы.
— Да, понимаю, что шансов мало, — продолжила Вика, словно читая мои мысли. — Мужики то все по натуре кобеля те еще, может, уже и забыл про меня. Но, а вдруг? Вдруг он тоже ищет меня? Вдруг выжил и думает, где я?
В её голосе звучала такая надежда, такая боль, что я не выдержал. Недолго думая, я взял Вику за руку и мысленно активировал на ней руну «Чужие глаза».
Передача навыка прошла легко. Вика почувствовала изменения сразу — её глаза расширились от удивления.
— Так это я могу сама попробовать! — воскликнула она.
— Дерзай, — кивнул я. — Я покараулю.
Она подошла к тому же дереву, где раньше сидел я, села, прижалась спиной к шершавой коре. Я видел, как она расслабляется, как дыхание становится глубже и ровнее. Глаза слегка поплыли, потеряли фокус, а потом стали стеклянными — точно так же, как у меня во время сеанса связи.
Я стоял рядом, внимательно наблюдая за окрестностями и за ней.
Первые полминуты ничего не происходило. Вика сидела неподвижно, лишь изредка подёргивались веки. Потом её дыхание участилось — значит, что-то начало происходить.
А спустя полторы минуты она тяжело задышала, и когда сбросила с себя полученный от руны навык, согнулась в три погибели. Рвало её знатно — весь ужин оказался на земле рядом с деревом.
— Ты почему не сказал, что так хреново после этого? — простонала она, вытирая рот рукавом.
— Так я же говорил, — напомнил я.
— «Ой, говорил он!» — фыркнула она, всё ещё держась за живот. — Мог бы и поконкретнее предупредить!
Я достал из рюкзака флягу с водой, протянул ей. Она прополоскала рот, немного попила.
— Ну что? — не выдержал я. — Видела что-нибудь?
Её лицо сразу изменилось. Усталость и тошнота отступили, уступив место возбуждению.
— И что, жив? — Я пытался читать ответ по её глазам, но она молчала, собираясь с мыслями.
— Жив, — наконец выдохнула она. — Он где-то… насколько я понимаю, под Челябинском. В каком-то лагере или базе. Много людей в военной форме, палатки, техника. Он сидел за столом, что-то чинил — радиостанцию или прибор какой-то.
— Точно он?
— Точно. Шрам на левой руке узнала — ещё в детстве порезался. И руки эти долговязые, и манера держать инструменты. — Она улыбнулась сквозь слёзы. — Живой мой дурак, живой!
— Ну отлично! — обрадовался я. — Значит, наши пути практически совпадают!
И действительно, если Саша находился под Челябинском, а Аня двигалась по дороге Р-404, то нам имело смысл держать путь на северо-восток. Может, нам удастся найти их обоих.
— Только далеко это, — задумчиво сказала Вика. — Тысячи километров, не меньше. А машина у нас на ладан дышит.
— Доедем, сколько сможем, — ответил я. — А там видно будет. Главное, что теперь знаем направление.
Сумерки медленно опускались, всё в тёмные силуэты на фоне угасающего неба. Наш пикап, потрёпанный дорогами и временем, казался единственным островком цивилизации посреди этой первозданной глуши. Мы только-только закончили разбивать лагерь — костёр негромко потрескивал, разгоняя подступающую темноту.
Дима деловито копался в багажнике пикапа, что-то выискивая среди нагромождения рюкзаков и снаряжения. Наконец он вытащил небольшую сумку и, подозвав меня жестом, начал доставать из неё странные металлические предметы, похожие на тонкие заострённые штыри с электронными блоками на верхушках.
— Сейчас периметр обозначим, — сказал он, проверяя каждый штырь и что-то настраивая на маленьких панелях.
Я наблюдал, как Дима, методично отсчитывая шаги, двигался по кругу вокруг нашего лагеря. Он останавливался каждые тридцать-пятьдесят метров, вонзал штырь глубоко в землю и щёлкал каким-то переключателем на его верхушке. Тусклый едва заметный в сгущающихся сумерках огонёк загорался на каждом устройстве.
Дима установил по периметру в радиусе ста метров от пикапа два десятка этих штырей в землю. Он двигался с уверенностью человека, делавшего это уже не раз — методичные движения, чёткая последовательность действий. Несколько раз он замирал, прислушиваясь к звукам вокруг, словно улавливая что-то, недоступное моему слуху.
Когда последний штырь был установлен, Дима вернулся к костру и достал из кармана небольшой пульт размером с пачку сигарет. Он нажал несколько кнопок, и пульт тихо пикнул, на его экране вспыхнула зелёная точка.
— Активировано, — удовлетворённо кивнул он.
Я подошёл ближе, разглядывая странные устройства, теперь едва различимые в темноте.
— Зачем это? — спросил я, кивая в сторону ближайшего штыря, чей огонёк мерцал, как крошечная звезда у самой земли.
Дима поднял взгляд от пульта, который он как раз убирал обратно в карман.
— Это сигналка. На луче, — ответил он, подбрасывая в костёр ещё одну ветку. — Если кто пройдёт — сработает и подаст сигнал. Мало ли, кого не заметим ночью — а так лишняя подстраховка.
Я присел у костра, грея руки о жестяную кружку с чаем.
— Согласен, вещь нужная, — кивнул я, отпивая горячий чай. — А откуда такие девайсы? Не в магазине же купил.
Дима усмехнулся, но как-то невесело. Он опустился рядом со мной на поваленное бревно, которое мы притащили для сидения, и протянул руки к огню.
— Были люди в моей группе, что по червоточинам иногда ходили — вот там и нашли, — произнёс он негромко, словно не желая, чтобы девушки услышали. — Еле сбежали из неё тогда ещё.
Он замолчал, глядя в огонь, словно видя там что-то, известное только ему. Языки пламени отражались в его глазах, делая взгляд странно отстранённым.
— Рассказывали, что чем больше полезностей в червоточине — тем сложнее из неё выйти, — продолжил он после паузы. — Это был некий актив нашей группы. Но раз группы не осталось — только мы с Кирой, то вот и будем пользоваться.
— И правильно, — ответил я, пытаясь подбодрить его. — Жизнь, она дороже.
Дима кивнул и допил свой чай одним глотком. Затем встал, потянулся, разминая затёкшие мышцы, и достал из кармана куртки пачку сигарет.
— Первым буду на фишке, — сказал он, закуривая. Огонёк сигареты на мгновение осветил его лицо. — Потом лучше девочек поставить, а уже под утро чтоб ты смотрел.
Я кивнул, соглашаясь с его планом.