Властелин островов

Глава 5

Вечером мы, конечно же, учинили разбор полетов, со всей полагающейся к нему оснасткой. А именно парой кувшинов хорошего вина, золотой и серебряной посудой на столе и даже найденной в ратуше картой острова.

В результате напряженных дебатов восторжествовало мнение, что о лучшем исходе первого сражения с войском противника не следовало и мечтать. Пускай программу максимум – разгромить и пустить всех под нож – выполнить не удалось, однако достигнутые результаты были объективно весьма и весьма хороши.

По объективным оценкам потери противника в лагере одними только убитыми достигали где-то восьмисот душ. Раненых оценили цифрами в четыреста-пятьсот человек. Пленных в сражении у бухты не брали, все оказавшиеся в зоне досягаемости раненые были добиты, урон моральному духу личного состава противника ожидался соответствующим.

Противник, впрочем, несмотря ни на что, острова не покинул, а с энтузиазмом муравьев в муравейнике принялся устраивать укрепления практически сразу, как мы ушли в лес. Однако, ничто так не укрепляет дисциплину как находящаяся в опасности задница, если, конечно, найдется кто-нибудь достаточно волевой, чтобы направить энергию масс в нужном направлении.

Гарнизон замка мною был уничтожен примерно на две трети своего состава, причем, насколько можно судить, погиб самый боеспособный контингент.

Вдобавок к этому, после допроса пленных выяснилось, что род властелинов острова Мор был оборван. Помимо самого сэра де Мор в вылазке были убиты все его сыновья, до обучавшегося колдовству в Аргайле включительно. В замке осталась только жена с двумя дочерьми и жена старшего из братьев, тоже с девочкой дочкой.

В целом, за эту ночь противник потерял одними только убитыми около тысячи человек. Орков погибло менее сотни, в основном в подчиняющихся Бруни херадах. Две с половиной сотни раненых ожидали возвращения в строй в большинстве своем через несколько дней.

Нами была захвачена богатейшая добыча, хотя и больше состоявшая из доспехов и вооружения. Некоторое количество монет и ценностей погоды не делали, тем более что моим подчиненным и, соответственно, мне их достались крохи. Мои орки в грабеже лагеря герцога не участвовали, а из замка гарнизон пошел на вылазку налегке. Немного золота сняли разве что с благородных, в частности золотые шпоры де Мора Мика притащил мне.

Теоретически, захват большого числа хороших доспехов толкал нас на простые действия по перевооружению защищенных кожей бюджетников.

На практике все было сложнее. Данные действия всегда и везде сталкивались с противодействием самой боеспособной части воинов, вполне резонно не желавших давать бедноте милостыню без серьезных на то причин. Боеспособность неотрывно увязана со временем, затрачиваемым на боевое обучение и стоимостью самого вооружения. Стоимость последнего зависит в основном от ударных возможностей и защищенности владельца, поэтому свалить воина в хорошем доспехе обычно удается только такому же. В итоге, если принять что мы в море ходим грабить, а не развлекаться, нормальный, с головы до ног упакованный в железо хольд практически всегда крайне косо смотрит на бесплатный отход кольчуги с убитого им человека типу, носящему комплект вооружения ценой в несколько раз дешевле.

Что, собственно, и правильно, причин, почему профессионал должен дарить кому то свои деньги, нет и не предвидится. Однако слишком сильно поощрять капиталистические привычки тоже не было в моих интересах, ибо мне как минимум нужно было увеличивать боеспособность моих подчиненных. Хотя бы для того, чтобы компенсировать потери, например.

В этом плане помогало, что добычу мы конечно взяли богатейшую, однако поход и близко не был близок к завершению. В итоге я пришел к выводу, что правильное пиратство это в первую очередь контроль и учет. В той же ратуше я нашел подходящий гроссбух и элементарно зачел стоимость вооружения в счет добычи каждого нуждающегося, оценив каждый предмет вооружения при помощи комиссии из авторитетных лиц дружины. Еще нескольким воинам выдал доспех воспользовавшись правом создания призового фонда. Впрочем, что они это заслужили, скрипя зубами, но в конце концов признали все. Для бедноты это было явным дополнительным стимулом проявлять себя, на возможность чего я и намекнул.

Хольды поняли мою мысль правильно. Жабе их она удовольствия не доставила, однако они смирились. Я всё–таки был в своем праве. Тут главное было чересчур хитрых или трусоватых дружинников скопом не поощрять.

В конечном итоге перевооружение подчиненных прошло успешно. У приятелей впрочем, тоже.

Теперь нам нужно было скорректировать наши планы. Проще говоря, нужно было расставить приоритеты, в каком направлении работать дальше, а именно захватить замок или добить войска герцога, коли он по глупости своей с острова не ушел.

Логика вещей требовала сначала уничтожить войско, замок после потери основной части гарнизона никакой опасности теперь не представлял. Однако можно было отработать и от противного, чтобы вынудить противника (герцога) на активные действия.

Допустим, вторично атаковать лагерь такого же оглушительного успеха не обещало. По донесениям разведки, выжившие в бою и снятые с кораблей люди работали как пчелки. Можно было конечно, как немцы под Курском, постучаться в закрытую дверь, но потери нам компенсировать было некем и нечем. В буквальном смысле слова приходилось беречь в каждого солдата. Короче говоря, полевое сражение без присутствия чужих укреплений на было в любом случае выгоднее. Хотя герцог и доставил на остров лошадей, не похоже было, что он сильно рассчитывал на силу своей кавалерии. Кстати, зря, на мой взгляд.

В итоге, хорошо все обдумав, Бруни всё же принял решение сначала добить герцога. По его мнению, штурм замка излишне усложнял ситуацию. Я, как главный разведчик, со своими подчиненными должен был заняться мотанием противнику нервов уничтожением аванпостов и прочей разведкой боем, чтобы хочешь не хочешь, но привести людей к мысли, что лучше всего как можно быстрее взять реванш в поле. Наша четверка единодушно сомневалась, что план прибрать к рукам весь Гатландский архипелаг на данном этапе операции раскрыт для противника. Чтобы в него поверить, требовалось довольно развитое воображение. Собственно, даже мне самому периодически казалось, что такой замысел слишком уж крут для имеющихся сил и средств.

Теперь блокировать замок и разбирать его стены камнями остался Хадд, с небольшой частью своих подчиненных и ходячими ранеными, последние в основном контролировали хашар и Холден.

Гарнизон замка, по всему было видать, смотрел на свои перспективы с большой тоской. Лучники противника к этому времени практически ушли со стен, башни зияли проломами, камни посбивали треть зубцов на стене и местами обвалили ее до половины. Разве что сами ворота пострадали не слишком сильно, большой требушет ставить прямо напротив них мы когда-то не рискнули и правильно сделали, а потом это уже не имело смысла. Хватало и обстрела от мелочи. Ворота малыми требушетами были достаточно серьезно повреждены, чтобы при желании быть выбиты достаточно быстро, однако штурмовать через них следовало в последнюю очередь. На месте леди де Мор за последние дни я бы их завалил всяким дерьмом, ибо вылазок больше не планировалось. Как мы все подозревали, что и было проделано.

Хашар к этому времени никаких проблем уже не представлял. Люди, когда на острове определился победитель и с его стороны пошли большие потери, с стороной быстро определились и, разумеется, сочли главными врагами не желающих сдаваться соотечественников, а не нас, злобных орков с их большими мечами.

«Стокгольмский синдром» во всей красе, ха! Орки были близко, а люди весьма далече. Мы могли пустить пленных под нож в любое мгновение, шансы погибнуть от стрелы защитника замка были куда меньшими. Кто же в такой ситуации признает, что добросовестный труд на благо захватчиков основан на страхе каждого конкретного человека, а не на его мозгах, правильной оценке ситуации и нужной расстановке приоритетов? Пленные, после того как их повязали кровью и вполне конкретными действиями, с некоторых пор стали готовы сами удавить человека, решившегося организовать среди них мятеж. Что, собственно, одной из ночей и произошло.

Выжившие в вылазке пленные из гарнизона замка, после допросов отправленные в хашар, попытались организовать там подпольную организацию. Начали они с диверсий на камнеметах. Хватило их ровно на один, да и тот исправили через час.

Сдали их сразу же, как все обнаружилось и, разумеется, сдали люди, делившие с ними чашку супа и корку хлеба. Для самооправдания герои потом, разумеется, нашли множество причин, главной из которых внезапно оказалось социальное положение преданных ими патриотов. Ублюдки служили страшному сатрапу, хозяину острова, выжимали из бюргеров для него налоги и даже смели при случае разбивать им головы в драках в тавернах.

Я нехотя рассматривал две стоящие в строю передо мной кучи дерьма и думал, что с куда большим удовольствием сделал бы «кровавого орла» им самим, причем лично, чем людям, честно и до конца выполнявшим свой долг. Предателями оказались, разумеется, не два типичных для советского кинематографа крысиного вида низкорослых лысоватых типчика, а попавшие в плен ранее: средней руки купец (высокого роста и мощного телосложения) и приказчик его коллеги телосложением немного пожиже, но тоже с честным и открытым лицом. И тот и другой преданных ими людей знали чуть ли не с самого детства и конечно же ранее имели репутацию больших патриотов. Как острова, так и герцогства в целом. Я уже навел по ним справки. Неожиданно оказалось, что висящая над головой смерть несколько изменяет приоритеты и, как правило, показывает истинные лица.

Преданные ими воины перед смертью держались очень достойно. Шоу устраивать мы не собирались, хашар застроили буквой «П», и, приведя саботажников, курирующие их десятки орки отрубили головы всем пятерым. К непритворному моему сожалению, возможности сохранить им жизнь у меня не было. Точнее была, но это было очень политически неправильно. Хашар и жалость были по определению несовместимыми понятиями. Все что я мог сейчас для них сделать, это казнить без мучений.

Уроды, что их сдали, этим были явно разочарованы.Последнее было крупными буквами написано на лицах, они похоже они ожидали чего-то очень и очень зверского. Мне даже профессионально подумалось, что такой вот облом может плохо отразиться на потоке информации от этих двух тварей. Если их надежды придется обламывать и дальше, товарищи могут во мне разочароваться. Обидеться, так сказать, что лишаются ожидаемого зрелища, особенно если под нож отправят какого нибудь личного врага. Из тех, что девушку когда-то увел или в глаз на танцульках стукнул. А сеточку между тем на захваченных островах надо раскидывать уже сейчас, причем именно из таких небрезгливых людей, к большому моему сожалению. Так что, как бы мне ни хотелось их зарубить, пришлось наступить на горло своим чувствам. Им нужно было улыбаться и поощрять, ребята повязались кровью, выбрали себе хозяина и уже, как видится, вошли во вкус своей новой работы. Убрать их можно будет не раньше, чем зажрутся и обнаглеют.

Кровью, кстати говоря, я их повязал и в буквальном смысле слова. Заставил расписаться ею в заведенных специально для них контрактах. Последнее, в общем-то, сделал исключительно из–за плохого настроения и желания испортить ублюдкам жизнь, все остальные причины разве что и болтались в подсознании. Даже выплыли наверх они позже, когда я, скрепя сердце, но завел на них агентурные дела. Ибо, как бы то ни было, но социализм – это учет, как говаривал товарищ Сталин. Все начинается с организации.

Оба первых моих шпиона были в шоке, но отказаться не рискнули. Теперь они в любом случае были мои. До того момента, как не решу списать. А чтобы не списал, нужно будет быть мне очень полезными. Хотя истинное мое к ним отношение придется очень тщательно маскировать либо передать их для работы кому другому. Если конечно найду кому, ибо подчиненных, годных к исполнению обязанностей оперативника, у меня раз, два и обчелся, да и из них не всякий согласится. И появятся пригодные кадры в приемлемых количествах, к сожалению, очень нескоро.

Впрочем, пока что этим слишком заморачиваться не стоило. Я не знал, буду ли завтра жив, так что хватало и более приоритетных проблем, чем агентурная работа.

***

Весь день прошел в мелких стычках, противник активно вел разведку, одновременно продолжая укреплять свой плацдарм.

Расставленные вокруг пешие пикеты, которые иначе чем смертниками назвать было нельзя, и наименее прыткие разведгруппы я ликвидировал с определенным успехом. Герцогу даже пришлось выслать довольно большой отряд для спасения остатков своего охранения. Это с наблюдателями на кораблях сделать ничего было невозможно.

Хотя остров с моря просматривался далеко не везде, защитники замка активно что-то сигналили гелиографом. Наши корабли сейчас выводить в море делом было пока нерациональным.

В общем, серьезных стычек не ожидалось, и случившийся поздним вечером полноценный бой с тем самым отрядом быстрого реагирования оказался для нас определенной неожиданностью.

По иронии судьбы, произошел он в том же самом месте, где мы вырезали отряд сына сэра де Мор в день высадки. Хотя довольно много моих подчиненных было раскидано по лесу, ума держать в резерве бойцов в самом лучшем доспехе и некоторое количество лучников у меня хватило, так что неожиданное появление на дороге отряда противника я справедливо счел подарком судьбы.

Полноценной засады не получилось и у меня. Люди были не лохи и так просто не попались. Десяток головного дозора и охранение в лесу мы, правда, вырезали, однако само ядро отряда островитян приняло удар в полном порядке. Нами было потеряно время на построение.

В лесу невозможно нормально сражаться строем, так что основная мясорубка опять–таки завязалась на дороге и рядом с ней. Подтянувшиеся на звук трубы легковооруженные родичи дрались с людьми в лесу, более опытные и хорошо вооруженные хольды составили «кабанью голову» на дороге, во главе которой я и оказался.

Отряд противника был довольно неплохо и относительно единообразно вооружен, в первых рядах коробки стояли воины исключительно в металлическом доспехе, над головами висело знамя. В общем, враг был не лыком шит. Было очень похоже, что мне повезло нарваться на дружину аристократа.

Знамена, баннеры, орлы, штандарты и прочие похожие предметы получили такую популярность в средневековье не просто так, а по вполне практическим соображениям. В условиях отсутствия единообразия в доспехе и вечной феодальной войны всех против всех проблема идентификации противника на поле боя вставала весьма даже остро. С ними все было просто, воин, оторвавшийся от своих в сутолоке битвы, ориентировался по знакомым значкам или знаменам. На личном уровне аристократия заботилась о подчиненных, обряжая их в предтечу формы – единообразные плащи или сюрко. Если, конечно, хватало денег. То же самое было и здесь.

Сошедшиеся с нами люди действительно не были лохами, в отличие от ночного нападения на лагерь были полноценно готовы к бою и показали себя в нем прекрасно. Мне вот, знай, я про превосходящие природные кондиции противника, было бы действительно страшно сходиться с ним лоб в лоб. Собственно, в первый ряд с копьем я и так не встал. Эти же люди, мало того что сошлись впрямую и выдержали встречный удар орков на схождении, но еще и продолжили давить вперед, равнодушно топча свои и наши трупы. С политморсосом и уровнем боевой подготовки у данного отряда дело обстояло более чем в порядке. Последнее ещё более впечатляло, если вспоминать результаты нашей первой стычки.

Противостоящие нам островитяне действительно заслужили свою репутацию, способность преодолеть моральный удар от резни в лагере и идти в бой с продемонстрированной самоотверженностью, стоило очень дорого. Я вот даже – «Мама!» сказать не успел, прежде чем очутился в первом ряду. Колдуны, если бы они у нас даже и были, мгновенно оказались бесполезны. Я даже перчаткой воспользоваться не успел. Если точнее сначала не рискнул, а когда директриса оказалась открытой, было уже поздно. Мои колдуны были примерно в такой же ситуации, они держались в глубине строя, на случай наличия магов у противника.

Первый мой противник так и не успел обрадоваться удачному удару копья, свалившему противостоящего ему орка. Копье застряло у того в ребрах, покойный Улль не успел закрыться щитом и в результате, враг сделал довольно популярную ошибку, потерял время, пытаясь его вытащить, вместо того чтобы взяться за меч.

Я, переступив через тело Улля, рубанул человека по кисти, широко шагнул, наступив на следующее, и всадил острие своего «Черныша» ему в рот в колющем выпаде. Далее от меня потребовался проходной шаг вперед с толчком щитом все еще не осознавшего, что оно убито, тела и подрубленная нога его соседа слева. Расчет сработал на уровне инстинктов, хорошее защитное вооружение давало мне возможность достаточно безопасно действовать, тем более что воин справа тоже не догадался бросить свое копье.

Подрубленная нога товарища погасила инерцию меча, что для него стало фатальным. Вместо ожидаемого удара в ноги он получил рубящий вверх в подмышку, разрубивший ему плечо с внутренней стороны. Это было смертельным ударом даже само по себе из-за повреждения артерии. Из раны брызнуло знатно, однако я на автомате все равно добил его обратным ударом поперек лица, отчего он завалился назад, открыв меня еще одной перепуганной троице.

К своему счастью, я достаточно владел собой, чтобы не сползать в бешенство. Строй это такая штука, что Конанов-варваров успокаивает на раз. Ломить вперед без поддержки соседей для меня было очень большой ошибкой, так что я встретил врагов стоя на месте.

Я даже не запомнил, был ли у атаковавшего меня первым воина щит, совершенно машинально снеся его колющим ударом в лицо. Рубануть меня топором он просто не успел. Запомнился от него только пух над верхней губой и светлые глаза под шлемом.

Со следующими пришлось работать более традиционно. Четыре трупа за считанные секунды изрядно охладили пыл островитян на моем направлении, желание ломить вперед, как табун лошадей, у них исчезло, что, собственно, от меня и требовалось.

Я не запомнил, сколько людей убил в дальнейшем. Все опять слилось в одно сплошное длинное пятно. Я был быстрее, сильнее, профессиональнее и гораздо лучше вооружен, чем любой из противостоящих мне воинов. Ветераны напротив меня быстро кончились и основную часть боя под меч лезли бюджетники в кожаном доспехе из задних рядов. Поодиночке никаких шансов против меня у них не было, а задавить группой не давали восстановившие порядок в строю орки из моей личной охраны.

Мне можно было гордиться, даже в ситуации, не блещущей предоставлением больших возможностей блеснуть искусством фехтования, я сумел найти места для применения достаточно большого количества связок, совсем не ограничиваясь одной парой ноги-голова. Помню, кого-то я колол, кому-то рубил руки и ноги, кому-то удачным ударом после финта в ноги отрубил голову… А потом люди передо мной тупо кончились, растрепанный отряд противника начал отходить, по мере возможности перестраиваясь и восстанавливая порядок в строю.

Какое-то время мы их преследовали, но без большого энтузиазма. Кто победил, нам было ясно, а впечатлений о мясорубке хватило всем. Собственно, при преследовании основные потери врагу нанесли колдуны, после удара которых отход противника изрядно ускорился. Потом их преследовали лучники из подошедших на звуки боя дозоров, пропустивших основную часть схватки, но в конце концов побежденных оставили в покое и они, вернувшись к месту схватки, неся с собой дроп, снятый с неудачников, которых им удалось подстрелить.

Впрочем, поживиться на месте основной схватки товарищи рассчитывали напрасно. Я озаботился безопасностью и дисциплиной и начал организовывать охранение. Дисциплина в наших условиях была первостепенна. Благо, что ее уровень среди наших ополченцев в любом случае нужно повышать. Пускай среди моих орков чересчур активных и горластых демагогов не оказалось.

Люди нас больше не беспокоили, так что в итоге мертвяков мои орлы обобрали до исподнего. Вместе с перебитыми днем людьми было убито двести шестьдесят шесть человек, головы которых по тем же монгольским обычаям орки покидали в кучу на дороге, подсчитывая. В плен попали всего лишь трое.

День завершился вполне успешно, так что я решил, что самое время отойти к лагерю.

Предварительную оценку и складирование захваченного добра там осуществляли хольды, ну а я, помылся, поел, допросил пленных, довел до Бруни последние изменения обстановки, обсудил с товарищами планы и задачи на завтра и лег спать. День и предыдущая ночь меня полностью вымотали. Завтра, по моим прикидкам, нас ждало генеральное сражение. Затягивать герцогу было более чем невыгодно. Уж точно не после вечерней стычки.

И конечно же угадал.

***

Я со своей бандой держал левый фланг. Торвальд взял на себя правый. Опытный, старый и лысый хевдинг Бьерн Волчья Шкура рулил центром, его коробку составили орки Хадда, который с остальными своими подчиненными продолжал охранять корабли и добивать камнеметами укрепления замка, а также экипажи пары кораблей Бруни.

Последний, помимо руководства сражением, оставил под своей командой резерв, с которым и собирался самолично вступить в бой в нужный момент. По понятным причинам резерв был составлен из команд «своих» кораблей, за что, собственно, его и попрекнуть было нельзя, любой на его месте поступил бы так же.

Поначалу обе стороны просто стояли и ждали. Вопреки ожидаемому нами сценарию, формации противника составляла исключительно одна только пехота, кавалерии вообще не было видно, герцог тоже спрятал ее в резерве. Видны были только несколько всадников, командиры пехтуры. Последнее для нас было плохо, я бы даже сказал, что очень плохо. Проходы между «полками» у противника, конечно, имелись и были достаточно широки, чтобы через них мог выскочить достаточно большой конный отряд. То есть под ударом кавалерии у нас оказаться мог кто угодно, и под ударом довольно неожиданным.

Я бы на месте Бруни атаковал сам. Это в любом случае помешало бы планам противника. К большому моему сожалению, мысли подчиненных Александры Македонские читают редко и дружище Бруни исключением не стал. В результате чего примерно через час после начала сражения я прямо таки по закону подлости смотрел на несущуюся на меня сотню всадников, совершенно не обращающую внимания на сыпящиеся на нее стрелы. За всадниками набирала разбег пехота.

Бруни инициативу противнику все-таки отдал. И зря.

Работе против кавалерии противника в ходе обучения своих бандитов перед походом внимания мы уделяли достаточно много, да и в тренировках ополчения в Оркланде про нее никогда никто не забывал. Все знали что делать, так что команды все выполняли без какой либо суеты. Первый ряд встал на колено, уперев копья в землю и закрываясь щитами. Второй, тоже присев, выставил копья над ними. Третий выставил копья над их головами двух первых рядов, оставшись стоять. Такой строй был лучшим, что можно придумать, исходя из возможностей имеющегося у нас вооружения, пускай даже для полноценной борьбы с кавалерией копья были коротковаты. Первому ряду в данном случае вообще было не позавидовать, мертвые и раненые кони должны были падать как раз на его головы. Если конечно конь и всадник сумеют заставить себя на рожны кинуться.

Люди, впрочем, сумели. Пускай даже я сумел пустить в ход перчатку, спалив троих или четверых всадников. В принципе, можно было и больше, но ловить в фокус движущуюся цель благодаря недостатку практики было довольно сложно. Боевые маги у людей если и были, то находились во второй шеренге, так что я рисковал довольно умеренно.

Вокруг стоял рев и хаос, за спиной щелкали луки, засыпая ворвавшихся в строй воинов стрелами, от ворвавшихся в строй конников разбегались кто куда неудачники, другие орки, напротив, ломились вперед, пытаясь взять всадников в оборот.

Вылетевший из седла рыцарь чуть не свернул шею парню во второй шеренге, упав как раз мне под ноги, где его без промедления запороли копьями. В трех шагах от него махал булавой здоровенный тип в вороненой чешуе и закрытом шлеме с бело красным плюмажем, сидевший на огромном вороном коне. Орки отлетали от него как кегли. Коняга была отлично выучена и чертовски агрессивна, зайти с флангов не давала вторая шеренга кавалеристов, ворвавшаяся в строй вслед за первой. Бой превращался в беспорядочную резню. Перспективы не радовали, даже не считая того, что этот сумрачного вида жлоб заинтересовался моей скромной персоной.

Коняга в попоне и с кольчужным нагрудником оказалась весьма устойчива к ударам копий и обладала милой привычкой лягаться и топтать сбитых с ног орков. В итоге я даже не успел вспомнить некую девушку легкого поведения, занимающуюся этим делом из любви к искусству, как мне чуть не смяли булавой голову. Слава богу, что хватило мозгов и свободного пространства уйти в сторону, а не принимать удар на щит. Про перчатку пока что можно было забыть, «Черныш» блокировал ее работу, а малхус был слишком коротковат. Да и вообще ближний бой не место для магии. А вот поножи у ублюдка оказались хороши, прорубить их не удалось.

И тут меня чуть не наколол на копье сержант из второго ряда. Этот был подготовлен похуже чем босс, вооружен пожиже и имел несчастье двигаться вперед, так что кольчужный шосс его голень не спас. Следующим ударом я всадил меч куда-то в район почки, и конь унес жертву в сторону.

Набежавший на меня следующим пеший рыцарь с обломанный плюмажем на шлеме и окровавленным мечом в руках свалился от удара под ухо. Щита у него не было, а закрыться мечом он не сумел.

Бугай за спиной успешно отбивался от ребят из моей охраны. Нужное впечатление он на меня произвел, так что играть в благородство было лишним, и я подрубил его коню левую заднюю ногу. Хотя рыцарь и успел выдернуть ноги из стремян и оттолкнуться от падающего коня, это его уже не спасло. Встать ему, конечно, не дали, налетевшие со всех сторон орки почти мгновенно искололи его рогатинами, с точно такими же воплями, словно снимались в самурайском боевике. Помощь от других кавалеристов опоздала. Как бы ты ни был крут, в подобной схватке отрываться от товарищей равно смерти.

В следующую секунду мудрость данной сентенции встала уже перед моими глазами, поскольку до нас как раз добежала пехота противника, а я опять оказался на острие атаки. Все что успел, это немного уйти назад и добить коня покойного бугаины. Он показался мне самым лучшим инженерным заграждением для данной ситуации. Что собственно было очень прозорливо, ибо рядом с ним как раз в это время завалили вместе с лошадью еще одного кавалериста из «завязших». Другие, точнее те из них, кого мы не прикончили, пробили наш строй насквозь и временно перестали представлять собой проблему. Сейчас нужно было удержать удар пехоты.

Оборотной стороной спринта у людей оказалась некоторая потеря строя и управляемости, так что хороший шанс выжить у нас был. Если конечно резерв нас вовремя поддержит.

Тем не менее, сравнительно с конниками противостоять пехотинцам было проще. Первый оказавшийся против меня боец, к примеру был абсолютно не готов, что я приму его удар копьем не на щит, а на меч, с одновременным встречным выпадом. Раненый заорал и шарахнулся назад бросив своё копье, потеряв на руке несколько пальцев. Копье второго скользнуло по коже бригантины, и я обратным горизонтальным ударом отрубил ему кисть руки, на возврате отработанно скользнув кончиком лезвия по открытому горлу. Из горла плеснуло кровью, и умирающий человек завалился назад.

Дальше опять пошла полная каша. Какое-то мельтешение копий, мечей, топоров, щитов, вопли, выпученные глаза, брызги крови, какой-то хрен на лошади, похоже командир пехотинцев, обломавший мне всю малину с удобной позицией и оставивший без щита, в котором застряла его секира… В общем, мне только и осталось, что озвереть, взяв во вторую руку малхус. Пускай даже остатки разума и подсказывали наиболее успешное касательно выживания поведение – не отрываться от подчиненных, пускай и медленно, но продолжающих отступать. Они, к слову сказать того конника и прибили, всадив ему рогатину в бочину. Рыцарь свалился, так и не выпустив рукояти топора с насаженным на него щитом, и пропал с глаз долой.

Хаос и беспорядочная мясорубка продолжались. Вероятно, только поэтому я и выжил. Отморозок с двумя мечами и в отличных доспехах, рубящий и колющий всех подряд, видимо изрядно действовал на нервы воинов противника, так что избыточная активность в моем направлении закончилась довольно быстро. Заключительную часть боя на врагов кидался уже я сам.

Как выяснилось по итогам сражения, замысел герцога состоял в том, чтобы смять фланг нашего войска ударом поддержанной пехотой кавалерии, далее, как я понимаю, планировался охват с ударом во фланг и тыл связанному боем «челу» и преследование обратившегося в бегство противника. Ничего сверхъестественного, но весьма неприятно и с неплохими шансами на успех.

Нам тем не менее тоже удалось противника удивить. Хитрый Бруни спрятал резерв в удобной лощине за нашими спинами, по которой, кстати, помощь нам и подоспела, и вывел его как раз за спинами приводивших себя в порядок после прорыва нашего строя герцогских «жандармов», с удовольствием рассматривавших как пустившие им немало крови орки тонут в море набежавшей пехоты.

Герцог, складывалось такое ощущение, был моим земляком. Этаким перерождением если не Эпаминонда, то Фридриха Великого в новом мире и теле. Оставалось надеяться, что без унаследования порочных наклонностей. Пускай, если быть точным, привычки первого до нас летописцы не довели, известно было разве что только то, что в Греции при его жизни это дело было весьма модно.

То что с нами проделал герцог Гатланд, Фридрих дер Гроссе называл «косая атака». Разве что атаковали островитяне не уступом. Ошибки он при этом сделал две: не принял в расчет резерва орков и слишком ослабил свой центр и фланг, сосредоточив слишком много сил в колонне наносящей главный удар. Последнее было результатом либо недооценки нашей боеспособности, либо он ставил все на смятый в кратчайшее время фланг. Наиболее вероятно второе.

В общем, когда эти три сотни орочьего резерва полезли из лощины, в пятидесяти метрах от них обнаружились строившиеся для удара в спину Бьерну кавалеристы. Аперитивчик для А’Рагга получился неплох, пускай даже большинство всадников разбежалось, ибо удержать их было некому. Потом эти три сотни обрушились на смешавшуюся пехоту.

Этим исход сражения, собственно, и был решен. Бегство кавалерии не прошло незамеченным, оказаться между молотом и наковальней в такой ситуации никому не хотелось и люди попытались выйти из под удара. Успех Бьерна и Торвальда ещё более закрепил ситуацию.

Пускай люди в большинстве своем отходили в относительном порядке, обратить противника в безудержное бегство сумел только Торвальд, но при преследовании их все равно хорошо пощипали. Разве что в лесу Бруни их преследовать прекратил, решив что крови на сегодня нам достаточно.

Я, подобрав чью-то рогатину, заключительную часть сражения провел в качестве обычного копейщика. Фехтовать копьем без щита было весьма удобно, спасибо старому Сигурду, а риск при этом как таковой отсутствовал, люди отступали, несли потери, и на контратаки у них не было ни времени, ни стимулов. Я даже не добивал вывалившихся из строя раненых, соседи кончали их практически сразу же.

Тем не менее, сражение далось нам весьма тяжело, так что когда за спиной загудели трубы, людей оставили в покое с большим облегчением. Разве что я без особого энтузиазма проводил их несколькими огненными всплесками из перчатки, спровоцировать контратаку мне особо не улыбалось. Пускай противник с равным успехом мог броситься бежать, игра в лотерею не привлекла. Островитяне всё таки продемонстрировали весьма приличную выучку и боевой дух, а безысходность и барана может заставить на волка броситься. Появившийся рядом со мной под конец боя один из колдунов это прочувствовал на себе, когда его чуть не прикончили броском копья.

Короче говоря, теперь нам нужно было идти грабить трупы, пока самое вкусное всякие мародеры не растащили.

По итогам сражения потери у меня были чувствительны. Помимо воинов, Эрик потерял старшего ученика, зарубленного кавалеристами. Младший, как впрочем, и сам Эрик, были ранены.

***

Остатки людского войска покинули остров к следующему утру. Первая часть плана удалась, осталось только взять замок.

Тем не менее мы не торопились. «На костях» мы простояли трое суток. Герцог показал себя сильным и храбрым противником, как, впрочем, и его войско, так что гору отрубленных голов выкладывать было сочтено лишним. Мотать противнику нервы не имело смысла. На острове он уже отсутствовал, так что мертвецов считали, уже укладывая в могилы. Орков и людей хоронили вперемешку, не разбираясь, разве что считали по отдельности.

Похороны в общей могиле погибших с обеих сторон сражения давали определенные гарантии отсутствия издевательства над мертвыми когда-то в будущем. Наши потери не были настолько большими, чтобы устраивать огненные погребения на ставших «лишними» кораблях и в то же время были слишком велики для сожжения всех погибших на суше. Последнее требовало слишком много усилий для заготовки того же дерева на дрова. С нашей стороны в общих могилах был голимый цинизм и расчет: энтузиастов, требующих почетного погребения для погибших «первых орков» дружин, даже пришлось осаживать. Впрочем, они не очень настаивали, то, что перед смертью все равны, нашлось, кому объяснить, причем даже без нас.