Винделор

Глава 3

Глава 3

Тихий холод поднимался с горизонта, словно пытаясь затянуть город в серую пелену. Приближалась зима. Небо, затянутое облаками, напоминало выцветший платок, потерявший былые яркие краски. Солнце, едва пробивающееся сквозь дымку, походило на гаснущую лампочку, неспособную разогнать пелену тумана. Улицы, покрытые трещинами и глубокими ямами, вели в закоулки, где давно не обитали надежды, скрытые тенью запустения.

Окна домов, запылённые и безжизненные, смотрели на мир с печальной тоской. Каждый звук — будь то редкий смех подростка или шаги стариков — вырывался из безмолвия, подчёркивая одиночество и разочарование. Пара бутылок медленно катилась по асфальту, издавая жалобный стук и звон, будто сами были частью этого тоскливого утра.

В воздухе витал горьковато-сладкий запах дождя, не успевший исчезнуть после прошедшей бури. Утро тянулось, словно старая книга, исписанная чернилами печали, создавая атмосферу безысходности, где каждый новый день — копия предыдущего, страница за страницей.

За окном медленно танцевал моросящий дождь, словно природа завершала суровый разговор с миром. Капли, будто стеклянные бусины, скользили по стеклу, оставляя мутные следы. Каждая, падая на землю, издавала едва уловимый, но мелодичный звук — словно музыка, почти неслышная, но ощутимая всем телом. Серое небо, затянутое тонким слоем облаков, мрачно пряталось, создавая полутень.

Дождь наполнял воздух свежестью, словно обещание обновления, которое, кажется, так и не наступит. В этом городе не осталось места для яркости и жизни. Всё вокруг сохраняло тоскливую уродливость, обретая неповторимый характер в лёгком танце дождя. Жизнь текла, как вода, устремляющаяся в ливнёвки, скользя и унося в этом монотонном спокойствии, которое не могло принести облегчения.

Винделор смотрел в окно, неторопливо попивая горький, терпкий напиток. Кофе, который он недавно взял в ресторане, уже успел остыть. В такую погоду, возможно, лучше было бы остаться в номере — смотреть в окно, позволить себе немного меланхолии, вспоминать о мечтах, которым не суждено сбыться, и планах, которые ещё предстоит осуществить. Путешествие, начатое им давно, всё ещё не завершилось, и ощущение долгого пути впереди лишь усиливало тревогу. Ветер уносил дни, стараясь развеять воспоминания, но каждый порыв только укреплял образ родного дома, в который так хотелось вернуться. Путь, который он выбрал, казался бесконечным и сложным, словно узор на старинном ковре, и, хотя он знал, где находится конечная точка его путешествия, с каждым шагом она казалась всё более недостижимой. Он понимал, что впереди его ждут новые города, новые лица, но их тепло не могло затмить того, что он искал: возвращения в родные объятия, в место, которого больше не существовало.

Неожиданно раздался робкий стук в дверь. Мужчина отвлёкся от окна и повернулся к источнику звука.

— Вин, дружище, ты спишь? — раздался знакомый голос.

Саймон был прост в общении, не скрывал ничего, не прятался за маской фальши. Он был честным и откровенным, его подход к жизни не допускал двуличия.

— Заходи, — сказал Вин.

Дверь открылась, и, покачиваясь, в комнату вошёл Саймон в мокром дождевике.

— Ну и погодка! Доброе утро, — сказал он.

— Доброе, — ответил Вин, ставя чашку на стол.

— Переждём или пойдём так? Внизу, кстати, можно взять зонты или дождевики. Я, как видишь, уже приоделся, — начал Саймон, показывая на свой дождевик.

— Пойдём, — ответил Вин. — Не хотелось бы здесь задерживаться надолго.

— Да, — подхватил мужчина. — До скрипа в зубах приелось это место. Хочется скорее отсюда сбежать. Вот доберусь до дома…

Саймон привычно разгладил усы, предаваясь мечтаниям, почесал щёку и осмотрелся в комнате.

— Тогда пойдём, — кивнул Вин. — Я только соберу вещи, и по возвращении можем сразу выдвигаться.

— Не торопись, — махнул тот и, пройдя несколько шагов вглубь номера, стал пристально разглядывать его содержимое. — В двадцать седьмом таких гостиниц не найдёшь, уж больно отдаёт ретро-стилистикой. Настолько, что штукатурка обваливается.

Мужчина пальцем подковырнул трещину в стене, и небольшой кусочек упал на пол. Слегка ойкнув, он воровато осмотрелся и пнул ногой осколок под кровать.

— Идём, — сказал Вин, подготовив вещи.

— Ага, — ответил Саймон.

Они молча спустились по лестнице в гостевой зал, и, когда Саймон уже направился к стойке, чтобы попросить зонт, Винделор остановил его:

— Я не пользуюсь зонтом.

— Промокнешь же, — удивился Саймон, глядя на товарища.

— Нет, — ответил Вин и, оттянув рукав плаща, добавил: — Водостойкая ткань.

Мужчины приблизились к стойке регистрации и встретились с ленивым взглядом девушки-администратора, который она нехотя оторвала от помятого журнала.

— Красавица, — начал Саймон, — будь добра, подскажи, можно ли мне к этому замечательному дождевику, — он обвёл рукой накидку из прозрачного материала, — получить ещё и зонт?

Девушка наклонила голову, выглянув за спину надоедливого мужчины, и перевела взгляд в сторону двери. Саймон и Винделор проследили за её взглядом.

Возле дверей в небольшой урне стояло с десяток зонтов. Они расположились так неприметно, что Винделор на мгновение поймал себя на мысли: «Почему я раньше их не замечал?»

— Спасибо, красавица, — ответил Саймон. — Мы сегодня идём по делам, так что рано нас не жди и не скучай.

Он улыбнулся, но девушка провела по нему равнодушным взглядом и вернулась к чтению журнала.

В городе, затерянном среди хмурых холмов, дождь медленно прекращал своё меланхоличное танцевальное представление. Бесконечные струйки воды, словно слёзы, стекали по стёклам, как будто сам город уже не мог сдерживать свою боль и отчаяние. Капли отражали серые облака, нависшие над улицами тяжёлым одеялом, и казались грязновато-серыми. Мрачные тротуары блестели от луж, а повсюду раздавалось глухое постукивание капель.

Спустя полчаса пути от гостиницы мелкий дождь окончательно прекратился. Саймон с раздражением стряхнул с зонта последние капли, аккуратно сложил его и что-то пробормотал себе под нос.

— Что? — лениво спросил Вин, краем глаза наблюдая за товарищем.

— А? Нет, ничего, — отмахнулся тот, но спустя секунду всё же не сдержался: — Не мог же он закончиться на полчаса раньше? Теперь таскать этот зонт весь день…

Они направлялись к центру города. Ещё несколько минут назад улицы были пустынны, но теперь начали заполняться горожанами. Возле площади раздался чей-то взволнованный и требовательный голос.

К ним почти бегом приближался юноша лет пятнадцати — запыхавшийся, но решительный.

— Прошу прощения, господа, — начал он торопливо, не давая себе времени отдышаться. — Вы случайно не видели вчера или сегодня девочку лет десяти? Русые волосы, смуглая кожа, примерно мне по грудь…

Саймон прищурился, задумчиво покачивая зонт в руке.

— Дружище, — произнёс он с лёгкой усмешкой, — я вчера столько девочек, похожих на твою, видел, что даже не знаю, что тебе ответить. Может, у тебя есть фотография?

— Простите, но нет… — Глаза мальчишки тут же потухли, и он опустил взгляд.

— Постой-ка, — вдруг оживился Саймон. — Это не твоя мать вчера искала по городу девочку?

Юноша покачал головой, его лицо потемнело.

— Нет, — он отвёл взгляд, а голос стал тише, почти шёпотом. — Наша мама погибла пять лет назад.

— И отец тоже… — добавил он спустя короткую паузу.

— Чёрт… — пробормотал Саймон, на секунду опустив плечи. Он выглядел так, будто хотел похлопать мальчишку по плечу, но что-то его удержало.

— Соболезную, приятель.

— Как она была одета? — неожиданно вмешался Вин, наблюдая за мальчишкой с пристальным вниманием.

Тот вскинул на него изумлённый взгляд, а затем, будто обретя новую надежду, резко оживился.

— Она была в зелёном платье! — заговорил он быстрее, очерчивая на себе его фасон руками.

— С заплаткой слева? — уточнил Вин.

— Да! — Юноша подался вперёд, его глаза загорелись.

Саймон с удивлением посмотрел на своего спутника.

— И волосы заплетены красной лентой? — продолжил Вин с той же невозмутимостью.

— Да! — радостно вскрикнул мальчишка. — Вы её видели⁈

— Вчера, — кивнул Вин. — Она свернула в переулок у гостиницы, чуть дальше по улице. Это было после полудня… Через час она могла быть уже где угодно.

Мальчик жадно ловил каждое слово, его лицо то и дело менялось — от радости до беспокойства.

Саймон сжал губы, раздумывая, а затем спросил:

— Слушай, дружище… У вас часто дети пропадают?

Юноша замялся, его плечи дёрнулись, будто от внезапного порыва ветра.

— Ну? — надавил Саймон, его голос стал жёстче.

— Да… — наконец пробормотал мальчик. — Уже около года, как начали исчезать. Сначала мальчики, от пяти до десяти лет. Теперь… теперь и девочки.

— И стража что, просто сидит сложа руки? — нахмурился Саймон.

Юноша горько усмехнулся, взглянув на него с какой-то взрослой, тяжёлой усталостью.

— Им плевать, — отрезал он. — Пока самих не коснётся — даже пальцем не пошевелят.

Он перевёл взгляд на Винделора, коротко поклонился, развернулся и бросился бегом в сторону гостиницы.

— Удивительный город… — пробормотал Саймон, глядя ему вслед.

— Пойдём, — тихо сказал Вин.

— Да, — кивнул Саймон. — Пойдём.

В промышленном районе города, куда направились двое товарищей, чувство нищеты и упадка ощущалось особенно остро. Высокие дымящие трубы, словно надгробия, торчали из земли. Мрачные улицы, вымощенные треснувшими плитами, были заполнены ржавыми обломками некогда великих заводов, чья мощь осталась лишь в печальной памяти стариков-рабочих. Потоки серого дыма клубились над головами, затмевая и без того редкий солнечный свет и погружая всё вокруг в вечный полумрак.

На каждом шагу ощущались гнетущие шлейфы отчаяния. За облупившимися окнами пустых домов слышались шёпоты людей, цепляющихся за последние надежды. В воздухе витал запах застоя, хозяйственного мыла и угольной золы, создавая неприемлемую для жизни атмосферу.

Винделор шёл чуть позади, медленно окидывая взглядом угрюмые кварталы, состоящие преимущественно из бараков.

— Ужасающее место… — пробормотал он, морщась от запаха горелого угля. — Как здесь вообще можно жить?

Саймон лишь усмехнулся, не сбавляя шага.

— Ну, люди как-то справляются. Знаешь, приспосабливаются.

— Приспосабливаются? — переспросил Вин с ноткой возмущения. — Это не жизнь, это выживание. Глянь вокруг: серые улицы, развалины, дым — будто город давно умер, а люди просто не хотят этого признавать.

Саймон пожал плечами:

— Может, тут и не курорт, но у этого города есть свой характер.

— Характер? — Вин хмыкнул. — Мне кажется, этот характер с возрастом обзавёлся хронической депрессией.

— Ты просто слишком нежный, — усмехнулся Саймон, оглядываясь по сторонам. — Вот у меня на родине дела обстоят совсем иначе.

— О, давай, расскажи мне, какой у вас там рай на земле, — с усмешкой произнёс Вин, засунув руки в карманы.

— Не рай, но куда лучше, — Саймон поднял указательный палец, словно начиная лекцию. — Чистые улицы, светлые каменные дома, газовые фонари освещают улицы, а небо видно хоть ночью, хоть днём.

— Роскошь, — скептически протянул Вин.

— Просто порядок, — парировал Саймон. — У нас никто не живёт в руинах, никто не задыхается от угольной пыли. Да, бывают проблемы, но в целом — другое дело.

— И чем же ваши жители лучше этих? — Вин кивнул в сторону серых зданий, у которых прятались тени людей.

— Тем, что у нас власти работают, а не сидят сложа руки, — ответил Саймон. — Если что-то ломается, это чинят. Если исчезают дети, их ищут. А здесь, судя по всему, все давно махнули рукой.

— Думаешь, это вина людей? — Вин задумчиво взглянул на облупленные фасады домов.

— Думаю, тут слишком долго было плохо, — тихо ответил Саймон.

Они замолчали, каждый на мгновение погрузившись в свои мысли. Впереди, за завесой дыма, показалась очередная площадь с угрюмо торчащими памятниками давно ушедшей эпохи.

— Ладно, — нарушил тишину Вин. — Проведёшь мне экскурсию в своём чудо-городе?

— Когда выберемся из этого, — усмехнулся Саймон. — Обещаю, тебе понравится.

На улице встречались редкие уцелевшие лавочники, их товары — предметы забытых мечтаний: старые игрушки, рваные книги, битые тарелки. И всё же, несмотря на царящее вокруг уныние, иногда можно было заметить искры жизни: детский смех, застывающий в паузах между громкими ударами отбойных молотков в цехах, и старые пары, прогуливающиеся вдоль ржавых рельсов, находя утешение в обществе друг друга.

— У вас случайно не найдётся пластинок или каких-нибудь фотокарточек в стиле ретро? — спросил Саймон у одного торговца, но тот отрицательно покачал головой.

— Стоило попробовать, — пожал плечами он, отвечая на удивлённый взгляд Вина.

Вскоре впереди появился старый завод, забытый временем, но не людьми. Он стоял на краю города, словно молчаливый свидетель ушедшей эпохи. Его массивные кирпичные стены, потрескавшиеся и покрытые мхом, хранили в себе звон молотов, гул машин и напряжённые крики рабочих. Когда-то здесь кипел труд, станки работали без отдыха, выпуская продукцию, которая разлеталась далеко за пределы города. Теперь же завод жил иной, медленной жизнью.

На мгновение Саймон замедлился и достал из сумки старый плёночный фотоаппарат. Оглядевшись по сторонам, он улыбнулся и сделал снимок труб фабрики.

— На память, — прокомментировал он и двинулся дальше.

Внутри всё было пропитано историей. Пол устилали старые масляные пятна, механизмы скрипели, но продолжали служить, словно старые воины, не желающие сложить оружие. Где-то в углу гудел древний токарный станок, выпуская тонкие струйки стружки, а над ним висела табличка с надписью «Сделано в шестнадцатом», от которой у Винделора сжалось сердце.

Рабочие — ветераны своего дела — приходили на смену, их руки были тверды и уверены, даже если техника давно устарела. Они двигались размеренно, будто следуя ритуалу, сохраняя традиции, передававшиеся из поколения в поколение.

Сквозь треснувшие стёкла пробивались лучи солнца, наполняя цеха мягким светом, играющим бликами на металлических деталях. Запах масла, металла и давних воспоминаний витал в воздухе, создавая особенную атмосферу — смесь ностальгии и гордости.

Вдоль стен висели старые фотографии, на которых были запечатлены предшественники с гордыми лицами, стоящие рядом со своими достижениями. Доска почёта выглядела нелепо, будто последний раз здесь меняли фото лучшего работника лет двадцать назад. Завод, хоть и пришёл в запустение, продолжал оставаться символом стойкости и стабильности, напоминая о том, что даже сейчас здесь теплится какая-то жизнь.

Дым стелился над трубами, тяжёлый, как груз воспоминаний, давящий на плечи Винделора. Он шагал за Саймоном, шаги глушились в масляных разводах на полу, но воздух резал лёгкие — уголь, ржавчина, тяжёлый привкус металла. Цех гудел, станки стонали, как старцы, неспособные найти покой.

Рабочие — лица, испачканные сажей, — двигались вдоль машин, их взгляды скользили по чужакам. Винделор чувствовал их, как камень чувствует надвигающуюся бурю. Один шагнул ближе — крупный, с руками, будто вылитыми из железа. Его глаза сузились, острые, как лезвие под ногтем.

— Ты кто? — голос хрипел сквозь гул, низкий, как грохот грозы. — Не наш. Чего тут делаете?

Винделор замер, рука легла на револьвер под плащом — холодный, как ночь шестнадцатого. Сердце стукнуло, в груди мелькнула тень сестры — её крик, её красная лента, исчезающая в пламени. Он сжал рукоять, но не вытащил — пальцы дрогнули, как в тот день, когда он смотрел, как её уводят.

Саймон обернулся, и улыбка сползла с его лица.

— Спокойно, брат, — Саймон шагнул вперёд, голос глухой, но твёрдый. — Мы к Шуману, по делу. Не ищи врагов там, где их нет.

Рабочий сплюнул на пол, тёмная слюна впиталась в масло. Он отступил, но тень подозрения осталась, застряла в дыму над станками. Другие смотрели молча, их лица — каменные, тёмные от усталости, но глаза острые, как резцы токарных станков.

Винделор шагнул следом за Саймоном, плащ качнулся, задев рюкзак — тяжёлый, как дорога, что вела его сюда. Он не обернулся, но чувствовал их взгляды, цепкие, как шипы ежевики.

Дверь кабинета Шумана выросла впереди, тёмная, будто расселина в скале. Саймон толкнул её, коротко глянув на Винделора. Дым остался за спиной, но холод тех взглядов тянулся следом, как кошмар, что не умирает.

За письменным столом, заваленным кипами бумаг и чашкой остывшего кофе, сидел управляющий. Его лицо выражало усталость и скрытое разочарование — слишком много дней, слишком мало надежды. Морщины на лбу, глубокие, словно выбитые гравировкой, тянулись вниз к напряжённым губам. Он лениво перебирал пожелтевшие отчёты, будто пытался выудить из них хоть искру спасения, но находил только пыль прошлого и цифры, не обещавшие будущего. Тяжёлая тишина давила на уши, а в воздухе витала затхлая смесь бумаги, чернил и едва уловимого запаха упадка.

— Добрый день, — голос управляющего прозвучал хрипло, будто он не произносил этих слов уже несколько дней. Он нехотя встал — высокий, худощавый, с лицом, напоминающим выветренный камень. На вид ему было около пятидесяти, виски уже запорошила седина, а густые, лохматые брови нависали над глазами, едва не срастаясь в одну линию. Казалось, ещё немного — и они опустятся вниз, скрывая тусклый взгляд человека, пережившего слишком многое.

— Добрый день, — вежливо ответил Саймон, делая шаг навстречу и протягивая руку. — Я представитель содружества торговцев двадцать седьмого города, Саймон Бейл. А это мой сопровождающий, — он кивнул в сторону спутника, — мистер Вин.

— Алик Шуман, управляющий заводом, — сухо представился мужчина, пожимая протянутую ладонь. Его рукопожатие было крепким, но отдающим усталостью, словно сила в нём держалась только по привычке.

Усадив гостей за небольшой потёртый стол, Шуман сделал знак помощнице, велев принести кофе. Пока тот удалялся, управляющий внимательно изучал своих визитёров.

Саймон тем временем аккуратно положил на стол свой безупречно выглаженный портфель и начал доставать бумаги. Зонт, который он всю дорогу вертел в руках, осторожно прислонил к краю стола. Винделор, не вмешиваясь, с интересом разглядывал кабинет, задерживая взгляд на почерневших от времени полках с книгами и массивном шкафу, где угадывались силуэты тяжёлых досье.

Когда принесли кофе, внимание Вина переключилось на собеседников. Стоило делу перейти в серьёзное русло, как он заметил, что его товарищ преобразился. Болтливый, легкомысленный, а порой даже небрежный Саймон стал спокойным и сосредоточенным. Его голос звучал чётко, интонации были уверенными, а в словах не осталось и следа привычной шутливой манеры. Он говорил ровно, напористо, логично — так, что у управляющего не оставалось пространства для возражений.

Винделор наблюдал за этим преображением с искренним восхищением. В тот момент он понял, что перед ним не просто беззаботный болтун, каким Саймон порой казался. Этот человек умел добиваться своего, когда действительно хотел. Вин неожиданно поймал себя на мысли, что гордится их знакомством и, пожалуй, был бы не против считать его другом.

Когда здание завода осталось позади, а в портфеле Саймона лежала стопка документов с долгожданными подписями, мужчина широко улыбнулся и довольно пригладил усы.

— Ну вот и всё, дружище, — с облегчением сказал он. — Все мои дела в этом городе закончены. Предлагаю отметить это бутылочкой хорошего вина, а утром свалить из этого никчёмного городишки.

— Согласен, — кивнул Винделор. — Вот только где бы достать это хорошее вино? То, что подают в ресторане гостиницы, таким назвать сложно.

— Тут ты прав, — хмыкнул Саймон. — Но есть тут одно местечко уровнем повыше. Хотя, знаешь, вот приедем в двадцать седьмой — я тебе покажу, что такое настоящее качество. Еда, выпивка… Обещаю, такого ты нигде не пробовал.

Он усмехнулся, словно предвкушая гордую презентацию.

— А как моя женушка готовит… — добавил он, мечтательно закатив глаза. — Пальчики оближешь.

— Звучит славно, — улыбнулся Вин.

— У меня напротив дома ресторанчик восточной кухни, «Золотая рыбка», — продолжил Саймон. — Повар приехал с востока лет пятнадцать назад, и такие чудеса творит на кухне — просто загляденье. А ещё рядом ресторан «Фазан», бар «Сириус», караоке и многое другое. И всё это в двух шагах от моего дома! А центр города у нас… Эх, Вин, поверь, ты не захочешь уезжать.

— Звучит заманчиво, — усмехнулся Винделор. — Ну а сейчас-то мы куда?

— Тут рядом, — махнул рукой Саймон и уверенно двинулся вперёд.

Дневной свет, пробивавшийся сквозь унылые серые облака, окрашивал тротуары в тусклый, блеклый оттенок, а пустые улицы с высокими старыми зданиями навеивали ощущение заброшенности. В воздухе витал запах недавно прошедшего дождя, оставившего мокрые следы на асфальте, а где-то вдали доносился звук редких, одиночных шагов.

Каждый угол, каждый зловещий свод будто хранил в себе истории потерь и несбывшихся мечтаний. Город был стар и многое повидал, и теперь, казалось, медленно угасал. Облупившиеся окна смотрели на прохожих, как безмолвные свидетели былых времён. Они угрюмо взирали, словно ворчливые старики, которым нечего сказать. Возле скамеек парка, в тени разросшихся деревьев, стояли заржавевшие велосипеды, давно забытые и никому не нужные.

Наблюдая за медленным движением облаков, Винделор чувствовал, как тишина накрывает город, словно старая, потрёпанная шаль, через которую пробивались редкие голоса прохожих. В этом унынии единственным спасением оставалась мысль о том, что он здесь не один и что скоро покинет это место.

Недалеко от центра города, среди заброшенных зданий и пустых улиц, расположился небольшой неприметный ресторан, который когда-то славился своим уютом и вкусной кухней. Однако время не пощадило этот уголок. Сырые стены, казалось, поглощали остатки света, а окна запылились и оплелись паутиной. Внутри царила гнетущая тишина, лишь редкий стук посуды нарушал застывшую атмосферу.

Неуютные столики, покосившиеся и скрипящие, стояли вразнобой, будто нарочно усиливая ощущение запустения. Меню, пожелтевшее от времени, по-прежнему предлагало когда-то популярные блюда, но теперь они казались пережитком прошлого. Посетители, приходя сюда, испытывали тяжесть тишины, а официанты, молчаливые и отстранённые, бродили между столиками, словно тени, застрявшие в рутине.

— И это неплохое местечко? — Винделор удивлённо осмотрелся, устраиваясь в обшарпанном кресле.

— Но-но-но, — усмехнулся Саймон. — Мы пришли выпить чего-то стоящего, а тут, пожалуй, лучшая винная карта в этом городишке.

Саймон на мгновение замер, оглядываясь вокруг. Он покрутился на месте, цокнул языком и раздражённо посмотрел на стол…

— Зонт забыл в кабинете у Шумана, — буркнул он. — Как теперь красавице с ресепшена рассказать об этом? Надеюсь, расплачиваться не придётся, — он усмехнулся, кивнув на своё обручальное кольцо. — Всё-таки я женат.

Угрюмый официант с измождённым взглядом лениво подошёл к их столику и быстро окинул их взглядом.

— Нам самое дорогое вино, — сказал Саймон, растягиваясь в кресле. — Бутылку.

Время двигалось с какой-то странной, почти тягучей медлительностью, как утренний туман, медленно окутывающий мир. Каждая минута казалась запечатлённой в этом тяжёлом ожидании. Слова, казалось, сами по себе обретали тяжесть, не позволяя вырваться из своих цепей.

— Так, значит, ты всё же собираешься на юг? — спросил Саймон, потягивая вино из бокала.

— Да, — ответил Винделор. — К Чёрному морю.

— К фанатикам? — усмехнулся Саймон, приподняв брови.

— Выходит, да, — коротко ответил Вин.

Он замолчал, но в его глазах мелькнула тень надежды — слухи о Чёрном море были единственным, что связывало его с сестрой, уведённой в ту ночь.

— Славный ты парень, Вин, — произнёс Саймон. — Но вот с фанатиками я бы тебе не советовал связываться. Да и сам понимаешь, что это сомнительная авантюра. Небезопасно всё это.

Бутылка на столе опустела быстрее, чем ожидалось. За окном начинало смеркаться, и город поглощала ночь. Фонари вот-вот должны были зажечься, но их холодный свет не мог согреть ту серость, что окутывала улицы.

— Я понимаю, — сказал Винделор, залпом допив остатки вина. — Но я не могу отступить.

— Ладно, — вздохнул Саймон, допивая за другом. — Не стану тебя отговаривать. Ты ведь и сам понимаешь всю опасность этой авантюры. Но дам тебе совет: никому не говори, что ты идёшь именно к ним. Я человек толерантный ко всему, но будут и те, кто воспримет это не так спокойно. Лучше скажи, что просто на юг, без всяких пояснений. Там, кажется, тридцать шестой город рядом. Вот туда и говори, что идёшь.

Винделор скупо улыбнулся, и вскоре, оставив пустой стол, они покинули заведение.

Серые улицы встретили их холодным ветром и тихим гулом пустых улиц. Казалось, жизнь в городе остановилась.

— И всё же, — спустя долгие минуты молчания сказал Саймон, — я думаю, что двадцать седьмой тебя изрядно удивит, и, если ты задержишься на неделю или больше, то, возможно, захочешь остаться у нас.

Винделор ничего не ответил. Снова наступила тишина.

Холодный ветер гнал серость по улицам, цепляясь за стены, словно призрачный шёпот. Винделор шагал к гостинице, Саймон рядом — лёгкий, как дым его самокрутки, что давно истлела. Фонари мигали, их свет тонул в лужах, разбитых, словно старые зеркала. Шаги приглушались в мокром асфальте, но тишина лопнула, будто стекло под каблуком. Винделор замедлил шаг, почувствовав, как воздух сгустился — что-то в этой тишине было неправильным, как перед ударом молнии.

Из переулка вырвался юноша — знакомый, с дикой тоской в глазах. Он споткнулся, нога скользнула по мокрой плитке, но он удержался, рванув к ним, словно зверь, бегущий от огня. Его крик — «Помогите!» — резанул ночь, хриплый, словно раскат грома. Мальчик рухнул перед ними, колени ударились о камень, руки вцепились в их ноги, слёзы текли по лицу, чёрные от уличной грязи.

Саймон шагнул вперёд, плечи напряглись, голос дрогнул.

— Ты тот парень, что сестру ищет?

Но Винделор не слышал его. Мир сузился до глаз мальчика — отражений её: сестры, исчезнувшей в ночи. Её красная лента мелькнула в памяти, как кровь на траве. Сердце стукнуло гулко, как выстрел. Рука легла на револьвер под плащом, пальцы сжали холодный металл — тот, что был в руках его отца, когда город горел, но не смог спасти её. Он стоял, окаменев, ноги вросли в землю, как тогда, в шестнадцатом, когда он смотрел, как её уводят.

Мальчик всхлипнул, голос его сломался.

— Помогите… ее украли…

Грудь сдавило тяжестью — пепел прошлого, который невозможно стряхнуть. Винделор видел её снова — не эту девочку, а свою. Она тонула в пламени, и бессилие вонзалось в него, как когти медведя. Более двадцати зим прошло, но её крик всё ещё звучал в его ушах, как эхо той ночи, когда Город Шестнадцать сгорел дотла. Он не мог двинуться, не мог крикнуть — только смотреть, как ещё одна тень исчезает в ночи. Компас в кармане качнулся, холодный, как старое обещание, данное у Чёрного моря. Но сейчас он был так же бесполезен, как револьвер в ту ночь.

Саймон опустился на корточки, его ладонь легла мальчику на плечо, голос стал мягким, как уголь под золой.

— Успокойся, парень. Мы поможем.