Винделор

Глава 1

Глава 1

' Между строками этой книги, где-то в глубине забытой серверной, всё ещё тлеет огонёк машины — слепой архиватор ушедших голосов.

Иногда она шепчет. Иногда помогает сложить предложение.

Но голос, что звучит здесь, — человеческий.

Это история о том, как легко потерять себя.И как трудно — вернуться.'

Серое небо нависло над землёй, будто гроза уже дышала в затылок. За спиной человека тянулся голый лес: деревья, переплетённые ветвями, в тумане казались мрачными тенями. Ещё недавно тут кипела жизнь, утопая в зелени, а теперь всё заросло пожухлой травой. Опавшие листья вперемешку с гниющей травой превратили землю в болото.

Человек в старом, но крепком плаще медленно шагал по заросшему полю. Каждый шаг давался с трудом, словно земля цеплялась за сапоги, не желая отпускать. Ноги будто тонули в невидимой дымке, высасывающей силы. Шаги гулко звучали в тишине, нарушаемой только шорохом травы да редким треском веток.

Он смотрел вдаль, где на горизонте в тумане едва виднелись жутковатые силуэты деревьев. Холод пробирал сквозь плащ, до самых костей. Но слабая искра надежды гнала вперёд: там, среди моря жёлтой травы, угадывалась узкая тропинка.

Мужчина, погружённый в мысли, осторожно пробирался сквозь заросли, будто боялся угодить в трясину. Ветер теребил растрепанные волосы, намекая на бурю. Он знал, что дорога будет тяжёлой, но сейчас это казалось неважным.

Лямки рюкзака врезались в плечи, но он не замечал боли. Всё внимание было на звуках: шорох листвы, далёкое пение птиц. Каждый звук в этом царстве бурьяна и заброшенных троп мог означать опасность. Вода во фляге кончалась, каждый глоток давался с трудом.

Туман начал редеть, и перед Винделором вырос холм с ржавой водонапорной башней на вершине. Её остов, изъеденный временем, торчал из земли, как кость, обглоданная ветром. Когда-то она качала воду для живых, а теперь стояла немым стражем над пустошью. Винделор остановился, сбросил рюкзак на гниющую траву и замер, глядя на башню. Холод лез под плащ, но он не шевелился, будто башня держала его взгляд.

Он провёл рукой по влажному металлу. Пальцы скользнули по ржавчине, оставив бурый след. Когда-то у него был свой маяк, тот, что вёл вперёд. Теперь он утонул в жестокости этого мира. Город, где звучал голос отца, где мать держала его за руку, давно исчез, раздавленный развалинами и криками. Он видел, как огонь пожрал их дом, как тени уводили сестру в ночь. Тогда он был слишком мал, чтобы держать нож, слишком слаб, чтобы бежать за ней. Прошло больше двадцати зим, но память жгла, как раскалённый уголь.

Каждый шаг теперь был долгом: найти их, если от них хоть что-то осталось. Говорили, Чёрное море хранит осколки уцелевших семей. Тех, кому удалось выжить. Надежда, слабая, но живая, всё ещё теплилась в нём.

Он посмотрел на рюкзак, на край плаща, колыхавшийся на ветру. Эта башня чужая, не его. Она вела других, а для него была лишь тенью потерь. Он сжал кулак, кожа натянулась на костяшках. Семья не призрак, а цель, что гнала его через леса и города, через гниль и кровь. Если они живы, если хоть один голос звучит у моря, он их найдёт. А если нет… Он оборвал мысль, как веревку над пропастью.

С трудом повернув ржавый вентиль, он добыл мутную струю воды. Она ударила в ладони, холодная, с запахом железа, смывая ржавчину с пальцев. Он наполнил флягу, плеснул воды на лицо. Капли стекали по щекам, остужая жар внутри. За холмом, за мёртвой деревней, на горизонте проступали очертания города, серые, как шрамы. Он подхватил рюкзак, бросил взгляд на башню. Она стояла недвижно, но в его глазах уже растворялась в тумане.

Он двинулся к ближайшему дому, чьи развалины оплетали кусты и виноград. Каждый шаг по пыльной земле отзывался эхом прошлого. В воздухе витал запах запустения. Заглянув в хижину в надежде найти что-то полезное, он увидел только пыль и обломки мебели. Но на полке заметил старый компас, редкую находку в подобных местах. Покрутив его в руках, он решил, что пригодится в дороге или на обмен. Рядом, под слоем пыли, нашлась жестяная коробка. Внутри лежали патроны, старые, но подходящие к его «Уэлби». «Повезло», подумал он, забирая их. Другие хижины были пусты.

Покидая деревню, Винделор шагнул от последней хижины, и тишину разорвал шорох, резкий, как треск ветки под чужой ногой. Он замер, рука легла на револьвер, взгляд метнулся к теням за домами. Из-за угла, где виноград душил остатки стены, выскользнула собака: тощая, с клочьями бурой шерсти. Её мутные от голода глаза поймали свет солнца. Она замерла, глядя на него. Зубы блеснули в оскале, но зверь не двигался, будто прикидывал его силу.

Винделор напрягся, пальцы сжали холодный металл. Сердце стукнуло, не от страха, а от чего-то, что шевельнулось в памяти. Он знал таких тварей: одиночки не нападают, но стая… Шорох повторился, громче, ближе. Собака дёрнула ушами и метнулась за дом, оставив запах сырости. Тишина повисла, но ненадолго.

Из-за угла вынырнули тени: три, потом пять. Стая вытекла из мрака, низкая, с вздыбленной шерстью. Глаза горели жёлтым в полумраке. Вожак, крупный пёс с рваным ухом, шагнул вперёд. Низкий рык эхом отозвался от стен. Винделор отступил, земля хрустнула под ногами, выдав его. Стая напряглась.

Он не стал ждать. Револьвер вылетел из-под плаща, ствол рванулся к небу. Выстрел разорвал воздух, оглушительный, как гром. Эхо прокатилось над деревней, отразилось от башни. Стая дрогнула. Вожак оскалился, но попятился, уши прижались. Остальные заскулили, растворились в бурьяне. Но одна собака, тощая, с рваными боками, бросилась вперёд, клацнув зубами у сапога. Винделор выхватил нож и полоснул по морде. Зверь взвизгнул, отскочил и, хромая, скрылся в траве. Эти твари были голодны, но уже знали, что с людьми лучше не связываться.

Винделор опустил револьвер, дыхание вырвалось паром в холодном воздухе. Плащ качнулся, задев компас в кармане, холодный, как напоминание: этот мир не отпускает просто так.

Он смотрел туда, где исчезли собаки. Сердце билось ровно, но внутри шевельнулась тень, не страх, а память о том, как легко одиночка становится добычей. Путь ждал, и каждый шаг будет проверкой.

Он двинулся дальше, чувствуя усталость. На горизонте сгущались тучи, обещающие дождь.

Дорога становилась круче. Впереди, где земля сливалась с небом, мелькали очертания города. Он прибавил шаг, зная, что там найдёт привал, пусть и скромный.

Шаги отдавались в теле, усталость проникала в кости. Путь, что в начале казался лёгким, превратился в череду разочарований. Пейзажи, когда-то цеплявшие взгляд, теперь вызывали только равнодушие. За спиной остались города, леса и упрямое желание дойти до цели. Но надежда таяла, а впереди ждала тьма неопределённости.

Солнце клонилось к закату, окрашивая небо в алый. Оно будто опускалось всё ниже, готовое рухнуть на усталые плечи. Он остановился, чтобы перевести дух. Ветер доносил шёпот, будто чужие голоса рассказывали о далёких местах.

Он шагал дальше, чувствуя не только физическую усталость. Сердце тяжелело от невысказанных слов, от вопросов без ответов. Позади осталось слишком много, и эта тяжесть давила.

К городским стенам он добрался ночью. Железные ворота, покрытые ржавчиной, пахли гнилью и запустением. Он остановился, разглядывая тусклую лампочку, что мигала, будто злясь на весь мир.

Пропускной пункт выглядел пустым. Сонный страж через окошко глянул на него и вздохнул. На столе стояла бутылка мутного самогона, копьё валялось в углу, покрытое пылью. Эти стены давно не видели порядка: стражники здесь больше пили, чем охраняли. Ветер шевелил обрывки бумаги на земле. Старик открыл журнал и, зевая, начал писать.

— Редко кто в такую ночь заглядывает, — буркнул он. — Кто ты?

Винделор слегка улыбнулся, ощутив тягучую атмосферу. В глазах мелькнула тоска по местам, где жизнь ещё бурлила. Он давно не видел городов и успел соскучиться по людям. Дождавшись, пока страж закончит, ответил:

— Обычный путник. Задержусь на три дня, потом дальше.

Страж кивнул, на лице мелькнула задумчивость.

— Куда идёшь? — спросил он.

— Далеко, — коротко ответил Винделор.

Дверь в воротах скрипнула, и тёплый свет ламп хлынул в ночь. Он вошёл в помещение досмотра.

На пункте чувствовалось напряжение. Даже старый револьвер на поясе и патроны в рюкзаке вызывали подозрения. Охранник за стойкой бросил хмурый взгляд и цокнул языком, но обошлось без проблем.

— Давно таких не видал, — пробормотал он, глядя на револьвер. Но, заметив усталость в глазах Винделора, махнул рукой. — Проходи, только не трепи об этом в городе.

В городе, на пересечении улиц, Винделор заметил, как ночное небо стало чёрным от туч.

«Буря догнала», подумал он. Она давно собиралась и вот-вот готова была обрушиться.

Старая вывеска магазина скрипела на ветру. Не было ни голосов, ни шагов. Город будто замер между прошлым и будущим.

Проходя мимо занавешенных окон, он услышал шорох из подворотни. Замер, вглядываясь в тень. Мысль, что там может быть что-то похуже мусора, кольнула тревогой.

Словно в ответ, из-за угла выскочили крысы, попискивая. Они были единственным намёком на жизнь в этом мраке. Город, несмотря на запустение, ещё дышал, хоть и странно.

Это место, окутанное тучами и мигающими фонарями, тонуло в меланхолии. Улицы освещал тусклый неон, но он не оживлял картину. Редкие прохожие, как тени, мелькали и растворялись во мраке, оставляя лишь звук шагов.

Обветшалые здания, покрытые граффити и трещинами, хранили истории былых времён. Каждый звук, будь то стук двери или вопль кошек, эхом отдавался в воздухе, добавляя тяжести.

Под сводами улиц пряталась безысходность. Огоньки редких кафе горели, будто звали прохожих. Город спал, зная, что надежда лишь мираж.

Центральная площадь, когда-то сердце города, теперь выглядела заброшенной. Вместо цветов и гуляний — запустение. Фонтан в центре был завален мусором: бутылки, бумага, хлам. Вонь отпугивала даже самых стойких.

Ветер гонял обёртки и газеты. Вокруг фонтана валялись сломанные скамейки, где когда-то сидели старики, делясь байками. Теперь тут царили запахи и мрак, тянущие в тоску. Тротуар покрылся мхом и трещинами, будто земля стыдилась своего уродства.

В гостинице тусклый свет едва пробивался сквозь грязные окна. Пахло старой мебелью и забытым временем. Полы скрипели под ногами, жалуясь на пустоту. На ресепшене громоздились бумаги и коробки. Место казалось заброшенным: свет от лампы мигал в такт часам, что устали тикать.

Кресла, потёртые и старые, звали к тоскливым разговорам. Часы уныло щёлкали, напоминая, что время ещё идёт. Бильярдный стол покрылся пылью, и даже редкие гости не трогали его.

Мелодия из старого проигрывателя заполняла зал, напоминая о днях, когда тут кипела жизнь. Теперь воспоминания бродили по углам, тонули в тяжёлом воздухе.

За стойкой сидела сонная девушка с растрёпанными волосами. Она лениво поднялась, зевнула и жестом подозвала.

— Доброй ночи, — начал Винделор. — Нужна комната на три ночи.

— Чем платите? — буркнула она.

— Золотом возьмёте? Местных денег пока нет, — сказал он, лезя во внутренний карман.

Девушка глянула в журнал, черкнула что-то и назвала цену:

— Полграмма за ночь.

— Дорого. — сказал мужчина. — Полграмма за три дня.

— Грамм за все. — безразлично бросила она.

— Идёт, — ответил он, положив на стол маленькое кольцо.

Взвешивая его, она кивнула, сгребла кольцо и вручила ключ.

— Номера по лестнице справа. Ваш на втором этаже, слева, номер на брелоке. Ресторан у лестницы, круглосуточный. Спокойной ночи, — пробубнила она и плюхнулась в кресло.

Винделор глянул на ключ с деревянным брелоком, где коряво была вырезана цифра «семь», и пошёл к лестнице.

Комната встретила его тишиной и усталым уютом. Кровать с продавленным матрасом занимала почти всё место. Две лампы давали мягкий свет, будто помнили времена, когда тут было посвежее. Обои на стенах местами отклеились, но комната была чистой.

В углу стоял простой стол с пожелтевшими бумагами и лампой. На столе виднелись следы беспорядка: чашка с кофейными разводами. Уборная за перегородкой выглядела аккуратно, хоть душевая кабина и просила ремонта.

Несмотря на запущенность, комната казалась приютом. Здесь дышалось легче, может, из-за звуков улицы за окном, напомнивших, что жизнь рядом.

После ночёвок в полях и звериных берлогах кровать казалась мягкой. Душ с чуть тёплой водой расслаблял, отличаясь от ледяных ручьёв.

Сбрив бороду и подрезав волосы ножом, Винделор разглядывал себя в зеркале. Он с трудом узнавал лицо, так быстро пролетели годы. Усмехнулся: стал похож на отца. Ещё немного, и догонит его возраст в тот последний день, когда видел его.

В отражении был мужчина лет тридцати пяти, может, чуть старше. Острые черты лица, слегка хищные, всё ещё цепляли взгляд. За годы странствий он не раз ловил женские взгляды и иногда думал, что придётся осесть, но все время что-то мешало… Волосы, чёрные и густые, он затянул в хвост. Серые глаза, стальные, но усталые, смотрели из-под морщин и шрама на брови. Тело, исхудавшее, но крепкое, покрывали шрамы, следы опасностей.

Сон не шёл. Винделор накинул плащ и спустился в ресторан, надеясь отвлечься. Здесь он чувствовал себя в коконе, но одиночество плескалось внутри его панциря.

Ресторан будто застыл во времени. Стены покрывали выцветшие фото, пол утопал в пыли. Старый проигрыватель трещал мелодией, от которой тосковала душа. За столиками с невзрачными скатертями сидели редкие гости, боясь нарушить тишину.

Запах кофе и подгоревшей еды мешался с затхлостью. Официанты, как призраки, бродили по залу. Разговоры были редки, каждый шёпот казался слишком громким.

У окна рос чахлый цветок, цепляющийся за жизнь, словно надежда в этом мраке. Место помнило смех и радость, но теперь терзало тех, кто заходил.

Винделор сел у окна, заказал бокал красного вина и уставился на улицу, где огни города дрожали в ночи.

Звуки вокруг сливались с мыслями, будили воспоминания. Он думал, как сильно изменился, о потерях и надеждах. Этот вечер тянул его в тоску, но и обещал что-то впереди.

Вино принесли. Глоток обжёг горечью, сменившейся сладостью. Он глянул на часы: время бежало, но он будто застрял. Может, этот вечер что-то изменит, хоть чуть-чуть.

Полный мужчина с смешными усами принёс в зал нотку лёгкости. Сев за соседний столик, он подмигнул и закинул ногу на ногу. Достал блокнот и ручку, явно готовясь к болтовне.

— Сочиняю истории, — сказал он с ухмылкой, поймав взгляд Винделора. В глазах блеснуло озорство.

— Боюсь, разочарую, — ответил тот, сделав глоток.

— Да ладно, — отмахнулся толстяк, улыбаясь. — По тебе видно, ты не из простых.

— Увы, — сказал Винделор, слабо улыбнувшись.

— Саймон, — протянул руку толстяк, не скрывая дружелюбия.

— Винделор, — ответил он, пожав руку сдержанно.

— Откуда ты? Северянин? Давно таких имён не слышал, — спросил Саймон, прищурившись.

— Угадал, — коротко ответил Винделор.

— На юг идёшь? — продолжал Саймон, не теряя любопытства.

— Да, — кивнул тот, не вдаваясь в детали.

— Ой, да брось! — рассмеялся Саймон. — Так мы всю ночь будем в угадайку играть!

— Историй у меня нет, — сказал Винделор.

— Я тут с ума схожу от скуки, — не унимался Саймон, приглаживая усы, где застряла пивная пена. — Неделю здесь, и, знаешь, делать нечего.

Магнитофон фонил заезженной мелодией, голос певца тоскливо пел о разбитых мечтах. Официант, как тень, бродил между столиками, его улыбка казалась маской. Ресторан застрял в прошлом, мечтая о свете и смехе.

— Я по работе, контракты подписываю, — продолжал Саймон. — Скоро домой, и, брат, это самый тухлый город, где я был. Ещё неделя, и с катушек слечу.

— Заметно, — усмехнулся Винделор. — Мрачный городок.

— Не то слово, — подхватил Саймон, потирая виски. — А люди тут! У нас дома всё иначе. Ты куда дальше?

— На юг, к Чёрному морю, — спокойно ответил Винделор.

— А, ты из этих? — вдруг спросил Саймон, сделав странный жест у головы. — Ну, фанатиков?

— Впервые слышу, — удивился Винделор, приподняв бровь.

Саймон вздохнул, оглядел зал и с азартной улыбкой посмотрел на него.

— Тогда слушай…