Ветер, кровь и серебро

Глава 7

«Возьми эту руну, говорила она, она тебе поможет, говорила она… Тьфу ты, грёбаный бесполезный кусок дерева!» — так думала герцогиня Вэйд, прорубая себе путь к проклятому магу — он то и дело мелькал среди вооружённых наёмников, единственный безоружный, что, впрочем, не делало его беззащитным. Явно с помощью его магии людям Джойса удалось в темноте отыскать и захватить обоз с оружием, которое у них забрали с обещанием вернуть, как только отряд доберётся до границы Кэберита.

Берте понравилась идея барона Штольца, но сбрасывать Джойса в овраг она не хотела. Не хотела и перерезать ему горло во сне, травить его воду или набрасываться на него во время привала. Но какого-либо благородного, рыцарского способа избавиться от наёмника не существовало. Разве что вызвать его на поединок, но какой придумать повод?

А вот Кристина вызвать дядюшку на дуэль вполне могла бы: почему бы ей, умелой воительнице и неплохой фехтовальщице, не отстоять своё право на Эори мечом? Но из-за прошлой войны у неё наверняка выработалось полнейшее неприятие поединков.

Берта была уверена, что выиграет этот бой, но колдуна Райли она явно недооценила. Ей и её людям удалось прикончить лишь пару-тройку наёмников, а остальные словно телепортировались к обозу и захватили оружие… Хотя почему «словно»? Что стоит проклятому магу убрать три десятка людей из одного места и переместить их в другое?

Поэтому преимущество Берта и её люди потеряли быстро. И если тихое, едва заметное убийство Джойса ещё можно было бы выдать за падение в овраг и скрыть как от Кристины, так и от его шайки, то эту драку… Как объяснить миледи, что от того отряда, что она отправила с Бертой провожать Джойса, осталось две трети? Половина? Треть?..

Озираться и считать было некогда, да и в темноте не разобрать… Но ясно было, что чёртовы наёмники готовы убить всех, чтобы Джойс спокойно и свободно отправился домой. Или не домой?.. Кристина предполагала, что её дядя захочет поехать в Шингстен, и это предположение было вполне разумным. Если ему удастся добраться, есть вероятность, что начнётся новая война — вряд ли Элис Карпер упустит шанс отомстить, обретя довольно сильного союзника.

И если война и впрямь начнётся, то первой её битвой можно считать сегодняшнюю стычку.

«Я тоже хороша, — нахмурилась Альберта, с силой отбивая удар одного из наёмников, полоснула его по незащищённой ноге и, когда тот, забыв о защите, чуть согнулся от боли, вонзила меч ему под ребро. — Зачем было слушать этого павлина белобрысого? Заговорщики хреновы… Ну что, дура, разгребай теперь!»

Она развернулась, спиной почувствовав приближение очередного противника, скрестила свой меч с его мечом — в воздухе вспыхнули искорки, а слух резанул противный скрежет. Вражеский клинок задел её запястье — от раны спас наруч, но удар всё равно оказался ощутимым. Если выживет — синяк останется.

Альберта прицелилась, пытаясь ударить наёмника в ногу — она любила этот приём, когда ты ловишь удачный момент, наносишь посильный удар по ноге и, пока враг, растерявшись, отходит от боли, убиваешь или наносишь смертельную рану в то место, о защите которого он забывает. Но сейчас ей не удалось это провернуть — наёмник хорошо орудовал мечом, закрывал и ноги, и остальные части тела, не позволял себя ранить и всё сильнее теснил герцогиню туда, где остальные наёмники пытались расправиться с её людьми.

Альберта понимала — стоять придётся до конца. Шансы на победу всё же есть. Нужно держаться. Не сдаваться. Ей ли привыкать к такому?..

Наёмник бросился на неё, Берта попыталась увернуться, но тот сбил её с ног. Впрочем, преимущества он всё же не получил, ибо повалился на мокрую, покрытую прошлогодними листьями землю вместе с ней. «Кирасу будешь мне языком отчищать, сука», — мелькнуло в голове. Она пнула его, попав коленом по бедру, оттолкнула от себя, резко встала и занесла меч, но наёмник откатился и избежал удара. Альберта поняла, что позволить ему встать нельзя, попробовала придавить ногой… Это и оказалось её ошибкой — наёмник рубанул по этой ноге, хотя и не слишком сильно, и встать она ему всё же не позволила. Несмотря на боль, герцогиня не растерялась и таки опустила меч, стиснув зубы — кровь из ноги уже хлестала на коричневую, смешанную с листьями грязь.

Разобравшись с этим противником, она поняла, что потеряла из виду проклятого колдуна. Вокруг царила настоящая неразбериха: своих от чужих отличить можно было лишь благодаря тому, что свои в основном защищались, а чужие — нападали, а вот понять, кто в данный момент одерживает верх, было сложно. Берта видела трупы своих солдат, окровавленные, лишённые конечностей, а в паре случаев даже голов… Среди мертвецов были и наёмники с перерезанными глотками и выпотрошенными кишками, но при виде убитых врагов герцогиня отчего-то не ликовала. За своих сердце, конечно, болело, но раненая нога болела сильнее.

В конце концов, чёрт с ним, с Райли. Нужно найти самого Джойса, если он ещё жив.

Прихрамывая, Альберта бросилась в гущу сражения. Она видела, как её люди падали один за другим, но ведь и наёмники падали тоже… Останется ли здесь хоть кто-нибудь живой?

Страха она не испытывала — или ей так казалось. Берта думала, что весь свой страх она излила в битвах прошлой войны, когда защищала от шингстенцев свой замок, когда потеряла множество друзей, мать, едва не лишилась сестры, а в итоге осталась без родного дома. Конечно, её замок восстановили в кратчайшие сроки, но это ведь уже совсем другое здание, другая постройка… И весь её страх уничтожили шингстенские катапульты вместе со стенами родного Вэйда.

И теперь, конечно, в куда меньших масштабах, это всё повторяется снова. А не допустить, чтобы эти самые масштабы разрослись, может только она.

Альберта атаковала одного из наёмников, но тот резво прикрылся небольшим, чуть ржавым баклером и сам нанёс удар, целясь ей прямо в голову — у герцогини ведь не было ни щита, ни шлема, спасибо, что догадалась на ночь не снимать кирасу и наручи. Решила, что прикончить Джойса можно и без полного снаряжения… Расслабилась, исполнившись самоуверенностью…

Нельзя ни на минуту расслабляться, когда сопровождаешь через леса стаю наёмников. Нельзя их недооценивать — иначе глотку перережут и глазом не моргнут. А она позволила себе расслабиться, решила, что сможет справиться с ними…. Обрекла на смерть столько солдат. Подвела Кристину. Точнее, подведёт в том случае, если Джойс победит… Поэтому нельзя допустить, чтобы он победил. Иначе будь проклята ты, Альберта, и будь проклята твоя душа на том свете.

Баклер задел её висок, она почувствовала жгучую боль — ссадина, наверное… Пара маленьких, слабых кровавых струек защекотали щёку, но Берта не обратила внимания. Сама не зная как, извернулась и, опустив меч, разрубила наёмнику руку — ту, на которой был этот проклятый баклер. Любоваться на плод своих стараний было некогда — вокруг маячило слишком много врагов, которые, видимо, так и жаждали с ней сразиться.

Альберта покрутила меч в пальцах и перехватила его поудобнее — полуторная рукоять позволяла сделать это сразу двумя руками.

Следующий наёмник чуть задел её плечо, ухитрившись попасть лезвием как раз в просвет между частями доспеха, и герцогиня стиснула зубы — к боли в ноге прибавилась новая боль, отчего кружилась голова и быстро исчезали силы. Но она держалась. Кто, в конце концов, если не она?.. Что будет с её отрядом, если она погибнет? Что будет с Нолдом? Что будет с Кристиной?

Нет, леди Коллинз-Штейнберг (Берта никак не могла привыкнуть к её второй фамилии), разумеется, сильная, бесстрашная, в обиду себя не даст… Но это не значит, что она не нуждается в помощи и поддержке, хотя она всегда умела делать вид, что прекрасно справляется одна. Но никто не может справиться в одиночку — разве что сам Бог.

Она пнула зазевавшегося наёмника прямо в пах и даже нашла в себе силы рассмеяться такому везению. Мужчина скрючился, сморщился — того и гляди, мамочку позовёт. Альберта хмыкнула и пронзила мечом его так кстати подставленную спину.

Джойса она обнаружила нескоро. Хотя на самом деле она почти потеряла счёт времени. Помнила, что сражение началось на закате, когда небо из кроваво-красного постепенно становилось тёмно-синим. А сейчас уже совсем пасмурно, над головой — одинокая надкушенная луна, вокруг холодно, за людскими криками и лязгом оружия не слышно ни сверчков, ни ночных птиц.

Джойс был хорошо вооружён — он вернул свой любимый двуручный меч, к ножнам прикрепил кинжал, и ещё одна рукоять торчала из высокого сапога. «Ну ничего, гад, сейчас ты мне всё вернёшь».

Берта невольно коснулась груди, где под кирасой и стёганкой висел шнурок с руной, что дала ей Кристина. Эта деревяшка должна была защищать, но, видимо, внезапно утратила свои чудесные свойства. Или Райли помешал. Или… неважно. И Кристину винить нечего. Наоборот, это Альберта перед ней виновата. Не надо было ни о чём договариваться со Штольцем за её спиной. Поэтому если она сейчас убьёт Джойса, то, наверное, вполне искупит свою безответственность…

Она бросилась на Джойса, который только что добил одного из её солдат. Всю дорогу он и его люди ехали молча, и герцогиня Вэйд не успела узнать его получше, однако рассказы Кристины её не особо вдохновили. Джойс — подлец и лицемер, но явно не трус, надо отдать ему должное… Впрочем, она и не стремилась к тому, чтобы он её боялся. Вообще плевать на его чувства. Нужно просто убить его, вот и всё.

Джойс рубил мечом, будто мясницким ножом, его лицо было припорошено кровавыми каплями, и алые ручейки стекали с него, как слёзы. «Сейчас ты у меня по-настоящему поплачешь кровавыми слезами, ублюдок», — оскалилась Альберта.

Наёмник явно ожидал её нападения — он как-то странно самодовольно усмехнулся и занёс меч. Тяжёлый клинок, казалось, мог расколоть даже камень… Ну, небольшой полуторный меч Берты — наверняка мог. Поэтому не оставалось ничего, кроме как уворачиваться и бить по плохо защищённым местам.

Она пригнулась, когда Джойс попытался задеть горло, стукнула его по ноге — на нём не было доспехов, видимо, не успел наскоро накинуть на себя хоть что-то. Берта, правда, не поняла, удалось ей ранить его или нет — нужно было выпрямиться и продолжать драку. Джойс ухмылялся, и это бесило. Хотелось изрезать его лицо, не оставить на нём живого места, а вместо глаз изобразить ему две огромные кровавые впадины.

Альберте и правда удалось ранить его в лицо — красная полоса осталась на щеке, близко к носу. Но это, казалось, только раззадорило проклятого наёмника. Он слизнул подплывшую к губам капельку крови и остервенело бросился на герцогиню — ей оставалось лишь уворачиваться и защищаться. Он подпустил её к себе слишком близко, и она поняла, что это может быть опасным — Джойс, со своим огромным мечом и почти полным отсутствием ран, имел большое преимущество. Попыталась отойти, но он не пускал, тесня и наступая. Задел её плечо, зато Альберте удалось пнуть его по бедру, потом по колену, но Джойса это даже не сбило с ног.

После серии обоюдных ударов, осветивших вечерний воздух целым сполохом искр, они замерли друг напротив друга на несколько секунд, целясь и не решаясь наступить. Но вот Альберта бросилась вперёд, атакуя то справа, то слева, стараясь ударить в плечо, чтобы вывести из строя хотя бы одну джойсову руку. Одной двуручник держать сложно, может, это лишит его преимущества…

Но ей не удавалось — грёбаный наёмник был хитёр, все её удары он просчитывал и защищался хорошо. Мерзавец, чтоб тебя в аду черти отодрали… От боли, ярости, негодования, ненависти — и осознания собственного бессилия против этого дьявола воплоти хотелось попросту выть. Но Альберта держалась. Она перестала озираться, наблюдать за положением своих людей — Джойс не позволял ей отвлекаться ни на мгновение. Он наносил удар за ударом, она отбивалась и атаковала сама, и с каждым мгновением в ней оставалось всё меньше сил. Голова кружилась, все раны саднили так, что сил не было…

А Джойс ухмылялся, чувствуя своё превосходство и предвидя победу.

Альберта подумала, что глупо было бы умирать сейчас — она ведь вовсе не собиралась. В Эори Кристина ждёт хороших вестей, а дома — сестра, которая ожидает ребёнка… Несправедливо ведь умереть, не увидев своего племянника. Не попрощавшись с Анжеликой. Не извинившись перед Кристиной за то, что подвела.

Альберта горько усмехнулась и, наплевав на попытки защититься, занесла меч — Джойс как раз чуть замер, видимо, пытаясь отдышаться. Она целилась прямо в корпус — дай Бог попасть в живот, если не увернётся… Но наёмник увернулся, Берта лишь слабо задела его левый бок. С удовольствием заметив выступившую кровь на его перепачканном дорожном дублете, она усмехнулась снова и бросилась, покрепче сжав меч…

Джойс в мгновение ока извлёк из ножен кинжал и нехотя, будто играя, полоснул по её горлу — как раз тому месту, которое не было защищено кирасой.

Берта ещё секунду стояла, опустив голову и наблюдая, как из раны хлещет фонтаном кровь, заливая кирасу, лезвие меча и грязную землю под ногами. А потом тяжело рухнула, поняв, что боль и усталость наконец ушли. Лишь чувство вины и осознание полной несправедливости произошедшего никуда не делись.

Джойс случайно задел шнурок с руной — он, разрезанный, скользнул вниз и упал на грязную, пропитанную кровью землю. Руна слабо сверкнула в ночном сумраке, пытаясь источать остатки заложенной в ней магии, но тут же погасла.

Заметив это, Альберта напоследок улыбнулась уголком губ и закрыла глаза.

Кристина вышла из церкви в полдень, ведя за руку Джеймса и испытывая слабое, едва тлеющее в душе облегчение. В этом маленьком деревянном храме, стоящем на самой окраине Нижнего города возле старого кладбища, ей и впрямь понравилось больше, чем в замковом храме Эори. Здесь пахло свежей древесиной — эта церквушка была отстроена недавно — и совсем слабо — ладаном и чадом от свечей. Помещение было совсем крошечным и прохладным, потолок под единственным куполом оказался очень низким, да и скамеек тут стояло совсем немного. Впрочем, наверное, их всегда хватало на всех прихожан.

Настоятель этого храма, довольно пожилой, с небольшой седой бородкой, смотрел внимательно, одновременно и строго, и по-доброму. Он выслушал всё, что рассказала ему Кристина, задавая уточняющие вопросы, направляя её слова в нужное русло, когда она сбивалась. Озадаченным или взволнованным он не выглядел, будто то, что рассказывала женщина о своём сыне, было для него в порядке вещей. Однако она очень сомневалась, что дети крестьян — наиболее частых прихожан этого храма — могли вести себя так же, как Джеймс.

Священник сказал, что об одержимости и речи быть не может — люди, в которых вселяются демоны, ведут себя иначе. Правда, Кристина в принципе не особо верила в одержимость и существование демонов, но всё же она выдохнула с облегчением. Кто знает, на что способны те таинственные силы, что управляют магией в этом мире…

Священник посоветовал не воздействовать на ребёнка этой самой магией, быть с ним прямей, честнее, взыскательнее, но в то же время всячески выражать свою любовь и не ждать от него ответных чувств — он, в конце концов, ещё мал для того, чтобы проявлять их в полной мере.

— Господь вам поможет, — напоследок сказал священник, — он любит нас, своих детей, и мы по его примеру должны любить своих несмотря ни на что. Если они будут разумны, а это зависит лишь от нас, — они рано или поздно ответят нам.

Кристина была благодарна ему. Никаких угроз и запугиваний, мягкие, сострадательные слова — то, в чём она нуждалась, чего всегда ждала и чего никогда не получала от священников из замкового храма. Значит, Грета была права. Надо, наверное, меньше им денег давать на «благоустройство» — скорее всего, на благоустройство своего кармана…

Джеймс сегодня был на удивление спокоен, не капризничал, не тянул её за руку, даже улыбнулся, когда увидел в свежей зелёной траве россыпь ярко-жёлтых одуванчиков. Очень хотелось верить, что слова священника о том, что его поведение ранит маму так же больно, как, скажем, нож — человеческую плоть, на него хоть немного подействуют. Кристине он мог не верить, считать, что она манипулирует им, чтобы заставить делать то, что она хочет и чего не хочет он. Но если посторонний человек подтвердил, увидев эту боль… Может, до него и дойдёт, кто знает.

Держа Джеймса за руку, с небольшой охраной позади, Кристина неторопливо шла по улицам Нижнего города — это не совсем соответствовало её статусу, столь долгий путь от окраины города до замка ей следовало проехать верхом… Но ей так хотелось именно пройтись, размять ноги и порадоваться весеннему яркому солнцу, свежему ветерку и общему обновлению мира. Ослепительно белые облака неспешно плыли по светло-синему небу, а невысокие тонкие деревца, на ветвях которых чирикали воробьи, чуть качались и шуршали листвой. Солнце пригревало довольно сильно, отчего стало чуть жарко в платье из синей шерсти и в белом лёгком крузелёре.

Кристина обмахнула себя кистью руки. Если бы ещё и Генрих был дома, она была бы совсем счастлива.

Путь её лежал через торговые ряды гончаров — среди двухэтажных домов, первые этажи которых занимали лавки с горшками, тарелками, кувшинами, иногда даже кирпичами, а на вторых этажах жили сами ремесленники с семьями. Кристина иногда поглядывала в открытые двери и окна лавок на товар, пытаясь вспомнить, нужна ли в Эори новая посуда, кувшины или горшки для цветов. Надо будет у управляющего спросить — все важные хозяйственные дела мгновенно испарились из её головы.

Она бросила совсем короткий взгляд на одну из лавок, но и его хватило, чтобы сердце пропустило удар. У входа в лавку Кристина увидела тонкую, маленькую фигурку девушки — такую знакомую, такую… родную, что ли…

Они не виделись несколько лет, но Кристина ни капли не удивилась тому, что узнала её сразу. Натали, конечно, повзрослела — сейчас ей года двадцать два, не меньше. И тем не менее она оставалась всё той же, какой была тогда, когда Кристина видела её последний раз: длинные светлые волосы, убранные в аккуратную косу, голубые глаза, лёгкие, почти порхающие движения… Во взгляде девушки читалась некоторая озадаченность, и вообще выглядела она хмурой, но всё же от неё по-прежнему веяло весенним теплом.

Да, они не виделись много лет, и поэтому Кристина оставила Джеймса под присмотром начальника охраны, велела ждать её и бросилась к Натали, боясь потерять её из виду. Слава Богу, та задержалась у лавки — наверное, подсчитывала деньги или раздумывала, что ещё ей нужно купить… «Стой, пожалуйста, стой, — повторяла Кристина про себя, осознавая, что скрипит зубами, чтобы не позволить слезам пролиться из глаз. — Ты так нужна мне, я так боюсь снова потерять тебя…»

Натали её не видела — как только Кристина узнала её, девушка повернулась спиной, но леди Коллинз-Штейнберг всё же была уверена, что не ошиблась. Её лицо она бы не спутала ни с чьим. На Натали было простое тёмно-зелёное платье, а на светлых волосах красовался серый чепчик. В руках она держала корзину, а через плечо её была перекинута грубая коричневая сумка.

Пока Кристина шла, то и дело переходя на бег, её сердце бешено колотилось, а мысли совершенно перепутались, словно нити в клубке. Что сказать ей? Как к ней обратиться? Как она отреагирует на появление своей бывшей подруги? Кристина была уверена, что Натали ненавидит её и что тогда она ушла как раз из-за этого. В конце концов, вряд ли ей приятно было находиться рядом с человеком, по вине которого погиб её возлюбленный. И сейчас она вряд ли будет рада её появлению. Но остановиться Кристина уже не могла. Ей нужно было увидеть её вблизи, взглянуть в глаза, хотя бы слово ей сказать, произнести это заветное, лёгкое, как полёт бабочки, имя… Нельзя было упускать этого шанса. Иначе они не увидятся уже никогда.

Кристина перепрыгнула через небольшую, но глубокую лужу, подобрав юбку, и подбежала к лавке. Натали наконец подняла голову; теперь она была так близко, только протяни руку — и сможешь коснуться этой золотистой пряди, выбившейся из косы, этой бледной, чуть подёрнутой румянцем щеки… Раньше Кристина очень любила её касаться, перебирать волосы, поглаживать по чуть огрубевшей от работы руке, переплетать их пальцы и осторожно, невесомо целовать в щёку. И даже теперь, когда у неё был муж, ей не хватало этой девичьей нежности, трепетности и чувственности.

— Натали? — спросила Кристина дрожащим от страха и волнения голосом, сцепила руки в замок, потом расцепила и принялась крутить обручальное кольцо на большом пальце.

— Миледи, — улыбнулась Натали, тут же склонила голову и присела в реверансе.

Но Кристина не позволила ей завершить поклон: она бросила играть с кольцом, сжала плечи девушки и притянула её к себе. Безумно хотелось одновременно плакать и смеяться, но сейчас она не могла себе позволить ни то, ни другое. Она обнимала Натали, наверное, минуту, а та просто стояла и сдержанно поглаживала Кристину по спине одной рукой — другая всё так же была занята корзинкой.

— Я… я не могу поверить, ты… — Она поглаживала Натали по плечам, касалась длинной косы — и правда не могла поверить, что она настоящая, живая, во плоти и рядом с ней, что это не сон, не очередной кошмар и не безумное видение. — Мы столько не виделись, — она оторвала лицо от её плеча и заглянула в чуть покрасневшие, видимо, от слёз, глаза, — как ты?

Натали пожала плечами и опустила взгляд. Что-то в этом движении заставило Кристину отпрянуть. А вдруг ей противны все эти прикосновения, слова, сам её вид? Она ведь и ушла тогда из-за этой ненависти… Наверное. Кристина не была уверена. Они так и не поговорили, не обсудили своё отношение друг к другу, хотя стоило бы.

— Я… да хорошо, — отозвалась Натали после паузы в несколько мгновений. — А вы? Это ваш сын? — И она кивнула в сторону Джеймса, стоящего возле несколько ошарашенных стражников.

— Да. Может… — Кристина не знала, как лучше озвучить свою просьбу, а потому сказала первое, что пришло в голову: — Может, пройдёшь со мной в замок?

Натали взглянула на неё удивлённо, округлив глаза, но потом неуверенно кивнула.

— Только вещи домой занесу, — слабо улыбнулась она.

Кристина решила поговорить с Натали в своей спальне, чтобы не создавать ощущения официального приёма. Она велела принести кувшин некрепкого разбавленного вина и вазочку с фруктами и переоделась в домашнее простое платье — из тонкого тёмно-синего льна с коричневой отделкой на рукавах и неглубоком вырезе и такой же коричневой шнуровкой спереди. Теперь выделываться и всячески доказывать, что ты здесь — леди, госпожа и хозяйка, не нужно. Скорее наоборот: Кристина пыталась сделать вид, что с Натали они на равных, хотя обе они понимали, что это не так.

Она распахнула шторы, чтобы в комнате стало светлее, и тонкие весенние лучи тут же выхватили из тени небольшой столик с кувшином, бокалами и вазочкой, два изящных стула, обитых бархатом, и тонкий пушистый ковёр персикового цвета с причудливыми разноцветными узорами: цветами, листьями, звёздами и птицами.

Натали неуверенно замерла в проходе, сложив руки в замок и глядя на свои чуть запачканные весенней грязью туфли.

— Проходи, не бойся, — улыбнулась Кристина. — Можешь разуться, но если что — ковёр почистят.

Девушка кивнула и разулась, оставшись в одних шерстяных чулочках оранжевого цвета. Наверняка связала сама — Натали всегда была мастерицей на все руки, особенно она любила рукодельничать. Многие платья Кристины она украшала вышивками, которые сама же и придумывала. Так на серой шерсти, голубом шёлке, красном бархате расцветали золотистые и серебристые розы, загорались белые и синие звёзды, появлялись милые чёрные и белые бантики, зелёные лозы с жёлтым и пурпурным виноградом… Из большинства тех платьев Кристина давно выросла: беременность и роды дали о себе знать. Она больше не была худощавой, угловатой девочкой, у неё сильно проступили грудь и бёдра, однако постоянные тренировки с мечом не позволяли ей сильно располнеть.

Натали несмело прошла в комнату и села на самый краешек стула, на который кивнула Кристина. Она робко стащила с головы чепчик, обнажая распущенные волосы, золотыми волнами струящиеся по узким плечам до самой талии. Какая же она стала красивая… Или всегда была такой красивой, а Кристина просто забыла об этом? Или не обращала внимания?

Впрочем, неважно.

Она села рядом с Натали и бросила взгляд на кувшин.

— Выпьешь? — предложила она.

Девушка покачала головой.

— Я не хочу, спасибо, — отозвалась она.

— Ну, тогда рассказывай, — Кристина взволнованно и нетерпеливо улыбнулась, — ты всё это время в Нижнем городе жила?

— Не совсем… По-разному, — уклончиво сказала Натали, отчего-то стараясь не глядеть госпоже в глаза. Видимо, несмотря на всё, видит Бог, искреннее дружелюбие, ей всё-таки было неприятно здесь находиться. Кристина почувствовала, как её душа сжимается, но улыбку не убрала. — Даже не знаю, с чего начать, — вдруг хмыкнула Натали.

Она сидела на самом краешке стула, но не выглядела скованной, испуганной и чужеродной в этом месте, какими обычно чувствовали себя другие простолюдины, оказавшиеся в господских покоях. В конце концов, Эори долгое время был её домом, Натали привыкла к этим стенам, и четыре года отсутствия, видимо, не смогли ничего поменять. В то же время она не забывала об уважении к леди, обо всех правилах поведения, подобающего служанке, и сидела смирно, почти не шевелясь и опустив глаза.

— С самого начала, — подсказала Кристина. — Ты же ушла… — Она задумалась, пытаясь вспомнить, что это был за день… Кажется, следующий после её свадьбы. — В конце гродиса[13] как-то?

— Да, под новый год, — кивнула Натали, голос её звучал тихо и смущённо.

— Я не виню тебя за то, что ты ушла, я всё понимаю, — сказала она, чуть наклонившись, чтобы заглянуть в глаза Натали. — Сложно было относиться ко мне хорошо после войны…

— Что вы, миледи! — Девушка покраснела, округлила глаза, с её лица мгновенно пропала улыбка. — Дело не… Я бы ни за что не оставила вас. Я всегда в вас нуждалась, с тех самых пор, как вы забрали меня из кухни. Наоборот, мне так не хотелось уходить, и потом я жутко скучала… Я очень любила вас, правда, и люблю до сих пор. Но после того, как вы вышли замуж, я перестала чувствовать себя нужной.

— Натали, ты нужна мне всегда, — отозвалась Кристина, чувствуя, как к горлу подбираются рыдания. — И никто бы не смог заменить мне тебя.

— Да, но… Просто… Вы же, наверное, знаете…

Она задрожала и замолчала, закрыв глаза. А Кристина замерла, не зная, что отвечать. Быстро налила вина в оба бокала и протянула один Натали. Та безропотно взяла и выпила всё залпом, даже не поморщившись — неудивительно, вино-то разбавленное. Сердце Кристины сжалось, когда девушка открыла глаза, чуть покрасневшие от подступивших слёз. Спустя столько лет — и всё так же больно… Впрочем, её, Кристины, боль, тоже никуда не делась, а чувство вины только усугубляло её.

Оскар Эдит, мужчина, которого любила Натали, был другом Кристины, он далеко не по своей воле оказался участником той войны, но всё же прошёл все битвы с отвагой и искреннем желанием помочь своей сюзеренке в освобождении Нолда. И лишь из последней, решающей битвы не вернулся. Вести авангард — всегда рискованно: ты принимаешь на себя первый удар, стремясь уничтожить главные силы противника, который, в свою очередь, стремится уничтожить тебя и твои полки. Кристина не знала, сколько Оскар держал натиск и каким образом был убит, Натали ей не рассказывала — да и никто не рассказывал. Но она была уверена, что он погиб как герой. Иначе и быть не могло.

— Мне пришлось уйти, — продолжила девушка дрожащим голосом, сжимая в пальцах хрустальный бокал. — У меня не было сил тут находиться. В Нижнем городе было полегче, но всё же я как-то почувствовала, что должна… Что я нуждаюсь в поездке туда, где он родился и где теперь… теперь похоронен.

— А когда ты ездила? — встрепенулась Кристина — голос подруги вывел её из немого оцепенения.

— В середине васариса[14].

Васарис девяносто пятого года… Сразу вспомнился тот далёкий, долгий, вязкий, словно паутина, день. С самого утра Кристина чувствовала себя нехорошо, но никак не могла понять, что с ней. Генрих тогда был в отъезде, она осталась одна со служанкой — девушкой Джейни. Сейчас в Эори её не было — около года назад она приглянулась приказчику бьёльнского купца из земель герцога Вайзера, вышла замуж и уехала с ним и его хозяином.

Именно Джейни тогда первой догадалась: а не беременна ли госпожа?

Как выяснилось, беременна. Хотя Кристина не очень этого хотела.

Она пыталась тогда найти Натали в том месте, где сама купила ей дом — на улице травников, к западу от замка. Та бы без раздумий и сомнений сразу определила возможное положение госпожи и, если бы потребовалось, обеспечила необходимыми настойками… Джейни бы сохранила это в тайне, а вот замковый лекарь — вряд ли. Но Натали там не оказалось.

— Как раз тогда я тебя искала, — слабо улыбнулась Кристина.

— Простите…

— Нет, нет, ничего! И как поездка, она принесла какие-то плоды? Тебе стало легче?

— Немного. Я там с Винсентом познакомилась… — Кристина заметила, что щёки Натали зарозовели, а губы непроизвольно начали растягиваться в улыбке. — С его младшим братом.

— Да, он рассказывал о нём, — кивнула Кристина.

Ей и самой очень хотелось познакомиться с младшим Эдитом — по словам Оскара, тот владел магией и разбирался во многих сложных заклинаниях, даже в будущее иногда мог заглядывать…

— Он был очень добр ко мне, — призналась Натали. Она бросила неуверенный взгляд на кувшин, и Кристина быстрым движением налила ей ещё, но девушка пить не стала. — Впустил меня в замок, отвёл в склеп… Их отец тогда был очень болен, но всё-таки находился в сознании и кое-как управлял замком, он позволил мне остаться и переночевать, а я сварила ему обезболивающий и успокаивающий чай. Но когда он умер и править стал барон Джейми… — Она покачала головой и всё же сделала маленький глоток. Кристина слушала её внимательно и с интересом. — Винсенту пришлось переселить меня в город.

— И всё это время ты жила в Эдите?

— Нет, пару раз в год ездила туда на месяц-полтора.

Но, видимо, и этого было достаточно для того, чтобы каждый раз на словах о Винсенте Натали краснела, начинала запинаться и делать голос тише. Кристина улыбнулась и протянула ей маленькую дольку апельсина.

— Нет, спасибо, я не хочу…

— Съешь, пожалуйста, — попросила Кристина и усмехнулась: — Знаешь, во сколько мне обходятся все эти южные фрукты?

Натали покорно откусила кусочек и положила дольку обратно в тарелку.

— Главное, чтобы вам нравилось, — заметила она, явно не впечатлённая вкусом оранжевого плода.

— Джеймсу нравится, — улыбнулась Кристина. Невозможно было не ценить вещи, которые доставляли хоть какое-то удовольствие её сыну. — Ладно, рассказывай дальше.

— Последний раз нас с Винсентом Джейми застал, ну и… — Она вздохнула. — Велел мне больше не приезжать. Точнее, запретил приходить в замок. Но это ничего, мне есть где жить в городе. Главное, что Винсент меня… не бросает.

— Он тебе нравится? — напрямую спросила Кристина мягким тоном и отпила немного вина, заев его виноградиной.

— Да, и я ему, кажется, тоже.

С каждым словом Натали краснела всё сильнее. Наверное, чувствовала вину за то, что влюбилась так скоро, да ещё и в брата мужчины, которого оплакивала… Но ведь она не обязана принимать обет целомудрия, всю жизнь носить траур и причитать. Жизнь продолжается, а со смертью возлюбленного она заканчиваться не должна.

— Жаль, что мы не сможем пожениться, — вздохнула вдруг Натали. Видимо, они с Винсентом не раз разговаривали об этом.

— Это ещё почему? — подняла бровь Кристина.

— Джейми против…

— Зато я — за, — улыбнулась она. — Я понимаю, что вопрос спорный, что ваше неравенство требует вмешательства сюзерена, но Джейми подчиняется мне. А я разрешаю. Так что пиши своему милому юноше, пусть он приезжает сюда, и мы поженим вас в замковой церкви Эори, в доме невесты, как и полагается. А Джейми… Почему для него это так важно?

— Я не знаю, — пожала плечами Натали. — Он сразу меня невзлюбил. Считает, что ему всё можно, а Винсенту, наоборот, без его позволения и шагу нельзя ступить. Опекает так или… завидует, не знаю.

— Тогда ему тоже придётся приехать сюда, — нахмурилась Кристина. — Я поговорю с ним.

— Спасибо, миледи.

Леди Коллинз-Штейнберг улыбнулась и подвинулась ближе к Натали. Та взглянула на неё удивлённо, а Кристина осторожно коснулась её тоненьких пальцев с коротко обрезанными ногтями, потом сжала ладонь и поднесла к своей груди.

— Я так скучала по тебе, — призналась она с улыбкой, однако слёзы, стоявшие в глазах всё это время, никуда не делись, и от этого в душе царили странные, противоречивые эмоции. — Каждый день о тебе думала. Мы столько пережили вместе, не верилось, что расстались навсегда…

— Как видите, не навсегда, — смущённо улыбнувшись, отозвалась Натали.

— Ну, а в целом… Денег тебе хватает? Никто тебе жизнь не портит?

— Нет, всё хорошо. Деньги есть, хоть и немного, да и когда их бывает много? Но я травы продаю, свежие, засушенные, зелья делаю, настойки всякие, мази, лекарства… Беднякам обычно денег на лекарей не хватает, и они лечатся у таких, как я, — у травников. В общем, работы хватает.

— И если ты жила в Нижнем городе, хоть и не постоянно, — задумалась Кристина, — почему я тебя не встречала? Я бы тебя легко узнала на улице…

— Я вас видела иногда, — призналась девушка, отчего сердце дрогнуло. — И с милордом, и с сыном вашим, и одну… Не хотела… беспокоить. Вряд ли вам до меня было дело.

— Мне до тебя было дело, понимаешь? — Кристина почувствовала обиду, что её вот так запросто игнорировали и избегали, постаралась скрыть её, но она всё равно зазвучала в голосе. — Но если ты не хотела меня видеть…

— Хотела. Но не могла. Простите.

Долго обижаться на Натали не получалось. Кристина ласково улыбнулась, легко погладив девушку по волосам, потом притянула к себе и обняла, что было сил. До сих пор не верилось, что это всё происходило в реальности, что её бывшая… или теперь уже не бывшая подруга была рядом с ней. Хотелось, чтобы она осталась здесь навсегда, хотя вряд ли такое возможно. Но всё же Кристина решилась. Набрав в грудь побольше воздуха и стараясь побороть доводящее до дрожи волнение, она отстранилась и сказала:

— А ты не хочешь остаться здесь? Для тебя место всегда найдётся.

— Я даже не знаю… У меня работы много, — покачала головой Натали. Вдруг она подняла голову, одарив Кристину внимательным, пронзительным взглядом, отчего та вздрогнула. Голос девушки зазвучал совсем иначе: — Миледи, но как раньше-то уже никогда не будет.

— Я понимаю, но всё же… До тех пор, пока Винсент не приедет. Просто останься со мной, пожалуйста.

Больше ей некого было просить. Хельмут пока ещё находился в Эори, но уже готовился к отъезду: он дожидался Альберту, решив разделить с ней путь до границы. Герцогиня Вэйд тоже вряд ли надолго задержится. А когда Генрих вернётся — один Бог знает. Так что, кроме сына, близких людей у Кристины в Эори вообще не оставалось. А тут Натали снова ворвалась в её жизнь, и как она после такого, поняв, что нужна ей, что та её не ненавидит, может снова её оставить?

— Ну, ненадолго… — покачала головой та.

— Хорошо. Как только ты выйдешь замуж, ты станешь баронессой, а баронессам не к лицу быть служанками, — заметила Кристина. — Давай сейчас ты поможешь мне с ванной, а потом мы пойдём обедать.

Пока она раздевалась, Натали подробнее рассказывала о своей жизни последние четыре года, а Грета и Кэси готовили ванну: вычистили до блеска медную ёмкость, натаскали тёплой воды, принесли мыло и масла с ароматами бергамота и апельсина — Кристина очень любила эти запахи, они успокаивали её, расслабляли и позволяли отвлечься от тревожных мыслей. Всё это время служанки недоверчиво поглядывали на Натали, которая сначала рвалась помочь, но Кристина не позволила ей, сказав, что её вмешательство потребуется позже.

Когда всё было готово, она отослала служанок прочь и наконец забралась в воду. Любимые ароматы, теплота и присутствие Натали действительно по-своему умиротворяли, но всё же поселившаяся в душе тревога никак не утихомиривалась. Альберты не было уже довольно долго, хотя Кристина рассчитывала, что она должна была вернуться позавчера. Кроме того, они условились, что герцогиня, проводив Джойса до границы, пошлёт письмо в Эори. Гонец бы добрался меньше, чем за день, но, видимо, что-то пошло не так… Может, именно поэтому Альберта так долго не возвращается? Вдруг что-то случилось?

Проклятая тревога возросла, превращаясь в самый настоящий страх. Кристина сжала бортики ванны и закрыла глаза, стараясь сосредоточиться на ароматах масел и тонких, но довольно сильных пальцах Натали, которые массировали её плечи. Эти прикосновения приносили немало удовольствия телу, но не разуму, мыслям и чувствам. Те бурлили, как кипящая вода в огромном котле, и не желали успокаиваться.

Кристина очень переживала и за Альберту, и за всё это предприятие. От Джойса можно ожидать чего угодно, в том числе и…

Нет, об этом лучше не думать.

Но не думать не получалось. Стоило проверить состояние герцогини Вэйд и её небольшого войска, но как? Взгляд сквозь пространство — заклинание сложное, на нём много ограничений, да и Кристина давненько его не практиковала, хотя раньше получалось неплохо. И если Берта сейчас далеко, то её не найти таким образом. Можно попробовать применить поисковое заклинание, но оно ещё сложнее, требует немало сосредоточения и сил. И нужен какой-то конкретный предмет, вещь, на которую следует настроиться, чтобы найти что-то или кого-то, связанного с ней.

Впрочем, такая вещь была. Руна, которую Кристина дала подруге. Обычная защитная руна с универсальными свойствами. Впрочем, дело даже не в этих свойствах — на неё можно настроиться как на обычный предмет и начать поиск.

Кристина вздохнула и открыла глаза.

— Миледи, а что с водой? — вдруг поинтересовалась Натали. Её руки безвольно соскользнули с плеч Кристины.

Та взглянула вниз и обнаружила, что вода в её ванне сделалась золотистой, блестящей, будто в неё высыпали золотую пыльцу. И улыбнулась. Видимо, задумавшись о заклинаниях, случайно выпустила свою, пусть невеликую, силу из-под контроля. Такое случалось и раньше, но нечасто, а теперь, после долгого перерыва, магия снова вырвалась наружу без разрешения.

— Я и раньше так делала, помнишь?

Кристина обернулась, наблюдая за за реакцией Натали: та большими глазами смотрела на золотистую воду, но страха на её лице уже не читалось — его место заняли интерес и восхищение. Она, не отрывая взгляда, неосознанным движением протянула руку к воде, но вдруг очнулась и отдёрнула. Тогда Кристина, улыбнувшись, опустила два пальца в воду. Та из золотистой мгновенно стала зеленоватой с жёлтыми разводами, затем цвет сменился на насыщенный синий, чуть побледнел, и вдруг вода сделалась белой-белой, как бескрайние снежные поля ярким зимним днём.

Натали смотрела, раскрыв рот, глаза её блестели, а Кристина чуть посмеивалась, то и дело щёлкая пальцами под водой. Она уже вполне остыла, и стало прохладно, но останавливать эти милые глуповатые фокусы Кристине не хотелось. Вода каждые несколько мгновений меняла цвет, переливалась всеми оттенками радуги, искрилась, и от этого стало чуть легче, спокойнее на душе, и смеялась она искренне, но всё же… Эта чёртова тревога была будто игла, засевшая в сердце и колющая его при каждом движении.

Приняв ванну, Кристина решила не тянуть и заняться заклинанием тут же. Поделилась своими опасениями с Натали, и та поддержала её идею, мол, нечего терзать себя догадками, лучше сразу узнать наверняка. Правда, живот уже начало подводить от голода: перед посещением церкви было не принято есть, и весь сегодняшний обед Кристины составили лишь пара виноградинок и глоток слабого вина. Но еда подождёт, важнее выяснить, как дела у Берты.

Кристина быстро оделась и попросила Натали посидеть рядом: заклинание может оказаться слишком тяжёлым, и ей нужна поддержка. Девушка осторожно взяла госпожу за руку, в глазах её вновь заплескался страх.

— Вы давно магией не занимались? — догадалась она.

— Да, как-то не до этого было… — пожала плечами Кристина, стараясь расслабиться, успокоить дыхание и чересчур разогнавшийся стук сердца. — Хотя я иногда ради интереса листала книги с заклинаниями и рунами. Это поисковое заклинание как раз там нашла. Оно завязано на вещи: нужно думать о ней, представлять её, ни на что не отвлекаясь, и мысленно искать там, где хочешь найти. Тогда магия подскажет тебе верный путь.

Натали кивнула и сильнее сжала её пальцы, другой рукой приобняв за дрожащие от волнения плечи.

Кристина села поудобнее на край мягкой кровати и закрыла глаза. Руна, руна… Деревянная круглая пластинка на чёрном шнурке. На пластинке выжжен знак, похожий на два скрещенных трезубца с ромбом посередине. Эта часть кружочка покрыта золотистой краской, насколько Кристина помнила, уже почти стёртой временем. Руна лежала в её сундуке с магическими безделушками довольно долго, ожидая своего часа, и вот наконец ей выпал шанс принести пользу… Удачный ли?

Кристина представила этот амулет сначала в своих руках, потом в руках Альберты, которая улыбнулась и уверенным жестом надела его себе на шею. Оно и к лучшему: чем ближе защитная магия к сердцу, тем больше шансов, что сможет помочь.

Кристина надеялась увидеть руну где-то рядом с Бертой, у неё в руках или на груди, но отчего-то вдруг узрела унылый, мрачный, пугающий пейзаж: тёмная чаща, поваленные деревья, поросшие мхом, полусгнившие пни… Грязная, раскисшая дорога, покрытая прошлогодней коричнево-серой листвой… Свежая трава вокруг отчего-то не росла.

Руна лежала в этой грязи, шнурок её был перерезан, а деревянная пластинка — забрызгана кровью. Сердце пропустило удар и забилось в два раза быстрее, Кристину словно ушатом ледяной воды облили. Она невольно сильнее сжала руку Натали и почувствовала, как та гладит её по плечу. Глаза горели, магия жгла её сердце, но останавливаться, не выяснив, что произошло с Бертой, было нельзя.

С другой стороны, стало безумно страшно. Кристина не хотела смотреть, хоть и должна была. Наверняка случилось что-то ужасное, непоправимое, доводящее до слёз и отчаяния, но ради того, чтобы узнать лучше, помочь, если ещё есть смысл, дать соответствующие указания, Кристина была готова потерпеть. Она взяла себя в руки, чувствуя, как жжение усиливается.

Но вокруг не было ничего: ни трупов, ни отломанных частей доспехов, ни чего-то ещё, что могло бы выдать то, что здесь была битва. Джойс, конечно, мог замести следы… Но хоть что-то должно же быть! Хоть какая-то подсказка!

Впрочем, наверное, этой окровавленной руны достаточно. А если учесть, что герцогиня Вэйд ни письма не прислала, ни сама не вернулась, то всё сходится.

— Берта… — выдохнула Кристина.

Глаза всё ещё жгло, только уже не магией, а слезами. Внутри всё холодело, сердце неслось с бешеной скоростью, а в разуме упорно пульсировало: «Не верю!»

И правда, нужно всё проверить самой. Точнее, послать людей, чтобы обыскали ту местность, перекопали эту грязь или поискали следы от костра… Если там и впрямь было сражение, окончившееся не в пользу Альберты, то Джойс бы постарался уничтожить трупы, но полностью следы не заметёшь. Какой бы глубокой ни была могила, в какой бы мелкий пепел ни обратился погребальный костёр, всё равно хоть что-то, да найдётся. А если нет… Остаётся только верить в лучшее и ждать.

Но следы крови на деревянной пластинке с выжженной руной говорили о том, что верить особо-то и не во что.

Кристина очнулась, лишь когда оказалась прижатой к груди Натали, и поняла, что безутешно рыдает.