Первые дни весны в этом году выдались весьма холодными. Снег ещё не успел сойти, укрывая некоторые участки земли небольшими подталыми сугробами. Но солнце уже понемногу начинало греть, выпуская свои лучи, словно косы, из-за тяжёлых туч и окрашивая грязно-серое небо оттенками голубого. Да и воздух теплел, больше не кусая кожу и не обдавая со всех сторон ледяным дыханием зимы.
И вот сейчас в этом уже не столь холодном, но всё же свежем воздухе столкнулись два клинка. Кристина тут же отпрянула, целясь и выбирая место, куда можно было бы нанести удар. Ноги — обычно самая уязвимая часть тела, но все удары, что она пыталась нанести по ним, сегодня были уверенно отражены.
Генрих улыбался, будто они занимались любовью, а не дрались.
Она снова замахнулась, но ударить не решилась — он замахнулся тоже. Полуторный тренировочный меч у Кристины был довольно удобным, может, разве что, слишком длинным для её роста… Через мгновение клинки вновь скрестились с негромким звоном: Кристина нашла слабое место и попыталась ударить, но Генрих отбил её удар даже как-то лениво, нехотя, будто не считал серьёзной противницей. На самом деле это, конечно, было не так. Иногда Кристине думалось, что муж даже боялся её в такие моменты, а улыбкой блефовал, чтобы сбить с толку.
Она тоже улыбнулась — ждать надоело.
Начала наступать, и вот уже их мечи стали скрещиваться всё чаще, звеня, скрежеща и выбивая искры. Один раз Генрих задел её предплечье, заставив чуть попятиться, и даже бросил взволнованный взгляд, но Кристина, раззадорившись, боли совсем не почувствовала. Конечно, синяк потом останется, и служанка, может быть, снова решит, что муж госпожи её бьёт… Стало смешно от этих мыслей, хотя у них было основание: одна из служанок, несколько месяцев назад увидев огромный синяк на коленке у её милости, решила, что у неё неприятности с мужем. Впрочем, это было ожидаемо. К сожалению, женщинам куда чаще доводится получать синяки и ссадины в собственном доме, а не на тренировочном дворе.
Стало жарко, да и дыхание чуть-чуть сбилось, но усталости Кристина всё равно не чувствовала. Они по очереди постепенно теснили друг друга, и когда она брала инициативу в свои руки, то била попросту безжалостно. Пару раз задела его колено, а он в ответ не слишком сильно, но всё же ощутимо ударил по щиколотке, когда она, позабыв о низе, сосредоточилась на защите верха.
Кристина предпочитала держать меч двумя руками, а Генрих — одной, к тому же чаще всего левой, в чём заключалась главная сложность. И бил он из-за этого в основном по правой стороне. Хотя Кристина к этому уже почти привыкла. Всё равно колющих ударов они, естественно, друг другу не наносили.
Когда они столкнулись в очередной раз, Генрих почти прижал её к крепостной стене, но ей удалось увернуться от удара, и его меч чиркнул по камню. Кристина же, резко повернувшись, снова попыталась ударить, но просчиталась: её клинок столкнулся с мужниным почти у самого его основания, у крестовины. Кажется, она всё-таки задела лезвием его руку, но Генрих не подал виду. Она отступила, прицеливаясь; он перекинул меч из правой руки в левую, резко им крутанул и совсем легко, как бы невзначай, задел её левое бедро — она едва успела защититься и спастись от очередного синяка. Отойти ему от стены не позволяла, ограничивая его свободу действий, атакуя то справа, то слева.
— Ты пользуешься тем, что ты маленькая и изворотливая, — заметил Генрих, пытаясь хоть немного её потеснить.
— А, может, всё дело в том, что ты старый? — отозвалась Кристина с усмешкой.
Она опустила меч и наконец позволила ему отойти от стены. На сегодня, пожалуй, хватит — это был далеко не первый поединок за день. А время и так уже близилось к ужину: небо чуть потемнело, горизонт окрасился нежно-оранжевым, воздух стал прохладнее…
Кристина убрала выбившуюся из косы прядь каштановых волос и на миг замерла, пытаясь отдышаться. Иногда ей казалось, что за годы она подрастеряла хватку и теперь владела мечом куда хуже, чем в юности, но в то же время как-то проверять это на деле не хотела: уж лучше учебный бой, чем настоящий.
И дай Бог, чтоб ей больше нигде и никогда не пришлось проверять, растеряла она навык или нет.
Когда они с Генрихом подходили к оружейной, чтобы вернуть тренировочные мечи, их нагнал Алек, оруженосец. Генрих принял его на службу около месяца назад, и юноша помогал не только ему, но и Кристине — по мере сил. Впрочем, она считала, что оруженосец — это просто формальность, а настоящий воин вполне может справиться сам, причём в любых условиях, как на войне, так и у себя дома. Хотя с Алеком, разумеется, она дружила — как и с бывшим оруженосцем мужа, Диконом, который стал рыцарем в середине саулиса [1] и теперь служил в домашней гвардии Айсбурга. Кристина даже поучаствовала в церемонии его посвящения, хотя до этого женщины могли быть там разве что зрительницами.
Алек происходил из дома Ридов, чей небольшой, но хорошо укреплённый замок стоял на берегу реки Вейнзы возле крошечной рыбацкой деревушки. Риды были вассалами Даррендорфов и не имели титула, но Кристина знала, что дом этот — гордый, богатый, верный своим сюзеренам и довольно старый. Да и мать её подруги Софии была именно из Ридов…
Кристина покачала головой.
— Миледи, — Алек поклонился, вызвав у неё слабую улыбку, — вам тут передали… От Ореллов.
Он протянул ей небольшой свиток. Кристина приняла его, не скрывая недоумения: никаких писем в ближайшее время она не ждала, особенно от дома, который в Нолде считался предательским. Во время войны с Шингстеном, что началась пять лет назад, они беспрекословно сдали свой замок без боя. За это граф с семьёй был помилован наместником Джоната Карпера, что руководил захватом.
Кристина не стала казнить никого из них, даже главу дома. В конце концов, тогда в Нолде многие считали, что она умерла, но большинство домов всё же сопротивлялись захватчикам. За что и оказались награждены — за счёт таких слишком уж сговорчивых с врагом дворян, как Ореллы.
И сейчас они, видимо, прислали какое-нибудь прошение: старый граф недавно умер, и его наследник наверняка станет вымаливать милость для себя и своих детей.
Но, развернув пергамент, Кристина увидела вовсе не то, что ожидала.
— Этого ещё не хватало… — выдохнула она, чувствуя, как пальцы начинают дрожать.
— Что там? — встревожился Генрих, который так и не убрал меч в ножны, продолжая держать его, словно сейчас им требовалась защита. Впрочем, от чего может защитить затупленный меч? Разве что от озлобленной собаки небольших размеров.
А от того, что на неё сейчас обрушилась, защита была пока только одна — сила слова.
— Моего дядю видели на западной границе, недалеко от начала Лесного тракта. — Кристина отдала свиток Генриху и сама сжала рукоять меча, стараясь утихомирить волнение. Поймала взгляд Алека — растерянный, как будто виноватый. — Он едет сюда, с ним много людей, и…
Она замолчала. Сильнейшее чувство возмущения сдавило ей горло и помешало договорить.
Последний раз она писала дяде во время войны, да и не только она: Генрих обещал разыскать его, но ни он, ни она ответов от Джойса Коллинза не получили. Тот оставил племянницу в беде, один на один со страшным несчастьем, видимо, не осознав, что ей вообще-то не на кого было рассчитывать, кроме него. Если бы Кристине тогда не повезло с Генрихом, она бы сгинула где-нибудь в лесах и болотах западного Бьёльна, оставив Нолд на растерзание врагу, а Джойс бы и бровью не повёл.
И сейчас он едет сюда, что-то хочет от неё… Как ему вообще это в голову пришло?
— Я казню его, — негромко, вкрадчиво заговорила Кристина, когда они с Генрихом зашли в тёмную, пыльную оружейную. Волны ярости сбивали её с ног, кружили голову, а слова вылетали из сдавленного ненавистью горла сами собой. — Как только он появится в пределах Нижнего города, я отрублю ему его предательскую голову. Или лучше вздёрну.
— Ты же сама говорила, что сейчас он не подданный Драффарии. Так что у тебя нет на это права, — заметил Генрих. — Могут быть проблемы с властями Кэберита, или где он там жил в последние годы…
— Да, в Кэберите. Но что же мне с ним делать? — Она села на ближайшую скамейку, одну из тех, что стояли вдоль каменных стен оружейной, и вздохнула. — Ты ведь прекрасно понимаешь, что ему нужно: его якобы наследство, Эори. Видимо, ждал, пока тут всё уляжется, чтобы ему замок не пришлось отвоёвывать…
— Неужели нельзя просто отказать ему? — усмехнулся Генрих, устанавливая свой меч в круглую стойку в углу.
— Не всё так просто, — отозвалась Кристина. — Ты думаешь, он просто так отступится, когда я скажу «нет»? Упрямство — наша фамильная черта, если ты не заметил.
— Да, над этим надо подумать.
Он присел возле неё и приободряюще обнял за плечи. Кристина положила голову ему на плечо и прикрыла глаза. В голове не укладывалось, что ей предстоит увидеть дядю, которого она не видела почти двадцать лет… Он покинул королевство Драффарию, решив стать наёмником, а не рыцарем, когда его Кристина была совсем маленькой, и теперь она понимала, что совсем не помнит ни его лица, ни голоса, ни в общем облика. А ведь ей предстоит говорить с ним, выслушивать его… Будто бы ей сообщили, что её вот-вот навестит призрак. Но призрака можно прогнать железом или заклинаниями, а вот Джойса, как Кристина чувствовала, так просто не прогонишь.
— Главное, я думаю, всё-таки поговорить с ним, выслушать, что он хочет, — продолжил Генрих. — Может, ему и не нужно то, о чём ты подумала.
— Ты прав, — не открывая глаз, кивнула Кристина. — Мало ли, какие у него могут быть причины… Но почему-то на ум приходит только эта. К слову, странно, что его на северо-западных рубежах упустили… Хотя он же наёмник, он бы и через стену щитов незамеченным проскочил. Или взятку дал, чёрт его знает.
— С этим мы ещё разберёмся, — твёрдо сказал Генрих, поглаживая её по плечу. — А насчёт Джойса ты не переживай, пожалуйста. Надо сначала просто выслушать его. Может, мы сможем найти компромисс.
— Да… И, знаешь, — она подняла голову и взглянула на мужа с уверенной улыбкой, — я думаю, Ореллов стоит наградить за вовремя предоставленные сведения.
Джойс и впрямь приехал через несколько дней — пасмурным полднем, когда серое небо заволокли тучки, а воздух как будто дрожал в предчувствии грозы. Кристина позволила впустить дядю в Нижний город, с трудом поборов в себе желание тут же бросить его в темницу. Однако до замка он всё равно ехал с конвоем из гвардейцев: может, сам он и не замышлял ничего злого, но с ним было ещё человек двадцать-тридцать вооружённых наёмников — опасных людей, за которыми требовалась тщательная слежка. Кристина знала, что доверять им нельзя, даже если сама покупаешь их услуги, а потому Джойсовым дружкам заходить в замок не позволила.
Но он всё равно взял с собой двоих, как она потом узнала, так называемых «правую и левую руки», советников и заместителей. Фареллец Брайан Лэнг хорошо говорил по-драффарийски, но имел странный, очень резкий акцент, под стать его внешности: грубая коричневая повязка на правом глазу, множество ремней и застёжек на длинном тёмно-красном камзоле, а ещё кинжал на поясе, с которым он не расставался. Но пришлось расстаться, иначе бы Кристина не смягчилась и не позволила ему пройти в Эори вместе с Джойсом. Видно было, что жестокости и хитрости этому человеку не занимать: он постоянно озирался, будто что-то украл, и безмолвно переговаривался с Коллинзом — кивками, скупыми жестами, взглядами…
Второй был маг — она это сразу почувствовала, издалека, как только его нога ступила на мощённые булыжником улицы Нижнего города. Звали его Райли, а фамилии он не носил. Кристина сразу поняла, что тот был драффарийцем — наверное, какой-нибудь беглый каторжник или что-то в таком духе. Видимо, он нарочно поддерживал образ тёмного мага из старинных книг: на нём был длинный чёрный плащ с наброшенным на голову капюшоном; продолговатый череп покрывала бледная, почти прозрачная кожа, а в руках он сжимал, то и дело перебирая, странную связку бусин — чётки. Как выяснилось позже, их носили священники в Кэберите, а Райли, видимо, совмещал в шайке обязанности и мага, и священника. Он был полной противоположностью Лэнга: смотрел исключительно в пол или перед собой, но при этом не на кого-то конкретного, а будто пытался рассмотреть что-то в воздухе или однотонной серой стене. И это выглядело несколько пугающе, даже для Кристины, которая прекрасно понимала, что он просто играет роль.
Понимала она и то, что с этим нужно быть осторожной. Не понаслышке зная несколько заклинаний, с помощью которых можно подслушивать, подглядывать и даже встревать в чужие мысли, Кристина решила сразу после разговора немедленно заняться магической защитой замка: сделать амулеты, блокирующие любую попытку нарушить чьё-то личное пространство, и поставить несколько нематериальных — ментальных заклятий. Благо, в мирное время у неё была возможность получше освоить свой дар, поэтому за надёжность защиты она не беспокоилась.
С самыми близкими приспешниками Джойса Кристина долго разговаривать и знакомиться не стала и тут же отправила их в Западную башню, где обычно располагались гости. Впрочем, она была уверена, что надолго они там не задержатся. Велев усилить стражу и в башне, и в городе, она наконец удостоила своим вниманием дядю, который терпеливо и, что главное, молча ждал её у ворот.
Кристина волновалась, хотя и старалась это скрыть. Джойса она не видела много лет, но сейчас смотрела на него и ей казалось, что последний раз они виделись буквально вчера. Он был очень похожим на своего старшего брата, но кое-что их всё-таки отличало. Джойс был ниже, чем Джеймс, свои тёмно-каштановые с лёгкой сединой волосы он коротко обрезал, а фигура его особой статью не отличалась, однако двигался он довольно легко и наверняка был весьма быстр и изворотлив. Что ж, в таком случае, пограничников с запада можно понять…
Он смотрел на Кристину с интересом и улыбался. Глаза у него были серо-голубые — как у отца и как у неё самой, но отчего-то слегка мутные. Уж не пьян ли? Не шатается вроде, да и перегаром не пахнет… Неужели он и впрямь рад видеть племянницу… или замок, который думает заполучить в ближайшее время?
Кристина старалась смотреть на него холодно, не выражать никаких чувств, но внутри у неё всё бурлило и кипело. Да, пусть прошло уже почти пять лет, и она, полностью наслаждаясь своим счастьем и мирной жизнью, успела забыть, что дядя бросил её в беде, и, может быть, в глубине души даже простила… Пока он находился далеко, в других королевствах, ей не было до него никакого дела — лишь бы не трогал. И вот он здесь. Улыбается ей, будто ничего не произошло. Будто она ему что-то должна, обязана что-то сделать для него.
Кристина снова почувствовала это жуткое возмущение, перерастающее в ярость и ненависть, которые сдавливали горло и затуманивали взгляд и рассудок. Ей захотелось его уничтожить. Стереть с лица земли. Чтоб он больше не смел ступать по этой земле, смотреть ей в глаза, не посмел даже слова ей сказать.
Джойс — предатель. А предателям нет пощады.
— Крис, дорогая… — начал он, когда она подошла к нему. Она вздрогнула от его голоса и поправила плащ на плечах, поёжившись, будто стало холоднее.
Ветер и правда пронизывал до костей, усиливаясь с каждой секундой, а оттого стоять на воздухе не хотелось совершенно.
— Меня зовут Кристина. Пойдём, — кивнула она, не желая слушать его приветствия. Она знала, что здравия он ей не желал. Что ему на самом деле было плевать на то, как она поживает. Что он ни капли не рад тому, что она выросла и повзрослела, став его соперницей в правах на трон Эори.
Она шла впереди и спиной чувствовала, что Джойс явно недоволен таким приёмом. Что ж, если ожидал большего — пусть не обижается, она и не собиралась превращать его приезд в великий праздник. Их сопровождали стражники: с ними Кристине было спокойнее, а вот Джойсу — явно наоборот. Ничего, пусть почувствует себя не вполне свободным в месте, которое считает собственным домом.
Они дошли до её кабинета, и она кивнула стражникам, чтобы стали у входа. Услышат — ну и пусть, в конце концов, все и так прекрасно догадываются, зачем приехал Джойс.
Кристина прошла в глубь кабинета, уверенно отодвинула кресло из-за стола, скинула плащ и аккуратно повесила его на спинку. Для переговоров с дядей она выбрала довольно нарядное, но всё же не слишком броское платье из зелёной с золотом парчи, украшенное тонким пояском с камнями цвета морской волны — такими же, какие были на её серьгах. Ей всё ещё, как и в юности, не нравилось одеваться слишком ярко, но сегодня это было необходимо — чтобы показать Джойсу, кто она, и подчеркнуть своё положение. Леди должна носить богатую, красивую одежду, а уж тем более — правящая леди, хозяйка своего замка. Ведь Джойс именно это и должен понять: хозяйка здесь — Кристина, и ни с кем делиться она не намерена.
Стараясь держать спину ровной, а плечи — расправленными, она присела на самый краешек кресла, положила руки на подлокотники и внимательно взглянула на Джойса, замершего у двери. Он так и не снял своего тёмно-зелёного плаща, накинутого на одно плечо, поверх коричневого короткого камзола, отделанного на груди и плечах металлическими пластинками. Растерянным или хоть немного неуверенным дядя не выглядел: скрестил руки на груди, облокотился о стену и вперил в Кристину свой замутнённый странной пеленой взгляд, явно ожидая от неё каких-то слов.
— Садись, — позволила она и указала на стул, стоящий у стола напротив неё. Джойс кивнул, парой резких шагов преодолел расстояние до стула, осторожно отодвинул его и сел, закинув ногу на ногу. Леди Коллинз-Штейнберг это не понравилось. — Говори сразу, зачем приехал, — холодно и уверенно сказала она.
— Ты будешь одна? — удивлённо уточнил Джойс скрипучим голосом — ни капли не похожим на голос отца… — Твой муж не придёт?
— С чего ему приходить, если хозяйка здесь я, а не он?
Дядя не нашёл, что ответить, но взгляда не опустил — наоборот, взглянул на неё ещё более пытливо и пронзительно.
— Ты, я думаю, уже догадалась, зачем я приехал. — Он приглушил голос, видимо, не желая, чтобы его слышали стражники за дверью. — Сейчас мой отряд переживает не лучшие времена… Сама знаешь, кочевой образ жизни не совсем безопасен. Кроме того, у меня жена и дети, и им не пристало объезжать со мной вдоль и поперёк целые королевства в поисках того, кому можно повыгоднее продать свой меч. Нужно где-то их пристроить, да и мне самому необходимо место, где меня всегда будут ждать… К сожалению, лучшего места, чем Эори, я выбрать не смог.
Джойс окинул взглядом высокие стены кабинета: на одной из них висел щит и два скрещённых меча, — герб Коллинзов, на другой — большой гобелен с вытканной на нём сценой битвы. Кристина усмехнулась. Как она угадала! Интересно, а в данный момент свою семью он где оставил? Среди приехавших с ним людей женщин и детей она не видела.
— Да и в очереди наследования мы с тобой стоим… ну, пожалуй, на одной ступеньке, — продолжил Джойс, приложив руку к выбритому подбородку, словно делая вид, что задумался. — Но раз уж ты со своим мужем объединила две земли, то у тебя, по сути, уже есть замок. У тебя есть дом.
— Хочешь спросить, зачем мне второй? — наигранно рассмеялась Кристина — на самом деле ей было ни капли не смешно.
— Мы ведь родственники, — заметил Джойс, улыбнувшись.
— Это ты мне напоминаешь? — Она убрала вымученную улыбку, давая понять, что шуточки окончены. И так уже не было сил терпеть его попытки надавить на жалость. Жене его жить негде… Дети у него… — А пять лет назад, когда началась война, когда в моём доме оказались враги, а на трон сел убийца моего отца и твоего брата, родственниками мы не были?
— Крис… Кристина…
— Тебе нет оправданий, ты понимаешь? — Она старалась говорить спокойно, негромко, но на последних двух словах голос невольно стал звучнее, наполнился яростью. Кристине резко захотелось опрокинуть на Джойса стол, а потом пнуть ногой, что есть сил. Родственники! Они, видите ли, родственники! Да она никогда, ни разу в жизни, ни секундочки не считала его родным человеком! — Ты мог хотя бы ответить на моё письмо. Просто пару слов поддержки написать. Но ты промолчал, не ответил ни мне, ни Генриху, когда он пытался тебя разыскать. Тебе настолько было плевать? На меня, на отца, на Нолд?
— У меня не было возможности…
— Даже ответ написать? И сейчас, после такой подлянки, ты хочешь, чтобы я… оказала тебе услугу? Пожалела? — Кристина поднялась, опираясь руками о столешницу, и посмотрела на него со всей ненавистью, на какую была способна. Джойс сглотнул. — Так просто взяла и отдала тебе замок, ради освобождения которого погибло несколько сотен, а то и тысяч человек, в том числе и мой хороший друг? Да я сама чуть не погибла! А ты бы, наверное, только рад был, да?!
— Кристина, я прошу тебя, послушай. — Джойс чуть ссутулился под её взглядом — это радовало, — но смотрел всё так же пристально и даже чуть насмешливо. — Я бы в любом случае не смог участвовать в войне — в то время я был на севере Фарелла и вряд ли бы успел как-то помочь. А что бы тебе дало моё письмо? Что бы тебе дали простые слова?
— Они бы дали мне понять, что тебе не всё равно, — сказала Кристина тише.
Она вздохнула и опустилась в кресло. Ярость поутихла, но вместе с этим ей вдруг захотелось заплакать. Страшно было даже вспоминать то отчаяние, с которым она жила все месяцы, что шла война. Да и сейчас тоже страшно, страшно знать, что у неё, кроме мужа и сына, родственников вовсе не осталось.
За окном глухо громыхнуло.
— Что ты и вправду считаешь меня родственницей, — продолжила Кристина. — Просто несколько слов, Джойс, — она покачала головой, — несколько слов: «Сейчас я не могу тебе помочь, но всё будет хорошо, держись, я в тебя верю». И сейчас я бы, может, вняла твоим просьбам о том, что тебе нужен дом. Но ты сам отказался от меня, от своей семьи и своей земли. Видимо, это всё нужно тебе только тогда, когда это выгодно.
— Жаль, что ты так думаешь, — вздохнул Джойс с притворным разочарованием, — но переубеждать тебя я не буду. Может, тебе нужно время подумать, поостыть? Мы ведь давно не виделись…
— Как великодушно с твоей стороны! — воскликнула Кристина, всплеснув руками. Ей не хотелось его видеть, не хотелось, чтобы он надолго задерживался в Эори, а больше в Драффарии ему податься некуда: Эори и Айсбург принадлежат ей с Генрихом, а третья земля, Шингстен, после войны далеко не в почёте…
И тут её осенило. Она невольно прижалась спиной к креслу и вперила ошарашенный взгляд в пустоту. Слышно было, как дождевые капли сначала несмело, а потом всё громче, всё настойчивее начинают барабанить по крыше и подоконнику. В комнате сделалось сумрачно. На столе стояла небольшая свечка, Кристина едва заметно моргнула, и фитилёк вспыхнул жёлтым искусственным пламенем. Вместе со светом по комнате разлился хрупкий, но, тем не менее, весьма приятный уют. Джойс едва не подпрыгнул на месте, а потом нервно усмехнулся. Странно, неужели Райли не позволяет себе таких фокусов?
Кристина задумалась. Ей вспомнилась пословица: «Враг моего врага — мой друг». Шингстен, конечно, больше не враг: через месяц после окончания войны Кристина и леди Элис Карпер подписали мирный договор и пожали друг другу руки в присутствии короля. Однако спокойствия леди Коллинз-Штейнберг всё равно не чувствовала. Несмотря на возобновление торговли, из Шингстена поступало крайне мало вестей, Элис будто нарочно затаилась, продумывая план возмездия… Если ту войну и впрямь затеяла она, то вряд ли от своего отступится. И Кристина старалась быть осторожной. Усилила охрану рубежей с Шингстеном, в особенности Серебряный залив, прислушивалась к любой новости из этого аллода, а с купцами вела себя настороженно. Но вот уже больше четырёх лет прошло с момента окончания войны, и ни разу за всё это время шингстенцы не нарушали мира.
Хотя Кристина всё равно не доверяла Элис. От неё следовало ждать удара в спину в любой момент.
А Джойс… Что ему стоит так же бесшумно и незаметно добраться до Краухойза и заключить союз с леди Карпер? Вряд ли та откажется объединить силы с главой наёмничьего отряда — ей в армии лишние люди не помешают. Да и просто назло Кристине связаться с человеком, которого она ненавидит и который ненавидит её… Очень сомнительно, что Элис упустит этот шанс.
Положение казалось совершенно безвыходным. Если она сейчас выгонит Джойса, тот отправится в Шингстен, и тогда беды не миновать. Если же она согласится… Нет, соглашаться нельзя ни в коем случае. Лучше сразу выпрыгнуть из окна самой высокой башни.
— Я обещаю, — вывел её из раздумий вкрадчивый, но уже не такой уверенный голос Джойса, — что не собираюсь посягать на твою власть в Нолде. Я могу стать твоим вассалом, присягну тебе и буду во всём подчиняться. Пожалуйста, подумай над этим. Мне ведь целая земля не нужна — я и управлять-то ей не учился… — Он усмехнулся. Кристина устало взглянула на него, давая понять, что ей не смешно и что вообще этот разговор уже начал ей надоедать. — Одного замка, города и нескольких деревенек вокруг него мне хватит. Твою власть я не оспариваю. Всё-таки ты законная наследница, и ты вполне заслужила этой власти.
— Да, пожалуй… — отозвалась Кристина, опершись локтем о стол и подперев голову рукой. Нет, так легко соглашаться нельзя. Она и впрямь должна подумать. Или сделать вид, что думает, чтобы задержать Джойса и любой ценой не позволить ему прорваться в Шингстен.
— Когда я снова могу к тебе обратиться? — зазвеневшим от радости голосом уточнил Джойс.
— Я позову, — сказала она. — Иди в Западную башню, стража тебя проводит.
Джойс кивнул, поднялся, поправил плащ и вышел вон. Кажется, конвой его ни капли не смущал. Ну и чёрт с ним. Казалось, что этого человека ничего не может смутить.
— Подумать?! — вспылил Генрих. — О чём тут вообще можно думать?
— Тише, Джеймс, кажется, заснул, — отозвалась Кристина спокойно.
Она сидела у своего туалетного столика, возле зеркала, и распускала причёску: две косы у висков, собранные на затылке и закреплённые тонкой зелёной лентой. Служанок отправила спать — хотелось всё сделать самой.
— Что он тебе такого сказал, что ты засомневалась? — спросил муж более сдержанным тоном, опустившись на краешек кровати. Казалось, что он вообще не собирался переодеваться на ночь и решил лечь спать прямо в плаще.
— Он не сказал, но я подумала… — Кристина замолчала, пытаясь конкретнее преобразовать свои мысли в слова. — Если я откажу, вряд ли он покорно вернётся туда, откуда приехал. Ничто не мешает ему поехать в Шингстен и заручиться поддержкой Элис. Неспроста же она сидела тише воды, ниже травы все эти годы. Наверняка она что-то задумала, а он готов её поддержать. Он хочет получить своё и без этого отсюда просто так не уедет.
— Значит, нужно его заставить. — Генрих, расстегнув плащ, коснулся было верхней застёжки своего чёрного камзола, но потом вдруг встал и приблизился к стулу жены. — Снарядить отряд, людей, которые проследят, чтобы он добрался до Кэберита, а там уже усилить пограничные заставы и приказать, чтобы солдаты прочёсывали не только проезжие дороги, но и места менее, скажем так, протоптанные. Вежливо попросить его пойти прочь и дать пинка на прощание.
— Да, это замечательный план, но, по-моему, весьма трудновыполнимый, — горько усмехнулась Кристина, снимая серьги. Камни тускло сверкнули в слабом свете двух свечей, стоящих у зеркала.
— Я понимаю, это будет нелегко…
— Именно поэтому я и соврала ему, что подумаю. — Она вздохнула и замерла, приложив пальцы к чуть гудящим вискам. — А что его приятели? Ты говорил, что велишь проследить за ними…
— В городе всё спокойно, — кивнул Генрих. Он наклонился, оглядев себя в зеркало, чуть пригладил тёмно-русые волосы, которые, несмотря на то, что ему было уже почти сорок два, даже не собирались седеть, и поправил воротник камзола. — Содержатели постоялых дворов внезапно рады, что у них проживает такая большая компания, готовая сорить монетами. Пока ничего незаконного или подозрительного они не делают: пьют, едят, играют в кости, поют песни… Безуспешно ищут бордели, — коротко рассмеялся он, приобнимая жену за плечи.
Кристина улыбнулась, касаясь пальцами его руки. Бордели в Нижнем городе, да и во всём Нолде-Бьёльне в последнее время разыскать было сложно. Разве что какие-нибудь подпольные: рассадники крыс, блох и грязных заболеваний, где тебе без вопросов продадут за гроши двенадцатилетнюю сироту, которой из этих денег ничего ровным счётом не достанется. Впрочем, Кристина не была уверена, что такового не встречалась в законных борделях — до тех пор, пока она их не запретила. Те же, что продолжали работать несмотря на запрет, то и дело отыскивались и закрывались, а их хозяева отправлялись на каторгу в северные каменоломни или леса западного Бьёльна.
— Ну, пусть поищут, — хмыкнула Кристина. — А те двое, что в замке?
— Стражники доложили, что Лэнг разок упомянул, мол, в Шингстене сейчас тепло. Может, это просто совпадение, а может, и подтверждает твои мысли, не берусь судить, — сообщил Генрих и снова медленным шагом направился к кровати — с недавних пор у него возникла привычка мерить шагами комнату во время разговора.
— Возможно, стоит и с ними поговорить… — неуверенно протянула Кристина, поднимая голову. Не до конца расплетённая каштановая коса упала на лицо, пощекотав щёку. — Ненавязчиво разузнать, что их главарь хочет здесь найти на самом деле.
— Думаешь, скажут? — пожал плечами Генрих, остановившись у двери.
— Не знаю. Но я, в любом случае, не хочу, чтобы Джойс и его дружки чувствовали себя здесь чересчур свободными. Надо дать им понять, что это не их территория и никогда таковой не станет. И конкретно дядя пусть поймёт, что он, приехав сюда, всё равно что добровольно записался в пленники.
Наверное, это была очень опрометчивая и непродуманная тактика. Но иного выхода Кристина не видела: нельзя было позволять Джойсу тут командовать и хозяйничать. Это в своём отряде он был главарём, но, ступив на территорию Нолда, оказался буквально никем, даже ниже крестьянина. Он уехал из Драффарии очень давно, так и не пройдя через обряд акколады, и потерял право считаться подданным этого королевства. На самом деле, если бы Кристина согласилась отдать ему замок, им бы пришлось пройти все круги адской волокиты в королевской канцелярии: вернуть Джойсу подданство, признать его законным наследником лорда Джеймса наравне с Кристиной, составить множество документов и договоров… Ей бы нужно было подписать дарственную или что-то вроде того, заручиться согласием Генриха и, что самое главное, короля…
Ради Джойса Кристине совершенно не хотелось всем этим заниматься. Но пусть он пока считает, что она в раздумьях, что она сомневается и колеблется. Можно даже сделать вид, что она пытается разобраться в тонкостях наследования и передачи замка из рук в руки… А потом резко ему отказать и отправить восвояси. И ни за что не допустить, чтобы он вернулся. Для этого нужно собрать большой отряд и выбрать людей, которые его возглавят, — сильных и надёжных. Может, даже поехать самой…
Из раздумий Кристину вывел детский голос — её звал сын, Джеймс, чья детская находилась через стену с их с Генрихом спальней.
— Давай я пойду успокою его, — предложил муж.
— Я сама, — вздохнула Кристина — мальчик, которому не исполнилось ещё четырёх, звал именно её.
С Джеймсом было тяжело, очень тяжело. Конечно, никто и не говорил, что с маленькими детьми бывает легко, но чтобы настолько… Леди Коллинз-Штейнберг имела возможность наблюдать за детьми прислуги и гвардейцев, что жили в Эори или Айсбурге с семьями, за отпрысками горожан: земледельцев, ремесленников, торговцев. За сыном Вольфганга — брата Генриха — и его жены Луизы. И ребёнка их с мужем друга Хельмута она тоже видела, в конце концов, хотя ему был всего год.
И все они были другими. Понимали запреты, не всегда, но прислушивались к словам «нет», «нельзя», «не нужно». Более-менее могли оценивать, что безопасно для них самих и для других людей. Насколько это было возможным для маленьких детей, уважали и любили своих родителей.
Джеймс же будто бы нарочно всё делал наперекор. Он рано научился ходить, бегать и говорить, что, конечно, радовало, но вместе с тем он часто убегал от матери, прячась в пустынных коридорах, а оправданием этому было лишь одно: «Я хочу быть один». На вполне уместный вопрос — почему? — он не отвечал. Не хотел видеть собственную мать и разговаривать с родным отцом? Это было по меньшей мере странно. И Кристину это очень пугало.
Они с Генрихом старались воспитать в сыне человека достойного, порядочного, честного и справедливого, не без доброты и мягкости, конечно, но и не труса и подхалима. Кристина общалась со множеством женщин, как благородных, так и простолюдинок, которые наперебой заваливали её советами, порой полностью противоречащими друг другу. Она даже нашла несколько редких книг от именитых лекарей прошлого, которые пытались разобраться в детской душе. И теперь на собственном опыте женщина убедилась, что в три года дети начинают капризничать, упрямиться, становятся строптивыми и пытаются манипулировать родителями — в общем, потихоньку взрослеют. Но Джеймс… Джеймс был не просто упрямым и своевольным — порой он казался ей жестоким, порой — холодным и безразличным ко всему, будто его маленькое сердце так рано покрылось коркой льда или окаменело. Кристина иногда поверить не могла, что этот мальчик — её ребёнок, её плоть и кровь, её наследник…
И лишь ночами, засыпая, Джеймс будто отходил, превращаясь в обычного ребёнка — слабого, покорного и даже милого. Он любил, когда Кристина пела ему колыбельные или читала сказки — только непременно страшные, о тёмных магах и драконах. Лишь перед сном да в церкви (видимо, боясь грозных на вид священников с длинными седыми бородами) он был обычным. В остальное время он пугал, и Кристина совершенно не представлял, что с ним делать. Книги мало чем помогали, а священники советовали просто молиться и ждать спасения от Бога. Один из них намекнул, что такое поведение сына было для Кристины наказанием за её грехи, и она даже немного ему поверила.
Сейчас Джеймс звал её тихим, несколько испуганным голоском. Она набросила халат и шаль поверх ночной сорочки, быстро вошла в его комнату и зажгла свечу. Сын сидел в своей кровати, натянув одеяло до подбородка, и смотрел на неё большими глазами, в которых скопились слёзы. Глаза у него тоже были немного пугающими: левый, зелёный, он унаследовал от отца, а вот правый был серым — без голубого оттенка. Кристина знала, что какие-то черты внешности могли наследоваться через поколение, и серый цвет Джеймс наверняка получил от бабки, леди Лилиан, но всё же это было несколько странно. В народе о людях с разными глазами говорили всякое… и, в основном, мало хорошего.
Но, несмотря на всё вышеперечисленное, Кристина всё равно безумно любила своего сына. Иначе она просто не умела.
— Что такое, моё солнышко, что случилось? — спросила она, присаживаясь на табуретку у кровати сына. — Сон плохой приснился?
Мальчик закивал, вытирая кулачком слёзы и шмыгая носом. Как будто совсем другой человек… Кристина покачала головой и погладила его по плечу, стараясь улыбаться хоть мало-мальски ласково.
— Не бойся, зайчонок, это ведь просто сон, — сказала она. Правда, саму её эти утешения никогда не обнадёживали: сон, да, но с явной оглядкой на реальность… — Это не по-настоящему. А если ты будешь слушаться маму с папой, то никакие страшные сны к тебе не придут, понимаешь?
Джеймс кивнул. Она не раз и не два говорила ему это, но ничего не помогало: сын по-прежнему вёл себя наперекор её воле, словно эти кошмары ему даже нравились, словно он их ждал… Или просто хотел, чтобы его пожалели. И она жалела, велась, шла у него на поводу. Она была готова сделать всё, лишь бы сын перестал быть таким… таким… чужим?
— Уже поздно, засыпай. — Кристина наклонилась и поцеловала его в лоб, с радостью заметив, что Джеймс закрыл глаза, в кои-то веки послушавшись. — Хочешь, чтоб я спела, да?
— Да.
Она улыбнулась более искренне и свободно. На самом деле, Кристина не любила петь; она, в конце концов, никогда не училась этому. Но Джеймсу нравились её колыбельные, которые она запомнила от своей мамы, или услышала от странствующих менестрелей, или прочитала стихи в каких-то сборниках и сама, на слух, подобрала мелодию.
Кристина тихонько запела как раз одну из таких песен, для которых мелодию пришлось сочинять, ибо ни от кого она её раньше не слышала:
— Милый мой, спи спокойно в гулкой рассветной мгле.
Белый туман клубится, стелется по земле,
Солнце ещё не скоро выйдет на небеса.
Милый мой, спи спокойно. Просто закрой глаза.[2]