Кристина возвращалась домой в странном расположении духа. Вроде бы она была рада, что Джеймс остался в надёжных руках Анжелики — значит, с ним всё будет хорошо. От Луизы не следовало быстрого согласия и достойного обращения с мальчиком… А Анжелика не подведёт. Она, в конце концов, Вэйд, сестра Альберты, она такая же сильная и отважная, она видела то, после чего не живут, но смогла сохранить доброе сердце и желание жить дальше несмотря ни на что.
С другой стороны, Анжелика не раз высказала в сторону Кристины своё осуждение: скрыто, тактично, мутными намёками, краткими упрекающими взглядами… Но всё же дала понять, что оставлять своих детей на неопределённый срок в чужом доме и уезжать по делам — не очень порядочно. Однако выбора у Кристины не было; несмотря на удушающее чувство вины перед сыном, которому и так несладко жить, она понимала, что ему сейчас безопаснее находиться как можно дальше от Эори — как можно дальше от войны. Хотя, наверное, она сама могла бы уехать вместе с ним… Всё-таки довезти его до Айсбурга и остаться там самой, присматривать за Джеймсом и заодно вернуться к управлению Бьёльном (что тоже стало её обязанностью после свадьбы с Генрихом), которое она переложила на плечи Рихарда после восстания Хенвальда пару лет назад.
Однако всё это — просто мысли. На деле Джеймс остался у Анжелики, Кристина направилась домой готовиться к войне, а Джойс, скорее всего, уже ехал в Шингстен заключать союз с леди Элис Карпер.
Выехав из Вэйда, Кристина и её свита оказалась в небольшом лесочке с невысокими елями и берёзами, многочисленными кустарниками и блёклыми полевыми цветами, растущими по обочине дороги. Иногда через дорогу быстро и едва заметно сновали белки, мирно пасущийся у ручья олень, заметив приближающихся всадников, бросился в глубины леса, а над головами то и дело пролетали стайки каких-то маленьких чёрных птичек с яркими сине-зелёными перьями в хвостах.
Погода стояла ясная — небо безоблачное, солнце светит, лёгкий ветерок чуть качает верхушки елей и о чём-то шепчется с листвой… И дорога хорошая, сухая, что тоже не могло не радовать. Возможно, дома Кристина окажется уже через три-четыре дня. Там, конечно, ждут сплошные заботы, подготовка к войне, сбор людей и продовольствия, тренировки и изготовление оружия, бесчисленные приказы и письма… Но всё же дома ей было спокойнее. И дело даже не в том, что она чувствовала себя в полной безопасности, находясь под защитой каменных стен. Наоборот, теперь она — защитница этих стен, и никто, кроме неё, не может защитить их в полной мере.
Приглядевшись, она вдруг заметила идущего им навстречу путника. Точнее, путницу — то, что это пожилая женщина, было понятно даже издалека. Она шла, чуть сгорбившись и опираясь на длинный посох, но всё же походкой твёрдой и уверенной. Чем ближе женщина подходила, тем больше деталей могла разглядеть Кристина: на ней было мешковатое чёрное платье, грубый широкий пояс из коричневой кожи, на который были прикреплены две сумочки и маленький мешочек, ещё одна сумка, большая, висела на плече, и из неё выглядывали какие-то розоватые и жёлтые цветки. На вид женщине было около шестидесяти, у неё были длинные седые с редкими чёрными прядями волосы и подозрительно знакомые зелёные глаза.
Именно эти глаза и заставили Кристину остановить своего коня и приказать свите тоже остановиться.
Она никак не могла понять, почему они её так зацепили. Мало ли на свете людей с зелёными глазами…
Путница тоже остановилась, взглянула на Кристину удивлённо, прищурившись, а потом учтиво поклонилась.
— Миледи, — проговорила она ровным, низковатым голосом, — рада столь неожиданной встрече.
— Ты узнала меня, добрая женщина? — улыбнулась Кристина, подъезжая ближе к ней.
— Как же вас не узнать, моя госпожа, — странно ухмыльнулась путница, опершись на свой посох обеими руками. — Я слышала, что вы направляетесь в Айсбург, думала присоединиться…
— До Айсбурга я так и не доехала, — призналась Кристина, и тут же её осенило: откуда эта женщина знает о том, куда направлялась леди Коллинз-Штейнберг, если эту поездку было велено держать в тайне? Хотя слухи, расползающиеся в народе, никогда не остановишь: увидел один — через день знают буквально все. — Всё решилось раньше, чем я рассчитывала, — добавила она уклончиво.
Впрочем, эта женщина отчего-то не казалась похожей на простолюдинку… Она смотрела уверенно, даже немного дерзко, а сутулилась скорее из-за возраста, нежели из-за того, что привыкла подобострастно кланяться. В её речи проскальзывал слабый бьёльнский акцент, но говорила она вполне грамотно и чётко. И эти глаза… Чёрт возьми, да что с ними не так?
— Я хотела с вами поговорить, — вдруг сказала женщина, понизив голос, который зазвучал вкрадчиво. — Может, это не моё дело, но я должна предупредить вас.
— О чём? — встрепенулась Кристина, сжав поводья от внезапно нахлынувшего волнения. — Ты была в Эори? Там всё в порядке?
— Нет, дальше Даррендорфских лесов я в этот раз не заходила, — покачала головой женщина. Она сделала шаг в сторону Кристины, и что-то заставило её чуть наклониться, пристальнее вглядываясь в лицо этой странной незнакомки. — Но пока в Эори всё спокойно наверняка, ведь если бы что-то произошло, до вас бы уже дошли тревожные вести, верно?
— Да, верно… — отозвалась Кристина, прищурившись. Только сейчас она заметила на шее женщины шнурок с какой-то руной, незнакомой и очень причудливой. Ведьма? Что ж, этого следовало ожидать.
— Я хотела сказать не это, — продолжила путница. — Вы правильно сделали, что отвезли своего сына прочь, в безопасное место. — Как важно для Кристины было услышать этот в тот миг! — Но… вы же сами замечаете, что он ведёт себя порою слишком странно.
— Я бы сказала, пугающе, — заметила она. — Как будто он… не считает меня родной.
Она не знала, зачем открывает это незнакомой женщине, случайно встретившейся на дороге путнице, похожей на ведьму, но та так пристально смотрела на неё, что оторваться и промолчать, проигнорировать её вопросы было попросту невозможно. Кристина покачала головой, пытаясь обнаружить на себе какое-нибудь подчиняющее заклинание, но не смогла. Потом только она поняла, что дело было не в магии — её притягивали эти глаза, зелёные, будто изумруды или лесная летняя трава.
— Это всё потому, что душой мальчика завладел ваш заклятый враг, — почти шёпотом проговорила ведьма. — Полностью она ещё не принадлежит ему, но он постепенно подчиняет её себе и превращает ребёнка в то чудовище, каким при жизни был сам. Вы должны избавить своего сына от этого проклятия, иначе рано или поздно ваш враг восстанет, воскреснет в нём…
— Я не очень понимаю, — прервала её Кристина, чувствуя, как дрожит от страха. Главное — с коня не свалиться… — В моём сыне — чья-то душа, которая поглощает его собственную душу?
— Верно, — кивнула ведьма.
Кристина нахмурилась, пытаясь унять леденящую дрожь. А она ведь догадывалась. Чувствовала, что во время своих приступов злобы Джеймс становится будто чужим человеком. Не ребёнком, а чудовищем с ледяным сердцем. Будто им кто-то управляет, дёргает за ниточки и заставляет произносить, что ему плевать на неё, что он не хочет её видеть… О том, что он ненавидит её, Джеймс не говорил ещё ни разу, но порой Кристина чувствовала эту ненависть в его хмуром взгляде, прожигающим насквозь её сердце.
— Но… что же с этим делать? — дрожащим голосом спросила она.
— Чужую душу можно изгнать. Но не торопитесь! — предупредила женщина, заметив, что Кристина прямо сейчас готова развернуть коня и броситься обратно в Вэйд. — Дело не терпит спешки. Да и самой вам сил вряд ли хватит…
— Но если за это время душа… моего врага поглотит его душу?
— Это случится нескоро, — утешила её ведьма, теребя пальцами свою руну. — Это очень долгий и медленный процесс. Но обратимый.
— И откуда ты всё это знаешь?
— Стоит посмотреть в глаза вашему сыну, и всё станет понятно, — усмехнулась ведьма. — Ваша сила невелика, и вы не видите, но я — видела. Вам может помочь другой маг, более могущественный, чем вы. Но, повторяю, не спешите. Пусть мальчик сейчас остаётся там, куда вы его отвезли. Такая магия с переселением и слиянием душ… — Женщина вздохнула и покачала головой. — Она попросту недопустима. Ни Бог, ни дьявол не покровительствуют ей, она принадлежит третьей стороне, самой жуткой и опасной из всех сторон.
Кристина окончательно перестала понимать то, что говорила женщина. Из головы не вылетал один-единственный вопрос: кто этот враг? Заклятый — и явно мёртвый… Карпер? Но когда и как… Впрочем, это уже неважно. Да и слова о третьей стороне понятны — он не верил ни в Бога, ни в дьявола, а поклонялся множеству древних шингстенских богов и богинь, которые и могли бы дать ему силу перемещать свою душу.
Это было поистине страшно, и Кристину ощутимо передёрнуло. Сжав поводья, она выпрямилась, взглянув вперёд. Нет, нужно вернуться, вернуться в Вэйд прямо сейчас, забрать Джеймса и попробовать самой исцелить его от этой чумы.
— Не торопитесь, — словно прочитав её мысли, предупредила ведьма. — Время есть. Ваш сын ещё долго сможет оставаться собой. Он сильный — прямо как вы. А вы помните о войне.
С этими словами она перекинула посох из левой руки в правую и направилась прочь, своей дорогой.
Весь день Элис терзало чувство непонятного предвкушения чего-то грандиозного и пугающего. Это мешало сосредоточиться на делах, и перо в её пальцах дрожало, и все буквы на пергаменте выходили кривыми… Поначалу от этого чувства было как-то душно, и Элис открыла окно своего кабинета, хотя духота почти никуда не делась: лето в Шингстен пришло рано и тут же ударило жарой, изредка сменяющейся ливнями и грозами, после которых солнце, набравшись сил, начинало греть и светить гораздо ярче и жарче.
Сквозь открытое окно в кабинет иногда залетали лёгкие сквозняки — слабые глотки свежего воздуха, помогающие ей не сойти с ума. А вот в спальне её возлюбленного мужа, лорда Киллеана, ставни всегда были закрыты наглухо. В глубине души Элис надеялась, что он просто сдохнет от духоты, но он почему-то продолжал жить, точнее, существовать безвольным созданием, не способным шевелиться и даже разговаривать. И это было так непонятно и странно для неё… Что ему нужно от этой жизни? На что он надеется? Почему не сдаётся? Элис на его месте давно бы сдалась… И наверняка вокруг неё нашлись бы люди, желающие ей помочь. Она же не стремилась помогать Киллеану, хоть и часто читала желание смерти в его глазах. И улыбалась.
Рано или поздно он уйдёт сам, и Элис просто не представляла, как тогда всё изменится… и изменится ли вообще.
Усталость она почувствовала лишь к вечеру. Днём было муторно, тоскливо, на плечи будто что-то давило, а в голове царила неразбериха… Но ноги заболели и пальцы заныли лишь тогда, когда закат начал плавиться от жары, разливаясь по горизонту алым маревом. Тут же в голову пришли те пугающие слова, что она услышала много лет назад и что всё пульсировали в её разуме с каждым годом всё сильнее. Солнце погаснет, ибо его закроет непроницаемая пелена…
Элис вздохнула и встала, чуть потянулась, чтобы размяться. Зевнула, разгладила ладонями подол чуть помятого платья из синего шёлка, поправила серебристый поясок. Вдруг услышала негромкий треск и поняла: рукава у этого платья стали чересчур узкими для неё… Надо бы отдать швее, пусть отрежет те, что есть, и пришьёт к ним рукава от старого голубого блио, длинные и свободные.
Элис огляделась. В кабинете, небольшом и обставленном довольно скромно, было темно — на столе горела одна свечка, и стоило зажечь ещё парочку, чтобы продолжить работу. Но сначала следовало немного отдохнуть, может, приказать подать ужин пораньше…
Внезапно в дверь постучали — Элис даже вздрогнула от этого глухого звука, разорвавшего абсолютную тишину. Заработавшись, она в конце концов забыла, что сегодня должны нагрянуть посетители… Нежданные и нежелательные. Которым следовало дать от ворот поворот сразу же, а не обещать принять, как только появится свободное время.
Элис сняла со спинки кресла длинную узорчатую шаль, набросила на плечи, чтобы скрыть маленькую дырочку на рукаве, уселась поудобнее и громко позволила войти.
На пороге стояла служанка — молодая светловолосая женщина в голубом платье и чёрном фартуке.
— К вам пришли, мледи, — проговорила она негромко, сложив руки в замок и чуть поклонившись.
— Пусть войдут, — вздохнула Элис, постукивая пальцем по подлокотнику кресла. — И смотри, не смей называть меня так при посторонних.
— Хорошо, ваша милость, — отозвалась служанка и выскользнула из кабинета.
Некоторых слуг невозможно было отучить глотать звуки и слоги, и Элис казалось это несолидным. К тому же обращение «ваша милость» нравилось ей куда больше. Но особенно сильно она любила древние шингстенские, почти не дошедшие до наших дней обращения «ясновельможная пани» для женщины и «ясновельможный пан» для мужчины.
Джойс Коллинз вошёл через минуту, закрыл за собой дверь и учтиво поклонился, не прекращая при этом улыбаться — вроде бы вежливо, но при этом настолько самодовольно, что аж тошнило. Несмотря на возраст, он был весьма красивым мужчиной, но Элис знала, какая гниль может скрываться за этой красотой. Ей было неприятно на него смотреть, но она всё же подняла взгляд — холодный, непроницаемый, не выражающий абсолютно ничего. Гость и бровью не повёл.
— Добрый вечер, миледи, — заговорил он приторно и вкрадчиво. — Могу я присесть?
Элис молча кивнула на стоящий напротив стола деревянный простой стул с жёсткой спинкой и без подлокотников. Коллинз присел на самый краешек и внимательно взглянул на женщину, которая даже не улыбнулась, ни слова ему не сказала. Она и так прекрасно знала, зачем он приехал, и была твёрдо уверена, что уедет он ни с чём.
Коллинз явился в Краухойз вчера, поздним вечером, когда Элис уже собиралась спать и никак не могла его принять. Утром она сослалась на срочные дела и велела ему прийти на закате. К тому же буквально за несколько часов до прибытия Джойса ей пришло письмо, ни дать ни взять, от самой Кристины: та предупреждала Элис о появлении своего блудного дядюшки в Драффарии и предостерегала её от союза с ним, ссылаясь на то, что это крайне ненадёжный человек. Леди Карпер пока не ответила — ей было любопытно выслушать и самого Джойса.
И вот он здесь — разодетый, будто на праздник: в чёрном камзоле с золотистой вышивкой на груди, в тёмно-сером плаще с золотыми фибулами, с кинжалом в красно-коричневых ножнах, прикреплённых к широкому поясу с серебром… Такой самодовольный и раздражающий… Захотелось запустить в него чем-нибудь тяжёлым — жаль, под рукой ничего подобного не оказалось.
— Жарковато у вас, — заметил Джойс, улыбаясь и приглаживая волосы.
«С каждым годом — всё сильнее», — хотела сказать Элис, но промолчала. Никто не должен знать, иначе будет ещё сложнее.
— Как добрались, милорд? — поинтересовалась она наигранно участливым тоном.
— Не без труда, — усмехнулся Коллинз, отчего-то стараясь не смотреть на Элис. Та, впрочем, не горела желанием любоваться его физиономией. — По морю, с попутным ветром ещё ничего, а вот по нолдийским лесам, до пристани, где всюду соглядатаи племянницы…
— Как она поживает? — поинтересовалась леди Карпер, прерывая его речь.
— Слишком уж хорошо, — фыркнул он. — За этом я, собственно, и…
— Я догадывалась, — сухо отозвалась она. — И мой ответ — нет.
— Даже не выслушаете?
— Я не хочу войны. — Она резко подняла голову и взглянула на Коллинза пронзительно, резко, будто хотела прирезать взглядом прямо здесь. — Не хочу снова терпеть позорное поражение и отправлять на верную гибель четверть населения своей земли.
Она и тогда не хотела, но всё же уверенность в победе была сильнее, крепче. Большая армия, хорошо продуманный план и точнейшее его исполнение… Казалось бы, что могло пойти не так? Элис и в голову не пришло тогда, что Джонат станет попросту неуправляемым, будет руководствоваться в ведении войны своими чувствами, гневом и ненавистью, а не здравым смыслом. Он всегда подчинялся ей, всегда её слушался… Но тогда он просто сошёл с ума — иначе и не скажешь. Элис не знала, что этому поспособствовало: смерть Анабеллы или беспредельное чувство свободы… В любом случае, Джонат всё испортил, и она поняла, что больше пытаться не стоит. Пока.
Элис всегда училась на своих ошибках. Поэтому она знала, что сейчас, когда Нолд и Бьёльн стали единой землёй, ей точно не победить. И ничего не остаётся, кроме как собирать силы и растить внука для того, чтобы он продолжил её дело. И ежечасно помнить те ужасающие слова. Солнце погаснет… Непроницаемая пелена… Эту землю покинет жизнь…
— У нас одна цель, — сказал Коллинз. — Так почему бы не пойти к ней вместе? К тому же вы наверняка хотите отомстить…
— Откуда вам знать, чего я хочу? — вспылила Элис. Она терпеть не могла, когда ей говорили, что она должна отомстить. Многие до сих пор верят, что и Джонат тоже мстил… Всё это было похоже на бесконечную цепочку мести, сопровождающуюся убийствами, разрушениями и тысячами смертей.
Если и нападать на Нолд, то не из мести. И не сейчас. И тем более — не в качестве помощи Джойсу Коллинзу. — Да и я не особо понимаю, чего вы хотите, — добавила она, чуть покривив душой.
— Неужели правда не понимаете? — усмехнулся Коллинз. — Я хочу Эори. Нолд. Трон моего брата, который у меня отобрала моя племянница.
— Интересно, кстати, — заметила Элис, — в Шингстене у брата было бы больше прав, чем у дочери. Но вы, насколько я знаю, на свои права сами наплевали, когда покинули Драффарию много лет назад.
— Даже если бы я остался… — Джойс как-то помрачнел, однако охотничий задор из его взгляда никуда не делся. — Джеймс твёрдо был намерен оставить наследницей только Кристину. Я слышал, его жена на это уговорила перед смертью. Из последних сил потребовала: пусть после её смерти женится сколько хочет, пусть хоть десяток сыновей заделает, но наследницей Нолда должна быть только Кристина.
— Слышали? От кого? — вяло поинтересовалась Элис.
— От леди Лилиан, — пожал плечами Коллинз. — То есть собственными ушами. Меня в покоях умирающей леди не было, но я слышал этот разговор из коридора. Помню, как бедняжка кашляла… Она ещё сказала, что если выживет, то обязательно подарит Джеймсу сыновей, хотя с момента рождения Кристины прошло девять лет и детей у них больше не было. Но, к сожалению, Лили не выжила, — уже тише сказал он, таким тоном, будто эти слова предназначались не для Элис. — Вскоре после этого я и уехал, понимая, что Джеймс не сможет не исполнить просьбу любимой жены.
О леди Лилиан Джойс говорил как-то странно — не так, как о брате и племяннице. Неужели… неужели он воевал с лордом Джеймсом за сердце его жены? Элис бы не удивилась.
Она нехотя взглянула в его глаза, полные решимости и упорства, и вдруг вздрогнула. Ей сейчас именно этого и не хватало… Все эти четыре года после окончания войны она не была уверена ни в чём абсолютно — ни в себе, ни в своих действиях, ни в том, правильный ли путь она выбрала в управлении Шингстеном… хорошо ли она воспитывала внука, который сейчас находился в Мэлтоне… Нет, война не должна стать для неё способом самоутвердиться. Скорее, наоборот: она обретёт уверенность в себе, если сможет сейчас предотвратить войну.
— Ваши слова тронули моё сердце, но… Моя земля ещё полностью не оправилась после предыдущего похода, — вздохнула леди Карпер, бессознательно водя сухим кончиком пера по поверхности стола. — Людей у меня немного, а наш противник…
— Нам не придётся противостоять всей земле, если мы сразу захватим один лишь Эори, — возразил Коллинз. — В прошлый раз ведь у вас был похожий план? Если мы сейчас повторим этот манёвр, несколько видоизменив его, и захватим лишь Эори, чтобы контролировать оттуда весь Нолд…
— Каким образом мы переправим армию прямо к Эори, минуя Серебряный залив и остальные крепости? — наклонила голову леди Карпер. — В прошлый раз нам пришлось захватить немало стратегически важных замков — не всех, конечно, но под нашим контролем была все пограничные крепости, кроме южных, которые взять так и не удалось. И лишь удостоверившись, что север и залив наш, Джонат взял Эори. Вы хотите действовать наоборот?
— Именно.
Элис закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться. Контролировать весь Нолд из Эори — да, разумеется, как же иначе… Но вот захватить сразу главный замок земли, минуя остальные, особенно пограничные? Как? Как он себе это представляет?
— Давайте обсудим это позже, — предложила она. — Я позову своих людей, в чьей верности не сомневаюсь и которые будут готовы помочь в случае похода.
Коллинз оживился, его глаза заблестели, он подался вперёд, видимо, намереваясь что-то спросить, но Элис подняла указательный палец и покачала головой.
— Я ещё не решила. Я подумаю над вашим предложением и вынесу окончательный вердикт позднее.
Джойс понимающе кивнул, но уходить отчего-то не спешил. Вместо этого он сунул руку за пояс и извлёк оттуда сложенный в несколько слоёв пергамент — достаточно объёмный, судя по всему. Элис взглянула на него с толикой удивления, когда Коллинз протянул ей пергамент. Отчего-то руки чуть затряслись, когда она начала его разворачивать.
Безоговорочная капитуляция… Денежная компенсация… Полное прекращение всех боевых действий… Окончательная победа Нолда-Бьёльна… Несколько подписей и печатей, в том числе и королевская.
Это был договор, мирный договор, который Элис и Кристина заключили спустя луну после последней битвы — тогда ещё даже не все пленники оказались дома, а Джоната только-только похоронили, и вдруг король срочно вызвал леди Карпер на остров Зари в Серебряном заливе, чтобы подписать этот договор. Она не представляла тогда, что ей делать и как смотреть в глаза Кристине с её мужем, который и стал палачом для Джоната… Однако мужа там вовсе не оказалось, с девчонкой приехал барон Штольц, а сама она оказалась на удивление вежливой, дружелюбной и спокойной, хотя некоторые её жесты и взгляды выдавали явное напряжение. Но в целом всё прошло хорошо, договор был подписан трижды: одна копия осталась у Элис, вторая — у Кристины, третья — у короля.
И, как она поняла, сейчас перед ней как раз находился экземпляр, принадлежавший леди Коллинз-Штейнберг.
— Откуда? — только и смогла вымолвить она, кладя пергамент на стол.
— Племянница очень постаралась ограничить мои действия в Эори, — усмехнулся Джойс, — но всё же кое-кто из моих ребят, обладающий определёнными… способностями…
— Магией, то есть? — уточнила Элис. Её подобными вещами не удивишь: и муж, и сын, и невестка от природы обладали колдовскими способностями.
— Ну да. Он смог установить, где находилась её копия договора, и, применив пару-тройку заклинаний, осторожно его выкрал.
— И зачем он мне?
Коллинз усмехнулся, подошёл к столу, осторожно поднял пергамент и медленно поднёс его к свече. Элис даже вздрогнуть не успела. Язык пламени быстро разросся, уничтожая тонкий пергамент, и лишь когда от него остался маленький клочок, безо всяких букв, подписей и печатей, Джойс бросил его на поверхность стола и прихлопнул ладонью, чтобы погасить пламя.
Леди Карпер взглянула на этот клочок глазами, полными неподдельного страха.
— Вы не оставили мне выбора?
— Почему же. Ваша копия ведь до сих пор цела? — Получив её медленный кивок в ответ, Коллинз продолжил негромко: — Значит, когда вы примете решение, мы и распорядимся им так, как будет нужно.
Элис не ответила. Как же всё просто, оказывается… Просто взять и уничтожить две копии договора из трёх, как будто и не было ничего, как будто война, перейдя в стадию холодной, длится до сих пор… На самом деле, отчасти так оно и было. Только вот теперь её ничего не связывает — ни клятвы, ни подписи, ни печати. Если будет уничтожен её экземпляр договора, она может напасть на Нолд с чистой совестью.
Элис вздохнула.
— Вы свободны, милорд, — улыбнулась она, поднимаясь. — Буду рада увидеть вас завтра за завтраком.
Нет, не будет она рада, но разве от него отвяжешься? Если не пригласить, всё равно придёт сам.
Коллинз приблизился к ней с явным намерением поцеловать руку или оказать ещё какой-то знак внимания, но Элис недвусмысленно кивнула на дверь.
В спальню она зашла, едва переставляя ноги, когда пробило десять вечера. Служанка стелила постель, а на прикроватном столике уже были выставлены кувшин с водой, полотенце, тазик и различные крема — подарки Марианны. Элис устало опустилась на край кровати и сама принялась расшнуровывать платье, но тут служанка опомнилась и бросилась к ней.
Женщина и бровью не повела. Она так устала, что злиться из-за медлительности служанки попросту не было сил. В голове царил полный кавардак, мысли никак не желали приходить в порядок, а предложение Коллинза окончательно лишило покоя. Всё это было так сложно, так некстати, что невольно слёзы на глазах выступали. И не верилось, что утром станет легче…
Дверь без стука открылась — медленно, со скрипом, и Элис сразу поняла, кто это.
— Клара, можешь идти, — кивнула она служанке, которая убирала платье в шкаф. Та без лишних слов, быстро покинула комнату, оставив свою леди наедине с гостьей.
Марианна, видимо, спать пока не собиралась. Её недлинные чёрные волосы были уложены, как всегда, в высокий пучок, на запястьях красовались массивные золотые браслеты, роскошью под стать платью — из чёрной парчи с красным тонким кружевом. Марианна уже много лет не носила фамилию Карпер, но продолжала одеваться в геральдические цвета этого дома.
Марианна была младшей сестрой Киллеана. С Элис они познакомились ещё до свадеб их обеих. Элис, тогда ещё герцогиня Эрлих, гостила в Краухойзе на правах невесты, а Марианна готовилась к отъезду в Анкер, к своему будущему мужу. Ещё тогда Элис почувствовала, что её тянет к Марианне: та была такой уверенной в себе, гордой, острой на язык и прямолинейной… У неё были необычные глаза — серо-зелёные, похожие на необработанный малахит. И она относилась к Элис как к родной сестре, с гораздо большей теплотой, чем к родному брату, с которым её связывали крайне холодные отношения.
Правда, и Киллеан тогда был другим. Элис выходила за него не по любви: брак устроил её отец, решивший во что бы то ни стало сделать из своей дочери леди Шингстена, правительницу и верховную жрицу. Киллеан, к тому времени уже похоронивший молодую жену, не оставившую наследника, был не против жениться вновь. Эрлихи — род богатый, благородный, с внушительной родословной, к тому же не отошедший от язычества. Так что сделка была очень выгодной и для герцога Эрлиха, и для лорда Карпера. Элис же была всего лишь наивной впечатлительной девушкой, чью голову забили бесконечные баллады и романы и чьего мнения, разумеется, не спрашивали. И лорд Карпер представлялся ей истинным рыцарем, будто из романа, то есть по сути не живым человеком, а чем-то вымышленным, ненастоящим. Она не любила его, ни мгновения не любила, но что-то всё же заставляло её им восхищаться.
После свадьбы он открыл ей свой истинный лик. Он начал кричать на неё, бить, брал её каждую ночь, не считаясь с её желанием, и Элис была готова проклясть тот день, когда поняла, что ждёт ребёнка от этого чудовища. Она не знала, что делать, как ей выбраться из этого ада. Она возненавидела отца, который устроил этот брак, она возненавидела новорождённого Джоната… В конце концов, она возненавидела и себя саму, настолько, что хотела покончить с собой.
Но потом в Краухойз вернулась Марианна. Отчего-то Элис решила, что может ей довериться — больше доверять в этом месте было некому. Она рассказала сестре мужа всё, что терзало её это время. Марианна сочувственно покачала головой, а на следующий день принесла Элис небольшой флакон с мутной зелёной жидкостью. Та вздрогнула.
— Не бойся, — вкрадчиво шепнула Марианна. — Это не яд. Точнее, не совсем яд. Он будет действовать долго, седмицы и месяцы, если использовать его понемногу, постепенно доводя моего любимого братца до состояния, похожего на смерть. Его разум будет жить, его душа будет оставаться в теле, только вот тело начнёт слабеть и в конце концов откажет ему полностью.
Элис не была готова ждать так долго, но всё же приняла флакон.
Киллеан прекратил мучить её через пару месяцев. Ещё через год он окончательно потерял волю, во всём соглашался с Элис, выполнял любую её просьбу… Она почувствовала безграничную власть над ним — а вместе с тем и над всем Шингстеном. Киллеан сам поручал ей всё больше важных дел аллода. Потом Марианна привезла ей ещё флакон, побольше, но посоветовала не злоупотреблять. Элис и не злоупотребляла. Раз в одну-две луны она подливала капельку этой зеленоватой жидкости в вино мужа, и уже вскоре он окончательно слёг, затем утратил возможность шевелиться и разговаривать… Теперь даже кивать не может. Лишь глаза тревожно бегают, будто он ждёт того, что Элис его убьёт.
Но Элис не убивала. Пусть он умрёт сам. Пусть помучается так, как мучилась она, и даже ещё сильнее.
Марианна вскоре овдовела и вернулась в Шингстен, однако надолго здесь она не задерживалась, то и дело отправляясь в далёкие путешествия. Оттуда она непременно привозила Элис подарки, в основном пахнущие травами кремы, помогающие сохранять красоту и молодость. Для леди Карпер это всё было неважно, но подарки она принимала — ей было приятно внимание Марианны.
Во время прошлой войны в Шингстене она вообще не появлялась, и с зельями для лорда Киллеана Элис помогала Анабелла. Леди Карпер до сих пор очень жалела её. Хорошая была девушка — такая гордая, независимая, целеустремлённая, но при этом не лишённая некоторой мягкости и изящества. Иногда Элис казалось, что её она жалеет едва ли не сильнее, чем Джоната. Анабелла была готова возглавить армию Шингстена и сделать всё для завоевания Нолда, а в итоге отдала свою жизнь в бесполезной попытке избавиться от Кристины, которую Джонат даже не попытался предотвратить… Бедняжка.
Но даже ей Элис не рассказала о своей истинной цели. Лишь Марианна о ней знала.
И вот она здесь, всегда готовая выслушать и дать совет. Единственный на свете человек, которому Элис доверяла. Подруга, родственница и наперсница. Наверное, стоит ей пересказать сегодняшний разговор…
— То, о чём я думаю? — усмехнулась Марианна. Видимо, сама обо всём догадалась.
— Да, — кивнула Элис. — Я обещала подумать, но заранее дала понять, что отказываю.
— Зря… — Она вздохнула и прошла в комнату. В свете нескольких свечей её глаза сверкнули недобро. Впрочем, доброта в них редко когда плескалась. — Ты же знаешь: выбора нет, и нам придётся рано или поздно искать новое место для жизни. А как нам его заполучить, если не огнём и сталью?
За годы, проведённые в Анкере и многих других королевствах, Марианна совсем растеряла шингстенскую манеру говорить, но всё же иногда она проскальзывала в её речи, особенно когда женщина злилась.
— Я уверена, что есть мирный способ, — возразила Элис.
Она встала, подошла к зеркалу и открыла одну из баночек с желтоватым кремом, пахнущим болотом. Две небольшие свечки слабо освещали зеркальную поверхность, но Элис всё же разглядела сеточки морщин в уголках глаз и губ, а также между выщипанных в ниточку бровей. Именно туда она и втёрла совсем немного пахучего крема.
— И пока ты будешь искать его, мы все вымрем, — вспылила Марианна. Кажется, сегодня она была особенно не в духе. Пальцы, украшенные крупными рубинами, сжали ткань юбки, рассеянный взгляд бегал по комнате… Марианна была очень взволнована. — Поступает всё больше тревожных вестей о загубленном урожае, о граде, о саранче… С каждым годом лета становятся всё жарче, а зимы — всё холоднее. Ты же понимаешь, что это значит. Время на исходе.
Элис верила, что время ещё есть, но спорить с Марианной было бесполезно.
— Коллинз — неплохой шанс сделать то, что ты должна сделать, — продолжала та, меряя шагами комнату, останавливаясь то у небольшого стола в углу и задерживая свой взгляд на дрожащем пламени небольшой свечки, то у занавешенного плотными алыми шторами окна. — У него есть люди и план, так почему бы…
— Я боюсь снова проиграть, — призналась Элис. — Ты же знаешь, Мари. Это будет позором, это…
— Мы не проиграем, если проработаем план и заручимся поддержкой союзников, — заявила Марианна, резко взглянув на неё. — Многие поддержат тебя, особенно если ты избавишься от Киллеана.
— В прошлый раз меня и половины Шингстена не поддержало, — горько усмехнулась Элис.
И правда, тогда за ней пошли лишь Эрлихи и Мэлтоны — и то лишь из-за родственных связей и семейного долга. Пошёл герцог Новак — едва ли не самый бедный дворянин Шингстена, рассчитывающий получить награду от Карперов за свою преданность. Барон Тодден отправил весьма небольшой отряд с младшим сыном и его женой во главе, а представителями Лассенов и Хейли и вовсе стали бастарды — довольно мутные господа с такими же мутными, но всё-таки боеспособными и безжалостными отрядами. Остальные, сославшись на то, что приказ о сборе войск последовал не напрямую от Киллеана, остались дома. Не помогло ничего: ни угрозы, ни мягкие просьбы, не попытки напомнить, что после того, как Элис взяла власть в Шингстене в свои руки, дела в аллоде пошли в гору, а после захвата Нолда пойдут ещё лучше… Остальные всё равно не согласились — и явно не пожалели об этом.
Теперь же Элис была уверена, что за ней не пойдёт никто. Но если она, как давно уже предлагает Марианна, напрочь лишённая сестринской любви (да и вообще, какой бы то ни было любви), избавится от Киллеана… Тогда она станет регентшей при маленьком Мареке и будет иметь больше прав и полномочий. И тогда вассалы попросту не смогут ей отказать. А если прибавить наёмников Джойса… Да, армия выйдет большой, но в прошлый раз Джоната не спасло ни огромное войско, ни магия, ни удачный захват самого сердца Нолда.
Элис, ощущая приливы отчаяния, закрыла лицо руками. Она не знала, что делать. И отчего-то не могла в этот раз до конца довериться Марианне. Не могла последовать её совету. Всё это так шатко, так зыбко… Один неверный ход — и конец всему. И Элис, и Мареку, и всему Шингстену.
— Даже если и проиграем, — подала голос Марианна, вырывая её из раздумий, — а я уверена, что мы не проиграем… Но всё же мы погибнем в бою героями, и Хорнелл примет нас в свои чертоги как равных себе.
— Я не хочу проигрывать, — отозвалась Элис сдавленным, тихим голосом, не поднимая головы и не убирая рук от лица. Ей стало холодно и неуютно. — Я не хочу умирать и отправляться в чертоги Хорнелла. Я хочу дожить до глубокой старости и вырастить внука. Я хочу мира и процветания своей земле.
— А я не хочу смотреть на то, как солнце будет гаснуть.
Марианна вздохнула, быстро подошла к зеркалу и опустила ладони на плечи Элис. Леди Карпер решилась оторвать руки от лица и взглянуть на подругу. Та смотрела уже без жёсткости и решимости, напротив, её взгляд был полон сочувствия и тихой печали.
Элис ненавидела, когда её жалели. Но Марианна… Марианна — пусть жалеет.
Она взяла себя в руки и направилась к кровати, по пути снимая кольца с пальцев. Оставила лишь одно, с крошечным изумрудом, а остальные сложила в небольшую круглую шкатулку, расписанную голубыми цветами.
— Что там тебе говорилось, напомни? — поинтересовалась Марианна, замершая у зеркала.
— Солнце погаснет, небо затянет непроницаемая пелена… — Элис покачала головой — вспоминать предсказание было до боли неприятно. — В общем, жить в Шингстене станет невозможно, ибо наши боги разгневались на нас. Мне уже сложно вспомнить всё, что было сказано. Но уж точно ничего хорошего.
— Поэтому нам и надо бежать. Всё говорит о том, что пора. Нолд и Бьёльн процветают, пока наши южные края изнывают от жары и начинают голодать… Это ли не знак?
Марианна продолжала вглядываться в зеркало, будто надеялась увидеть там будущее, что выпало на долю Шингстена по воле богов.
Элис не ответила. Да, неурожаи, но когда их не было? И в Нолде они наверняка бывают… Да, град… Как же понять, действительно ли это — предвестники грядущей гибели Шингстена, нового Великого Затмения, или обычные явления, которые и без того частенько происходят? Пожалуй, лишь богам это известно.
Но ведь можно попробовать приоткрыть завесу тайны и испросить совета у богов?
— Нужно погадать, — сказала Элис, посмотрев вперёд. — Нужно спросить у богов, что нам делать. Принеси завтра руны. Боги ошибаться не могут.
— Боги забрали твоего сына… — попыталась возразить Марианна, резко обернувшись.
«Туда ему и дорога», — хотела ответить леди Карпер, но сдержалась.
— Боги знают, что делать, — твёрдо сказала она и взглянула в глаза подруги. — Принеси руны утром, Мари. Я буду ждать тебя.
Марианна подошла ближе к Элис. Выражение её лица снова сделалось жёстким, непроницаемым, а из взгляда исчезли все намёки на нежность и сострадание. Она оправила подол роскошного платья и направилась к выходу. У Элис защемило в груди от обиды и горечи, но она не стала ничего говорить. Нет, она даже богам не доверяла так сильно, как Марианне. Но всё же эта затея с новой войной… Наверное, здесь богам всё же лучше знать.
— Спокойной ночи, — буркнула Марианна и ушла прочь.
А Элис долго не смогла заснуть от бесконечных, раздирающих сознание мыслей.