Ветер, кровь и серебро

Глава 13

Хельга сказала, что уедет, как только закончится дождь. Лил он ещё целый день, зато потом воцарилась солнечная погода, и где-то через три дня баронесса наконец уехала. Теперь она была полностью согласна с тем, что находиться в Эори для неё опасно, а также совершенно не понимала, почему так рьяно хотела приехать. Кристина не могла скрыть своего облегчения, к тому же именно такую Хельгу она была рада видеть, была рада с ней разговаривать на отвлечённые темы, а также слушать, как та играет на привезённой с собой лютне, напевая старые, хорошо знакомые обеим песни. Хельга вообще прекрасно разбиралась в искусстве: помимо лютни, она играла на арфе и пела, а ещё знала многих менестрелей и увлекалась поэзией.

Во время трапез Хельга и Хельмут то и дело шутили и вспоминали своё детство. О Генрихе, как ни странно, Хельга не заговаривала вообще, не спрашивала, нет ли вестей из Фарелла… Будто не знала о случившемся, хотя на самом деле было понятно, что заклинание чуть отбило ей память. Надо же, сама советовала Кристине забыть — и сама же забыла.

Но Кристина вовсе не злорадствовала. Напротив, узнав о погибшем женихе Хельги, она начала сочувствовать ей ещё сильнее. При этом её интересовало, кто вручил баронессе эту проклятую руну, но та и об этом ничего не помнила и теперь уж точно не скажет.

Когда яркие фиолетовые с золотом знамёна Штольцев скрылись за горизонтом, Кристина ещё несколько минут стояла у крепостных стен, оглядывая Нижний город с высоты холма. С каждым годом население его росло, домов, лавок, улочек становилось всё больше; сюда съезжались купцы со всей Драффарии, из Кэберита, Амфиклии и Анкера, даже из вечно враждебного Фарелла. Здесь процветали торговля и ремёсла. Здесь был её дом. И тем сильнее она ощущала ту ответственность, что несла и за замок, и за город, и за весь Нолд… После того, как пришло то письмо, Кристину не раз посещали мысли всё бросить, прекратить войну, которая ещё не успела начаться, подобру-поздорову отдать всё Джойсу, переехать в Айсбург и провести свои последние дни во Вдовьей башне, воспитывая сына.

Но потом она поняла, что не имеет на это права. Коллинзы веками хранили Нолд, отбивая его от врагов, отец завещал его именно ей, а не вероломному брату, а Генрих внёс неоценимый вклад в то, чтобы отобрать землю у Джоната Карпера. Поэтому ради них она должна сохранить его. Ради тех, кто ушёл, а ещё ради тех, кто придёт. Эори, как и Айсбург, унаследует Джеймс — он ведь не только Штейнберг, но и Коллинз, он принадлежит к этому древнему северному роду, а потому в будущем примет своё наследие.

И Джойс ни за что не получит Нолд.

День был тёплым, но не жарким, поэтому поверх чёрного платья с богатой серебристой вышивкой на плечах Кристина набросила плащ с капюшоном, а волосы убрала в пучок — вроде бы и траур, а вроде и просто традиционная одежда геральдического цвета… Она уже сама не знала, верить ей в то письмо или нет. Эмоциональная встряска, случившаяся с ней из-за Хельги, заставила её отбросить все противоречивые, раздирающие душу чувства и наконец-то прислушаться к разуму, который твердил, что без доказательств верить нельзя. После получения письма прошло уже достаточно времени, неужели за эти дни тело так и не удалось доставить? Или Фернанд предпочёл похоронить его на чужой земле? Этого уж точно не могло произойти. Священник из замкового храма Эори отказывался проводить панихиду без тела или достаточно веских доказательств, а это значит, что, будь Генрих действительно мёртв, его душа останется неупокоенной… Не попадёт ни в рай, ни в ад…

Хотя, может, если он начнёт приходить к ней в виде призрака, ей будет хоть немного полегче.

Кристина покачала головой.

— Ты бы мог уехать с ней, — сказала вдруг она стоящему рядом с ней Хельмуту, не глядя на него. — Ты не обязан тут находиться.

— Обязан, — упрямо возразил он, зябко кутаясь в плащ.

— Я тебя освобождаю от этой обязанности. Поезжай. — Она положила руку на него плечо. — Ещё успеешь догнать.

— Я не уеду, — проскрипел зубами Хельмут. Порывы ветра вдруг усилились, и он кивнул в сторону замка. — Пойдём, а то простудимся тут. Ну и лето у вас, конечно…

— Вот я и говорю: поезжай домой, в Бьёльне сейчас наверняка теплее, — заметила Кристина, спешно шагая за ним по внутреннему двору. Лето, впрочем, уже близилось к концу.

— Слушай. — Он вдруг остановился и вперил в неё озлобленный взгляд. — Я не могу, понимаешь? Я же спать нормально не смогу, зная, что оставил тебя одну против Джойса и Элис. А если он… Если Генрих и правда мёртв, то я тем более не имею права уехать. Нет, я верю в тебя: ты сильная, ты и не с таким справишься, но… Я не смогу спокойно жить, зная, что ты здесь одна.

Кристина почувствовала, как губы непроизвольно растягиваются в улыбке, а глаза отчего-то застилают слёзы — ветер соринку занёс, наверное.

— Ты и так уже столько для меня сделал… Особенно в прошлый раз, — напомнила она, когда они наконец зашли в замок, оказавшись в тепле. Хельмут сразу сбросил плащ с плеч, а Кристина сняла капюшон. Эхо отражало звуки их шагов от стен, а два факела у входа плохо разрезали темноту. — Ты предоставил самый большой отряд, ты согласился пойти со мной в Даррендорф, а потом во время битвы дважды спас меня… И на остров Зари сопроводил, жаль, правда, что эта поездка оказалась в итоге бесполезной.

— Ну, мы прожили в мире четыре года, так что не такой и бесполезной… А вообще, тогда это было другое, — ухмыльнулся Хельмут. В темноте коридора было плохо видно, но, кажется, он чуть покраснел. — Тогда я делал это всё не ради тебя. Ты же помнишь, как мы с тобой друг друга недолюбливали. Мне так не хотелось тратить на тебя своё время и деньги, рисковать своей жизнью и жизнями своих солдат… Извини. — Он посмотрел на неё виноватым взглядом. Кристина ободряюще улыбнулась. — Но я видел, как к тебе относится Генрих, как ты дорога ему, и просто не мог… Когда я увидел во время битвы, в какой опасности ты оказалась, мне стало жаль не тебя: я представил, как он будет молча, с каменным лицом убиваться по тебе, и у меня буквально сердце в клочья разорвалось. А во второй раз он вообще мне приказал.

— Хельмут, — прервала его Кристина.

— Что? — Он посмотрел на неё с вызовом, даже с некоторой наглостью, будто они сейчас каким-то образом вернулись в те годы, когда друзьями их назвать было сложно.

— Неважно, что было раньше. Важно то, кем мы приходимся друг другу сейчас. Ты же… — Она запнулась, пытаясь подобрать слова и справиться с внезапно нахлынувшим волнением. — Ты мне как старший брат, которого у меня никогда не было. Но, поверь, даже если тогда это всё было не для меня… Мне всё равно достаточно, правда.

— Ну уж нет, — покачал головой Хельмут. — Позволь на этот раз мне сделать хоть что-то именно ради тебя.

Отчего-то Кристина рассмеялась, услышав эти слова. Затем она встала на цыпочки, с трудом дотягиваясь до него, обняла за плечи и прижала к себе так, что у Хельмута, кажется, хрустнули рёбра. Через мгновение он усмехнулся и обнял её в ответ.

Странно, но ей всё чаще хотелось обнимать его, и не только за самоотверженность и желание помочь. Обнимать просто так. Просто потому, что он есть.

— Слушай, хорошо, что ты напомнила про остров Зари, — сказал он через минуту, впрочем, не выпуская её из объятий.

— А что? — не поняла Кристина, попыталась отстраниться и чуть не упала — всё-таки стоять на цыпочках было не особо удобно.

Хельмут оглянулся, будто боялся, что их подслушает кто-то, кому этого слышать не следовало. У леди Коллинз-Штейнберг не было причин беспокоиться о неверности своей челяди, однако она понимающе кивнула и повела его в кабинет — там, если что, и карта была, и пергаменты с чернилами, и необходимые книги…

— Элис ведь так и не ответила на предыдущее письмо? — уточнил Хельмут, вешая плащ на крючок, вбитый в стену прямо у двери, рядом с Кристининым плащом.

— Нет, не ответила. — Она поудобнее уселась в старое дубовое кресло возле очага, кивнула на стоящий напротив стул, но Хельмут остался стоять, в процессе разговора иногда делая несколько шагов туда-сюда.

— Я думаю, стоит написать ей снова, — сказал он. — Предложить встретиться и лично всё обговорить. Убедить её в том, что Джойс не заслуживает доверия и что союз с ним — худшее, что она может предпринять. Вы же подписали договор, в конце концов, там ваши печати, можно ей напомнить…

— Договор пропал, — сказала Кристина, опустив глаза.

— В смысле? — Хельмут замер посреди комнаты и взглянул на неё ошарашенно.

— Я хранила его в небольшом деревянном сундучке в своей спальне, — вздохнула она. — Это всё-таки довольно надёжное место, а сундук был на замке, но… Моя вина, что я давно не проверяла, и, видимо, Джойс как-то выкрал. Или не он, а этот его чернокнижник проклятый, дьявол его раздери. — Со злости Кристина стукнула кулаком по подлокотнику кресла. — Так что с моей стороны мне ей предложить нечего. Какая же я дура, Господи…

— И всё равно — напиши ей. — Хельмут подошёл ближе к Кристине, чуть наклонился, чтобы лучше видеть её лицо, и это заставило её поднять взгляд. Он смотрел на неё уверенно, будто свято верил в благополучный исход предприятия. — Предложи встретиться где-нибудь… Не в Эори и не в Краухойзе, конечно, а на том же острове Зари. Да, придётся подождать, пока она туда доплывёт, но… Вы поговорите и всё обсудите. Она всё-таки женщина неглупая, должна прислушаться.

— Ну, я не уверена в успехе так, как ты, — отозвалась Кристина, — но попробовать и правда стоит. Возьму с собой побольше людей, оружие, кольчугу на всякий случай… С другой стороны, лучше дать ей понять, что я приехала с мирными целями…

— Давай ты потом подумаешь о внешнем виде своего посольства, — улыбнулся Хельмут, — сначала нужно написать ей и получить согласие.

— Да, да… — Она закивала, но голос всё ещё звучал неуверенно и тихо. — Ты иди, я… Я ещё подумаю над этим.

Он направился к выходу, а Кристина так и осталась сидеть у огня, постукивая пальцем по подлокотнику. В чёрном платье из шерсти и бархата, с высоким воротником и плотными рукавами стало жарко, но она пока не спешила раздеваться. Глубоко задумавшись, Кристина смотрела на огонь, не отрываясь и не моргая. Столько всего на неё навалилось, столько всего произошло… В голове не укладывалось. И впереди предстояло не меньше, а то и больше испытаний, и Кристина пока плохо представляла, как она решит все проблемы и сколько времени уйдёт на их решение. Всё это пугало, но ведь леди Коллинз-Штейнберг была не из пугливых. Она была готова сражаться за мир и спокойствие. Сдаваться — это не для неё. Да разве она имеет право сдаваться?

— Хельмут? — окликнула Кристина друга, когда он, прихватив свой плащ, уже открыл дверь, чтобы выйти. — Знаешь, я, наверное… — Поймав его вопросительный взгляд, она усмехнулась. — Я, наверное, тоже всё-таки верю, что он жив.

В волнительном ожидании войны прошло ещё седмицы три. Бесконечные заботы, хлопоты и суета, погружая в свой водоворот, отвлекали от, мягко говоря, невесёлых мыслей. Кристина знала, что теперь не имела права уходить в себя, зацикливаться на болезненных переживаниях и постоянно гадать, лживым ли было то письмо и если всё-таки не лживым, то что ей теперь делать. Она изо всех сил старалась быть стойкой, спокойной, старалась улыбаться и говорить твёрдым, уверенным голосом, держать осанку и сохранять холодный, даже несколько надменный взгляд… Но всё чаще она замечала, что при написании писем и указов пальцы её дрожат и буквы будто бы пляшут на пергаменте, а по ночам ей так и не удавалось сдерживать слёзы.

Слава Богу, Хельмут был рядом. Он старался поддерживать её, хотя Кристина видела, что он тоже очень переживает и из-за грядущей войны, и из-за Генриха, и из-за сестры с сыном… И она тоже хотела как-то поддержать его, позаботиться о нём по мере сил, но Хельмут лишь отмахивался, усмехался и уверял, что с ним всё в порядке.

Он учил стрелять её из лука, и, хотя успехи Кристины были незначительны, она искренне радовалась, что ей хоть как-то удаётся забыться и отвлечься. В свою очередь, она помогала ему улучшать навык владения мечом, и они часто тренировались вместе, оставляя друг другу небольшие синяки и ушибы затупленными лезвиями. Но с этим было сложнее: Кристина, конечно, не могла забыть своих тренировок с Генрихом, во время которых они, казалось, иногда сближались сильнее, чем во время проведённых вместе ночей… Повторится ли что-то подобное хотя бы ещё раз?

В один из бесконечно долгих дней в Эори прискакал гонец из Айсбурга, привёз письмо от Рихарда Штейнберга. Молодой человек, до которого дошли слухи о возможной смерти его старшего брата, просил леди Коллинз-Штейнберг поделиться хоть какими-то более-менее правдивыми сведениями. Но ведь она не располагала этими сведениями… Она сама ничего не знала, а попытки воспользоваться магией и проследить за тем, как дела у драффарийской делегации в Фарелле, оканчивались провалом — уж слишком это далеко… и слишком у неё мало сил на это. Но Кристина всё же написала ответ Рихарду, рассказала всё, что знала, и, не выдержав, поделилась с ним со своими страхами и надеждами. Младший брат Генриха был её другом, ему она вполне могла доверять.

Ещё через пару дней ей написала Анжелика, её письмо было коротким, полным волнения и даже страха. Она рассказывала о Джеймсе: не жаловалась, ни в чём не обвиняла Кристину, но всё же было ясно, что молодой герцогине воспитание мальчика не доставляет ни капли удовольствия. И дело даже не в том, что у Анжелики, помимо Джеймса, было двое детей. Просто этот мальчик был очень трудным ребёнком, и Кристина её прекрасно понимала. Однако она не могла забрать его сейчас и поэтому попросила герцогиню Вэйд потерпеть ещё немного. Видит Бог, без благодарности та не останется.

Новости о Джеймсе очень взволновали Кристину. Она вспомнила слова той странной женщины, которую встретила в лесу. Душа, похищенная злейшим врагом… Размышляя над этим, Кристина не спала почти всю ночь, несмотря на то, что устала за день, полный бесконечных забот и тренировок. В итоге она уснула лишь под утро, когда на горизонте уже загоралась медовая полоса.

И это утро ознаменовало собой возвращение кошмаров, которые не мучили Кристину уже довольно давно.

Ей снилось серое безжизненное поле: ветер колыхал сухие стебли ковыля и буквально сбивал с ног, небо было бескрайним и чёрным, но из-за слабого света далёкой луны и густо рассыпанных по небосклону звёзд в этом месте не царила абсолютная тьма. Кристина поёжилась, обняла себя, чтобы согреться, чувствуя, как под кожу заползает колючий страх. Колени задрожали, сердце заколотилось в предчувствии чего-то страшного.

Ветер был таким сильным, что казалось, будто земля под ногами ходит ходуном. Кристина оглянулась, пытаясь понять, есть ли здесь что-то, кроме поля, кроме этого бесконечного ковыля, пыли и ветра. Кажется, вдалеке виднелся горный хребет, к которому вела узкая тропинка, неизвестно кем протоптанная среди степной травы. Кристина хотела пойти туда, но тут же в голове возник ожидаемый вопрос: а зачем?

Зачем ей вообще куда-то идти? Она сразу поняла, что это сон, и не видела в каких-то действиях никакого смысла. Скоро она проснётся и всё это кончится.

Однако предчувствие мешало успокоиться, оно упорно твердило, что сейчас, вот-вот, с минуты на минуту произойдёт нечто страшное. И от этого становилось будто бы ещё холоднее, и ветер дул всё сильнее и сильнее, развевая её волосы, которые то и дело лезли в лицо и щекотали шею.

Чутьё заставило её почти инстинктивно оглянуться, и вдруг Кристина разглядела поблизости небольшую фигурку, почти полностью скрытую во тьме. Она сделала пару шагов и вскоре узнала своего сына.

И тут же бросилась к нему, взволнованная, испуганная, заметив, что мальчик дрожит и едва слышно плачет. Что он делает в этой бескрайней холодной степи, где нет никакой жизни, где нет вообще никого и ничего? Как он здесь оказался? Ей показалось странным, что он не услышал её шагов и не обернулся, поэтому Кристина уже довольно близко подошла к нему, чтобы взглянуть в глаза… но вдруг почувствовала ледяное, пугающее дуновение откуда-то слева и резко подняла голову.

В пяти-семи шагах от них стоял Джонат Карпер. Казалось, ни ветер, ни холод, ни лунный свет не были властны над ним: его русые, чуть вьющиеся волосы не развевались при резких порывах, равно как и длинный меховой плащ, и тени он не отбрасывал. Зато он улыбался, обнажая зубы, будто хищник — клыки, а в его глазах золотом сверкала магия.

Карпер скрестил руки на груди, но явно не для того, чтобы защититься от холода; кажется, холод его вообще не волновал. Он наклонил голову и взглянул на Джеймса — так, будто готов был испепелить его одним взглядом.

Очнувшись от странного наваждения, Кристина подалась вперёд, чтобы закрыть сына собой, спасти его от Карпера любой ценой, пусть даже собственной жизни. О том, что это был сон, она давно забыла: разум сковало страхом за Джеймса, а вот страха перед Карпером она не чувствовала. Жив он или мёртв, неважно. Он всё так же жалок и безумен, всё так же не достоин сострадания, а потому должен исчезнуть.

Кристина готова была броситься на него с кулаками, впиться в его шею и начать душить, повалить на землю одним точным ударом и забить ногами… но внезапно в её руке буквально ниоткуда возник меч — чужой, незнакомый, тяжёлый, лишённый привычного изящества Праведного. Но выбора не было — иначе и она, и её сын погибнут, а Карпер всё-таки одержит победу, которая пять лет назад ушла у него прямо из-под носа. Странно, что даже сейчас, спустя столько времени, даже после собственной смерти он не сдаётся, не отступается… Это до боли разозлило её, вскипевшая в душе ярость забилась, заклокотала, и Кристина, сжав покрепче меч, бросилась на Карпера.

Но первый удар не причинил ему вреда. Он продолжил стоять и пугающе мерзко усмехаться, глядя на Джеймса и не обращая никакого внимания на Кристину. Замешкав после неудачи, она собралась с силами и нанесла ещё один удар, но меч снова прошёл сквозь призрачного Карпера, никак не навредив ему. И ещё раз, и ещё, и снова, и снова… Его усмешка заставляла её дрожать, Кристине казалось, что она сейчас упадёт — удары лишали её сил. А Джеймс стоял сзади, такой маленький и беззащитный… Кто поможет ему, если не она?

Не сдерживая яростно-отчаянного крика, Кристина в очередной раз бросилась на Джоната, но он вдруг вытянул руку, и это странное движение заставило её невольно замереть, опустить меч и прекратить свои попытки убить его. Тогда она поняла, что убить его невозможно — ведь он уже давно мёртв. Она своими глазами видела, как Генрих отрубил ему голову её собственным мечом. Она видела кровь на припорошенных снегом досках эшафота, на белоснежной рубахе, ставшей Карперу саваном… На саму отрубленную голову и обезглавленное тело она тогда предпочла не смотреть, а также бесконечно была благодарна Дикону, который после казни очистил лезвие Праведного от крови.

Но почему тогда от Капера всё также веет угрозой? Как он может навредить её сыну?

«Душой мальчика завладел ваш заклятый враг», — вдруг прозвучал в голове голос незнакомки из леса.

— Я не отдам его тебе, — прошипела Кристина, не в силах сдвинуться с места.

И лишь тогда Карпер обратил на неё внимание. Он перестал смотреть на стоящего чуть поодаль Джеймса и пронзительно, резко взглянул на неё. Глаза его всё ещё сияли золотом, сначала довольно тускло, но потом — всё ярче и ярче, и буквально через мгновение это магическое золото ослепило её.

Кристина проснулась быстро и поняла, что это луч рассветного солнца проник в комнату сквозь плохо зашторенное окно и упал на её подушку. Она вздохнула с облегчением, но беспокойство за сына, кажется, поселилось в её душе надолго. Оно медленно точило душу, мешая соображать и полностью сосредоточиться на том, что сейчас было более насущным, чем то странное предсказание женщины из леса.

Ощутив дрожь, Кристина закуталась в одеяло, однако дело было вовсе не в холоде.

И некому было утешить её, прижать к себе и сказать, что всё обязательно будет хорошо.

А в полдень наконец пришло письмо из Шингстена (увидев герб Карперов, Кристина невольно вздрогнула, вспомнив призрачного Джоната из своего сна). Леди Элис писала, что готова к переговорам и немедленно отправляется на остров Зари.

Когда ранним утром из Айсбурга выехал гонец — уже третий за месяц, — Рихард понял, что всё-таки что-то здесь нечисто. Леди Луиза, конечно, всегда писала домой очень часто: она так и не стала по-настоящему своей в замке мужа и, видимо, слишком скучала по родным. Но последнее время писем отправлялось очень много. У Рихарда были причины подозревать её в каких-то интригах, но пока открыто выражать свои подозрения он не решался. Всё-таки формально Айсбургом правил Вольфганг, он был главнее и не потерпел бы никаких выпадов в сторону своей жены.

Может, будь всё иначе, если бы не восстание Хенвальда, случившееся три года назад. Мятеж, поднятый ныне покойным графом Хенвальдом, заставил леди Кристину подумать, что в Бьёльне ей не рады, что она как соправительница своего мужа здесь никому не нужна — и она уехала назад в Нолд, Генрих, естественно, поехал за ней, и Бьёльн остался на плечах Вольфганга. Рихарду такое положение дел не очень нравилось, но леди Кристину и её обиду он мог понять, хотя большая часть Бьёльна тогда была на её стороне, а не на стороне Хенвальда.

Даже хитрый и скрытный отец Луизы, граф Роберт Варден помог ей подавить то восстание. Однако Рихард прекрасно понимал, что Луиза не станет разыгрывать покорность и смирение, в отличие от своего отца.

Вольфганг управлял Айсбургом неплохо, однако — под чётким контролем жены, которая буквально засыпала мужа советами и, в том числе, стремилась оградить его от влияния Рихарда.

Однако и сам Рихард здесь не был бесправен. С недавних пор он временно исполнял обязанности капитана гвардии — предыдущий, ещё не старый, но весьма опрометчивый, совершенно глупо погиб на охоте на медведя. Этому особо никто не удивился: смерть на гонах крупных животных не была большой редкостью. Однако среди гвардейцев пока не нашлось человека, готового взять на себя ответственность стать капитаном, и они предложили Рихарду возглавить их хоть ненадолго, пока не найдётся кто-нибудь постарше и поопытнее. Для юноши это была большая честь: ему шёл всего двадцать второй год, и он пока не считал себя идеальным воином и уж тем более — лидером… Он изо всех сил стремился стать хоть немного похожим на Генриха, хоть и понимал, что ему до него, видит Бог, ещё далеко.

Однако эта власть, так внезапно попавшая к нему в руки, была очень кстати. Сегодня Рихард окончательно понял, что за очередным гонцом нужно проследить. Как только тот выехал за ворота замка и скрылся среди деревьев Камнегорского леса, юноша выслал вслед за ним небольшой отряд — посмотреть, куда гонец направляется, и, если что, схватить и изъять письмо.

Рихард вздохнул, по привычке завёл руки за спину и вышел с балкона, откуда наблюдал за удаляющимся гонцом.

Луиза ему никогда не нравилась. Вольфганг женился на ней лет шесть назад — её отец с трудом уговорил Генриха на этот брак. Граф Варден вообще сначала пытался предложить дочь ему самому, но тот отказался, как потом узнал Рихард, из-за леди Кристины. И из-за неё же Луиза с каждым днём становилась всё противнее, мнительнее и зловреднее; она считала, что жена Генриха отобрала у неё и её сына власть над Айсбургом, ведь, выходя за тогдашнего наследника лорда Штейнберга, графиня Варден явно представляла свою судьбу куда более радужно. Теперь же она перестала обладать какой-либо властью, а Вольфганг и их сын, Франц, хорошенько сдвинулись вниз на лестнице наследия Айсбурга.

Но после тех новостей, что дошли с севера, Луиза воспрянула духом. Она, кажется, ни капли не расстроилась из-за того, что Джойс Коллинз сбежал в Шингстен, дабы подготовить нападение вместе с леди Карпер… И именно после получения этих новостей и начались её бесконечные переписки с родными. Выглядело это всё крайне подозрительно.

Рихард хмыкнул. Шутки шутками, а следующая новость, точнее, даже не новость, а случайно занесённый слух стал для него настоящим ударом. Торговцы переговаривались, что, мол, леди Кристина получила письмо из Фарелла, от короля Фернанда, который писал, что Генрих скончался от какой-то болезни лёгких. Никаких подтверждений этого, правда, не было, и леди Кристина на письмо Рихарда пока не ответила, но на душе у него всё равно было неспокойно. Он очень любил старшего брата, всегда старался подражать ему, восхищался им и очень его уважал. И потерять его сейчас… да и не только сейчас было бы просто невыносимо.

Рихард искренне надеялся, что в итоге все проблемы с Фареллом разрешатся благополучно, что письмо окажется лживым, что войны не будет… И что он скоро наконец увидит Генриха живым и здоровым и сможет рассказать ему о своих успехах, а тот, как обычно, потреплет его по волосам и тепло улыбнётся. Рихард не знал свою мать, но ему казалось, что леди Виктория улыбалась бы ему точно так же. А ещё он очень ждал встречи с Диконом… Родившийся в той же семье, что и Луиза, этот юноша был полной её противоположностью: дружелюбный, верный, скромный и несколько замкнутый, но при этом такой отзывчивый и умеющий поддержать, он был Рихарду лучшим другом.

Ногти до боли впились в кожу, когда он вновь подумал о тех слухах. Нет, нельзя сейчас проявлять слабость, сначала нужно решить насущную проблему, а потом уже выяснять, солгали ли леди Кристине и всему королевству впридачу.

Размышляя, он прошёлся по своей комнате, обставленной весьма скромно, можно сказать, аскетично: небольшая кровать без балдахина, рядом — письменный стол с грубоватым простым стулом, напротив — шкафчик, а возле самого балкона — два старых глубоких кресла. Рихард никогда не любил роскошь, в отличие от Вольфганга с Луизой, а также барона Штольца, у которого несколько лет служил оруженосцем. Поэтому на войне с ним было немного тяжеловато, он вечно тащил в походный шатёр то, что Рихарду казалось абсолютно лишним и бесполезным. Но со временем он смирился. Сейчас барон Хельмут находился в Эори — радовало, что леди Кристина не осталась совсем одна.

Он знал, что если будет война, то ему придётся выслать к Эори вооружённый отряд. Пока о нападении со стороны Шингстена ничего не было известно, Вольфганг советовал не торопиться, но теперь Рихард был уверен: если ему удастся уличить Луизу в связях с Карперами, он точно соберёт войско и отправит его в Нолд. И плевать, что скажет его второй старший брат. Первый бы точно одобрил этот поступок.

Возвращения отряда долго ждать не пришлось: уже через полтора часа один из слуг позвал Рихарда к казармам.

На всякий случай он прихватил с собой кинжал.

Гвардейцы поймали гонца, однако связывать не стали — видимо, сдался добровольно. Да и Рихард тоже пожалел его в глубине души: всё-таки он просто выполнял волю своей госпожи. Отряд ожидал его у казарм, гвардейцы чему-то посмеивались, один из них, по имени Тилль, назначенный предводителем отряда, сжимал в руках свиток с печатью с гербом Варденов.

— Успел проехать несколько километров к северу, — сказал он, с добродушной усмешкой поглядывая на испуганного гонца, — а потом резко свернул на восток, среди деревьев петлял так, что самый хитрющий заяц бы позавидовал… Еле поймали. Вот письмо гадюки… Простите, капитан, леди Луизы.

Рихард усмехнулся очередному прозвищу, придуманному гвардейцами. Он всегда удивлялся их изобретательности и остроумию касаемо Луизы. Сломав печать и развернув свиток, он пробежал глазами по мелким буквам, как будто нарочно написанным так, чтобы читать было сложнее. Однако разобрать написанное ему удалось — Луиза докладывала, что делает всё возможное, чтобы Айсбург не послал отряд на защиту Эори, и выражает надежду, что леди Элис и лорд Джойс вскоре приступят к боевым действиям, отринув все сомнения.

Лорд Джойс? Лорд? Рихард едва не затрясся от возмущения.

Так он и знал. Грязная предательница. А Вольфганг не верил…

Неужели ненависть к леди Кристине и зависть подтолкнули её на такой шаг?

Рихард нахмурился, скатал свиток и сжал его, чувствуя эту мелкую странную дрожь, вызванную гневом, скрежетнул зубами от злости, нервно пригладил волосы. Нужно это прекращать.

— Этого высечь, чтоб больше неповадно было, — сдержанно усмехнулся он, бросив короткий взгляд на побледневшего неудачливого гонца. — Пойдёмте-ка навестим леди гадюку, господа.

Впрочем, до комнаты Луизы им идти не пришлось. Наверное, увидев из окна какое-то шевеление во дворе, она впала в панику и бросилась бежать, не зная толком, куда. Или, наоборот, спокойно шла по своим делам, ни о чём не подозревая… Рихард столкнулся с ней в небольшом зале на первом этаже замка. Увидев его, сжимавшего в руке её письмо, и десяток гвардейцев за его спиной, Луиза чуть не упала с лестницы. Сначала она испуганно замерла, потом попятилась, но не успела сделать и пары шагов, как Рихард кивнул, и два гвардейца, быстро преодолев небольшое расстояние, схватили её за предплечья.

Луиза заметалась, извиваясь, словно и правда была гадюкой в этом своём сером с зелёными вставками платье. Её светлые волосы растрепались, упав ей на лицо, и она нервно откинула их резким кивком головы.

— Ты меня не тронешь, щенок, ублюдок! — завизжала она. — Не смейте, тупые оболтусы, не трогайте меня!

— На пару слов, миледи, — сдержанно улыбнулся Рихард, подходя к ней. Он развернул свиток и поднёс его прямо к лицу Луизы. В её серых с зеленью глазах, наполненных злобой, вспыхнул настоящий ужас. У Дикона, тоже представителя рода Варденов, были такие же глаза… только вот выражали они всегда вовсе не то, что выражали глаза Луизы.

— Это подделка! — продолжила орать она. — Это не я, это… Ты подставил меня, гадёныш, сукин ты сын…

Рихард вздохнул, на мгновение отвернулся, а потом вдруг отвесил Луизе не особо сильную, но всё же звонкую пощёчину — звук хлопка подхватило эхо.

— Вы можете называть меня как угодно, миледи, — сказал он спокойно, — но про мою мать, светлая ей память, вы такое говорить не смеете. Давайте вот как поступим: либо вы рассказываете нам всё, что знаете о планах леди Элис, и мы обойдёмся лишь недолгосрочным арестом, либо… Можете спросить у своего гонца, что будет тогда.

Луиза окинула гвардейцев затравленным взглядом и смиренно вздохнула.

Вдруг со стороны лестницы послышались шаги. Рихард поднял голову и увидел взволнованного, даже перепуганного Вольфганга, который, то и дело спотыкаясь и уже запыхавшись, бежал к жене. Средний сын Франца Штейнберга не был похож ни на Генриха с Рихардом, ни на мать, внешностью он пошёл в отца и хотя бы поэтому всегда казался чужим в этом замке. Впрочем, Рихард никогда его таковым не считал. Напротив, он жалел Вольфганга, который так отличался от своих старшего и младшего братьев: ему не хватало властности, силы воли и твёрдости характера, он не был особо ответственным и во всём доверялся своей жене. А та и рада: села на шею и ножки свесила.

— Что здесь происходит? — поинтересовался Вольфганг, пытаясь отдышаться и хватаясь за перила.

— Сам посмотри. — Дождавшись, когда брат дойдёт до него, Рихард протянул ему пергамент. — Тебе она тоже говорила, что пишет родственникам? Вот уж не думал, что у леди Луизы есть родня в Краухойзе.

— Нет, я… Не может быть, — удручённо выдохнул Вольфганг. Да уж, ему, привыкшему идеализировать свою жену и во всём на неё полагаться, будет сложно свыкнуться с тем, что произошло. — Луиза, зачем?

— Зачем? Эта сука отобрала у вас Айсбург, бесхребетные вы идиоты! — зло прошипела Луиза, пытаясь кивком головы стряхнуть волосы с лица.

— У меня она ничего не отобрала, — ухмыльнулся Рихард. — Я как младший сын всегда прекрасно осознавал свои перспективы. А вы, леди Луиза, поблагодарите Бога за то, что он не сделал меня старшим сыном.

Луиза не ответила на его слова — она повернулась лицом к Вольфу и вновь заголосила:

— Твой сын, Вольф, мог бы стать правителем Бьёльна, если бы не она!

— Ты обещала Шингстену поддержку в захвате Нолда? — потрясённо произнёс Вольфганг.

— Я обещала, по меньшей мере, не встревать и сделать всё, чтобы вам не удалось выслать войска на помощь этой шлюхе, — фыркнула Луиза. — Леди Элис и лорд Джойс…

— Он не лорд, — процедил Рихард. — Он всего лишь наёмник, бесчестный человек, который предал свою землю, а теперь хочет вернуть её кровью и огнём. Он не достоин называться лордом. А вы, Луиза, — он подошёл ближе к ней и заглянул в глаза, — не достойны называться леди, раз уж на то пошло.

Она не ответила, взглянула на мужа в поисках поддержки, но тот молчал, изучая носки своих ботинок.

— Продолжайте, — приказал Рихард. — Что леди Элис?

— У неё достаточно людей, да и у Джойса тоже, — нехотя выговорила Луиза. — Возможно, они уже выдвинулись на Нолд, я не знаю, каким путём, правда, не знаю! — И она зажмурилась, будто ожидала удара. Но его, конечно, не последовало, и тогда она продолжила: — А леди Элис, кажется, собиралась вести с Кристиной переговоры, но, возможно, это лишь предлог, чтобы отвлечь её внимание от Эори, который и возьмёт Джойс… Или с осадой сядет… Я не знаю, они мало что мне рассказывали, правда!

— Если это так, надо предупредить леди Кристину, — задумался Рихард, заведя руки за спину. Но если она уже уехала к месту переговоров… В любом случае, в Эори наверняка остался барон Хельмут, значит, нужно написать ему. И срочно отправить войско в Нолд, иначе они могут не успеть. — Что ж, Луиза, мы крайне признательны вам за предоставленные сведения. — Он быстро взглянул на Вольфганга — тот поднял глаза, полные разочарования и боли, вздохнул и кивнул. — Уведите её в темницы, — устало велел Рихард гвардейцам.

— Нет, нет, отпустите меня! Вольф, скажи им, дубина ты безмозглая! Ну, щенок проклятый, я до тебя доберусь, я с тебя шкуру спущу, маленький ублюдок! — визжала Луиза, пока гвардейцы буквально тащили её прочь — идти самостоятельно она отказалась.

Рихард лишь вздохнул. Ему было плевать на её оскорбления и угрозы, искренне возмутили его лишь слова о матери. Он не знал леди Викторию, в глаза её не видел — ему сказали, что она умерла, едва успев родить его, и юноша был до слёз благодарен ей за подаренную жизнь. Поэтому он готов был даже сейчас, спустя двадцать лет после её смерти, защищать её честь. Особенно от таких мерзких предательниц, как Луиза.

— Прости, что так вышло. — Вольфганг приблизился к Рихарду, и он понял, что брат был едва ли не ниже его. — Мне стоило быть внимательнее с ней.

— Ничего, исправим как-нибудь, — отозвался Рихард холодно.

— С Францем же…

— Не беспокойся, никто его не тронет. — Он попытался улыбнуться, но почему-то вышло плохо. — Да и Луизу тоже освободим… как только Карперы будут окончательно повержены, пожалуй. Я распоряжусь, чтобы ей выбрали камеру посуше и потеплее.