Веридикт

Глава 10. Жених

Проложенная в холмах дорога была настолько извилистой, что экспресс двигался почти так же медленно, как его колёсные предки. Благодаря этому Меральда могла разглядывать окрестности, а не упиваться стыдом. Могла отрешиться от нарастающего зловония, тянущей ломоты во всём теле, озноба и скручивающихся узлом внутренностей. Иногда память любезно подсовывала картинку искалеченной руки. Резко заполняла взор от края до края, подменяя собой однообразный вид из окна. В такие моменты девушка настойчиво трясла головой, пока видение не исчезало, будто физические усилия вполне материально вышвыривали его за пределы сознания. Хотя это и невозможно. Не с её памятью. Самое большее на что она могла рассчитывать — запереть воспоминание в хрустальном ящичке с хлипким замком. И от любого неосторожного движения этот ящичек мог разбиться, а замок — окончательно сломаться. Но даже если ни того ни другого никогда не случится, она всё равно будет видеть искажённое изображение сквозь призму хрусталя. Потеря фокуса давала ей возможность дышать, но, к сожалению, не лишала знания, что именно хранится в ящике. Обнаружив в своём разуме эту ненадёжную конструкцию, она поспешила спрятать туда всё, что вызывало чувство вины, сожаление или боль, иначе рисковала обглодать себя до костей.

Предгорье изобиловало дикими животными, словно Миражу было недостаточно дурной славы, расстояния и частокола из скал, чтобы отгородиться от остального мира. Меральда не умела определять химеризм на глаз, как это делали охотники, зато с лёгкостью отличала хищников от жертв. Первые прикидывались нерасторопными, на грани лености, тем самым усыпляя бдительность вторых. Осторожничали, когда ощущали голод, и просто забавлялись, если желудок был полон. Добыча до решающего момента вела себя крайне незамутнённо и даже наивно, будто в мире вовсе не существовало никаких опасностей. Классифицировать людей оказалось гораздо сложнее. Девушка слишком многого боялась. Чуткая, напряжённая и подозрительная жертва. Медлительные архангелы во главе с комиссаром Хари и ленивый профессор Роз, вероятно, готовились к финальному прыжку.

Шеи стражников заскрипели, не одномоментно, а накатывающей волной. Студентка выглянула из-за сиденья, не удержалась и чихнула, едва прикрыв рот кончиками пальцев.

— Платок в вашей сумке, — сообщил герцог поморщившись. Меральда виновато втянула голову в плечи. Красный квадрат с вышитой на углу розой лежал рядом, прямо под рукой, и она уже битый час уговаривала себя им воспользоваться, но в итоге без конца шмыгала носом. Скрип затих. Иши выпрямился, отряхнул коленки и сел рядом, отвернувшись к проходу.

— Привет, малыш. С тобой хорошо обращались? — в ответ мальчик буркнул что-то неразборчивое, так и не посмотрев на собеседницу. — Прости, я не хотела оставлять тебя одного. А ты поправился! Должно быть, няня Роуз закормила тебя пирогами!

Когда он всё-таки устремил к ней свой серьёзный взор, Меральда вспомнила, что говорит не с ребёнком. Карие глаза воспринимали мир с недоверием, подвергали сомнению абсолютно всё, как умеют только взрослые люди. И опытные жертвы.

— Ты заболела? — она кивнула и почему-то почувствовала себя маленькой. — Попрошу опекуна отвезти тебя в здравницу. Откуда это? — подросток схватил алый платок, расправил и принялся недоумённо крутить в руках. Ладони девушки вдруг стали липкими, хотя это не она прикасалась к вещи, принадлежавшей Азесину Бравиати.

— Ты говорила, что не знаешь мою сестру! — шёпотом обвинил её Иши. Меральда наклонилась, стараясь не замечать, как тот отпрянул, словно она собиралась облить мальчика кипятком, и тоже понизила голос:

— Я говорила правду. Платок одолжил мне комиссарский лекарь. Может, Аделари сама отдала его? Или это другой платок, просто похожий?

— Нет, — мальчишка активно помотал головой, — Вышивку делала мама. Она ни за что не рассталась бы с ним добровольно. Теперь это последнее, что осталось от них обеих.

Иши Алрат из Нитей смял ткань в кулаке и спрятал за спину, зло сверкая глазами, готовый драться насмерть, если кто-то попробует его отнять. Меральда испытала постыдное облегчение — ей больше не нужно было метаться между угрызениями совести и отвращением.

— Можешь оставить его себе, — мягко предложила девушка, — Что случилось с вашей мамой?

Подросток заметно расслабился, но студентка видела, что любое неосторожное слово способно разрушить их хрупкое перемирие. Сложно разговаривать с детьми. Ещё сложнее с теми, кто повзрослел слишком рано.

— Из рассказов сестры она просто ушла и больше не вернулась. Сам я не помню, мне было пять.

Он, понурый, грустно болтал ногами, пока Меральда лихорадочно соображала. Ещё одна пропавшая? Смуглые, темноволосые Алрат не имели никакого внешнего сходства с королём. Что бы на это сказала Иона Флетчберг? Что ревность королевы Грисель распространяется не только на тех, кто посмел понести от её супруга? А была ли их мать вообще связана с двором? Девушка, слегка пошатываясь, встала ногами на сиденье и выпрямилась насколько могла, игнорируя устремлённые на неё взгляды. Рыжая макушка маячила в самом конце, но Хотис не помахал рукой, не подал какого-нибудь знака. Наверное, спал. Непокрытая голова лекаря тоже легко узнавалась, к тому же он поспешил отвернуться. Меральда не рассчитывала найти среди пассажиров Тома Мота или профессора Орисо, но была совершенно не готова к отсутствию инженера. Тщетно задерживала внимание на каждом шлеме, полагая, что серебристые волосы легко спутать с металлическим блеском. Той, которая ещё вчера не могла дождаться утра, чтобы навсегда убраться из Миража, определённо не было на борту экспресса.

— Перестаньте мельтешить, ученица Каллепс. Это крайне раздражает, — герцог умиротворённо моргнул.

— Где Иона Флетчберг из Сонграда? — девушка опустилась на колени и припала к спинке сиденья, жадно всматриваясь в невозмутимое лицо комиссара. Дрогнувший мускул, жест или горчинки на дне глаз — что-нибудь должно было его выдать. Она просто хотела услышать, что инженера похитили, а не убили. Что её тело не обнаружили безнадёжно холодным, болтающимся в петле.

— Она решила остаться в Мираже.

— Ложь! — сердито выпалила Меральда. Костяшки пальцев побелели — так сильно она сжимала обивку. Иши тронул её за плечо и пробормотал что-то успокаивающее, чем немного привёл в чувство. Продолжила она вполголоса: — Я виделась с Ионой прошлым вечером. Она планировала покинуть город.

— Чтобы передумать, достаточно одной минуты, не говоря уже о целой ночи.

Хари неестественно склонил голову набок, прижав ухо к золотистому крылу эполеты, и буквально вцепился в девушку немигающим взглядом. Напрасно Меральда пыталась играть с ним в гляделки — составить ему достойную конкуренцию она сможет разве что после смерти. Перед ней сидело нечто бездушное и жуткое, притворяющееся человеком. Оболочка, наполненная колотым льдом. Она смотрела так долго, что у самой внутри всё смёрзлось, упорствовало только сердце, расталкивая напирающий ледник своим биением. Приходилось контролировать даже дыхание: слишком большой объём заставлял лёгкие трещать, а от резкого вдоха можно было и вовсе разлететься на куски. Или всё дело в подхваченной простуде? Меральда сдалась. Прильнула к окну, холодному, хотя пейзаж за ним заливало многообещающим жёлтым светом.

— Инженер Флетчберг приняла моё предложение, — раздалось ей в спину.

— Она никогда не выйдет замуж за такого, как вы, — не оборачиваясь, резюмировала девушка и уткнулась носом в колени, всё ещё коротко дыша.

— Вы так считаете? — перед началом фразы комиссар издал странный звук. Так нормальные люди сдерживают смех, но он к ним не относился. Может, кашель?

— Ох, простите. Я, кажется, неправильно вас поняла, — смутилась ученица и села вполоборота. Маленький Алрат не занимал место целиком и, похоже, абстрагировался от разговора взрослых. Держал платок за краешек и гладил бордовые нитки подушечками пальцев. — Иона согласилась работать на гарнизон?

Герцог кивнул, очень медленно, одновременно прикрывая веки.

— Поэтому прошу вас не рассказывать всем мареградцам о нашем, как вы выразились, недостроенном мосте. В скором времени он будет реконструирован. И о лекаре Бравиати, если не хотите прослыть лгуньей. Сальватор у него есть, просто камень, если вы вдруг не заметили, слегка занят.

— Простите, — снова пискнула Меральда. Ящичек с запертыми воспоминаниями подпрыгнул, радостно звякая содержимым. Обычно лекари носят исцеляющий камень в перстне. То, что произошло с руками Азесина, должно было вогнать кольцо в кость, расплющить, смешать с кровью и пустить по перебитым венам. Возможно ли, что оно до сих пор там и пытается излечить заведомо непоправимые раны? Сальватор ускорял заживление, проматывал время ровно к тому моменту, к которому организм рано или поздно пришёл бы сам. Но он не мог волшебным образом отрастить новую конечность, только помочь быстрее затянуть обрубок. Так что же чувствует человек, когда упорно продолжают лечить то, что необходимо отрезать? Однажды Меральда с презрением рассуждала о лекарях без сальватора, о том, какие они бесполезные, низкопробные фальшивки. Что бы она подумала о лекаре без рук? Ей ещё никогда не было так мерзко от собственных предубеждений.

Инженер Иона Флетчберг, главный источник столичных сплетен, осталась в Мираже. Кто знает, может, через несколько лет мрачные домишки, поросшие грязью и мхом, превратятся в нечто урбанистическое, и город наконец расцветёт? А пока Меральда решила воспользоваться другим источником информации.

— Иши, твоя сестра носила синк? — она надеялась, что говорит достаточно тихо, чтобы комиссар не услышал.

— Конечно. А кто его не носит? — удивился мальчишка. В этом и была проблема — в невозможности обходиться без нейроинтерфейса. Им платили, на нём учились и следили за временем, с его помощью смотрели фильмы, слушали музыку и обменивались впечатлениями. Аделари Алрат была студенткой Академии, криптографом в перспективе. Без браслета она не смогла бы элементарно лечь спать и не опоздать к началу занятий.

Меральда нашла в себе силы улыбнуться.

— Все носят. Иногда я болтаю всякие глупости. Смотри-ка, мой рот опять открывается против моей воли! — она в притворной панике накрыла лицо ладошкой и пробубнила, — Я стану охотником и обязательно поймаю единорога, чтобы потом он каждое утро приносил мне радужные пироги!

Вопреки ожиданиям, мальчик насупился и недовольно изогнул губы.

— Не нужно кривляться.

Меральда вздохнула. Подобное ребячество всегда смешило её младших сестёр и соседскую детвору.

— Можешь рассказать ещё что-нибудь о маме? Она здорово вышивала, — девушка кивнула на кусочек ткани, который тот всё ещё сжимал в руке.

— Ну да. Она работала на текстильной фабрике. В Нитях все там работают.

В Меральду словно трезубцем ткнули. Она искала связь между двумя исчезнувшими женщинами, но совершенно игнорировала то, что плавало на поверхности. Они обе были родом из Нитей. Но что такого особенного в этом городе? Хлопковые плантации, прядильни, мануфактуры, частные ателье и бесперебойная скупка шкур. Слишком странно для совпадения и слишком мало, чтобы установить закономерность. Девушке казалось, что её голова взорвётся от бесконечных вопросов. Но задать себе самый главный она не решалась: имеют ли кражи вообще какое-либо отношение к исчезновениям профессора криптографии и простой швеи, с промежутком в двенадцать лет? Аделари могли подставить так же, как Хотиса. Отдать последнюю вещь своей матери, понимая, что тебе грозит неминуемая казнь — не такой уж зазорный и бессмысленный поступок. Особенно если она знала об увечьях Азесина Бравиати, предпочитающего красный всем остальным цветам.

Экспресс ощутимо набрал скорость. Платформа проносилась над пастбищами, фермами и небольшими поселениями. Места обитания людей, задолго до приближения, выдавали чёрные башни, упирающиеся невидимыми вершинами в небо. В городах атмосферные конденсаторы терялись на фоне высотных домов и причудливой архитектуры, но здесь, на открытой местности, казались уродливыми жирными мазками, портившими пейзаж. Обогнув предгорье, они снова устремились на север. Мареград находился на рубеже, точно как и Мираж. По сути, их разделяли только отвесные скалы и, если бы не туман, из восточных окон Каструм-Мара можно было бы разглядеть длинные улицы кварцевой столицы Мистолии. Вдоль рубежа тянулись залежи песка и, опустошив один карьер, жители тут же приступали к разработке следующего. Гигантские многоуровневые ямы позже засыпали плодородной почвой. Именно поэтому, пока одна половина города имела унылый вид на бесконечные серые барханы, западная часть любовалась чудесными виноградниками. Улиц было всего три. Фабрики и общежития для рабочих стояли на передовой, словно отделяли жилые кварталы от промышленных. Выстроенные в ряд башни изгибались макушками к рубежу, напоминая мрачный каскад отражений извечной чёрной радуги. Обилие конденсаторов объяснялось не только близостью тумана, но и производственной необходимостью. Из песка вымывали соль, которая сама по себе являлась ценным ресурсом, а не просто мешала изготовлению стекла. Перед ними пролетел целый караван, вероятно, перевозивший товары в центральные города королевства. Пассажирские экспрессы редко насчитывали больше одного вагона.

Пыльный, горячий воздух с непривычки резал глаза и царапал горло. Перед выходом Меральда бросила последний взгляд в хвост салона, но так и не получила заветный знак. Хотис не шевелился, хотя сидел неестественно прямо, на добрых полголовы возвышаясь над стражником. Насколько она могла видеть с середины вагона, студент не спал. Архангелы, располагавшиеся у прохода, уже высыпались на перрон, вместе с комиссаром Хари. Руки девушки были заняты вещами, по крайней мере, именно этим она оправдывала своё нежелание прикасаться к Азесину Бравиати. И ещё тем, что она прощалась не по-настоящему, рассчитывая нагнать военных в Хэндскае.

— Лекарь, — неуверенно позвала она, бросая короткие взгляды в совсем другом направлении, будто её голос непременно должен был растормошить Хотиса. Он нисколько её не замечал. — Мне очень жаль.

Мужчина в красном ничего не ответил, но и не облил явным презрением. Скорее, смесью снисходительности, терпения и почти эпического спокойствия. Кивнул одними ресницами, желая девушке то ли счастливого пути, то ли счастливой жизни. Лучше бы упрекнул её, накричал, вытолкал взашей, во всеуслышанье отвергая эти скупые извинения. Она не заслуживала поблажек, хотя бы потому, что в глубине души надеялась облегчить свои терзания, а не его. В дневном свете необычный шрам на его виске отливал синевой и заметно выступал над поверхностью кожи плотным, узловатым крестом.

Меральда сошла вслед за Иши. Отряд гарнизона создал своим присутствием своеобразный вакуум — прохожие старались обходить их, несмотря на узкость площадки. Тем не менее холёная дама в неприлично тесном платье сердито зацокала каблучками, направляясь прямо к ним. По тому, как подросток судорожно начал прятать платок за пазуху, Меральда поняла, что это и есть его опекун. Неожиданно для себя, девушка бросила свёртки на заметённую песком платформу и крепко обняла мальчика. Его руки безвольно повисли вдоль тела, так и не обхватив её в ответ. Женщину не было видно из-за спин архангелов, но она нетерпеливо и достаточно громко притопывала туфелькой.

— Подожди. Я поговорю с ней, тебе нужно в здравницу. Я же обещал, — Иши Алрат робко повёл плечами, проверяя объятия на прочность.

— Не волнуйся. У меня тоже есть встречающий, — она отодвинулась и взлохматила его чёлку. — Перестань прятать глаза, они очень красивые.

Мальчишка кивнул, совсем по-взрослому, по-мужски, а затем обменялся такими же многозначительными кивками с герцогом. Стоило конвою расступиться, опекун схватила подростка за запястье — своей стремительностью движение ярко напомнило бросок кобры. И, чертыхаясь, как заправский сапожник, поволокла того прочь.

Меральда хотела присесть, чтобы собрать разлетевшиеся по перрону вещи, но не смогла удержать равновесия и упала на колени. Платью, многократно заплёванному желчью, уже ничего не грозило, поэтому она сделала вид, будто так и планировала. Как только белые мундиры перестали загораживать проход, на неё хлынул нескончаемый поток людей, взбивающих подошвами облака едкой пыли.

— Не ищите проблем, ученица. Возвращайтесь в Солазур, — тихо напутствовал комиссар, прежде чем развернуться на деревянных ногах и скрыться в салоне экспресса. Что это значило? Он всё-таки исхитрился считать подложные записи с её браслета? Девушка ускорилась, пока сменную одежду и её саму не затоптали прохожие. Взвесь песка оседала во рту и неприятно скрипела на зубах. Пустой живот сводило от приступов кашля. Вот так, ползающей на четвереньках, её и застал Алес Роз.

— Думал, они уже никогда не уедут, — ворчливо высказался профессор, отряхивая чехол с пошитым на заказ платьем. На нём были сапоги без голенища, поэтому тёмные брюки по нижней кромке приобрели белёсый оттенок. — Хреново выглядишь, — прокомментировал он её состояние и только потом догадался помочь спутнице подняться.

— Беспокоитесь о своём имидже? — огрызнулась девушка, даже не пытаясь счистить грязь с юбки. Чувствовала она себя так же, как, по словам Роза, выглядела. Погода стояла по-настоящему жаркая, но её всё равно знобило. Раскалённый ветер не приносил облегчения ни ей, ни всем тем, кто изнывал от жары. Мужчина критически осмотрел её наряд, принюхался и хмыкнул.

— Похоже, кто-то шарился в моём буфете.

— Я уже протрезвела. Сразу после того, как стянула перчатку с культи лекаря Бравиати.

— Что ты сделала? — риторически вопросил Алес и рассмеялся. — Орешек, я оставил тебя всего на одну ночь, а ты тут же напилась и напала на лекаря?

— И ещё обвинила главу гарнизона в убийстве. Дважды, — угрюмо призналась Меральда, сильнее прижимая к груди скомканное бельё. Подсознание отчаянно искало способы согреться. Она вздохнула, прикрыв горящие изнутри веки, и устало добавила: — Давайте уедем отсюда. Я не хочу опоздать на суд.

Профессор привычно потянулся к её руке, но та увернулась, задев кого-то плечом. Незнакомец выронил песочные часы. Стукнувшись основанием, они срикошетили от платформы по косой. Меральда с ужасом бросилась их ловить, но не учла, что-то же самое сделает их владелец. В итоге они нелепо сошлись лбами, а сосуд благополучно долетел до земли и разбился. Девушка лихорадочно водила глазами, не зная, что сказать. Когда рассыпаешь прах покойного, простого «извините» явно недостаточно.

— Смотри, куда прёшь, кретинка малолетняя! — прорычал мужчина. Послышался хруст стекла и щелчок. Короткие сапоги Алеса стояли прямо на осколках, а сам он протягивал синк разъярённому незнакомцу, словно предлагал испить крови из его запястья.

— Колба была пуста, — скучающим тоном разъяснил он и в доказательство потоптался ещё усерднее. Мужчина нехотя принял компенсацию, сверкнул напоследок недобрым прищуром, будто запоминал или записывал лица обидчиков, а затем ушёл.

Успокоившись, Меральда вернула внимание к озадаченной физиономии Алеса.

— Мы больше не в Мираже, — холодно напомнила она.

— А я не намерен без конца оглядываться и проверять — поспеваешь ты за мной или нет, — рыкнул Роз и, грубо сцапав её ладошку, потащил вперёд. Часть вещей выпала, но он и не подумал притормозить. Шипел, как дикий гусь, а ветер уносил и без того неразборчивые слова в другую сторону.

Пассажирская станция, в отличие от грузовой, не пролегала вдоль всего города, но всё равно показалась Меральде бесконечно длинной. Здание вокзала, как расфуфыренная куртизанка, пестрело иллюзорными огоньками, каждый из которых объявлял прибытие очередного междугороднего экспресса. Стенами служило матовое стекло, настоящее, что вполне ожидаемо для прародины кварца, но совершенно нецелесообразно. Это сколько нужно прислужников, чтобы поддерживать чистоту? Выяснилось, что нисколько, потому как стекло было не матовым, а равномерно пыльным. А то, что Меральда приняла за сложные гравюры над цоколем, являлось результатом многочисленных касаний, слой за слоем припорошенных песком.

Девушку мутило. Лёгкое головокружение практически полностью компенсировала крепкая рука сопровождающего, но с остальным ей приходилось справляться самостоятельно. Разница температур ощущалась так, будто изнутри её поджаривали кусочки термалита, а каждый сантиметр кожи покрывал пронизывающий холодом криомантит. Сохранять ритмичное дыхание с заложенным носом никак не получалось, поэтому от быстрого шага живо закололо в боку. Меральда не жаловалась, поскольку все мысли занимала необходимость переставлять ноги. Она попадёт на заседание, даже если от неё останется только заледеневший пепел. На борт девушка поднималась уже в полубреду: она точно помнила, что её спутником был Алес Роз — об этом свидетельствовали широкие скулы, небрежно стянутый на затылке хвост и одежда всех оттенков чёрного — но на его плечах красовались архангельские крылья-эполеты, такие же, как у его брата. Опустившись в комфортабельное кресло, она потянулась к нашивке, в надежде развеять иллюзию. Прозрачное, эфемерное золото, ниспадающее по рукаву его рубашки, вдруг встрепенулось, завибрировало и словно бы потянулось в ответ, раскрываясь в таком размахе, что на всю длину не хватило бы и ширины салона. Встретившись с её рукой, наваждение зазвенело и рассыпалось, как крошится от удара закалённое стекло. После взрыва в воздухе остались лишь мерцающие частицы, но и те оказались просто пылинками, танцующими в лучах солнца. Меральда ещё долго пыталась бы отследить движение каждой из них, если бы не зацепилась за настороженный взгляд профессора, будто за острый сук. Такое сравнение пришло на ум не случайно — по ощущениям она снова падала с дерева, переживая испуг пополам с гибельным восторгом. Девушка закрыла рот, старательно придавая осмысленное выражение своему лицу. Через несколько секунд обнаружила, что из-за насморка не может дышать, сложила губы трубочкой и резко выдохнула, одновременно оценивая, насколько сильно облажалась. Алес недоумённо повёл бровью.

— Ты что, дунула на меня?

— Извините, профессор. Я просто устала, — пролепетала ученица и отвернулась. Бессонная ночь и вправду давала о себе знать. Сознание выключалось постепенно, как разряженный флюорит, но не окунало её в блаженную темноту. Вместо этого её тело долго варили в кипятке, заставляя прихлёбывать воду из чана. Тут же обожжённые губы, от которых не должно было остаться ничего, кроме выбеленных костей, утыкались в хрустящую корку льда. Спустя ещё вечность голубая тюрьма сменилась пеклом и языки пламени принялись с голодной жадностью слизывать с неё кожу. А потом закоптелый огарок, который не мог даже кричать, потому что его связки превратились в уголь, забросили в нижнюю зимку криокамеры и закрыли дверь.

Чехарда нестерпимого жара и режущей стыни прекратилась внезапно. Меральда вынырнула из студёного озера, хотя уже и не пыталась плыть, целиком отдавшись агонии. Волосы промокли и слиплись, в глаза хлынули солёные струйки пота, а мышцы как будто раздулись, стали большими и рыхлыми, напитавшись влагой. О том, что на самом деле она не безнадёжная утопленница, девушка догадалась по зелёным стенам комнаты, в которой очнулась. Кроме того, на неё навалилось безграничное, всеобъемлющее спокойствие, которого невозможно достичь никакими практиками. Эманации изумруда действовали хоть и грубо, но безотказно. Какое-то время она лежала, рассматривая потолок сквозь ресницы. Необходимость спешить металась в черепной коробке, словно запертая птица, хлопала крыльями, царапалась и больно тыкалась клювом. Но всё равно была недостаточно сильной, чтобы победить искусственную апатию, чрезвычайно приятную, надо заметить. В палату кто-то вошёл, но Меральда не посмотрела в сторону двери, у неё даже не возникло такого желания. У неё вообще не было никаких желаний, лишь что-то зыбкое и призрачное, записанное на подкорку в далёкой прошлой жизни.

— Меральда? Ты меня слышишь? — вяло спросил голос. — Лекарка, у неё открыты глаза, она в сознании? Выключите хренов изумруд, я не могу сосредоточиться.

Спустя мгновение, девушку захлестнула волна паники. Она выдернула торчащую изо рта трубку и едва успела свеситься с кровати, прежде чем её вырвало. Утирая губы, она впервые обратила внимание, что на ней нет одежды. Непослушные конечности с трудом прикрыли наготу. Озираясь, как загнанный зверь, Меральда скользнула взглядом мимо встревоженной физиономии Алеса и уставилась на женщину. Этот пристальный взор должен был как минимум поджечь её мантию.

— Почему вы впустили постороннего? — жалобно проскулила она. Затем громко прочистила горло, напрягла связки, но так и не дотянула до классического визга: — Вы не имели права!

— Полегче, орешек, — профессор мягко обхватил девушку за плечи. Жест был призван успокоить её, привести в чувство, но вместо этого прошиб таким напряжением, что тело свело судорогой.

— Уберите руки, уберите! — взвыла она, закачавшись взад-вперёд, как деревянная лошадка. Из глаз брызнули слёзы, слишком сильно, чтобы быть настоящими. Роз стянул рубашку через голову и повязал рукава на её шее на манер фартука.

— Лекарка, не оставите нас на пару минут? — заискивающе обратился он к женщине.

— Мне необходимо взять анализы у вашей невесты. Возможно, яд ещё не вышел полностью, — безапелляционным тоном заявила та.

Меральда вскинула заплаканное лицо, не зная, чему следует удивляться в первую очередь. Её пытались отравить? В пучине бреда она умудрилась обручиться с Алесом Розом? Чёрный шёлк не просто прятал её голость, он был тенью безопасности, позволял расслабиться. Поэтому, когда лекарка подошла и подставила баночку, чтобы собрать с щеки пациентки несколько капель, она не стала сопротивляться.

— Меральда, какого тумана?! — взревел профессор, как только закрылась дверь. Он с размаху шарахнул подошвой по узкому комоду. Предмет мебели опасно накренился, вразнобой скрипя ящиками. Внутри гремели инструменты. — Ещё каких-то долбаных полчаса и тебя бы не откачали. Тридцать, на хрен, минут!

Девушка смотрела, как Алес громит палату, ничуть не стесняясь своего обнажённого торса, и не понимала, почему он, собственно, злится? Она что, испортила его планы? Вот кому сейчас действительно пригодился бы камень безмятежности.

— Я не знала, что принимаю яд. Это не было попыткой самоубийства. Так в чём вы меня обвиняете, профессор? — Розу пришлось побороть свою сиюминутную тягу к вандализму, иначе он не расслышал бы тихий, отрывистый голос Меральды. Его перекосило. В три шага преодолев расстояние до кровати, он больно обхватил её нижнюю челюсть и со свирепым энтузиазмом принялся тормошить, имитируя речь.

— Извините, я просто устала, — пропищал он передразнивая. Ученица не могла раскрыть рта, настолько крепко он её держал. Жгучие слёзы всё так же непроизвольно хлестали из глаз, пропитали ворот рубашки, приклеив холодный материал к ключицам. Обида, которую никак нельзя выразить, терзала в трижды сильнее, клокотала, как бульон под крышкой. Тем временем взбешённый мужчина продолжил унижение, практикуясь на ней, словно чревовещатель с куклой: — Мне плохо. Я заболела. Я, мать твою, умираю! Вот что ты должна была сказать. Просто открыть свой глубокий ротик и произнести любую из этих трёх фраз.

Он рычал. Упоминание о глубине её рта вкупе с опасной близостью разгневанного лица живо заставило вспомнить, почти почувствовать, как его язык пробует девушку на вкус, скользит по губам, а затем погружается, заполняя собой всё пространство. Как воздух. Как горячий и влажный ветер столицы. Куда же он дует теперь?

— Что, если бы я не успел? — шёпотом закончил Алес, мягко опуская руку, которой до сих пор сжимал её подбородок. Меральда потёрла скулы. Ломота осталась, скоро проступят и синяки.

— Спасли бы Хотиса без меня, как обещали, — хрипло отозвалась студентка. Больше всего на свете ей хотелось прогнать его, запретить вообще когда-либо приближаться к ней. Таких неадекватов следовало держать в специальном крыле здравницы, связанными и с изумрудом под подушкой. Но теперь она особенно в нём нуждалась. Комиссар Хари знал о её планах и весьма красноречиво дал это понять, приказав штатному лекарю напоить нежелательную свидетельницу ядом. Наверное, она умерла бы прямо на перроне, глядя на отчаливающий экспресс, если бы не стянула с Азесина перчатку и не заблевала салон только что принятой отравой. И его взгляд вовсе не выражал снисхождения, это была жалость. Выходит, из семерых, доставленных в Каструм-Мар, по-настоящему отпустили домой одного Иши Алрата? Меральде почему-то так не казалось. В том, как он прощался с герцогом, прослеживалось наличие тайны, но, к сожалению, не хватало контекста. Может, он просто поклялся молчать? В отличие от Меральды, вопьяне заявившей, что намерена голосить о них на каждом углу. Однако ничего из этого не объясняло её новоприобретённый статус.

— С какой стати вы назвались моим женихом?

— Боишься, что слухи дойдут до твоего ненаглядного? — оскалился профессор. — Уж прости, орешек, но это единственный способ представить тебя ко двору.