Великие Игры

Глава 10

Глава 10. Ремонтник, детектив и дознаватель

Нет, это вовсе не височная кость, это обруч, который детина так и не снял с головы.

А я-то, дурак, еще удивленно радовался, что Стун так быстро все усваивает. Однако, судя по реакции обоих аборигенов, лучше бы трещали кости, чем артефакт.

Видимо, предмет штучный и таких больше не делают.

Флин вообще испугался так, что даже рот ладонями закрыл. Да и Стун здорово побледнел.

- Спокойствие, только спокойствие! – посыпались из меня известные с детства фразы. – Сами поломали, сами и починим. И не такие дела заваливали!

Не сказать, чтобы ребята воспряли духом, но паники в глазах мальчишки стало чуть меньше. Видимо, он вспомнил, что я в этом мире еще не пять лет и кое-как манипулировать магией умею.

Получив из рук Стуна трансформированный мною ранее в ободок обруч, я хорошенько рассмотрел его при помощи магического зрения.

Да, вот она трещина, вот из нее тянется зеленоватый дымок. Как бы ее заделать? Жалко, что под рукой нет магического скотча или волшебной палочки с функцией паяльника.

Во время паузы, взятой на раздумья, я заткнул трещинку пальцем. Дымок перестал струиться. И тут меня, городского жителя, наконец, осенило!

- А у вас вообще существуют какие-нибудь деревья с магическими функциями: лечебными, восстановительными или любыми другими? – спросил, обращаясь сразу к обоим.

- Есть особо прочные, есть особо гибкие… - развел руками Стун не понимая, к чему я клоню.

Флин закивал и пробубнил что-то обнадеживающее, но все еще прижатые ко рту руки помешали ему выразиться понятнее.

- Веди! – сказал я ему, и парень, отчаянно хромая, припустил вперед.

На ходу он, ловя равновесие, отнял-таки ото рта руки и проговорил:

- У меня налажен контакт с подмастерьем оружейника. Мастер у него очень уважаемый человек. Когда он делает заговоренный лук к Играм, то всегда для скрепления его частей использует смолу именно такой сосны, что растет тут неподалеку. Ты пока был без сознания, я с рассветом выходил по нужде, ну, и забрел подальше. Возвращаясь назад, чуть не наткнулся на ее ветку, потому и запомнил!

Действительно, сосна, на которую указал уже совсем поверивший в мои силы и от того развеселившийся Флин, в магическом зрении светилась чуть ли не всеми цветами радуги. Причем, сначала я этого не увидел, но вот когда стоящий чуть сзади Стун начал пояснять мне, для чего у них в быту используются те или иные ингредиенты, получаемые с этого дерева, сосна перед моими глазами начала «расцветать» словно в детской раскраске.

- Пальцами смолу трогать можно? – уточнил я. – Отмоется потом?

- Да, но лучше использовать лист во-о-он того дерева, - ткнул пальцем мальчишка в ничем не примечательное чахленькое деревце, - его листья помогают раны залечивать, может, и с трещиной как-то справятся.

- Глупости говоришь! – буркнул Стун. – Но хуже не будет, если им воспользоваться: можно сделать так, что лист со временем получит свойства тонкой дышащей ткани, если это нужно.

- Ну, если хуже от этого не станет, то давайте так и сделаем.

Собственно, Флин уже схромал туда и обратно, вернувшись сразу с потенциальным гербарием.

Пока я черенком нужного мне листика размазывал по трещине жидкую смолу, внимательно следя, чтобы полностью «залакировать» надлом, парень, изредка поправляемый Стуном, читал мне лекцию с наглядными примерами о том, что особо талантливые травники могут приспособить к делу чуть ли не все, что растет в округе. Воспринимать бурный поток информации с артефактом в руках, а не на голове было сложно. Единственное, что прочно засело в мозгу, так это польза настойки из иголок этой самой сосны для «просветления сознания».

Поэтому, загерметизировав трещину и убедившись, что дымок из нее больше не идет, я обернул больное место листом и пристально уставился на иголки. Вокруг да около осознания летала какая-то светлая мысль, как водится, ускользавшая от меня.

Точно! Торчащие по две длинные иголки напоминали мне древние телевизионные антенны! А что, если присобачить их смолой к артефакту? Причем взять несколько пар разной длины, раз уж местные сосны не умеют выращивать телескопические иглы.

Думая в этом направлении, заметил, что иглы тоже начали менять свой цвет в магическом зрении.

Интересно здесь работает магия! Еще бы силы мага так не расходовались, вообще был бы идеальный мир, где все работает, отталкиваясь от твоих знаний и желаний.

Сюда бы какого-нибудь громадного и целеустремленного сумоиста – всю планету бы покорил, заодно и модельной фигурой обзавелся!

Меж тем внешняя часть артефакта уже вся усеяна вкривь и вкось прилепленными все на той же смоле парами разнокалиберных иголок. Пора тестировать!

Кого тут меньше всего жалко? Конечно же, того, кто меня сильнее всех бил!

- Стун, дорогой мой, ломали мы с тобой его вместе, а чинил я один. Так дела не делаются, ты тоже обязан участвовать! Давай, хороший наш, надевай себе эту штуку на макушку – тестировать будем.

Стун взял протянутый ему артефакт, но надевать не спешил, вертя его в своих лапищах и что-то хмуро бормоча себе под нос.

- Что говоришь, яхонтовый наш? Почему это я такой ласковый стал? Пустяки! Не обращай внимания – суеверия. Решил, вдруг, что про тебя сейчас лучше говорить хорошо, или уже не говорить ничего. Ты надевай, жирафа моя ненаглядная, надевай! Вот только на всякий пожарный случай, бестолковку свою каменной перед этим сделай, а то мало ли чего на летных испытаниях бывает…

- Почему летных?! – интересуется радостный Флин, понимающий свое счастье стороннего наблюдателя, а не участника испытаний.

- Дык, в случае неудачи как разлетится она – собирай потом осколки по всему лесу…

- Серьезно? – уже в полный голос тревожится Стун.

- Да, нет, наверное… - продолжаю дурачиться я, радуясь, что могу почти беззлобно и полностью безнаказанно покуражиться над этим чрезвычайно опасным, но довольно безобидным и даже добродушным здоровяком.

Принимая все за чистую монету, Стун грустнеет и подносит-таки обруч-ободок к своей голове. Искорки, действительно, уже все на макушке.

- Подожди, - прерываю его движение я, - давай хотя бы уменьшим риск. Флин, как только он наденет артефакт, мы оба молчим. А потом порционно выдаем ему информацию. Ты знаешь что-нибудь такое, что неизвестно Стуну и при этом одновременно интересно и сложно для восприятия?

- Да, - охотно отозвался мальчишка, - у меня есть мысли по его работе, которые он бы в обычной ситуации отказался от меня слушать, поскольку считает, что я ничего не смыслю в убийствах.

Вот так здрасте! Работа Стуна связана с убийствами, а этот хромоножка, оказывается, что-то в них еще и смыслит. Кого я тут только что величал безобидным и добродушным?!

- Что ж, приступай, юный, но подающий большие надежды, знаток убийств!

- Мастер Стун, - начал Флин после того, как здоровяк осторожно, кончиками пальцев, возложил себе на голову модернизированный артефакт и постоял так с ним в течение минуты, ожидая непоправимого, - дело в том, что ваши стажеры побрезговали сами отмывать полы от крови и наняли мальчишку – помощника мясника. Ну, как, наняли, скорее заставили. Вот он назло всем и смыл с пола не только кровь, но еще и какие-то рисунки, что были на дне лужи. Разобрать он там ничего толком не смог, но говорит, что не просто каракули какие-то, а что-то серьезное там было нарисовано.

Взглянув на сосредоточенное лицо мастера Стуна, я понял, что обруч работает.

- Хочешь сказать, что это могло быть ритуальное убийство, а не бытовое? Но кому это нужно? Ведь эти знания были запрещены и утрачены еще на заре познания нами магии. Да и для чего может понадобиться такая сила? В Великой Игре ее не применить: все сразу поймут откуда она. Они могли бы прорваться к башне и даже зайти туда, но для этого нужно много народа и неимоверно много информации…

- Убитый был хранителем библиотеки, - шепотом заполнил повисшую паузу Флин, решивший, что стоит пояснить мне полет мысли Стуна.

- Но, если они убили человека, помогавшего им тайно добывать информацию, это значит, что эти люди узнали все, что было необходимо? А зачем тогда рисунки на полу? Да и зачем оставлять на этот самом треклятом полу и рисунки, и кровь, и тело? Получается, это сделано, чтобы мы это все нашли, и стали дальше искать убийцу… ничего не понимаю!

- Убийц или убийцу могли вспугнуть, - предложил я, - вот они и убежали, побросав все, что не смогли унести и не успев замыть следы, как минимум, рисунков.

- Кажется, эта штука не работает, - грустно сказал Стун, снимая в головы обруч и вертя его в руках, - раз даже ты соображаешь быстрее без него, чем я – с ним.

Пропустив это провокационное «даже ты» мимо ушей, я убедил здоровяка не делать преждевременных выводов, и вернуть артефакт обратно на базу. То бишь, на мою голову, так как без него разбирать их речь мне было все еще безумно трудно.

Раз обруч не взрывается и, к примеру, не искрит – уже хорошо. Думаю, что с оглядкой, но можно продолжать им пользоваться.

Пока мы шли назад к дому, я, пользуясь балластными до сего дня знаниями, почерпнутыми из книг и фильмов, инструктировал мастера убийцу, как тому следует осматривать место происшествия и опрашивать потенциальных свидетелей. Даже про три правила Глеба Жеглова ему рассказал. Хотя особого огня понимания в глазах и не заметил.

В любом случае после долгого и обстоятельного монолога в моем исполнении, Стун так проникся, что задушевно поведал мне, как он рад тому, что не убил меня той ночью. Ведь теперь я могу принести еще больше пользы, чем ему тогда показалось на первый взгляд.

В ответ я тоже, абсолютно серьезно признался, что целиком и полностью разделяю его радость по этому поводу и не перестаю восхищаться его, Стуна, предусмотрительностью!

Эта добродушная орясина, по какой-то насмешке судьбы ставшая мастером убийцей, не почувствовала даже намека на сарказм и расплылась в такой широкой улыбке, что мне даже стало немного стыдно за свою с ним манеру общения.

Вскоре Стун ушел, уминая на ходу головку сыра, расследовать свалившееся ему на голову убийство по уже порядком остывшим следам, а мы с Флином остались в доме. Он был голоден из-за не слишком удавшегося урока рукопашного боя, я же в принципе уже хронически зверски хотел есть. На двоих мы уговорили заднюю свиную ногу. Причем я выбирал самые жирные части, чтобы они проще заскакивали в пищевод, так как челюсти капитулировали уже через полчаса интенсивного жевания. А вот Флин молотил мясо за милую душу. Неугасающий огонек в глазах свидетельствовал о том, что ему не слишком часто в жизни выпадает подобное угощение.

Если не утолив, то обманув первый голод, я, чисто из природного любопытства, начал выспрашивать паренька за его житье-бытье. Поначалу выходило не очень, но вовремя и правильно заданные наводящие и уточняющие вопросы вкупе с интенсивно выказываемыми признаками интереса к его повествованию сделали свое дело.

Парень рассказал, что родился в глухой приграничной деревне третьим неразрешенным ребенком в семье. Поэтому и вышло так, что мать его не ходила на прием к изредка заезжающим к ним акушерам, а Флин случился хромым. Ведь исправить подобное увечье можно было бы только в утробе. Спрос за подобное по закону всегда с женщин, поскольку именно они могут в этом мире решать: забеременеть в результате пикантного процесса или нет. Да и вообще, почти все местные женщины могут физически отказывать мужчине во внимании.

Тут я не совсем понял, если честно, как работает механизм, а Флин не смог объяснить, поскольку это как-то связано с женской магией, в коей он никогда по понятным причинам не разбирался и разбираться не собирается.

Не знаю почему, но меня это слегка шокировало. Как так? Почему здесь женщинам дано право гасить низменные мужские позывы? Может, это и хорошо по очень многим причинам, но, все равно, как-то это… это сексизм, вот! И я возмущен таким его проявлением!

Ну, да ладно, в чужой монастырь со своими уставами не ходят, а в насильники или там недобропорядочные семьянины я здесь записываться не планировал, так что меня подобная досадная мелочь волновать и не должна.

Меня должны волновать предельно эгоистичные вопросы, такие как: почему я здесь, для чего я здесь, с какого перепугу я вообще болтаюсь по разным мирам?!

Но пока что мне все это интересно. Я точно знаю, что дома у меня все хорошо: я там на месте и в полном порядке, значит тут у меня своя жизнь. Можно сказать, что я получил шанс на альтернативную нескучную реальность. И, должен признаться, очень этому рад!

Что там, кстати, рассказывает мой новый товарищ Флин?

Мать его должна была отработать штраф, а его отдать в город. Потому что в городе нужны люди, выполняющие не самые почетные и легкие работы. К тяжелому труду мальчишка оказался неспособен в силу врожденного недуга, в обучение его никто не взял, поскольку платить за мальца было некому.

Так он и стал посыльным просто, чтобы не умереть с голоду и иметь хоть какую-то крышу над головой. С талантом своим он толком не разобрался. Знал только, что умеет легко сходиться с людьми. Причем не на почве того, что его жалели, как калеку, а как-то мог незаметно для себя и их самих расположить человека к горе-посыльному.

Мать его тоже не забывала, и каждый раз передавала с земляками продукты или одежду. Сама она из-за отработки долга не могла выбираться в город.

Оба брата подались с отцом в дозорные к неприступной горе, чтобы вернуть семье прежний уровень социального рейтинга. Работа там несложная – знай, патрулируй себе, разъезжая из конца отмерянного тебе участка в конец, да следи, чтобы из какой-нибудь незамеченной ранее пещеры не повалили в этот мир людоеды. А если увидел, что валят, пускай в небо стрелу. Дальше ее уже увидят те, кто должен и снова все города, как один станут плечом к плечу для борьбы с ужасным врагом.

Сам же Флин частью своей семьи официально не считался и имел собственный довольно высокий для своих лет и положения рейтинг.

Именно за его способность общаться с людьми ему и поручили работать напоминальщиком для нашей дружной тройки. Ребята были на уважаемых должностях, но их изначально сторонились, не понимали и от того слегка побаивались. Да и таланты у ребят были странные. Не то, чтобы полностью бесполезные, но и прожить без них город мог очень даже легко. Причем, как без талантов, так и без их носителей.

Я слушал его, делая себе заметки о том, что можно было бы еще узнать уже потом, промежду прочим. Да и картина мира, описываемая одним человеком, который видит ее под своим конкретным углом, вряд ли может быть полной. Поэтому на тот момент я просто понемногу втирался пареньку в доверие и пополнял свой словарный запас. А те вопросы, что уже были нами подняты, но исчерпывающие ответы на них получены не были, я оставил на потом и, возможно, для других собеседников.

Артефакт, кстати, работал лучше прежнего. Видимо, в этом мире действительно есть эффект веры в то, что твоя магия просто не имеет права не сработать, чтобы волшебство увенчалось успехом.

Как бы то ни было, а наедался за просветительной беседой я быстрее, чем терял в весе и прямо таки чувствовал, как становлюсь умнее и сильнее. А даже половина подобных ощущений на меня всегда действовала успокаивающе.

Не знаю, что случилось раньше: в комнате стало темнеть, или мы начали мучительно зевать. В любом случае, за этот насыщенный, если не событиями, то информацией день, подходил к концу и мы с Флином были без сил.

Мне в этом доме подходила только кровать Стуна. Паренек явно выбрал простую и незатейливую койку Гарра. Кровать с резной спинкой и с какими-то небольшими картинами на стене над ней осталась нетронутой.

В сон я провалился мгновенно, едва успев снять с головы артефакт и коснуться ею подушки. И этот самый сон оказался оч-ч-чень даже необычным.