Васильевич. Книга первая. Братик

Глава 15

Событие сорок третье

Пока сотника Ляпунова лечили или мучили, второй сотник сложа руки не сидел. Скрябину быстренько забинтовали ухо, и он пошёл, пусть и чуть пошатываясь, свои должностные обязанности исполнять. Об этом Юрию Васильевичу монах написал, когда дело уже закончилось.

Скрябин выслал две группы в разведку. В каждой по десять человек. И все двадцать — это лучники. Десяток конный был отправлен к Перемышлю по дороге… Да одна в этой глуши дорога, по ней в провокационный набег только сходили, по ней крымчаки преследовали русских, и по ней же, понеся серьёзные потери, отступили. Теперь по этой же дороге, идущей вдоль берега Оки, десяток конных лучников должен был проследовать за татаровьями и понять, а чего супостаты теперь будут делать. И что там с Перемышлем? Может пока они тут наскоки устраивали небольшой городок уже спалили крымчаки или штурмом взяли.

Второй десяток был из пешцев. Ну, все прибыли конно и оружно, но десяток местных спешили, и они со своими или трофейными луками отправились по лесу в том же направлении. Скрябин предположил, что хоть татары пешим войском и не воюют, но, получив по носу, вполне могут часть людей спешить и по лесу отправить в тыл неизвестному воинству, заманившему их в засаду.

Оба десятка натолкнулись на татар почти сразу. Те явно выслали такие же разведывательные отряды, при этом соизмеримые по численности. Закончились стычки по-разному. Конные разведчики заметили врага первыми, они сделали первый залп и пока татары доставали стрелы и натягивали луки ещё один. Успех был так себе, один убитый конь и пара раненых всадников. Меткость же монгольских конных лучников, которые стреляли, управляя конём коленями, и забрасывающие стрелы на сотню метров, и меткость крымчаков, судя по результату их первых выстрелов, оказалась несопоставимой. Ни одна стрела ни в кого не попала. Русские стрельнули в третий раз, и опять быстрее противника. Ещё один раненый у татар, и они, развернув коней, бросились наутёк. У калужцев, в результате последнего залпа крымчаков, образовался один раненый, стрела попала в ногу десятника. Покричав вдогонку татарам обидные слова про маму, разведчики решили вернуться. Во-первых, раненый есть, а во-вторых, решили они на коротком совещании, что маловато будет. Нужно было два десятка отправлять, тогда результат этой стычки был бы совсем иным.

У лесных разведчиков сложилось по-другому. Всё же русский люд более привычен к лесам. Десятником был назначен боевой холоп или послужилиц Пахом Бабкин, который был известным в Калуге охотником. Он по крикам сорок заполошным вовремя определил, что навстречу им люди движутся. Распределив воев цепочкой, Пахом поставил их за большие деревья, а сам, чуть пробежавшись, зашёл во фланг движущимся плотной кучкой татарам. Договорились разведчики, что первым стреляет Пахом и при этом громко чего-нибудь кричит про способы размножения крымчаков. Ясно, что татаровья должны повернуться к засаде в профиль и дать время калужцам основательно выцелить потенциальную жертву.

Сработал этот нехитрый тактический план на твёрдую четвёрку. Пахом первой же стрелой ранил одного из крымчаков, а когда те, как и было запланировано, отреагировали на «сектым» и, развернувшись, побежали к Бабкину, в них полетели стрелы из-за стволов деревьев. Трое были убиты и трое ранены. Надо было оставшимся, бросив раненых,тикать, но те решили тоже пострелять. Ещё двое раненых. Только после этого единственный уцелевший напролом бросился бежать на юг.

— Ребя, у них там лошади! — проорал десятник. — Добейте раненых и за мной!

Прокричав это, Пахом двинулся короткими перебежками от дерева к дереву вслед за драпанувшим крымчаком. Через пару минут он понял, что хоронится зря. Никакой подлости беглец не задумал, он целенаправленно двигался к оставленным лошадям, спешил видимо доложить сыну крымского хана царевичу Имин-Гирею, что «всё пропало, шеф, гипс снимают, клиент уезжает». Охотник ускорился. И поспел как раз к тому моменту, как татарин выскочил на опушку, где были оставлены лошади. Правда оказалось, что кроме четвероногих там и двое двуногих ожидают. Крича на своём гортанном наречии, беглец поспешил к лошадям, а двое ожидавших его соплеменника стали связывать уздечки лошадей так, чтобы их всех за собой утащить.

Тут-то Пахом и вылетел на опушку, продравшись сквозь заросли лещины. Он вскинул лук и первой же стрелой ссадил с каурого рослого жеребца беглеца. Пока занятые непростой работой татары его не заметили Бабкин успел и вторую стрелу отправить в убийственный полет. С третьим крымчаком они выстрелили одновременно и оба попали. Пахому стрела пробила кожаный нагрудник и неглубоко застряла в правом плече. Сам же охотник оказался удачливее, его стрела вошла в солнечное сплетение крымчака и тот свалился на земли стеная и извиваясь. Натянуть лук с таким ранением десятник уже не мог, он выхватил засопожник, подбежал к татарину и перерезал ему горло.

Через пять минут закончив собирать трофеи с крымчаков к сидящему на трупе врага Бабину подоспели и остальные вои его десятка. Распределив коней, они вернулись по дороге к засеке и доложили Скрябину.

А тот как раз решал, разумно ли высылать сразу два десятка по дороге к Перемышлю, как предложили остальные разведчики. Тем более и лучников у него не лишку было. Ну, а тут сразу готовый десяток. Пахома отправили в медпункт, а пешцы разобрали своих лошадей и присоединились к конным разведчикам.

Когда операцию по извлечению стрелы Бабину проводили, брат Михаил и чиркнул на планшете краткую выжимку из двух разведок для князя Углицкого.

— Нужно и в тыл пару человек послать, — распорядился Юрий Васильевич, — надобно поторопить ополчение. Ну как распорядился? Ляпунов раненый валяется, а Скрябин ускакал. Пришлось десятника Ивана Козла старшим поставить и поручить ему озаботиться связью с ополчением.

Событие сорок четвёртое

Тимофей Скрябин сам вторую разведку возглавил. При этом у Юрия Васильевича ещё и пистоль выпросил. Мол, стрелец из него так себе, лук в руках держал, но давненько, а с пищалью на коне — смех и грех. Брат Михаил дождался кивка Борового, показал сотнику как колесцовый замок работает, сам зарядил и пальцем погрозил калужцу, ежели помрёшь, то кому отдай, чтобы князю вернули.

Тимофей сильно помирать не стремился, ухмыльнулся, но пообещал фряжскую штуковину назад привезть, али передать.

За ними навалили снова елок, перегораживая проход, и двадцать всадников, дворян в основном, вновь по дороге на Перемышль двинулись. Держались ближе к лесу и ещё вперёд для уверенности троих выставив на самых резвых конях. Авангард этот был в пределах видимости и ежели те драпать начнут, то у остальных будет время стрелу на тетиву наложить и натянуть лук.

Проехали с половину версты и ничего пока. Ещё столь же протрусили, сильно не разгоняясь. Лошадки для бегства не запалённые нужны. Нет басурман. Следующую версту уже совсем медленно пробирались. А нет никого, вымерла дорога. Она не прямая, как та же стрела, нет, дорога точно следовала изгибам Оки и петляла прилично. Потому, каждый раз Скрябин ждал, что вон из-за того поворота сейчас вал татаровей выскочит и с гиканьем помчится на них саблями над головой вращая. Нету. Значит, вон из-за того. И опять никого.

Оно если беду кликать, то чего бы ей не явиться. Явилась и на этот раз.

Правильно сделали, что впереди разведки ещё разведку выслали. Как раз Ока очередную загибулину отмочила и первая тройка скрылась за поворотом дороги. И сразу снова показались, орут чего-то и руками машут. Ну, не медведя увидели явно. Опять татаровья пожаловали.

— Приготовиться! — гаркнул Скрябин и чуть трясущимися от нетерпения руками досыпал порох на полку из пороховницы или натруски пороховой. Вои луки натянули и ждут, когда крымчаки из-за поворота покажутся. До него саженей двадцать — двадцать пять, не промахнуться.

Басурмане ясно, что троицу разведчиков заметили, и вскоре из-за огромных сосен, росших на повороте дороги, показались настёгивающие своих лохматых лошадок всадники с копьями в руках. С десяток.

— Бей! — охрипшим от волнения голосом рявкнул Тимофей и сам стал опускать пистоль, что до этого стволом в голубое небо направлен был.

Защёлкали тетивы и почти сразу татаровья стали валиться с коней. Не все из этого десятка трое уцелело. В одного с бунчуком… ну, может просто чёрный конский хвост к копью привязал, Скрябин и прицелился. Выждал ещё чуток, чтобы уж точно пуля долетела, и когда между ними с десяток саженей осталось потянул пальцем за спусковой крючок. Бабах. Перед глазами вспыхнуло пламя, а потом выросло в мгновение ока большое серо-белое облако, которое стало сносить ветром в сторону леса. Двух оставшихся басурман сняли с коней стрелы его людей, успевших выхватить из колчана вторую стрелу и натянуть лук.

Тимофей, грешным делом, думал, что крымчаки десяток в разведку выслали и они их удачно всех перебили, но в ту секунду, как он, переложив пистоль из правой руки в левую, перекрестился троекратно, из-за поворота вновь высыпали бусурмане. Много. Десятка три — четыре.

— Бей! — а чего, те тоже с копьями и расстояние между ними приличное, можно пару залпов сделать.

Щёлкнули тетивы луков и передние вои у крымцев стали валиться с лошадей. Снова щелкнули…

— Уходим! — Из-за поворота всё выдвигались и выдвигались татаровья.

Скрябин развернул коня, сунул пистоль за пояс и взяв в руку плётку стал настёгивать жеребца. Теперь главное было не убить там столько-то или чуть больше крымчаков, а оторваться от них, чтобы успеть в проход юркнуть и поганых за собой не протащить внутрь засеки.

Слышно было как заверещали, заулюлюкали татары, бросившись в погоню, но задел у них тридцать — сорок саженей был и не сомневался сотник, что он ещё увеличится. У них кони выше и мощнее и сами они налегке, без броней на конях и на себе, только лёгкие кожаные нагрудники надели, да шеломы. У самого же Тимофея и шелома нет. Вместо него тюрбан татарский на голове из бинтов. Как на такой шелом надеть?

Две версты до засеки, а показалось Скрябину что в пару мгновений они их преодолели. Вон выскочили из-за поворота, а там уже стена из поваленных елей и сосен лежит. Их заметили и стали одни вои загородку разбирать чтобы за изгородь их пропустить, а другие бросились проверять зарядку пищалей и вытаскивать из колчанов стрелы. Готовы будут и калужцы, и московиты к очередному набегу басурман. Встретят, как и первых, дружным огнём. Сколько бы не было поганых позади, мало им не покажется.

Событие сорок пятое

Назначив Ивана Козла — высоченного, нескладного, на первый взгляд, московского дворянина руководить обороной Се… засеки, Юрий Васильевич вновь к раненым вернулся. Но не судьба, Иван Силуянович, как о нём Ляпунов и отзывался, мол, парень он въедливый, сразу въелся. Пристал чего-то руками туда-сюда помахивая.

— Глухой я! — напомнил ему князь Углицкий.

Дубинушка ничуть не сконфузился, только теперь руками дирижировал перед братом Михаилом. Видно знал, что тот переводчиком подрабатывает за копеечку малую… А вот интересно, а кто-нибудь монаху на самом деле платит? Или это у него епитимия такая, за глухим княжичем присматривать.

«Говорит, что нужно к засеке воинов назад собрать», — написал на блокноте монах.

— Так поставь! Я тебя старшим поставил. Сотником. Командуй.

Опять чегось сказанув брату Михаилу, командир махнул рукой, типа, хрен с вами, сами поставили, и пошел к делящим добычу, отмывающим в реке от крови одежонку и доспехи татаровей и принялся гаркать на них и на Юрия Васильевича пальцами тыкать.

Делить и стирать было что. Они перестреляли сотни три поганых, а самих тоже в этом же районе, но ведь стреляло всего сто человек. Склоки возникали, за бороду ещё никто не хватался, но накалялась обстановка без командиров.

Пришлось Юрию Васильевичу снова бросать лекарством заниматься и идти укреплять авторитет нового сотника.

— Вои. Вернутся татары. Нужно быть готовыми к очередной атаке, — прокричал он, переходя на петушиные нотки, — Пока нет Скрябина и ранен сильно Ляпунов, Козёл Иван Силуянович будет сотником, его приказы исполняйте, как мои.

Через десяток минут стрелков из пищалей, стрельцов из лука и арбалетчиков тычками кого, а кого увещеваниями удалось от дележа добычи отвадить и к засеке возвернуть. И тут Юрий Васильевич новыми глазами на Ивана Козла посмотрел, не успели зарядить пищали, как из-за поворота показались драпающий во весь апорт калужцы во главе со своим сотником Скрябиным.

— Растаскивай! Растаскивая загородку! — нет, Юрий Васильевич не слышал, чего голосит Козёл, но само напрашивалось, да и по действиям тех, кто не вооружён дальнобойным оружием, ясно. Чуть запоздали, десяток секунд всадники гарцевали перед елями, но успели вовремя, последний уже разведчик заехал внутри засеки, когда из-за поворота показались татары. Лавой широкой шли, всё пространство заняв от реки до леса, наплевав на дорогу.

Боровой бросился к своему мушкету, по дороге соображая, нужен ли ему пистоль. Если бы заряжающих было двое, то оно конечно, в два раза быстрее бы стрелял, а с одним братом Михаилом разницы нет. Есть, наверное, всё же пистоль быстрее заряжать, но это не критично. Пусть уж будет у Скрябина, пуль он ему десяток дал, пороховницу тоже. Не глядя и пыжей зачерпнул. Если умеет обращаться, как и говорил, то будет на один выстрел в минуту больше.

С забегами этими Юрий замешкался и когда снова взгромоздился на свою колоду, то сражение уже было в разгаре. Сказать, что свистели пули и стрелы, нельзя, для него всё происходило в тишине, но облака дыма уже накрыли засеку.

А ещё целую минуту пришлось ждать пока монах зарядит мушкет. Зато удалось оглядеться. Ветер с реки и чуть с юга, и дым пороховой довольно быстро за спины сдувает. Татар было много. Ну, не так. В пространство пятьдесят на пятьдесят метров набилось всадников столько же, сколько и в первый раз. Чудес не бывает, их больше просто не влезет на этот пятачок. Если в прошлый раз три сотни оказалось убитых и раненых, то и сейчас не меньше. Были лучники среди татаровей, размахивали прижатые друг к дружке люди саблями на головой, копьями в небо тоже тыкали. Те, кто оказался прямо перед засекой, и у кого были копья, пытались ими через ветви дотянуться до русичей. Но в целом всё происходило точно так же, как и в первый раз. На что надеются? Зачем опять на убой полезли?

Юрий Васильевич снова положительно оценил действия Ивана Силуяновича, с полсотни копейщиков уже двигалось к опушке, на тот случай, если крымчаки спрыгнут с коней и попробуют через лес их с фланга обойти.

Шлепнул брат Михаил его по руке и передал уже снаряжённый мушкет. А Боровой к этому времени и цель наметил, явно большой начальник какой, батыр этот почти прямо напротив него пытается копьём достать до русского лучника. Отрок положил ствол на сосну и примерно прицелился. Опять приклад под мышку сунул. Ну, с такого расстояния промахнуться нужно постараться. Бабах вспышка, облачко дыма, на несколько секунд обзор закрывшее, а потом картина маслом. Начальника этого в шёлковом шитом золотом халате с волчьей шапкой на голове нет. Где-то под ногами своего же вороного жеребца, сверкающего красными глазами.

Юрий Васильевич передал мушкет, не глядя, за спину, но его никто не принял. Пришлось обернуться. Брат Михаил сидел на земле, а из его руки торчало оперение стрелы на коричневом древке. Перышки серо-коричневые в глаза первыми бросились.

А молодец Козёл. К раненому монаху тут же двое воев подбежало и потащили к медпункту у камней, а сам Иван Силуянович подобрал мушкет и стал заряжать его. У Юрия опять появилась возможность оглядеться. Раненые были в его лагере, но опять в разы больше было убитых со стороны нападающих, там уже чуть не половина коней было без седоков или с этими седоками, лежащими на шеях коней, так как упасть некуда было, настолько плотно крымчаки набились перед хвойным заграждением.

И тут что-то заставило Юрия Васильевича оглянуться назад. Услышал крик русского ополчения, со всех ног несущегося к ним? Ну, это вряд ли.

Добрый день, уважаемые читатели. Кому нравится книга, нажимайте на сердечко. Это поддержит автора. А книге позволит выйти в горячие новинки.