Васильевич. Книга первая. Братик

Глава 10

Событие двадцать восьмое

Жадность до добра не доводит. Вроде и жадность-то так себе. Интересно, а у жадности нет уменьшительно-ласкательного аналога. Ну, там ключ — ключик. Жадность — … Что такое двести воев? Две роты. Один эскадрон. Пока это было в пути воинство, то это количество даже не ощущалось. Плетётся впереди два десятка всадников и хвост, который не видно, и который в принципе не мешает, позади тоже плетётся рысью как-нибудь. На улице конец апреля, и травка уже зеленеть начала, дорога высохла почти, но солнце ещё её покрытие в пыль не превратило. Едешь себе, птички на деревьях чирикают, в лесу дорогу лисы с зайцами перебегают. Красота. И верба уже серёжками покрылась. Лепота.

А вот доехали на четвёртый день до Калуги и оказалось, что две сотни воев в малой крепостце разместить можно, только если людей и лошадей штабелями складывать. С людьми-то ладно — уложатся. С лошадьми хуже.

— Тимофей Михайлович, не стоило столько воев с собой брать, что теперь с ними делать? — Боровой смотрел на сутолоку в крепости и на подоле в Калуге и клял себе, что раньше об этом не подумал. Ну дак он историк, а не военный и уж точно не логистик. А Ляпунов ведь должен был сообразить, что такое войско не только кормить надо, но ещё и спать где-то люди должны, где-то лошадей держать. Да просто в баню ходить.

Сотник что-то сказал брату Михаилу и тот свинцовым карандашом написал несколько слов на бумаге. Артемий Васильевич прочёл и понял, что не он один такой умный, и предки не совсем дураки. Получалось, что весь отряд будет разбит на три равные части. Первая стоит в гарнизоне в крепости, вторая отправится вдоль засечной черты на запад, а потом на юг к Перемышлю и обратно после, а третья будет строить дома в посаде для воев. По возвращению второй группы она меняется с первой. А третья продолжает строить. Стройбат?

Юрий Васильевич попытался в странный график вникнуть. Благо большую часть и так знал. Но читать об этом в книгах и столкнуться вот так нос к носу — это разные разности.

Стоит начать с того, что эти две сотни воев — поместная конница. Четверть примерно это дворяне, а остальные… их можно так назвать — боевые холопы (послужильцы). То есть, дворянин обязан являться в войско по вызову конно, людно и оружно. Понятно, что князь Шуйский, например, может приличное количество боевых холопов содержать, но основная масса этих дворян, что с ним прибыла, привела по три — четыре человека. И это из более-менее богатых Ляпунов набирал. Так и получается, что сто пятьдесят примерно человек — это если не обычные крестьяне, то и не далеко от них ушли. И для сражений всякий — это плохо, так как и мотивации, и мастерства у них не лишку, да и вооружены посредственно. Пищали и фузеи только у дворян и то не у всех, кое у кого пистоли, а есть и с самострелами, а у боевых холопов сабли старенькие и копья. Ну и топоры. У дворян нескольких даже кольчуги не нашлось. Имелся панцирь из кожи твёрдой с несколькими нашитыми железными пластинами.

Юрий Васильевич, когда они возвращались ранней весной из Калуги, поделился с сотником мечтою что ли, сбежать из Кремля и здесь в Калуге обосноваться. Попытаться производство стекла наладить, кирпича, извести. Разговор тогда не получился. Да и разговором это назвать сложно. Ляпунов кое-как грамоту разумел, а Юрий его слышать не мог. Так что помечтал тогда Юрий Васильевич вслух немного, и кончилось всё на этом.

Ну, это так Боровой думал, а оказалось, что Тимофей Михайлович те мысли вслух запомнил и людей набрал в сопровождение князя Углицкого не абы каких, а специально выбирал, чтобы дворяне были позажиточней, а тем задачу поставил — взять с собой максимально, насколько это возможно таких людей, которые смогут дома построить.

— Не проще ли здесь народ нанять казармы рубить? — решил в этом вопросе Боровой разобрался. Не логистик, не военный и даже не экономист. Хреновый из него попаданец.

После того как брат Михаил ему ответ написал, Артемий Васильевич понял, что лучше сюда не лезть, не понимает ведь ничего ни в военном деле, ни в экономике этого периода, ни тем более в строительстве. Но! Но главное уразумел. Получалось, что эти вот боевые холопы ему обходятся совершенно бесплатно, а плотников, если нанимать в Калуге, то копейка в день их работа стоит. Копейки пять лет назад его мать ввела. До этого единой валюты на Руси не существовало. Каждое удельное княжество, как хотело, так и чеканило монету. У всех вес монеты и изображение на аверсе разное.

И копейка сейчас это приличные деньги. Артемий Васильевич помнил, что когда через несколько лет Иван Грозный создаст первый стрелецкий полк, то оплата стрельцу будет тридцать три копейки в месяц, и только значительно позже чуть поднимется до пяти рублей в год. Ну и нет других денег пока на Руси своих, только копейка. Ну, деньга ещё, но она меньше копейки. При матушке его Глинской была установлена новая весовая гривна для чеканки монеты, которая стала составлять шестьсот монет из одной гривны весом в 204,7 грамм, а это значит — что из одного слитка серебра чеканили три рубля. Теоретически сто копеек — рубль, вот только рублей не чеканили. Копейки же чеканилась интересно. Брался кусочек серебра, а копейка была серебряной, и зажимался между губками специальных плоскогубцев или щипцов (Штемпелей, которые сами изготавливались кузнечным способом оттиском с маточника), на которых, с одной стороны, тот самый Георгий Победоносец со змеем и копьём, а на другой текст «Великий князь Иван». Потом по верхней губке щипцов ударяли молотком. Вот и вся чеканка. Получалась такая хреново пропечатанная овальная пластинка. Толщина и размеры разные у каждой в зависимости от силы удара. Вес серебряной копейки составлял 0,68 грамм и он взят был с новгородской деньги. Вес от силы удара не зависел. Ведь сначала тянули серебряный пруток — проволоку, который потом рубили на одинаковые кусочки. Вот след от «порубки» проволоки и есть тот самый неровный край овала. Не могли догадаться как в Европах сначала заготовку в лист превратить.

Бесплатно рабочие будут у Юрия Васильевича потому, что им платит государство. Причём платит вполне приличные деньги. Размер выплат сейчас зависел от земельного оклада и чина и варьируется для всадников поместной кавалерии от шести до пятидесяти рублей в год.

А ещё конникам выдавали единовременные пособия, не часто, где-то раз пять, а то и семь лет, для закупки вооружения и снаряжения себя и своим послужильцам.

Ну, а раз людям уже заплачено, то чего платить дважды, пусть работают.

Событие двадцать девятое

В наполеоновских планах Артемия Васильевича было построить в Калуге первый в России стекольный завод. И тут понятно, начиналось. Варить стекло нужно при довольно серьёзных температурах. Выходит, нужен огнеупорный кирпич. Нужна для такого кирпича белая глина, в которой много оксида алюминия. Кроме белой глины понадобится чистый песок, известняк и естественно поташ, так как получить натриевое стекло в России в этом времени практически невозможно. Соду взять негде, и Боровой вообще химиком не был, и как её получить из поваренной соли не знал. Просто слышал, что такой способ есть. Ну, и слышал про залив Кара-Бога-Гол, но туда сейчас просто не попасть.

А вот технологию производства поташного или лесного стекла он изучил и изучил хорошо. Нужно посетителям музея рассказывать. Пришлось проштудировать литературу. Сможет повторить.

Ещё нужно будет приличное количество древесного угля. Почему стекольные и металлургические предприятия сейчас, в эти времена, где нет угля и железных дорог, часто меняют прописку. Да просто всё, чтобы получить килограмм поташа, нужно сжечь тонну дерева. А потом, чтобы сварить стекло, тот же килограмм, ещё тонну. А чтобы построить печь? Нужны, как говорилось, огнеупорные кирпичи и известь. Обожжённая. Ещё две тонны. А потом работа со стеклом. При температурах опять. Нужно выдувать фужеры или огромные цилиндры, из которых делаю оконное стекло. Считай по минимуму, чтобы получить килограмм стеклянных изделий, нужно от трёх до четырёх тонн древесины. Извёл стекольный завод весь лес в округе и надо ему переезжать на новое место.

Возможен вариант сплава леса по реке. Но это всё далёкое будущее. Сейчас нужно было найти белую огнеупорную глину. Из материалов его музея выходило, что те брали её на реке Гжелка под Москвой. Там, между прочим, есть и кобальтовые руды, те самые, что в будущем пойдут на изготовление синей краски, устойчивой к температурам изготовления фарфора. В принципе, синее стекло тоже не плохо. Но это пока тоже будущее. Есть ведь проще вариант, и именно им Боровой и решил воспользоваться.

— Тимофей Михайлович, мне нужно в посад на торг съездить, с гончарами пообщаться, — когда на третий день закончили с размещением войска и отправили назад в Москву обоз, что припасы для них привёз, выловил взмыленного сотника Юрий Васильевич.

Тот начал отвечать, рот раскрывался, но одумался вовремя и, кивнув головой, пошёл распоряжаться. Но пока собирались, погоды решили помешать прогрессорству и выдали чуть ли не вдруг приличный и холодный дождь. Вроде только солнце светило, а тут как по мановению волшебной палочки набежали тучи и дождь.

Тронулись на следующее утро. В сопровождении князя Углицкого Ляпунов выделил десяток самый прилично одетых и на хороших дорогих конях дворян. Всё же хоть Юрий Васильевич и всего лишь удельный князь, но как ни крути — брат Великого князя.

Калуга город небольшой, возможно пару тысяч населения вместе с подолом или посадом и двумя сёлами, что к нему примкнули. Рынок находился в центре посада, стояли как и на Пожаре в Москве столы с навесами в центре, а дальше просто столики, лавки низкие, а то и просто попона или дерюга на землю брошенная.

Продукты и вовсе стояли на земле просто в корзинах или мешках. Слышался визг свиней, неурочный заполошный крик петухов, мычание коров и ржание лошадей. Юрий Васильевич естественно не слышал, но представить эту разноголосицу мог, глядя хотя бы на задирающего голову к Солнцу чёрно-красного петуха. А ещё на въезде пахло пирогами. Ходили девка, бабы и даже пацаны и с лотков продавали пироги и просто булки.

Юрий Васильевич не утерпел и попросил брата Михаила купить ему пирожок с капустой.

Тесто тёмное, видимо смесь пшеничной и ржаной муки, но вкусно. Вкус детства. Мать у Артемия Васильевича очень похожие делала. Именно печёные, а не жареные.

И словно привлечённая запахом пирогов птица удача решила спикировать на торг Калуги и преподнести Боровому искомое. Добрались они с братом Михаилом и дворянами до гончарных рядов. Нда, добрались слово правильное. Грязь после вчерашнего дождя на торгу приличная, а ещё народ, прознав, что на торг сам брат Великого князя приехал, так и норовил в ноги броситься. Все на колени бухаются и по этой грязи к нему ползут. Это что надо с народом сделать, чтобы такое ему привить. Хорошо дворяне из его свиты оказались к такому повороту готовы и плетьми стали разгонять коленопреклоненных. Боровой морщился и отворачивался. И ползание на коленях противно, и тем более, избиение этих людей. В Кремле ему просто кланялись, а тут вона чё.

В гончарном ряду на интересную штуковину Юрий Васильевич наткнулся почти сразу. Мужик продавал горшки из… ну, белой эту глину назвать сложно, скорее серой глины. Горшки были обожжены и даже раскрашены, что-то типа ромашек нарисовано. Цветок с жёлтой серединой и белыми лепестками.

— Сам делаешь? — обратился Юрий Васильевич к продавцу после того, как его служивые подняли с колен.

Чего-то ответил. Монах накарябал на листке свинцовым карандашом: «Вдвоём с братом делают».

— Покажешь, где глину берёшь? — обрадовался Боровой.

Мужик взгляд потупил. Ясно, коммерческая тайна.

Событие тридцатое

Гончара звали Евдоким. И он был не из Кулуги. Приехал он специально на торг, чтобы свою продукцию продать из села Кондырево, что примерно в пятидесяти верстах на север от Калуги. И не на телеге привёз гончар свои горшки и прочие миски. На большой лодке они прибыли. Оказалось, что село это, которое принадлежит Кочеву (Коч) Владимировичу Поливанову, обосновалось на реке Шаня (приток Угры, бассейн Оки). По рекам и привезли братья товар. Землицу, где роют глину они арендуют у сына этого самого Коча Владимировича. Сам-то он стар уже и даже с кровати не встаёт. Скоро и помрёт уже. Село приличное, и оно поделено на два хозяина, вторым является Михаил Борисович Шерстов он тоже дворянин. В его землях, в той половине села, что его, этой белой глины нет. Она у реки самой и это земля Поливанова.

Всего у Поливанова сто восемьдесят четей землицы не включая пойменный луг, где находится яма, в которой Евдоким глину роет. Насколько понимал Артемий Васильевич сейчас не те времена, землю купить у этого Поливанова нельзя, она дана ему в пользование Великим князем, за то, что тот служит в конном войске и приводит с собой четверых боевых холопов.

Юрий Васильевич купил у гончара пару горшков и большую, теми же ромашками, расписанною чашку, можно и супницей назвать. Цветочки эти оказывается дочь брата Евдокима Зосимы рисует. И она глухонемая.

Ни о чём договариваться с гончаром Боровой не стал. Он сам пока не знал, что делать. Глину можно тупо купить у этого Коча и привезти на лодках в Калугу. А можно поступить правильней. Тут вокруг Калуги люди живут и лес прилично уже изведён и на засеки, и на дома, и на дрова. Сплавлять его сюда? А зимою. И опять же это работа, сначала сплавлять, потом вытаскивать из реки, складировать. Труд мартышкин. Не проще ли построить кирпичный завод в этом самом Кондыреве. Леса по словам гончара там хватает. Людей можно привезти. А можно и нанимать на лето. Но завод — это корпуса, это печи, это люди. А значит и жильё.

Боровой лежал на той самой кровати, на которой его задушить хотели, и думал. Если кирпичный завод строить там в Кондырево, то ведь напрашивается и стекольный завод нужно там же строить. Здесь, в Калуге, обязательно эти два пожароопасные производства подожгут город. А там жильё для рабочих нужно строить с учётом розы ветров. И… И значит срочно нужно туда отправить человека, просто сидеть на берегу с удочкой и смотреть по флюгеру, откуда ветер дует. И заодно местных чтобы спросил, откуда весною дует, откуда летом, ну и так далее. Главное, конечно летом. Зимой пожар менее вероятен.

И ещё кувшины из белой глины Артемия Васильевича на мысль навели. Обычный фарфор он сделать не сможет. Там нужен полевой шпат. И он понятия не имеет, где его взять. Вроде на Кольском полуострове есть. Ага в шестнадцатом веке только оттуда и не хватало возить. А вот для костяного фарфора полевой шпат, кажется не нужен. Нужна вот эта вот белая глина, костная зола и песок. И гончар есть под рукой, почему не попробовать. Да, он не знает пропорции. Ну, провести десяток экспериментов и найти. А потом уже более точный оптимальный состав методом проб и ошибок вычислить.

Вот только нельзя забывать про татар. Они точно пойдут через эти места на Москву и не раз. Крепость строить?!! Да они Москву с её семьюдесятью тысячами населения могут взять. Не зря же Грозный бросит город и сбежит. А малую деревянную крепостцу шестидесятитысячное войско Давлет Гирея с пушками турецкими и янычарами возьмёт и не заметит даже. Так шестидесяти ли? По некоторым данным сто двадцать тысяч. Шестьдесят это Артемий Васильевич взял из соображений, что в исторических документах количество врагов нужно всегда на два делить.

И что делать. Поход Давлет Гирея это 1571 год. И пойдёт именно через Перемышль. Вот здесь пройдёт. И по расчётам историков с учётом того, что Москва полностью сгорит, погибнет при этом набеге более ста тысяч человек и около шестидесяти тысяч татары угонят с собой в полон. Есть восемнадцать лет. Строить там заводы или не строить? Вот в чём вопрос⁈

Плюсом к строительству заводов здесь ещё один, ему же хороший мелкий песок нужен. Так вот Боровой знал, где его полно в Калужской области. Студентом он ездил на раскопки в Козельск. Это не так далеко от Перемышля, и вот в воскресенье одно они группой поехали на разрекламированный местными отличный пляж. Недалеко от Козельска в деревне или селе Березичи на берегу реки Жиздры оказалось действительно райское местечко. И пляж лучше, чем в Турции. Ослепительно белый песок. Жиздра впадает в Оку и возить песок на барже можно всё лето. От Калуги недалече. Так где завод строить?