Васильевич. Книга первая. Братик

Глава 13

Событие тридцать седьмое

Они опоздали. И опоздали не на час какой, ну встали бы утром пораньше и бегом к Перемышлю, высунув язык, или не убоялись бы вчера вечером и оставшиеся восемь вёрст прошли в темноте под искорками звёзд и рогатым серпом Луны, факелы бы зажгли в крайнем случае. Нет, они опоздали на целый день. Татары уже разбили лагерь у крепости и запалили посад или подол. Знать бы ещё почему слова разные. На счастье Юрия Васильевича и его войска небольшого Ляпунов утром принюхался, а ветер с юга задувал. После него и остальные стали. Нюхнул и Боровой.

— Гарью пахнет. А дыма не видно, — авторитетно заявил Юрий Васильевич собравшимся вокруг Ляпунова дворянам.

Руками замахали, нет, не на князя Углицкого, на юг. Сотник покивал и через пару минут лагерь покинуло трое всадников, и не из их московской сотни, а из калужцев. Брат Михаил потом написал записочку, что их отправили, потому что бывали дворяне ужо в сих местах.

Пока разведка разведывала, народ, не зажигая костров, доел вчерашнюю приготовленную еду и стал спешно сбираться, седлать коней, проверять оружие. Счастливые обладатели пищалей перебрасывали через шею пояс с берендейками, рожок к поясу прикрепляли, фитиль проверяли, не отсырел ли.

Монах проследил, чтобы отрок поел вчерашней ушицы и тоже стал ему коня Рыжика снаряжать на войну. Опосля даже пистоль достал из сумки и завёл ключиком колесцовый замок. Интересно, подумал Боровой, вроде монах и всегда был монахом, а умеет с таким редким сейчас механизмом обращаться. Это для Европы редким, а для России — редчайшим.

Разведка вернулась через час, когда все три сотни конницы поместной уже поели и полностью собрались в дорогу. Стояли, правда, как и раньше двумя не перемешивающимися отрядами. Не произошло ещё боевого слаживания.

Лошадей своих разведчики не жалели, все животинки были мокрые от пота и парили, как самовары, в утренней прохладе. Вои лихо спрыгнули с невысоких в общем лошадок, явно не польские дестриэ, и тут же были окружены дворянами. С дисциплиной в войске было так себе. Лезть в эту кучу Боровой не стал. Вспомнил анекдот про медведя и лошадь, ну, тот, где медведь лошадь поймал и съесть решил, а она ему говорит, что её есть нельзя. «А чем докажешь»? — спрашивает медведь. «Так на подкове написано». Медведь и полез смотреть, и получил подковой в морду. Очнулся через какое-то время и говорит себе: «И чего полез, всё одно ведь читать не умею». Вот точно его вариант, чего в эту давку лезть, всё одно ничего не услышит, а по губам читать так пока и не научился. Хотя небольшие успехи есть. И главное — он над этим работает. Занимается примерно по часу в день этим с братом Михаилом, как и языками иностранными. Учит и латынь, и польский, и даже уж совсем экзотический древнегреческий, которым монах и сам-то владеет с пятого на десятое.

Боровой не полез в давку любопытных, но свои уши в лице брата Михаила подтолкнул туда.

«Подол сожгли татары. Люди в крепости заперлись. Много поганых. Тысячи. Тысячи три», — написал на бумажке монах.

Юрий Васильевич придумал приспособление для общения с ним, да и с другими «собеседниками». Планшет такой. Две дощечки, оправленные тонкой кожей, которые раскрываются вертикально, как блокнот. И на нижней кожа не полностью, в ней окошко вырезано. На мягком свинцовый карандаш писать не будет. А чтобы карандаш не потерялся он оплетён шёлковой нитью и на толстый шёлковый витой шнурок присобачен. Более того, за последние дни, уже здесь в Калуге Юрий Васильевич почти собственноручно резинку стирательную изготовил.

Для этой цели были изъяты из обращения на целый день все дети Калуги и её окрестностей. Команду они получили простую накопать максимально возможное количество корней одуванчика. За мешок Юрий им деньгу обещал. Погорячился явно. Получилось у него восемьдесят мешков корней. Их промыли в больших котлах, потом разложили на досках и стали другой доской плющить, затем молотком бить и снова забрасывать в котлы. Потом залили это водой и поставили вариться. Прокипятили и отфильтровали через ткань, стараясь выжать всё до капли. В результате получили несколько котлов липкого сока. После этого залили часть сока в небольшой котёл и стали кипятить, а когда жижа закипела… Ага, там подготовительная операция одна была. Поучительная. И именно она-то и подвигла Юрия Васильевича на этот эксперимент. Он спросил Ляпунова на второй или третий день, как они вернулись в Калугу из Москвы, есть ли у них порох. Хотел пострелять из подаренного боярином Воронцовым мушкета. Тимофей Михайлович сказал, что есть пять бочонков. Открыли первый, а там монолит. Попала вода как-то, хоть внутри бочонка кожаный мешок и только в нём порох. Сотник расстроился. На счастье, во втором бочонке порох был нормальный. Правда, и в том не привычный порох их будущего, такими крупинками, а «мякоть», порошок чёрный.

Постреляли. Но это не главное. Ляпунов выглядел расстроенный, и на вопрос чего мол, написал, что порох жалко, выбрасывать придётся. Целый бочонок. Куча серебра. Химиком великим Артемий Васильевич не был, но помнил из школьной программы ещё, что селитра отлично растворяется в тёплой воде. В чём проблема прокипятить этот порох и потом испарить полученную жидкость, вновь получив селитру, а остаток размолоть? Там сера и сажа… Сера. Вот тут Боровой и вспомнил, что брат Михаил мучается каждый раз ножиком с бумаги счищая надпись предыдущую. Вспомнил и решил стирательную резинку ему сделать. Переработали тот бочонок и вот сейчас в кипящий сок из корней одуванчика добавили остатки от кипячения пороха.

Кипятили сок долго. Выпаривали и новую порцию подливали. И так весь день. В результате у них получилось приличная куча коричневой субстанции. Которую опять прокипятили с водой. Полученную коричневую жижу снова профильтровали и опять в котлы кипятить и испарять. Из неё получили для тех деток, что принимали во всём этом участие настоящую сладкую карамель. Правда там не сахароза, а инулин. Но сладко и вкусно. А для организма безвредно — это же сахар для диабетиков.

А вот то, что отфильтровали через льняную ткань собрали и… Нужно произвести пиролиз. То есть, нагреть полученную чёрно-коричневую массу без доступа воздуха. Ну, соединили два котла глиной и оставили несколько дырочек. Поставили на огонь в последний раз. Воняло, как из Ада, серой и сероводородом. Ужас. Через час, когда выделение газа кончилось, верхний котёл сняли, а в нижний воду залили, когда варево остыло. Подождали чуток и ребятишки слили воду. В котле был приличный кусок резины. С футбольный мяч. Из него Юрий Васильевич с вырезал несколько стирательный резинок для брата Михаила.

Откуда Боровой такую технологию знает? А работал у него музее совсем древний узбек сторожем. Он как-то и поведал, отвечая на вопрос, как он в России оказался, что в середине шестидесятых помогал выращивать в Ставрополье одуванчик кок-сагыз, из которого резину делали. Женился там и остался в России. Жена была из Подмосковья и туда, когда одуванчики перестали выращивать, вернулась вместе с мужем. Умерла давно, а Умар всё продолжает небо коптить, к восьмому десятку годков приближаясь. Тогда Артемий Васильевич, выслушав рассказ сторожа Умара, и вернувшись в кабинет, посмотрел в интернете, как делать резину из одуванчика. И даже запланировал такую занимательную летнюю практику для школьников их села. Должно быть детям интересно сделать резину собственными руками. Не пришлось. Сгинул там. Но дети есть, одуванчики есть, почему не воплотить задуманное в жизнь.

Ещё одну вещь хотел попробовать, но тогда не довелось, а сейчас ход не дошёл, но решил, тогда, что осенью попробует Боровой это воплотить в жизнь. Тогда же в интернете вычитал, что жители Южной Америки, где гевея растёт, обмазывали себе ноги соком её, делали одноразовые ботинки. Индеец делал надрез на гевее, лежал, сок натекал на ноги, и у него получалось что-то вроде ботов или галош. Он бегал в них по джунглям — мягко, удобно и ногу не наколешь. Детям должно понравиться.

Событие тридцать восьмое

На заседании Госсовета… Два сотника и несколько дворян побогаче и постарше посовещались и решили на поганых напасть. Те не ждут нападения и тремя сотнями можно им много вреда причинить. Уже почти собрались и начали на коней залазить, когда брат Михаил написал для Юрия Васильевича результат совещания. Клаузевицем, Сунь-Цзы, Августом Нейдхартом фон Гнейзенау и даже Александром нашим Васильевичем Суворовым Боровой не был. Читал, конечно, сочинения этих господ. Историк всё же, историкам положено читать труды исторических личностей. Да и не в вакууме жил, а потому не раз слышал, что разница в потерях при атаке и обороне один к трём. А ещё сбоку, когда они засеку проезжали, Юрий Васильевич заграждение это разглядывая, подумал, что если за холмом будет сидеть несколько сотен воев с мушкетами или пищалями, то они нанесут врагу серьёзный урон, а сами будут почти неуязвимы. Конник просто до них не доберётся, а лучник поразить не сможет, они будут за укрытием. Если же поганые спешатся, то им придётся спускаться сперва в ров, а потом карабкаться на холм, а это так себе удовольствие и занимает кучу времени, можно успеть мушкет перезарядить, а лучник вообще десяток стрел выпустит.

Князь Углицкий дёрнул монаха за рукав и дал тому команду срочно доставить перед его светлые очи сотников Ляпунова и Тимофей Скрябин. Оба Тимофея с видимой неохотой слезли с коней и подошли к Юрию Васильевичу. Он им всё это взял рассказал и добавил, что наскочить на татар нужно, но не всем отрядом. Те, у кого есть пищали и луки с арбалетами пусть в это время срубят несколько деревьев и дорогу от Оки до леса перегородят, только проход оставив. Когда же свои в проход заскачут, то его нужно перегородить и заготовленный чеснок перед засекой этой разбросать. Чеснок, отправляясь в поход, с собой взяли. Две телеги везли загогулин шипастых. Называли москвичи и калужцы его по-разному москвичи звали — рогу́льки железные, а местные помётные или подмётные кара́кули.

Сотники переглянулись. План обоим не нравился. Вот только… кто они и кто брат Великого князя⁈ Настолько разные величины, что даже если тот неправ, то возражать ему дело опасное. Это первое, а второе, хоть план какой-то трусливый и удалью в нём не блеснуть сильно, но и глупым не назовешь. Ясно, что в обороне за засекой воевать сподручней.

— А ежели поганые за нами не погонятся? — Скрябин сообразил, что в лихую атаку его вои в основном пойдут. Москвичи вооружены лучше.

Юрий Васильевич не стал ждать пока брат Михаил ему переведёт с устного на письменный, и без того вопрос ясен. Ответил сразу:

— Нужно сделать так, чтобы погнались. Атакой хороший урон им нанести.

Хорошо быть князем. Эти два воя опытных вынуждены были послушать двенадцатилетнего пацана. Отряд продвинулся ещё на четыре версты, примерно, и ехавшие впереди разведчики их остановили, нашли хорошее место для засады. Там лес с густым вербовым подлеском подходил к воде на расстояние в сорок метров примерно. Можно срубить две огромные сосны на краю леса, специально там провидением выращенные, и они почти перегородят проход. Останется только нарубить с десяток небольших елей и сосен и навалить их на берег, чтобы полностью закрыть конным татарам дорогу.

Сейчас вмешиваться в действия сотников и простых воев, что занялись приготовлением засады, Юрий Васильевич не стал. Тут он им точно не советчик, удалось подвигнуть на правильное с его точки зрения действие и хорошо. Не дело Сунь Цзы руководить рубкой сосен. Он стратегически мыслит. Дальше сами. Зато он занялся обоими своими стреляющими штукенциями. Как-то уживался в его теле древний стратег китайский с пацаном желающим побабахать. Достали и расчехлили мушкет. Приготовили к нему, чтобы удобно было брать, пули, сам княжич берендейками опоясался. Шомпол под руку положил. После этого так же подготовили пистоль. Все эти монотонные действия немного успокаивали, а то руки сперва подрагивали. Артемий Васильевич был сугубо мирный человек. Да, военную кафедру закончил и даже потом звание старший лейтенант запаса получил после сборов, но ведь ни разу в людей не стрелял, а только из орудия при сдаче экзаменов на военной кафедре по щитам деревянным.

А через час или два ведь придётся стрелять в людей, да сейчас оружие не то, целиться во врага нельзя, при выстреле и при загорании пороха на полке, если глаза не уберёшь подальше, то их можно лишиться. Приклад сейчас не в плечо чаще всего упирают, а под мышку суют. Ему — двенадцатилетнему щуплому пацану такой мушкет при выстреле вполне и ключицу сломать может. Так что врага в выемке прицела он не увидит. У мушкета тупо ни прицела, ни мушки нет. Врага не увидит, но выстрелит и может попасть в человека, лишив его жизни.

Событие тридцать девятое

В результате дележа трёх сотен поместной конницы на стрелков и зачинщиков драки, получилось, что в засаде будет сидеть сто двадцать человек и сто восемьдесят поедет к Перемышлю плевать татарам на бороду. Это такое, как читал Боровой, оскорбление лютое сейчас, которое только кровью смывается.

По данным разведки выходило, что три — три с половиной версты до лагеря поганых. Назад меньше. Нет, двигать засеку не будут оставшиеся, просто, когда за тобой гонится враг, превосходящий тебя по числу в разы, то расстояние до спасения укорачивается. Семь вёрст плюс сама стычка, полчаса у воев, оставшихся у засеки, были.

Но тих был наш бивак открытый:

Кто кивер чистил весь избитый,

Кто штык точил, ворча сердито,

Кусая длинный ус.

Сначала народ зарядил пищали. Пищали, если что, то от слова пищать. (Трубка, дудка, свирель). И опять Юрий Васильевич заметил, что москвичи эти штуковины пищалями называют, а калужцы — ручница. (ручные пищали, так как артиллерийские орудия тоже пищалями кличут). У Ляпунова была хоть и не хранцузская, как у самого Юрия Васильевича, а местная, но кремнёвая, а не фитильная. Но единственная, все остальные в войске довольствовались уже немного устаревшими фитильными. Особой разницы нет. Тот же курок подпружиненный, только у Борового и Ляпунова в него вставлен кусочек кремня, который должен высечь искру, ударившись о стальную пластину или огниво. Искра воспламеняет небольшое количество пороха в виде затравки, помещённое на полку у казённой части ствола, а у остальных в курок вставлен тлеющий фитиль, а дальше всё то же самое.

Ляпунов не выдержал и отправил двух дворян с самыми резвыми конями в дозор примерно на половину дороги. Поразмыслив, Юрий Васильевич с ним согласился. У застрельщиков кони будут уже уставшие, а тут самые быстрые и свежие на минуту, да раньше весть принесут о приближении поганых.

Несмотря на все телодвижения время тянулось медленно. У остальных воев хоть преимущество есть, Боровой видел, как они поворачивали ухо к югу в сторону Перемышля и даже ладонь к нему приставляли, вслушиваясь, ждали приближающийся топот копыт и крики, а ему чего делать? Внюхиваться?

Узнал о приближении воев отправившихся заманить татаровей в засаду Юрий Васильевич одновременно со всеми. Народ повскакивал и стал кричать что-то друг другу, тут Спинозой не надо быть, чтобы понять, что конский топот приближается. Он тоже поближе к сваленной сосне бросился. Там река и дорога небольшой поворот делает и вот из-за подлеска стали выскакивать русские конники. Они настёгивали лошадей и пригибались к их спинам. Видимо татары стреляли по ним с коней из лука.

Проход оставили в засеке метров пять. И чтобы заметней было Тимофей Михайлович по краям его велел два тёплых красных кафтана повесить. А этот проход вырвавшись на финишную прямую всадники и поспешили.

— Приготовились! — гаркнул во всю глотку Ляпунов и десятники повторили его приказ не менее громко.

Юрий бросил взгляд на полку мушкета, не просыпался ли порох. Брат Михаил сначала себя осенил крестным знамением, а следом и отрока ему доверенного.