В страну волхвов

Глава 25 Золотое Кольцо

Утром Милана разбудил Янош. Милан, еще не проснувшись, глянул в его синие глаза «цвета любви». М-да, Володимир был большим оригиналом.

— Вставай, мы ждем тебя к завтраку, — проговорил Янош и вышел из комнаты, чтобы не путаться под ногами.

Милан встал, ощущая тяжесть в голове и во всем теле. Может, сказалось недосыпание, а может, что даже скорее, выпитое накануне вино. Милан прошел в душ, оттуда в кабинет Вацлава. Черт побери, если бы он знал, что все, в самом деле, его ждут, он умылся бы после! Милан сел рядом с Яношем, потер глаза, тряхнул головой, снова потер глаза. Картина не изменилась. Друг напротив друга, так же как вчера ночью, сидели Вацлав и Володимир. Володимир посмотрел на Милана и засмеялся.

— Сегодня я могу немного задержаться. Позавтракаю с вами. После завтрака твой шеф хочет прокатиться по Золотому Кольцу. Сани уже ждут вас.

— Лучше бы мне почудилось, — тихо проворчал Милан, но и Вацлав и Володимир прекрасно его расслышали. Оба хмыкнули и покачали головой. У Милана появилось неприятное ощущение, что у него двоится в глазах. Он обвел глазами Яноша и Стаса. Те не двоились. Напротив, сидели с таким видом, словно в глазах двоилось у них.

Сразу после завтрака воспреемник исчез, а Вацлав велел идти грузиться в сани, которые оставил им Володимир. Или вчера они ехали до гостиницы в других санях, или же просто не обратили внимания от усталости, но сегодня путники с удовлетворением обнаружили, что сани были с отоплением, устланы мягкими коврами, на сидениях лежали пледы. В сани была запряжена четверка четырехмерок, правил ею коренастый человек лет тридцати.

— Доброе утро, господа. Вам помочь с багажом? Куда едем?

— По Золотому Кольцу до Гайсина, — ответил Вацлав. — Как, до ночи доедем?

— Постараемся, — ухмыльнулся возница.

— Вряд ли, — насмешливо продолжил Вацлав. — Здесь километров сто будет, а еще перерывы на обед, или там перекур с дремотой. Да и через города Кольца поедем. Их же посмотреть захочется!

Возница встрепенулся. Вацлав задел его профессиональную гордость.

— Вечером увидите, господин Вацлав.

— Хорошо. Вечером увидим. Только сначала провезите нас по городу. Как он, кстати, называется?

— Заблотце, господин Вацлав.

— Так вот, мы пришли вчера в Заблотце поздно вечером, и город совсем не видели. А это все-таки город Золотого Кольца. Да, а вас как зовут?

— Денис.

Милан сдержал улыбку. Как он успел заметить, это единственный случай, когда его шеф способен обратиться на вы. Словно специально для того, чтобы подтвердить его наблюдения, Вацлав с улыбкой сказал.

— Поедем, Денис. Ты ведь хорошо знаешь город? Покажи нам самое интересное.

Возницу, видимо, не готовили на роль гида, но он, при его профессии, просто не мог не знать город. Насколько Милан успел заметить, всякий уважающий себя возница — профессионал, по крайней мере, в Медвенке, мог не только провезти в любую точку города, но еще и поведать все городские сплетни об окружающих домах и парках, попадающихся на пути и даже просто попавшихся на язык. И Милан бы изрядно удивился, если бы в Трехречье возницы оказались другими.

Удивляться никому не пришлось. Денис сначала смущался, потом, заметив неподдельный интерес слушателей, заметно осмелел и рассказывал им все, что мог вспомнить о городе.

— Воспреемник сказал, что вы нездешние, господа, так что вы, вероятно, не знаете, откуда взялось Золотое Кольцо. Само название пришло из незапамятных времен. По-моему, воспреемник воскресил его в приступе ностальгии, очередной раз вспомнив молодость. Вы же были у нас в Сердце Трехречья? Там берут начало три наших великих реки, там живет Душа Трехречья и черпает силы восприеемник. Сердце Трехречья отгорожено городами Кольца от остальной страны, если так можно выразиться. Считается, что в Сердце нельзя мостить дороги и нельзя много передвигаться, чтобы не мешать рекам набирать силу. Города Кольца предназначены для того, чтобы защищать реки. Они обозначают расстояние, на которое можно без опаски приблизиться к Сердцу страны. А смотреть, собственно, в этих городах не на что, если вы не охотники до реликвий, конечно. В каждом городе Кольца построены надречные часовни для желающих поклониться незамутненной воде.

— А жертвы рекам где приносят? — с наивным видом спросил Янош, поглядывая то на Милана, то на Вацлава. Если бы не подозрительный блеск синих глаз «цвета любви», его слова можно было бы принять за чистую монету.

— Какие жертвы? — удивился Денис. — Вы, наверное, имеете в виду различные церемонии? Праздники, свадьбы, юбилеи. Говорят, раньше было модно бросать цветы прямо в воду, но потом это запретили, чтобы не засорять реки. Так что сейчас все церемонии проводят в надречных часовнях. Кстати, господа, вам бы летом сюда приехать, вот когда красота! Реки у нас чистейшие, нигде больше таких нет.

— Это правда, — подтвердил Стас. — Но нигде больше так не ухаживают за своими реками.

— Смотрите, господа, вот одна из таких часовен. Хотите посетить?

— Да, конечно, — устало сказал Вацлав. — Мы так долго сюда шли, и до сих пор не видели главной реликвии Трехречья.

— Как, господа, вы же были в Сердце Трехречья?!

— Мы были только в резиденции Души и резиденции воспреемника.

— Вы были в резиденции Души Трехречья? А самого Душу вы видели?

— Даже разговаривали.

— О! — у Дениса не хватило слов, чтобы выразить переполнявшие его чувства. Он остановил лошадей у часовни, соскочил с козел и распахнул перед Вацлавом дверцу.

— Позвольте, я помогу вам выйти, господин Вацлав. Знаете, вы ничего не потеряли. Напротив, вам повезло, как немногим. Душа Трехречья редко соглашается кого-нибудь принять и почти никогда ни с кем не разговаривает. На то он и душа страны, чтобы быть для всех, а не для каждого встречного поперечного. Воспреемник тоже. На его плечах лежит ответственность и за Душу, и за страну. Я никогда не слышал, чтобы он кого-нибудь так принимал, как вас.

Под аккомпанемент слов возницы верхневолынцы вошли в часовню, постояли над замерзшей рекой, опершись на перила.

— Перила здесь для ограждения, а не для того, чтобы на них спали, — начала было высказываться какая-то служительница, но к ней тут же подошел монах, что-то тихо сказал, женщина ахнула, извинилась и удалилась, с опаской поглядывая на компанию.

Путники вышли из часовни и снова сели в поджидающий их экипаж. Денис продолжил экскурсию по городу. К счастью, город был невелик, и через полчаса они уже мчались по заснеженной дороге. Коляска была жарко протоплена и мерно покачивалась на рессорах. Милана заинтересовало устройство силового поля, ограждающего коляску от зимы вокруг, он обернулся к начальнику и обнаружил, что тот задремал. У Милана и самого глаза слипались — ночью он спал мало. Но должен же кто-то позаботиться о Вацлаве! Милан мужественно боролся со сном до тех пор, пока маг во сне не прислонился к нему. Последняя мысль засыпающего Милана была, что сон, оказывается, болезнь заразная и передается при непосредственном контакте.

Сани быстро катились по заснеженной дороге. Свежий снег ослепительно блестел на солнце, вызывая у Стас неприятные воспоминания. В последние дни он настолько увлекся походом Вацлава, что не думал ни о прошлом, ни о будущем. У Венцеслава всегда был такой талант — заинтересовывать всех вокруг, чем бы он ни занимался. Он с таким жаром говорил на редких пресс-конференциях о различных отраслях науки и магии, что молодежь буквально повалила в университеты. А это было очень и очень кстати. Все дело в том, что люди бывают разные. Есть люди, которые с рождения знают, что их интересует в жизни, и чем они хотят заниматься. Но их не так много. Гораздо больше людей просто учится в школе, интересуясь всем понемножку. И выбор специальности для них, зачастую, дело случая, традиции или даже моды. Не надо думать, что из них получатся худшие специалисты. Отнюдь. Просто у этих людей не было случая раскрыть свои таланты. И для них новые веянья моды иногда становились делом всей жизни. Многие, вот так, случайно, раскрыли свои таланты и совершили удивительные открытия. Но, если вдуматься, то это совсем не удивительно. Вряд ли вы и сами примете всерьез заявление ребенка, что он хочет заниматься инженерной магией. В лучшем случае, он выговорит это без ошибки. А уж чтобы узнать, что это такое, надо, как минимум кончить школу. А в школе проходят столько всего, что выбрать из великого множества то, что на самом деле интересует, удается только счастливчикам.

Вот так вот при покойном короле вошла в моду коммерция. Если раньше даже коммерсанты старались больше говорить об искусстве — театр, опера, литература, живопись — знатоков развелось — топить, не перетопить, то прямолинейный Ярополк предпочитал определенность. Люди внезапно поняли, что высокой поэзией сыт не будешь, и в моду вошли деньги. Искусство же и наука вдруг отошли на второй план. Еще бы — они ведь не давали возможности быстро разбогатеть!

Потом Ярополк умер, оставив двух сыновей — двенадцатилетнего Яромира и девятилетнего Венцеслава на попечении матери и дяди — регента королевства и князя от науки Борислава. Правда, слабовольный Борислав правил совсем недолго. Жесткий характер старшего племянника пугал его, особенно в сочетании с тем, что Яромир неободрительно высказывался о многих его решениях. А когда, случалось и такое, хоть и редко, соглашался с решением, критиковал методы претворения его в жизнь. Так что Борислав дождался, когда Яромир получит среднее образование, и сбежал. Сначала в Медвенку, а через три года, когда Венцеслав тоже закончил школу — на побережье. Вечно увлекающийся Венцеслав радовал его ничуть не сильнее, чем Яромир. Тем более что характер у него был, пожалуй, не многим мягче, чем у брата. Так что, несмотря на то, что Яромир вполне одобрял увлечение граждан развитием производства и торговли, наука снова вошла в моду. Финансовые магнаты стали считать престижным, если один из их отпрысков получит ученую степень — вот, например, отец Милана Родомир, а так как всерьез рассуждать о неизвестных постулатах науки можно только по молодости, и то по большой пьяни, то люди снова потянулись к культуре. На некоторое время жизнь в стране застыла в состоянии неустойчивого равновесия. Нет, оно нарушалось время от времени особенно эффектным научным открытием или же особенно удачливым дельцом, но статус-кво восстанавливался довольно быстро. А теперь Венцеслав рискнул головой, чтобы вылечить брата. Если он не вернется, Яромиру придется назначать наследником одного из кузенов, а если вернется ни с чем, то, вполне вероятно, ему в скором времени придется искать заместителя на роль князя от науки. В любом случае ситуация изменится. Интересно только как. Он, Стас, предпочел бы, чтобы Венцеслав вернулся в Верхнюю Волынь. По его мнению, увлечения Венцеслава были очень даже полезны для страны.

Стас поймал себя на этой мысли и с грустью подумал, что и сейчас, вместо того, чтобы определиться самому, он гадает, что предпримет Вацлав. Можно подумать, ему своих забот мало. Хотя, в данном случае, все было вполне естественно. Он же сейчас был с Вацлавом в одной лодке. Вот если бы они не встретились, то шел бы он себе спокойно домой. Если бы его не остановили на границе. Может быть, он смог бы выйти на границу, а там — через Гуцулию на Угорию, там — опять граница и Верхняя Волынь. Он хоть и говорил Вацлаву про Арчидинские Степи, но ехать туда ему совсем не хотелось.

Стас посмотрел на спящих на заднем сидении Вацлава и Милана и ему стало не по себе. Что Вацлав не понимает, как он рискует? Хотя, что ему сейчас остается делать? И привязался же к нему этот воспреемник! Пусть после этого говорят, что хорошо иметь природный магнетизм! Хорошо было бы, если бы к нему липли только почтенные личности. А то шляется чёрте где в компании молодых раздолбаев и престарелого воспреемника!

Сани, запряженные четверкой четырехмерок, бодро катили по накатанной заснеженной дороге. Со стороны зрелище было прямо как на лубочной картинке, изображающей, как по дороге зимней, скучной, тройка борзая бежит, колокольчик однозвучный утомительно брюзжит… Или что он там делал? Впрочем, неважно. Вот только колокольчика не хватало. Да и очертания лошадей разглядеть было невозможно. Правда, голову от хвоста отличить можно было легко. Ведь и ежу ясно, что голова впереди, а хвост — сзади. А так все путем: блестящий на солнце снег, накрытые силовым полем сани. Идиллия!

Холодное зимнее солнце уже проделало большую часть своего пути по дневному небосклону. Денис оглянулся на своих притихших пассажиров и сообщил, что вон за тем поворотом, вон, у лесочка, будет город, и там они смогут перекусить. Время-то обеденное.

Янош оглянулся на лесочек, потом посмотрел на заднее сидение. Милан и Вацлав, как по команде, терли глаза.

Через несколько минут сани уже катили по очередному городу Золотого Кольца. Денис подъехал к какому-то зданию с лаконичной надписью «Трактир». Вацлав проснулся, наконец, настолько, что спросил:

— А ты уверен, что в этой забегаловке прилично кормят?

— Можете не сомневаться, господин Вацлав, — заверил Денис и соскочил с козел, чтобы помочь пассажирам выйти. Или, по крайней мере, тому, кто был так похож на воспреемника.

Верхневолынцы вышли из тепло протопленных саней на морозный воздух и принялись разминать ноги. Возница забежал в трактир и через минуту появился в сопровождении хозяина.

— Пожалуйте, господа, милости просим! Обед уже ждет вас.

Вацлав недоверчиво поднял светлую бровь.

— Можете не сомневаться, господин Вацлав. Не желаете ли вымыть руки?

— Неплохо бы. Идемте, господа.

Через несколько минут все уже рассаживались за накрытым столом. Что ж, трактирщик не соврал, их действительно ждали. Правда, на столе стояли исключительно холодные закуски, но зато в великом множестве. Непременная для трехреченского застолья икра, холодное мясо и рыба всех сортов, которые сумел достать местный трактирщик за пол дня, вино, водка. И официант, немедленно принявшийся разливать по бокалам напитки и накладывать в тарелки салаты.

Путешественники еще ковырялись в салатах, когда официант начал подносить горячие закуски — горячий салат, грибы в сметане, и причитать:

— Ох, господа, вам не понравились закуски нашего трактира? Попробуйте горяченького. С мороза очень даже способствует.

Вацлав пожал плечами.

— Мы были на морозе не больше пяти минут, в общей сложности.

— Да, а где Денис? — забеспокоился Милан. — Его же тоже нужно накормить.

— Вон, посмотрите, он обедает в уголке. Ни к чему ему сидеть за одним столом с господами гостями нашего ресторана. Не волнуйтесь, господин Милан, ему подали тот же ассортимент.

— Вы меня знаете? — удивился молодой человек.

— А как же иначе? — удивился официант. — Позволите подавать уху?

— Уху, — пробормотал Милан без особого энтузиазма.

— Стерляжью, господин Милан, не извольте беспокоится.

Милан пожал плечами и замолчал.

За стерляжьей ухой последовали гусиные ножки, тушеные с яблоками и апельсинами, за ними — пироги и чай. Путешественники уже даже не старались попробовать все подаваемые им перемены. Вконец отяжелевших верхневолынцев хозяин трактира самолично проводил до саней, и сунул корзинку с едой на дорогу. Когда же Вацлав упомянул что-то про деньги, сделал такое оскорбленное лицо, словно маг непристойно выругался в присутствии старшей группы детского сада во главе с воспитательницей, нянечкой, учительницей музыки и директрисой.

После обеда, назло традициям, спать никому не хотелось. Денис прокатил компанию по городу, предложил зайти в очередную надречную часовню, завез в фирменный магазин, где продавали лучшее нижнереченское, чтобы верхневолынцы смогли забрать давно ожидавший их ящик вина и бодрой рысью выехал из города. Он ведь обещал Вацлаву доехать до ночи до Гайсина, проехали пока полдороги, а солнце стоит уже совсем низко над горизонтом. Впрочем, высоко оно и не поднималось. Это зима, господа!

Стемнело. Ехать стало скучно. Янош полез разбирать корзинку, выданную им в трактире. В санях немедленно раздались запахи и шкворчание жарящейся колбасы. Молодой человек вооружился вилками и принялся раздавать ранний ужин. Денис с удовольствием принял свою порцию и поведал, что корзинка эта подарок самого воспреемника лично. Ни у одного трактирщика не хватит пороху, чтобы подарить такую дорогую вещь. При этом он указал Яношу на запотевшие бутылки пива, стоящие в той же корзинке.

Вацлав больше заинтересовался корзинкой, чем колбасой, хотя вилку от Яноша принял и колбасу автоматически сжевал.

— Ну надо же, сколько всего намешано, — наконец прокомментировал он.

— Я таких еще не видел, — вопросительно отозвался Милан.

— У нас таких и не делают. В сущности, это извращение, мой мальчик. У нас в таком случае выдают две корзинки — с холодным и горячим.

— Здесь такие тоже не часто встречаются, — объяснил Денис. — Только в хозяйстве воспреемника.

— Вероятно, они остались с тех пор, когда он ходил на пикники на природу, — предположил Милан.

Вацлав кивнул.

До Гайсина сани доехали незадолго до полуночи. Денис доставил гостей в гостиницу для паломников, путешественники отказались от ужина, но милостиво согласились выпить чаю и отправились спать. Вацлав, опасаясь, что Володимир опять прибудет к нему на всю ночь, отправился спать, даже не дожидаясь чая. Чтобы немного промочить в горле, ему вполне хватило вина.

На этот раз Милан отправил Яноша спать и остался ждать воспреемника один. Хозяин гостиницы притащил ему кипу журналов, подал чайник свежего чая и молодой человек приготовился со вкусом ждать. К сожалению, трехреченские журналы скорее способствовали засыпанию, чем дежурству. По крайней мере, после целого дня пути и сытной кормежки. Нельзя сказать, чтобы в них не хватало содержания. О, совсем наоборот! Вот только люди, как правило, слабо интересуются проблемами, не относящимися к их обычной сфере деятельности. Вот и Милана оставили совершенно равнодушным виды на урожай в Трехречье следующим летом, вопросы влияния повышения трудовой дисциплины на качество стали, или там вопросы совершенствования гуманитарного образования студентов хлебобулочной промышленности. Точнее, все это было очень интересно. Милан даже представил в красках, как все это рассказывает Вацлав. Хотя здесь даже фантазию напрягать особенно не требовалось. О проблемах верхневолынских металлургов Вацлав рассказывал не так давно. Только рассматривал он вопросы качества стали с филологической точки зрения, а вовсе не дисциплинарной. Милан начал воображать, чтобы сказал его шеф о влиянии филологии на качество выпечки, нужно ли здесь ругаться, а если нужно то как. А может, наоборот, следует читать стихи. Хотя, одно другого стоит, если разобраться. Особенно если взять стихи типа тех, которые писал от случая к случаю сам Милан. Милан улыбнулся своим мыслям и принялся изучать статью о пользе винопития в умеренных дозах и некоторых сопутствующих вопросах этикета. Эта последняя статья обещала не столь глубокий анализ со стороны его шефа. Вацлав так дальше температурно-градусной кривой и не пошел. Зато статья эта окончательно усыпила молодого человека. Милан мужественно клевал носом, когда дверь распахнулась, и в комнату бодро вошел воспреемник.

— А, Володимир, — сонно проговорил Милан. — Добро пожаловать. Сейчас я Вацлава позову.

— Да, позови, — согласился Володимир, опираясь ногой о табурет. — Я хочу его малость порадовать. Я выкроил себе свободный день, и завтра побуду с вами. Позови его, я сам все ему скажу.

— Зачем же его будить? — удивился Милан.

— Хотя бы затем, что я тебе это поручил.

— Вот что, — с сонной решимостью отрезал Милан. — Пусть он спит, я все расскажу ему завтра. А то — ночью будете трепаться, днем трепаться, дайте же хоть чуть-чуть поспать человеку!

— А ты не боишься, что я пожалуюсь на тебя твоему начальнику?

— Жалуйтесь. Я предпочитаю иметь дело с выспавшимся начальником. В любом случае, он меньше злится.

— Думается, ты его несколько недооцениваешь, мальчик. Я его всяко лучше понимаю. Вацлав вспыльчив, как и я был в молодости. А если он даст тебе в морду, тебе будет обидно.

Милан проснулся.

— Пусть.

Володимир пожал плечами и направился к выходу.

— Утром увидимся.

Милан, наконец, окончательно проснулся и разозлился. Замашечки воспреемника пришлись ему не по нутру. Теперь ему даже казалось, что воспреемник и не слишком то похож на его шефа. Собственно говоря, ничего общего! Стоит только вспомнить, как Вацлав заботился о Яноше, или лечил его, Милана. Или даже о том, что Вацлав сунулся в эту историю, чтобы помочь больному брату. А это всяко почтеннее, чем забрасывать ядерными бомбами ни в чем не повинных заокеанских друзей.

Милан подумал, что предпочел бы по возможности поменьше встречаться с Володимиром. А чем сидеть с ним за столом… И Милан написал записку.

«Вацлав, приходил Володимир и сказал, что он выкроил для общения с вами целый завтрашний день, поэтому я не стал вас будить. Не будите и вы меня, если не возникнет в том срочной необходимости. Я бы хотел отоспаться».

Милан оставил записку на столе и ушел. Честно говоря, он полагал, что Вацлав скорее рассердится на обращение «вы» в записке, чем на все жалобы воспреемника. Но обратится на «ты» было немыслимо. Если записка попадется на глаза Володимиру, тот порешит его сам, не спрашивая согласия его шефа. Как же, фамильярно обратиться к его предполагаемому родственнику!

Милан проснулся, когда время было уже к полудню. Выспался он великолепно, вот только, кажется, ему придется остаться не только без завтрака, но и без компании. Он неторопливо принял душ и пошел в кабинет Вацлава, в надежде, что друзья оставили ему бутерброд на завтрак.

Мда, если бы он не был так уверен в обратном, он заметил бы и раньше. Из кабинета доносились такие похожие голоса. Милан заглянул внутрь. Так и есть — два собеседника сидят напротив и пьют нижнереченское. Вацлав обернулся на стук двери.

— А, Милан, заходи. Поешь чего-нибудь, и Володимир повезет нас показывать город. Только не слишком усердствуй — мы встали уже давно и скоро собираемся обедать.

Милан смутился.

— Не надо было меня ждать.

— Мне было жалко тебя будить, — улыбнулся Вацлав. — Особенно учитывая, какую битву тебе пришлось выдержать, чтобы дать выспаться мне.

Милан бросил взгляд на Володимира. Тот сидел с довольно-таки постной миной. Почувствовав взгляд молодого человека, воспреемник пожал плечами.

— Твой начальник вступился за тебя, Милан. Но я бы не советовал тебе перегибать палку. Вацлав поручился уже за двоих из вашей маленькой компании. Боюсь, третьему придется ответить. Говорят же — бог троицу любит.

Милан покраснел, что делал вообще довольно редко.

— Простите.

— Чего уж. Но учти. Я предупредил.

Милан посмотрел на стол и сказал:

— Я закажу чего-нибудь себе в комнату, чтобы не мешать вам.

Володимир кивнул и Милан с облегчением выскочил из комнаты. Он не собирался ничего заказывать. Просто хотел побыть полчасика у себя и собраться с мыслями. Тем не менее, не успел он улечься на кровати, как раздался стук в дверь, и ему в комнату внесли подносик с завтраком. Молодой человек с отвращением ковырялся в тарелках, когда в комнату зашел Вацлав. Милан отставил поднос и встал.

— Я готов, — сообщил он.

— Вот и отлично. Одевайся, идем. И вот что, мой мальчик. Я благодарен тебе за заботу, мне и в самом деле нужно было отдохнуть и собраться с мыслями, но не перечь больше Володимиру. Мне бы не хотелось проснуться как-нибудь утром, и обнаружить, что тебя казнили за оскорбление величества, или как это называется в Трехречье.

— Я сначала действовал автоматически, а потом меня просто зло взяло, — признался молодой человек. — Разбуди Вацлава, я скажу ему, что сегодня он мне не нужен. Понятно, что я вызверился.

— Понятно, — согласился маг. — Только не делай этого больше. Ну ладно, одевайся и заходи за Яношем и Стасом. Едем.

Через несколько минут компания уже погрузилась в сани. На заднем сидении сидели два худощавых волхва — Вацлав и Володимир. Если размещать седоков с точки зрения рациональности, то следовало к ним усадить и Милана, оставив двух здоровяков на переднем. Но Володимиру было не к лицу делить сидение со всяким сбродом, так что троим верхневолынцам пришлось потесниться.

Впрочем, в остальном Володимир оказался довольно занимательным спутником. Он рассказывал Вацлаву кучу занимательных историй, не мешая наслаждаться ими и другим путешественникам. Милан решил, что Володимир просто считает их всех не заслуживающими даже мимолетного внимания, но оказалось, что волхв придерживается гораздо более радикальных взглядов. После одной довольно рискованной шуточки он, походя, заметил своему признанному собеседнику:

— Потом сам решишь, что делать со своими людьми. Я бы попросту убил. К чему лишние сложности? Не хочешь — можешь заставить забыть все услышанное. Но если я услышу, что кто-нибудь из них повторил хоть одно мое слово… Поверь, Славочка, будет лучше, если этого не случится.

— Довольно трудно не повторить ни одного твоего слова, Димочка, — возразил Вацлав. — Ведь мы говорим на одном языке.

— Хорошо. Я учту.

Милан бросил настороженный взгляд на своего начальника. Хоть бы он не подначивал! Но тот уже задал какой-то вопрос воспреемнику по поводу какого-то архитектурного нонсенса.

— Знаешь, одно время здесь была вторая столица, Славочка, — объяснил Володимир. — После смерти Геночки я заскучал и захотел сменить обстановку. А здесь, в Гайсине удивительно ровный климат, я имею в виду погоду. К тому же, здесь тоже имеют место быть ручьи, впадающие во все три великие реки. Это очень символично, как ты понимаешь. Ну а Средняя река имеет здесь уже вполне приличные размеры. Знаешь, я воспользовался этим, когда устраивал здесь баньку с бассейном. Реки у нас чистейшие, особенно в верховьях. Бассейн с проточной водой, да еще и с подогревом. Как тебе?

— Неплохо.

— Вечерком сходим в баньку. Я велю натопить. Можешь взять с собой мальчиков. По крайней мере, синеглазого Яноша, ну и Милана, ты же никуда без него не ходишь.

Милан покосился на Яноша и Стаса. Оба с отсутствующим видом любовались пейзажем. Милан невольно позавидовал невозмутимости своих спутников. Он так не умел.

— А пока поедем, пообедаем и в театр. Я не часто приезжаю в Гайсин в последние годы, но традиция есть традиция. Пока я в городе, спектакли во всех театрах переносят на четыре часа дня. Я люблю посещать подобные места после обеда.

— Чтобы подремать спокойно, — язвительно пробормотал Милан.

На этот раз Володимир усмехнулся вполне добродушно.

— Не держи на меня зла, мальчик. Я чаще грожу, чем делаю.

— Я судил по себе, — извиняющимся тоном произнес Милан

— Что бы ты предпочел, Славочка? Оперу, балет, драму, концерт?

— Оперу. На мой взгляд, этот жанр представляет собой оптимальный компромисс между реализмом и абстракцией.

— Ну, может быть в Верхней Волыни. Я бы сказал, что все музыкальные жанры абстрактны.

— Это, безусловно. Но в опере, по крайней мере, ясно, что именно хотел сказать автор, точнее, композитор. В этом ее основное преимущество перед балетом. Опять-таки живые голоса людей лучше, чем просто голоса инструментов.

Воспреемник тихо засмеялся.

— Знаешь, Славочка, это все, конечно, так, но здесь вся соль в том, чтобы не заживаться на этом свете. А то бывают всякие коллизии.

Вацлав с интересом обернулся к собеседнику.

— Вскоре после окончания войны один композитор и дирижер откопал старинную, еще довоенную оперу. К тому времени из старожилов оставался только я, но кто станет принимать во внимание такую одиозную фигуру? Ведь музыка-то чудесная. И вот, автор слегка изменил оркестровку, сварганил новое либретто и поставил ее, как свою собственную. Вот только новое либретто не вполне подходило к музыке, но все сочли это оригинальной находкой художника. Лет через двадцать оригинальность успешно надоела и опера, кстати, когда-то давно она была написана Россини, может быть, слышал? Ну, вот и отлично. Так вот, эту оперу положили пылиться в дальний угол. Лет через сто пятьдесят в кладовой стали производить генеральную уборку, что бы освободить место для новых произведений, я полагаю, и случайно наткнулись на оперу. И что бы вы думали? Ей снова присобачили новое либретто. В результате она из комической оперы окончательно превратилась в трагическую. В таком виде она просуществовала два столетия. Потом в театре началась новая мода, были написаны трагедии на более современные темы и про несчастного Россини опять забыли. Дальше, снова лет этак через двести, в сущности, это было совсем недавно, какой-то счастливчик где-то откопал старинное либретто и партитуры. Он мужественно отреставрировал все это, надо отдать ему должное, и выпустил под своим именем в постановке под старину. Знаешь, дамы в длинных платьях, кавалеры в обтягивающих штанах и пышных камзолах. Все красиво и несколько нарочито, если можно так выразиться. Особенно меня порадовала его идея, разыграть на сцене что-то типа пантомимы с красиво подобранными артистами, одетыми строго под старину, а певцов посадить в оркестровую яму. Потому как, если даму затянуть, как следует в корсет, она не только петь, дышать-то с трудом будет. А женских арий там много. А еще он навставлял кучу балетных вставок на музыку Моцарта, если я не ошибаюсь, конечно. Так что произведение удлинилось вдвое. Вот в таком виде эту оперу дают по сей день. И знаешь, неплохо.

Вацлав засмеялся.

— Сегодня часом не ее дают?

— Не знаю. Поживем — увидим.

После спектакля воспреемник повел своих гостей в баньку. Всех, кроме Станислава. Ну не любил он его, и все тут. Молодые люди, честно говоря, совсем не рвались разделить с Вацлавом честь этого приглашения. С одной стороны, с ними Вацлаву должно было быть спокойнее, а с другой, куда они на фиг денутся, если воспреемнику придет в голову блажь прикончить всех троих? И сделать ничего не смогут. Может быть, если бы Вацлав рискнул сбежать, бросив их на произвол судьбы, ему бы это и удалось, но ни Милан, ни Янош не верили в это. Как-то это было на него не похоже.

Тем не менее, весь вечер Володимир старался быть душкой. Он принимал гостей по высшему разряду — парная, бассейн, массажисты, пиво и ужин между всеми этими удовольствиями, точнее, вперемешку с удовольствиями. И все это время Володимир рассказывал. Кажется, он решил выговориться за все четыреста лет вынужденного молчания. А может еще, и наговориться еще на четыреста лет вперед. И именно это и не нравилось Милану. При таком раскладе они выберутся из Трехречья разве что ногами вперед на катафалке, запряженном траурной четверкой четырехмерок.

Милан время от времени поглядывал на своего начальника. Он с интересом слушал, вставлял остроумные реплики и, кажется, наслаждался жизнью. Черт побери, может быть Володимир и правда лучше понимает Вацлава, чем он, Милан?

— Слушай, Димочка, а что это про твое Трехречье ходят такие жуткие слухи? Ты их сам, что ли распускаешь?

Володимир рассмеялся и расплескал воду из ванной. Они как раз, в соответствии с рекомендациями воспреемника, который долгие годы посвятил изучению этого вопроса, лежали в теплых ванных с проточной водой Средней реки, отпариваясь перед очередным массажем.

— И да, и нет, Славочка. Вообще-то ты прав, первоначально я и в самом деле сделал все, чтобы отбить желание у разных праздношатающихся личностей разгуливать по Трехречью. Не то, чтобы они мне мешали, но я просто не люблю любопытных. Но видно я когда-то перегнул. Точнее, не учел, что с каждым пересказом число накормленных пятью хлебами возрастает в геометрической прогрессии. И вместо того, чтобы отбить любопытство, я наоборот, привлек целые толпы народа. Сначала это меня смешило, потом стало даже радовать. Это дало мне возможность быть в курсе событий, происходящих в других странах. Ко мне приезжают не только из Верхней Волыни. Едут из Светлогории, Угории, Нижнерейнского королевства и Горного герцогства. Были даже компании из Великого княжества Московского.

— Откуда? — переспросил Вацлав, выбираясь из ванны и отдаваясь во власть массажиста.

— Из Великого княжества Московского. Это на север от Арчидинских Степей. Вышло так, что Трехречье граничит с Полесьем, а Арчидинские Степи — с Московским княжеством.

— Это далеко от Верхней Волыни, Димочка. Я даже не слышал об этом княжестве. Вернее, название знакомое, вот только я не упомню к чему оно.

— Великое княжество Московское, Славочка, это осколок некогда могучей страны, я бы даже сказал, сверхдержавы. Я, кажется, уже упоминал о ней.

— Той самой?

— Той самой… Трехречье тоже раньше было частью этой страны. И Трехречье, и Степи, и Полесье, и Поморье и еще многие другие, не знаю уж, как они сейчас называются. Слышал, что там, за Степями, очередное степное государство возродило старое название — Золотая Орда. Но оттуда ко мне не захаживают, так что ничего определенного сказать не могу. Московиты, кстати, захаживают из чисто спортивного интереса. В моей магии они не нуждаются. Кстати, Славочка, если бы ты шел в Московское княжество, это было бы с твоей стороны более логично. Московиты всегда были очень сильны в науках, а их широкая душа заставляла их помогать всем и каждому, даже если им и самим было очень хреново.

— А там развита медицина?

— Там все развито. Правда, несколько своеобразно. У них традиционно большой срок между открытием и внедрением. Если порыться в тиши университетских библиотек, например в старых диссертациях, то можно найти много нового и интересного. А если ждать пока они что-нибудь, наконец, внедрят, то до этого, пожалуй, и я не доживу. Съезди туда, если хочешь, только не зимой. В Трехречье-то зимы не слишком располагают к круглосуточному пребыванию на свежем воздухе, а там и вовсе холодно. Погости у меня до лета.

— Видно будет.

— Ах, Славочка, что ты, что твой секретарь. Никак не поймете, что если я что сказал, так значит так и будет.

Володимир последним вылез из своей лоханки и жестом отослал своего массажиста.

— Не видишь разве, мои гости уже заждались меня к ужину? Потом.

Молодые люди и, правда, уже сидели за столом и потягивали вино. Володимир сел за стол и приказал подавать горячее.

— А Великое княжество Московское граничит с Сибирским ханством и Золотой ордой. Говорят, они довольно активно поторговывают. В Сибирском ханстве, в Туве, Туркестане и Китае выращивают различные травы, из которых местные готовят различные целебные бальзамы. В основном, тонизирующие. Кстати, тебе бы они могли пригодиться для твоего брата. А в Московском княжестве, насколько я понял, из спортивного интереса собирают всякой твари по паре, почище, чем в Ноевом ковчеге. Единственное, по-моему, не изготовители, ни московиты не знают, помогают эти бальзамы, или нет. А если помогают, то отчего. И какие дают побочные эффекты, кроме похмельного синдрома, конечно. А все попробовать — жизни не хватит.

— Твоей-то хватило бы, — хмыкнул Вацлав.

— Вряд ли, — с сомнением протянул Володимир. — Разве что если бы я менял носителей души ежегодно. В противном случае, цирроз, как минимум, был бы обеспечен. Так что бальзамы я тебе не советую. Просто потому, что не знаю, какие можно посоветовать.

— Честно говоря, я травам не очень доверяю.

— И напрасно, Славочка. Доверять можно. Вот только травника толкового сейчас не найдешь.

Подали шестую перемену блюд, и Володимир стал явственно заплетаться языком за все неровности трехреченского диалекта. Он все больше разнообразил его допотопными выражениями. Это было бы забавно и познавательно, если бы в этих речах можно было бы найти какой-нибудь смысл. Наконец, Володимир признал свое поражение и приказал подать чай.

— Знаешь, Славочка, в этом-то и состоит вся беда. Когда у души маленький носитель, ну ты понимаешь, маленький такой мальчик, я совсем не могу пить. Быстро пьянею. Издержки производства. Нет, не производства. Просто издержки.

— Издержки роста, — насмешливо подсказал Вацлав.

— Правильно, Славочка, ты меня понимаешь. Ужинайте без меня, мне пора идти.

— Куда ты в таком состоянии? — возразил маг. — Останься, переночуй здесь.

— Ты не понимаешь.

— Где уж мне!

— Я никогда не остаюсь.

— Разве ты не жил в Гайсине?

— Жил. Четыреста лет назад. Или триста.

Вацлав встал.

— Вот что. Переночуй у меня, а я посплю на диване в столовой. Твои подумают, что у нас остались нерешенные проблемы и не обратят внимания.

— У тебя? Да, у тебя можно. Но ты опять не выспишься, а твой секретарь будет во всем обвинять меня.

— Я думаю, ты это легко переживешь.

— Переживу, — согласился Володимир и встал. — Но знаешь, он мне нравится.

— Мне тоже. Идем, Димочка.

Володимир пошатываясь, оделся, вышел из баньки и погрузился в сани. Милан обратил внимание, что Вацлав ни разу не поддержал его. Маг перехватил его взгляд и улыбнулся.

— Потом поговорим.

— Хорошо. Только, Вацлав, на диванчике лучше посплю я.

— А еще лучше я, — вмешался Янош. — Вы и так на пару ублажаете нашего друга днями и ночами. А мне по должности полагается терпеть бытовые неудобства.

— Ладно, спи, — согласился Вацлав. — Не вижу здесь особых неудобств, или, тем более, опасностей. Так что можете не волноваться.

— Тебе виднее, — проворчал Милан. — Ты же так похож на нашего гостеприимного хозяина!

— Сильно похож?

— По-моему, не очень, — улыбнулся Милан.

— По-моему тоже, — вздохнул Вацлав. — Поэтому я не могу угадать, что придет ему в голову в следующую минуту.