Стас уверенно направился по правой дороге.
— Кажется, ты пришел с другой стороны, Стас, — окликнул его Вацлав.
Стас остановился.
— Я ушел из Сердца Трехречья весной. Полгода назад. С тех пор петлял по стране, жил то здесь, то там, в городах, конечно, постепенно приближаясь к границе, пока три дня назад меня не засекли. Тогда я бросил вещи в гостинице и решил попробовать перейти границу.
Стас увидел, что Янош взвалил на себя все три вещмешка.
— Давайте помогу, — предложил он.
— Спасибо, не надо.
Стас уловил горечь в голосе Яноша и понимающе спросил:
— Считаете, что я уже сделал все, что мог? Или боитесь, что я сбегу с вещами? Не надо. Сбегать с имуществом мага — опасная затея, даже для другого мага.
— Лучше показывайте дорогу, Стас, — возразил молодой человек, — Вацлаву и Милану надо как следует отдохнуть, а это трудно устроить на снегу.
Стас виновато кивнул и пошел вперед. Вацлав устало пошел за ним. Милан взял мага под руку.
— Обопритесь на меня, Вацлав. Я же знаю, вы отдали мне все силы.
Вацлав улыбнулся.
— Пришлось. Стрела глубоко сидела, и место было очень опасное…
— Я даже не поблагодарил вас, — виновато заметил Милан. — Но мне нечего сказать. Патетично воскликнуть, как герой любимого романа Яноша, «вы спасли мне жизнь, теперь можете располагать ею» как-то глупо, это вы и без меня знаете, а бросить — «свои люди — сочтемся» — еще нелепей.
Вацлав сжал пальцы Милана.
— Это я должен благодарить тебя. Если бы не ты, меня бы уже не было в живых, и никакая магия это бы уже не изменила. Я вылечил тебя, но все равно, я у тебя в долгу.
— Свои люди. Сочтемся, — улыбнулся Милан.
— Ты же сказал, что это глупо.
— Теперь нет. Да, Вацлав, кажется, мы разгадали еще одну тайну Трехречья.
— Какую же?
— У нас дома говорят, что здесь, в Трехречье, приносят в жертву младенцев. Теперь я, кажется, знаю как.
Вацлав кивнул.
— Остается только выяснить, что стало с предыдущими экспедициями, — продолжал Милан. — Не могла же эта душа Трехречья уничтожить их всех!
— Ну, во-первых, все может быть, — возразил маг, — а во-вторых еще остаются эти загадочные Арчидинские степи, в которые так рвался Стас.
— Это государство?
— Если и государство, то выделилось оно уже после установления границ, — ответил Вацлав. — Но это не главное. Главное, я не понимаю, чем может помочь эта душа Трехречья в моих поисках. Если верить тому, что рассказал нам Стас, его беспокоит только собственное могущество и продление жизни до беспредела.
Несмотря на то, что сегодня путники вышли поздно и сразу после обеда, часов в пять Вацлав предложил остановиться и перекусить. Он очень устал и тяжело опирался на руку Милана. Стас предложил, было, свои услуги, но Вацлав только отмахнулся, не пожелав даже тратить на него слов. Стас не настаивал. Он и сам был изрядно измотан трехдневной прогулкой по зимнему Трехречью без запасов продовольствия и достаточного количества теплой одежды. Он держался только на силе воли — остановиться значило умереть.
На этом привале устройством костра, удобных сидений и приготовлением раннего ужина занимался Янош. Остальные совсем без сил ждали, когда он вложит горячий бутерброд им в руки. Сам Янош есть не стал, сказав, что не голоден. На самом деле, он бы с удовольствием перекусил, но припасов осталось так мало, а в город они придут только завтра. И неизвестно еще что их ждет в этом городе!
Стас тоже отказался от предложенной порции. Вместо этого, он достал из кармана остатки своего обеда, и отщипнул от этого малую толику. Пусть Милан на него не держит зла, и Венцеслав не торопится с осуждением, все равно, по его вине они потеряли силы и время. Он понимал, что, вряд ли Янош тащит с собой месячный запас продовольствия, и не хотел причинять дополнительные хлопоты. Попросту говоря, боялся объесть. Тем более что Милан потерял много крови и то, что сейчас он был в пристойной физической форме, исключительно заслуга Венцеслава. Милан жил только на энергии Вацлава. Зато сам Вацлав остался совсем без сил.
Пока они отдыхали, начало темнеть. Вацлав вздохнул и встал.
— Пойдемте.
Они снова вышли на дорогу, и пошли вперед. На небе опять собрались плотные тучи. «Словно специально солнце выглянуло», — подумал Стас. Воздух потеплел. Снег под ногами противно захлюпал. Из-за сырости стало зябко и неуютно.
— Сегодня нас ждет офигенный ночлег, — пробормотал Милан.
— Да, спать в воде не очень-то весело и летом, — согласился Вацлав.
— Почему вы не сказали, что теперь понятно, от кого Янош нахватался жаргонных словечек?
— Я так подумал, — меланхолично ответил маг.
Милан вздохнул.
— Может, сделаем плот?
— Ни в коем случае нельзя рубить деревья, — вмешался Стас.
— Жалко, — серьезно сказал Милан. Он и, правда, не представлял себе, как организовать ночлег в таких условиях. — Правильно вы говорили, Вацлав, путешествовать нужно зимой.
— Сейчас и есть зима.
— Но она какая-то неправильная.
— Это называется оттепель, — сообщил Янош.
— Надо бы эти оттепели запретить. И о чем думает эта душа Трехречья? Нет, правда, Вацлав, к чему эти полумеры? Зима так зима, лето так лето.
Вацлав не ответил. Судя по тому, что он с каждым шагом все тяжелее опирался на руку Милана, он просто берег силы.
— Ничего, Вацлав, вот мы сейчас найдем какой-нибудь пригорок, счистим с него мокрый снег и прекрасно отдохнем. Вот только с костром придется повозиться. Дровишки-то отсырели.
Вацлав молчал. Стас обеспокоено оглянулся и посмотрел на него глазами мага. Увиденное не вдохновляло. Вацлав шел вперед, если, конечно, так можно было выразиться о его способе передвижения, только потому, что остановиться в этой сырости было попросту негде. А промокнуть сейчас для него было просто смертельно.
— Вацлав, может, вы позволите вам помочь?
— Нет.
Голос мага прозвучал хрипло. Милан испугался.
— Шутки шутками, шеф, но может, вы воспользуетесь своими запасными клыками и хлебнете кровушки? Вам ведь не привыкать народную кровь пить.
— Я б хлебнул, да у тебя ее слишком мало осталось, — отозвался маг.
— Так хлебните у Яноша.
— И что получится? Так хоть есть надежда, что он нас вытащит в случае чего. А то хорошая картинка получится, если мы, все четверо, загнемся в двух часах пути от гостиницы, а значит от еды и тепла.
Время уже близилось к полуночи, когда Милан облюбовал какой-то пригорок. Он быстро собрал немного веток, положил сверху спальный мешок и усадил Вацлава. Потом вместе с Яношем занялся палаткой, а Стаса отправил собирать хворост. Когда палатка была разложена, Янош занялся постелями, а Милан костром. Дров натаскали много, вот только они никак не желали разгораться — слишком уж отсырели. Милан трудился над ними несколько минут без всякого толка, извел полкоробка спичек, и, наконец, раздраженно бросил Стасу:
— Раз уж вы — маг, могли бы хоть костер развести.
Стас с сомнением оглядел дрова.
— Интересно, как это я подожгу воду?
Вацлав протянул руку к сложенному костру, выдернул одну ветку и задумчиво повертел в пальцах. Не так все уж и плохо, если вдуматься. Подсушить пару-тройку веток, остальные сами высохнут и разгорятся в лучшем виде. А по такой погоде без костра никак нельзя. Что, Стас не видит этого, что ли? Вацлав испытывающе поглядел на Стаса. А ведь и вправду не видит. Черт бы побрал этих теоретиков!
Вацлав вздохнул.
— Дай руку, Янош. Что бы там тебе ни напел Милан, но я могу быть и вампиром.
Янош стянул с руки перчатку и поддернул повыше рукав, вспомнив, видимо, как Вацлав однажды приложился к его запястью. Вацлав тоже снял перчатки, аккуратно вернул на место рукав молодого человека и сжал пальцы Яноша. Другой рукой он сжал сырую ветку. Через пару минут пошерудил веткой в костре и вспыхнуло пламя. Милан немедленно принялся подкладывать кусочки коры и раздувать костер.
— Чего-то я не понимаю, Стас, — ядовито приговаривал Милан. — Если вы маг, то почему не разожгли костер, а если не маг, то, что вы забыли в Трехречье?
Стас вздохнул.
— Видите ли, я магистр по магической сущности вещей. Мы у себя исследуем природу вещей, магическую природу вещей и взаимосвязь физической и магической природы, как саму по себе, так и в сочетании с филологической сущностью.
— С филологической? — переспросил Янош. — Это надо понимать, что вы изучали возможность получить любую вещь, просто произнеся заклинание?
— О, вот с этим-то и возникают наибольшие трудности. Достоверно известно, что можно вызвать любой предмет, назвав его истинное имя, но как раз с этим и связана вся сложность проблемы. Как доказал доктор Изяслав четыреста двадцать семь лет назад, все вещи магически связаны со своими истинными именами. Вот только найти истинное имя вещи неимоверно сложно, особенно в наших условиях жестких границ. К тому же правительство практически не выделяет деньги на раскопки.
— Раскопки? — удивился Милан. Он даже перевел взгляд с жарящейся грудинки сначала на Стаса, потом на Вацлава.
Вацлав выглядел несколько лучше. Вероятно, он использовал силы Яноша не только для разжигания дров в костре, но и себе чуток оставил. Почувствовав взгляд Милана, он улыбнулся.
— О, это совершенно бесполезная трата денег и времени. Видишь ли, истинным именем является то, что впервые прозвучало под этим небом применительно к каждой конкретной вещи, даже если впоследствии оно и не прижилось. Насколько я знаю, на сегодняшний день известно несколько десятков имен простых вещей, я имею в виду вещей, не совершенствовавшихся с течением времени, и все они не представляют ни малейшей практической пользы. Так, например, рыбий хребет, погасшее кострище, обглоданная берцовая кость пещерного медведя и тому подобные не менее актуальные вещи. Имен же рыбы, костра или медведя не сохранилось. Они истлели вместе с артефактами. А что же касается таких предметов, как скажем стул, то его гораздо проще, быстрее и дешевле сделать, чем произнести его истинное имя. А если учесть, что в этом имени задействованы все языки, как живые, так и давно скончавшиеся, и потому никому не известные…
— Понятно, — улыбнулся Милан, и принялся раздавать ужин и чай. — Скажите, Вацлав, а по какой отрасли специализируетесь вы?
— По общим вопросам.
— Это надо понимать, как обзорный курс?
— Можно сказать и так, — пожал плечами маг.
— А можно и не говорить, — вмешался Стас. — Как правило, именно на стыке наук и совершаются величайшие открытия. Да что там, несколько лет назад, года за три до моего отъезда из Медвенки, я слышал, что вам присвоили степень магистра как раз за удачное объединение различный отраслей магии.
— Вацлав имеет степень доктора, — вмешался Янош.
— О, не знал. Поздравляю.
— Не помню, что бы я об этом говорил, — проворчал Вацлав.
— Но это правда?
— Правда… Хотя, что ты можешь знать о правде, провокатор?!
— За что такая немилость?
— И я тоже хорош, попался на твою удочку. Настолько привык отождествлять тебе со всякой заумью, что совсем забыл, что в первые два года учебы все маги получают общемагическое образование.
— Вы отдали слишком много сил, Вацлав. После этого долго шли по холоду, а теперь еще и ночевка в местной луже. Вам бы отдохнуть в тепле и комфорте недельку — другую.
— Отдохнем в городе.
— Если получится.
— А что нам может помешать? Волшба?
— Хуже, Вацлав, много хуже. Местная бюрократическая система.
Вацлав насмешливо изогнул светлую бровь.
— Этими вопросами по очереди занимается мой секретарь и офицер службы безопасности.
— Ну, может быть у них что-нибудь и получится. Они-то ведь не маги.
Город показался еще до обеда. Почти с самого утра после очередной деревеньки потянулись дачные участки с небольшими, аккуратными домиками, расположенными с геометрической точностью и, насколько можно было судить по внешнему виду, с совершенно одинаковыми размерами и планировкой. Некоторые домики выделялись резными наличниками или расписными ставнями. Даже зимой было видно, что небольшая площадь участков используется на полную катушку. Рационально посаженные деревья и кусты перемежались ровными грядками и небольшими теплицами.
— У них здесь что, натуральное хозяйство? — удивленно проговорил Милан. — Если хочешь что-то съесть, то это что-то нужно сначала вырастить? А как же с одеждой и инвентарем? Простой и честный обмен?
— Это называется «тяга к земле», Милан, — объяснил Стас. — Знаете, горожане, наработавшись за рабочую неделю в четырех стенах на общее благо, зато за жалование, спешат сюда, чтобы поработать в свое удовольствие под открытым небом. Как вы понимаете, совершенно бесплатно.
— Если я действительно что-то понимаю, то это далеко не бесплатно, — возразил молодой человек. — Такое хобби дорого обходится.
— Это верно, — согласился Стас. — Зато если тебе удалось вырастить лучшую морковку, чем твоему соседу, то будет чем похвастаться еще лет пять, если, конечно, в следующем году сосед тебя не переплюнет.
— Нет, мне этого никогда не понять, — вздохнул Милан.
— А вы рассмотрите этот вопрос с другой точки зрения. В неделе пять рабочих дней и два выходных — суббота и воскресенье. Эта традиция существует в Трехречье еще с довоенных времен.
— Здесь что, не было мусульман? — перебил Милан.
— Ну отчего же, были. И до сих пор есть, причем процентов двадцать от общей численности страны. Евреев, кстати, всегда было гораздо меньше.
— Понятно, — кивнул Милан. — Ежели ты не христианин, то проявляй веротерпимость.
— Вы уловили, — улыбнулся Стас. — Итак, два дня в неделю граждан нужно как-то занять. Знаете, говорят, что сатана всегда найдет работу для праздных рук.
— Нет праздности, нет и искушений, — согласился Милан. — Так что, такие участки есть у всех?
— Насколько я знаю, примерно у трети горожан. Еще треть разводит собак, кошек, рыбок, птичек и декоративные растения. Здесь регулярно проводятся конкурсы соответственно цветов, попугаев и прочей мелкой живности. А оставшиеся граждане коротают досуг, предаваясь бесплодным мечтам, чтению литературы, посещению музеев, театров и драмкружков. Существует еще классическая музыка и живопись, интересоваться и заниматься которыми считается признаком рафинированного вкуса. Помимо этого, добрая половина граждан увлекается футболом, половина — танцами и легкой музыкой, и половина — религией.
— Что-то у вас не получается, Стас. Если сложить три половины до одного целого, то получится наложение.
— У вас на редкость точные и емкие формулировки, Милан.
— Подождите, господа, — перебил Вацлав. Сегодня он шел, опираясь на руку Яноша. Правда, перчаток не снимал. — Все это очень занимательно, но давайте отдохнем и перекусим. У нас, кажется, что-то осталось?
— Почти ничего, — вздохнул Янош. — Так, разве что червячка заморить.
— Так давайте заморим, — откликнулся Вацлав. — Я и лавочку приметил.
— Что вы, Вацлав, это же частная собственность.
— Мне плевать, чья это собственность, Стас. Да, я хотел бы взглянуть на твои документы. Надеюсь, они все же сохранились?
— Да, конечно, но ими нельзя пользоваться. Я же говорил вам, что я в розыске.
— Подумаешь, в розыске. Доставай. Посмотрим, что с ними можно сделать.
— Магически — ничего. Тут везде понатыкано аппаратуры. Магические подделки распознаются в два счета.
— Можно подумать, — проворчал Вацлав. Он взял паспорт и подорожную, покрутил в руках и передал Милану.
— Так я и думал, — продолжал маг. — Вписать сюда несколько слов, и ты сможешь свободно ездить куда захочешь. Точнее, куда я захочу. Потому как делать это ты сможешь исключительно в нашей компании. Милан, впиши-ка вот сюда «и подготовка к приему основной группы Медвенковского университета».
— Но я не смогу подделать почерк.
— Сможешь. Ты, главное не думай об этом.
Вацлав положил руку на плечо своему секретарю и тот послушно дописал требуемую фразу. В самом деле, совпал и почерк, и цвет чернил.
Вацлав снова взял в руки бумаги, сделал пометку в паспорте, расписался в подорожной, та, кстати, была выправлена канцелярией князя Венцеслава.
Янош достал из сумки остатки колбасы и поделил между Вацлавом и Миланом.
— Перекусите. Мы со Стасом прекрасно дождемся обеда в гостинице. Видеть уже не могу сухой паек!
— Я тоже, — вздохнул Стас. Он прекрасно понял, что припасов в мешке больше нет, а после ранения Милана и его исцеления Вацлавом этим двоим требовалось усиленное питание.
Немного передохнув, компания встала. По словам Стаса, через два — три часа они должны были прийти в город. Янош снова дал руку Вацлаву. Некоторое время они шли молча, потом Янош спросил.
— Вацлав, а что в Верхней Волыни два выходных?
Вацлав засмеялся.
— Два с половиной.
— Это как?
— Видишь ли, это тоже историческая традиция. Что воскресенье должно быть выходным днем — никто не сомневался. А вот как быть со вторым выходным? Отказываться от него никто не хотел, а мусульман и евреев в стране оказалось примерно поровну. Мусульман, кажется, чуть больше. На этом основании долго дискутировался вопрос, какому из дней быть выходным — пятнице или субботе. Если по справедливости — то пятнице, но тогда между двумя выходными вклинивался рабочий день, а это не удобно. Причем, первоначально эта дискуссия имела чисто академический смысл. Страна была в разрухе, больше одного выходного никто позволить себе просто не мог. Знаешь, свободы — свободами, а голодный желудок лучший судья. Так что второй выходной представлялся небывалой роскошью, мечтой светлой и недостижимой. Как раз в это время происходило становление магического университета. Маги пытались разделить сферы влияния на факультеты. Между другими, кстати, гораздо более важными делами, маги нашли время и для решения этой небольшой проблемы. К слову сказать, именно это положило начало факультету магической сущности. Маги сказали, что с точки зрения лингвистической магии, выходным должен быть понедельник, ссылаясь на расхожую фразу «понедельник — день тяжелый». А субботу многие народы называли концом недели, следовательно, логично в субботу работать и заканчивать все недельные дела. Тогда, сразу после войны и установления магических границ, и, соответственно, самого прочного мира, какой только возможен на этой несчастной земле, магам верили гораздо больше, чем богу. Посему немедленно после этого вердикта все дружно принялись отдыхать два дня в неделю — воскресенье и понедельник, за исключением непрерывных производств, где всегда выходные устанавливались по скользящему графику. Впрочем, насколько я могу судить, это была просто шутка одного из магов.
— А почему вы сказали два с половиной?
Вацлав засмеялся.
— Так получилось. Первое время суббота была самым загруженным днем недели. Редко кто уходил с работы раньше полуночи. Но постепенно экономическое положение страны налаживалось, и где-то через пару сотен лет после окончания войны прочно установился шестичасовой рабочий день. А суббота… Недаром же ее называют концом недели? Значит, в субботу нужно подгрести и домашние дела. Так что в субботу стали работать четыре часа, то есть до обеда. А как с этим в Угории?
— В Угории? — переспросил Янош. У него изменилось выражение лица, исчезла улыбка, синие глаза потемнели от нахлынувших воспоминаний. Вацлав мысленно выругал себя за бестактность. Но Янош быстро справился с чувствами.
— Вы же знаете, в Угории узаконено рабство. Рабам выходные не положены. У свободных граждан два выходных в неделю при шестичасовом рабочем дне.
— А рабов много?
— Примерно половина населения. Из них половина — пожизненные.
— А хозяин может освободить раба?
— Теоретически — да. А практически это почти не возможно. Это требует такого количества бумаг, что у святого руки опустятся. А пожизненных рабов освобождать, к тому же, опасно.
— Почему?
— Освобождая досрочно раба, хозяин как бы берет его на поруки, и если бывший раб совершает преступление во время срока, на который он был первоначально осужден, то хозяина судят за преступную халатность. При небольших сроках все это не имеет значения, но в случае пожизненного рабства, вообще не найдется дурак, чтобы освободить раба, даже за большие деньги. В будущем, я имею в виду. У рабов не бывает собственности. И если уж по первому разу можно стать жертвой судебной ошибки, то уж по второму — осудят по намеку на подозрение. Тут и бывший хозяин может в рабство угодить.
Вацлав кивнул. Теперь он понял, почему дядя Гойко продал племянника иностранцу. За границей у мальчишки был хоть какой-то шанс.
Рука Яноша, на которую опирался маг, дрогнула.
— Вацлав, вы никогда не спрашивали меня, но я думаю, вы читали, там, в Угории, в чем меня обвинили?
— В растрате, — кивнул маг.
— Вы все знаете и доверяете мне деньги?
— Я не все знаю, — возразил Вацлав. — Я знаю из письма твоего дяди, кто тебя обвинил и зачем. Но он так и не написал, была ли растрата на самом деле.
Янош побелел.
— Была. И довольно крупная. Я обнаружил ее случайно…
— И указал на нее своему опекуну, — подсказал маг.
Янош кивнул.
— А кто виноват ты так и не узнал.
— Узнал, — возразил молодой человек. — Только было уже слишком поздно. Произнеси я это вслух, это выглядело бы как черная неблагодарность и поклеп на моего благодетеля, который после смерти мох родителей воспитывал меня, как сына. Я говорил с дядей Гойко, мы решили, что попытка разоблачения могла бы лишь усугубить мою участь. Ведь доказательств, таких, какие можно предъявить суду, я не нашел. Меня ведь могли продать и на рудники. Дядя Гойко сказал, что или выкупит меня сам и освободит по завещанию — это реально, или попробует продать в хорошие руки.
Синие глаза Яноша наполнились слезами. Вацлав ободряюще сжал его руку.
— Обещай мне одну вещь, мой мальчик, — попросил маг. — Эту историю никто не должен узнать в Верхней Волыни. Я расскажу правду Милану — он и так про тебя все знает, и, может быть, моему брату. А больше — никому и никогда.
Слезы все-таки скатились с глаз молодого человека.
— Прости, что я заговорил об этом, Янош, но мне казалось, что тебе нужно знать, что мы с Миланом верим тебе.
— Спасибо, — прошептал Янош.
— И вот что. Для Стаса и для всех остальных, ты — офицер службы безопасности князя Венцеслава. И все.
— Спасибо, Вацлав, я обещаю.
Вацлав посмотрел на расстроенное лицо молодого человека и принялся стаскивать с руки перчатку.
— Не надо, Вацлав, — Янош торопливо отдернул руку и деликатно поддержал хозяина под локоток. — Вы отдали все свои силы Милану. Конечно, это и не могло быть иначе — он был ранен, вы — маг, к тому же, он спас вам жизнь. Но отдавать силы мне не надо. У вас и так один энтузиазм остался. Если наоборот, повампирить хотите — то, пожалуйста.
— Ладно, Янчи, сохраним статус кво.
Вацлав снова оперся на руку Яноша. Другой рукой молодой человек вытер слезы.
— Не плачь, мой мальчик. Чтобы не случилось дальше, понимаешь, я не могу обещать тебе совсем безоблачную жизнь, тем более так далеко от Медвенки, но, по крайней мере, ты сам распоряжаешься своей жизнью.
Янош улыбнулся.
— Ага. С вами распорядишься, как же!
— Я на границе предлагал тебе поехать в Верхнюю Волынь.
— Но ведь я вам не помеха? — забеспокоился молодой человек.
— Боюсь, что это я узнаю только в Верхней Волыни. Может, в результате помехой окажусь я.
— Ничего страшного, Вацлав, к этому мы с Миланом уже давно привыкли.