В пути

Касиан 3

Резко открыв глаза, Касиан уставился на потолок келии. Темные деревянные балки давно требовали замену. Пробившийся сквозь маленькое чердачное окошко утренний свет легко разогнал тяжелые вязкие сны, и спустя несколько вздохов граф уже не мог вспомнить точащие душу кошмары. Сопящая рядом смазливая послушница пробормотала что-то невнятное и, перевернувшись на левый бок, уткнулась носом ему в плече. Длинные русые волосы защекотали нос, и не удержавшись юноша громко чихнул.

— Как спалось? — Поинтересовалась монашка, тепло улыбаясь. — Некоторые говорят, у нас слишком жесткие кровати, а твои раны еще не зажили.

— Все замечательно. — Смущенно пробормотал парень, стараясь придать голосу побольше мужественности. — Рыцарю не пристало жаловаться на подобные мелочи.

Хихикнув, девица выбралась из-под колючего шерстяного одеяла и с наслаждением потянувшись, дала Касиану великолепную возможность хорошенько рассмотреть себя со спины. Не упуская ни единого шанса подразнить неопытного любовника, она в очередной раз заставила того покраснеть и, довольная произведенным эффектом, задорно ухмыльнулась.

— Ты бы пришла, не будь у меня прав на землю? — Наконец рискнул спросить парень, не отрывая взгляда от подпоясывающей светло-серую рясу красотки. Подперев кулачком подбородок, та на мгновение замерла, изображая напряженную работу мысли, но не выдержав звонко рассмеялась.

— К тебе бы в любом случае отправили кого-то. — Пояснила девушка. — Выжившие в тяжких испытаниях обязаны оставить свое семя, если их состояние позволяет возлежать с женщиной. Так что одна из моих сестер наверняка бы навестила тебя.

— Но не ты?

— Я. — Уверенно заявила послушница и, вновь хихикнув, добавила:

— Ты симпатичный. Только больше наследником не прикидывайся, дурачок. В этих стенах никого не волнуют мирские титулы, но за их пределами тебя снова могут поколотить. Живи как честный человек и наслаждайся жизнью!

Не дожидаясь возможных споров, монашка щелкнула юношу указательным пальцем по лбу и, послав на прощание воздушный поцелуй, выскользнула в дверь, но пропустивший очаровательный жест Касиан лишь обхватил голову руками, безжалостно царапая кожу давно нестрижеными ногтями.

— Не прикидывайся наследником… — Застонал он, осознав наконец безумие ситуации. Оставшиеся родственники (кроме шляющейся по Скрытым Островам Лины) банально не знали его в лицо. Бессмысленным поездкам к дружественным феодалам прошлый лорд Цаплиного Холма предпочитал пьянки, а его младший отпрыск — тренировки с сиром Рамоном или безымянной солдатней. Тренировки, в решающий момент оказавшиеся абсолютно бесполезными. Возможно, старый норн не ошибался, принижая благородное искусство меча и возводя в абсолют умение бороться за жизнь, вгрызаясь в шею врагу.

Но стоило ли вообще гадать, какие действия могли остановить изменников и сохранить жизнь отцу и брату? Старость еще предоставит тысячи возможностей обсасывать былые неудачи, сейчас следовало гарантировать ее наличие.

Нехотя поднявшись с кровати, Касиан подошел к кондовому столу и, отломав от черствой краюхи несколько мелких кусочков, принялся размещать их по дубовой поверхности. Обозначив цепочкой крошек Велью, он аккуратно расставил “крепости” на берегах великой реки и, потерев переносицу, уставился на “план государства”, но спустя несколько секунд резко смахнул все в ладонь и, закинув задеревеневший хлеб в пасть, приложился к глиняной кружке с ключевой водой. С трудом пережевывая грубую пищу, он признал горькую истину:

— Даже захудалый барон не согласится помочь мне…

— Думаешь, протянуть руку могут только высокородные? — Раздался холодный, начисто лишенный эмоций голос. Повернувшись юноша широко раскрыв глаза, глотая ртом воздух. Не находя слов, он несколько раз открыл рот, но внезапно снаружи донесся громкий стук, и в комнатушку вошла седая старушка.

— Выспался, внучек? — Поинтересовалась она, протягивая плошку с порезанной крупными кусками репой, но заметив ошарашенное лицо постояльца, бегающего взглядом по помещению, тяжело вздохнула:

— Ох, горемыка… Тот выродок сюда не сунется. Не переживай. В святом месте нельзя поднимать руку на человека. Двуликий такого не прощает. Так что отдыхай, зайчик. Не беспокойся, никто не обидит.

— Вы не поняли, — потупил взгляд граф, не зная, как среагирует женщина на излишнюю откровенность, — мне только что мертвец привиделся.

— Сильно тебя по головке приложили, милый. — Вздохнула монахиня, указывая на видавшую виды метелку. — Уберись-ка ты в келье. Может глупость выветрится, покойники мерещиться перестанут. А как здесь порядок наведешь — во дворе найдем работу.

— Думаете, ушедшие не могут вернуться? — Огрызнулся Касиан, не желая собачиться с пейзанкой. Еще несколько дней назад он сам относился к мистике с изрядным скепсисом, но устоявшиеся взгляды на мироустройство рушились буквально на глазах. И безродная бабка, пытающаяся оборвать последнюю связывающую с родственниками ниточку, выводила его из себя точно красная тряпка матерого быка.

— Не могут, мальчик. — Примиряюще сказала старуха. Подойдя вплотную, она положила морщинистую ладонь на плече юноше и, заглянув в глаза, грустно произнесла:

— Любой человек, проживший на этом свете достаточно, терял близких. Но в Книге велено отпускать их с чистым сердцем. Души воссоединяются с Двуликим. Мысли ихние становятся частью помыслов Его.

— Но к живым они не возвращаются.

— Именно. — Кивнула служительница. — Пришедшие — лишь игра воображения. Не ведаю выпавшую тебе долю, милый, но сердце цепляется за погибших. А глаза отвечают. Показывают тех, кого нет.

— Считаете, я — просто трус и боюсь одиночества? — Рявкнул Касиан, но женщина лишь улыбнулась, заставляя графа почувствовать себя недостойным титула дикарем.

— В страхе нет ничего постыдного, зайчик. Ты позволишь мне присесть? В моем возрасте трудно долго стоять. А я все утро провела, наставляя молодух.

Дождавшись кивка, бабка опустилась на стул и грустно прокомментировала:

— Они никак не поймут. Служение — большее, чем работа в саду…

— Вернемся к страхам. — Напомнил парень, и монахиня тяжело вздохнула:

— Вы, молодые… Хотите знать, но не хотите слушать… А страхи… Страхи есть у всех… Я была маленькой девочкой и до смерти боялась ночных чудовищ. Без устали молилась Двуликому. Но каждый вечер солнце скрывалось за горизонтом. Мир погружался во тьму. Как думаешь, почему?

— Ему нет никакого дела до людей? — Предположил юноша, надеясь разозлить собеседницу, но та не заметила выпада.

— Именно. Двуликий создал мир. Напомнил жизнью. Мы должны быть благодарны за этот дар. Но ему нет дела до маленькой девочки, свернувшейся клубочком и тихонько плачущей под одеялом. Так же как нет ему дела до отрока, потерявшего близких. Создатель лишь наблюдает. Не вмешивающийся в жизни. Не отвечающий на молитвы. И, конечно же, не возвращающий тех, чье время подошло к концу.

— И стоит ли молиться такому бесполезному богу?

— Решать только тебе. Но точно не стоит делиться такими мыслями со священнослужителями.

С несколько разочарованным видом старушка поднялась и, неспешно засеменив к двери, бросила через плечо:

— И раз ты в состоянии спорить об устройстве мира, отправляйся к поленнице. Дрова сами себя не наколят.

***

Оставшись в одиночестве, Касиан схватил самый крупный кусок принесенной монахиней репы, и с ожесточением вгрызся в корнеплод.

— Седая дура… — Пробормотал он, поглощая дармовую, но оттого не менее деревянную пищу. — Посмотрю, каким тоном ты будешь давать советы, когда верну замок…

— Достойно ли высокородного господина уделять внимание простолюдинке? — Прозвучал за спиной мягкий голос, и, до боли закусив губу, парень медленно развернулся, встречаясь взглядом с отцом… Призраком отца — полупрозрачной зеленоватой дымкой, в которой угадывался столь знакомые черты.

— Бабка считает, что ты не существуешь. Или существуешь лишь в моем воображении. Не суть важно. — Запинаясь произнес юноша, вглядываясь в изумрудную взвесь, скрывающую родителя.

— Какое тебе дело до ее мыслей? — Спокойно ответил мертвец, выдохнув фонтан малахитового пара. — Вот ты, вот я. Мы оба умеем разговаривать. Почему бы не воспользоваться сложившимися обстоятельствами?

— Если тебя не существует, то у меня едет крыша! Но если настоящий, то поможешь с местью! — Выпалил граф, не понимая, как взрослый (и даже отживший свое!) человек не осознает элементарных вещей. — Ты явишься дяде Моргану, у него прихватит сердце, а после в крепости появлюсь я! Законный наследник! Все счастливы, справедливость восторжествовала!

— Счастливы все, кроме прихвостней предателя. — Пояснил отец. — Герцог тут же обвинит тебя в убийстве. Или не признает Валадэром и казнит как бунтовщика и самозванца. В любом случае замок отойдет ему, что еще хуже нынешнего положения. Мой брат — гнусный изменник, но он — член династии.

— Как будто важно, под каким гербом ходит поганый убийца… — Буркнул Касиан, представляя мстительного духа преследующего клятвопреступника. Темной ночью, завывая и гремя цепями, проходя сквозь стены и ускользая от лучших телохранителей, шепчущихся о безумии нового лорда.

— Важно! — Взвыл неупокоенный. Сверкнув глазами, он заставил отпрыска пятиться к стене, но заметив испуг последнего тут же смягчил тон.

— Это важнее всего, сынок. Не недооценивай значимость рода. Никогда! Ты уйдешь, я уйду… Ушел… — Поправился призрак. — Уйдут твои дети, внуки, правнуки. Десятки и сотни поколений, включая подлецов и негодяев, извращенцев и палачей. Но цапля не оставит гнездо. Не должна!

— Цапля сама бросает яйца под копыта быку. — Вздохнул парень, непроизвольно положив руку на сердце, туда, где на оставшихся дома сорочках красовался семейный герб — крупная белая птица в зарослях речной травы.

— Да, это настоящая проблема. — Согласился вернувшийся, и за густыми клубами на мгновение расцвела улыбка. — Но даже она решаема. Давай вместе подумаем, что предпринять для возвращения земель и крепости.

— Логичнее всего обратиться к сюзерену, — начал мозговой штурм Касиан, нервно заламывая пальцы, — вот только лорд Ригер наверняка в курсе заговора. Не стали бы его люди устраивать переворот без одобрения господина.

— Еще идеи? — Довольным тоном поинтересовался отец.

— Королева. — Лаконично ответил граф и, откусив небольшой кусок ржаной лепешки, пояснил:

— После смерти Мэддока Третьего ходило множество слухов. Участие герцога, и все такое. Держу пари, Ивелинда спит и видит его насаженным на кол или повешенным. В идеале — и то и другое.

— Твой дед верил, что регент держит в подвалах множество хитроумных изобретений, способных продлить агонию на многие дни, а при некотором умении палача даже месяцы. А он знал “Черного шута” лично…

— Не сомневаюсь, в нужный момент у него найдется виртуоз дыбы… — Ухмыльнулся Кас, воображая мучающегося в кандалах Альвейна Ригера. Истекающего кровью, жалкого, сломленного. — Только меня никто не пустит на аудиенцию к ее величеству. Без свиты, приличной одежды и хоть каких-нибудь документов я — забывший место оборванец. Выдадут плетей и выкинут из столицы.

— В таком случае я хочу услышать еще предложения. — Подстегнул и без того скачущие галопом мысли сына мертвец.

— Тетя Меган из Абермаура. Если жива, если на свободе, если сумею попасть ей на глаза, минуя стражу… Слишком много если.

— От нее не было весточек два с половиной года. Еще.

— Тетя Овена…

— Мертва. — Рявкнул призрак. — Игдаррская бойня унесла жизни множества местных дворян, и ты не должен надеяться на ее чудесное спасение. Еще!

— Тетя Ровена из Элкана… Вольного города… Города, чьи солдаты не в праве войти на территорию королевства, и чей глава ни за что не объявит войну ради меня.

— Еще! — Прогремел отец, увеличиваясь в размерах. Заняв почти всю комнату, он навис над юношей точно грозовая туча над крохотной рыбацкой лодочкой, бегущей от бури.

— Блэйт! — Заорал Касиан, хватаясь за последнюю, самую ненадежную ниточку. — Три года назад я подслушал, дядя Морган ездил к нему! К Блэйтуу в Даз’Зарай!

— Блэйт. — Мягко произнес дух, растворяясь в воздухе будто утренний туман под лучами восходящего солнца. Из остатков дымки сформировалась потянувшаяся к сыну рука, но в самый последний миг призрачные пальцы отдернулись, избегая соприкосновения с живым существом.

— Я верю в тебя. — Донесся до ушей нежный шепот, и комната опустела.

***

Озадаченный юноша вышел во внутренний двор. Теплый ветерок приятно гладил кожу, нос щекотали запахи леса, реки и свежего хлеба, заставляя пожалеть об оставшейся в комнатушке недоеденной буханке.

До сегодняшнего дня жрецы не приобщали раненного постояльца к работе, и он бывал лишь в двух местах: собственной келье, имевшей отдельный выход на улицу, и у источающей смрад на несколько метров вокруг выгребной ямы. Поиск поленницы не занял много времени, а мысли и вовсе занимали не дрова, а выданная призраком (или галлюцинацией, не стоило исключать и такого варианта) подсказка.

Блэйтан, родившийся на шесть лет раньше графа, долгое время служил ему настоящим примером для подражания. Невысокий, крепко сбитый, с грубо высеченными чертами лица, длинными черными волосами и пронзительными серыми глазами кузен походил на сурово взирающего с монет короля-основателя Мэддока I. Меч казался продолжением его руки, копье плясало точно заговоренное, стрелы били без промаха, а умение чувствовать темп боя хвалил даже сир Рамон — первый меч Цаплиного Холма, а возможно и целой Велии.

В общем, Блэйт приближался к идеалу во всем кроме происхождения. Незаконнорожденный сын дворянина и деревенской девки, несколько лет гревшей постель управляющего, был обречен вырасти рыбаком или землепашцем, но дедушка Клайд пришел в ярость, узнав о решении сына отказаться от собственного ребенка. Спустя полсотни крепких слов и, если верить прислуге, пары оплеух, дядя Морган согласился заботится и о бастарде и о его матери, погибшей от чахотки спустя четыре недолгих года.

Только вот мальчишка не довольствовался тарелкой каши и крышей над головой, желая стать полноценным Валадэром. С каждым годом его отношения с родным отцом ухудшались, и пять лет назад последний изгнал первого, запретив даже приближаться к крепости под страхом смерти. А спустя еще какое-то время Кас случайно выяснил и дальнейшую судьбу кузена — тот обосновался в “ничейном” городе Даз’Зарае, стихийно выросшем к югу от королевства. “Темном городе”, как поговаривали злые языки. По слухам за его стенами находили приют бегущие от правосудия преступники, сумасшедшие колдуны, устраивающие жуткие эксперименты, и, разумеется, сотни и тысячи спасающихся от чудовищной реальности простолюдинов.

— А жив ли ты вообще? — Задумчиво произнес Касиан, вытаскивая из пенька видавший виды колун. Загнанный в сухую древесину так глубоко, он заставлял усомниться в здравомыслии предыдущего дровосека. Или предположить о существовании безумного ритуала демонстрации силы подобным образом.

— Я не ремесленник, — ответил хрипловатый голос, — но полагаю, давно высохшая деревяшка и кусок заточенного железа априори мертвы. С философской точки зрения, конечно же, любое состояние можно трактовать по разному, но с бытовой… Думаю, ты понимаешь.

Не замечавший чужого присутствия, парень неспешно развернулся и, не скрывая враждебности, закинул топор в подходящее для удара позицию на плече, но незнакомец проигнорировал угрозу, сосредоточив внимание исключительно на дырявой льняной рубахе и маленькой игле, зажатой в тонких длинных пальцах. Крайне худой, начисто лишенный волос (включая ресницы и брови), мужчина неопределенного возраста напоминал истерзанного каторжным трудом узника, а многочисленные шрамы на голом торсе превращали его в наглядное пособие степени, до которой не стоит доводить человеческое тело.

— Однако, — продолжил лысый, — никто не станет мешать разговаривать с орудием, если у тебя возникнет таковое желание. Думаю, оно окажется не худшим собеседником, учитывая ситуацию… Поправлюсь, я не стану. Ваши жрецы наверняка попытаются. Они очень любят совать длинный нос в чужие дела.

— И много ты знаешь не наших жрецов? — Поинтересовался граф, опуская колун, но странный тип не успел даже открыть рот.

— Не сметь! — Мерзко заверещал тучный монах, со всех ног бегущий в их направлении. Смешно размахивая руками и с трудом удерживая равновесие, он пытался придать голосу приказной тон, но из-за заметной одышки выдавал скорее жалкий вопль бессилия, нежели волевой запрет.

— Не сметь! Не говори с мальчиком, безбожник! — Зашипел священник, оттесняя Касиана в сторону и закрывая собственным телом. — Ты — урод, пущенный на святую землю лишь из милости Его! Белые оказывают помощь каждому, но такие как ты не достойны жизни! И будь моя воля, гнить тебе на мелководье, прикованным к огромным валунам, надеясь умереть до того, как рыбы обгладают плоть, оставив лишь кости.

— В таком случае хорошо, что я говорю не с мальчиком, но с мужчиной. — Коварно улыбнулся незнакомец, безошибочно угадывая мысли юноши. — Мужчинам хватает ума думать своей головой, не слушая дураков. Хотя откуда об этом знать таким как ты?

— Замолчи! — Срываясь на визг заголосил толстяк. — Твои слова льстивы, но паства наша не поверит им! Жалкий червь, служащий хаосу, что жаждет уничтожить нынешний порядок, но отделен от мира Двуликим.

— Разве слуга хаоса может так аккуратно заштопать рубаху? — Невинным тоном спросил лысый, предъявляя результат работы. — Устроим конкурс ткачей? Держу пари, я обставлю тебя, добряк.

На лице монаха заиграли жвалки. Схватив Касиана за руку, он попытался увести того прочь, но парень вырвался из цепкой хватки, отступая на шаг назад.

— Дрова. — Пояснил он, указывая топором на валяющиеся у ног чушки. — Я должен наколоть их в благодарность за гостепреимство.

— Подождет. — Отмахнулся священник, однако юноша замотал головой:

— Я не хочу оставлять работу невыполненной.

— Достойная позиция. Но не смей слушать слова, произнесенные этим… этим…

Не найдя подходящего оскорбления, жрец досадливо махнул рукой и удалился, держась за левый бок. Забег на полсотни метров оказался для него слишком тяжелым испытанием.

— Полагаю, тебя остановили не столько поленья, сколько возникший интерес. — Предположил лысый и наконец встретился с графом взглядом. Правый глаз “безбожника” оказался бледно-зеленым, левый — цвета охры. Марта называла подобные явления небесными знаками, настаивая на особой судьбе отмеченных, но Касиан не верил бредням горничной. Откуда простой женщине знать, какие следы получают избранные?

— Почему “таким как ты”? — Задумавшись на несколько мгновений, задал он самый идиотский из возможных вопросов. — Что особенного в этом жирдяе? По монастырю бродит еще десяток таких же.

— Неожиданно. — Усмехнулся мужчина. Поднявшись со скамейки надеть залатанную рубаху, он сразу оказался на голову выше обычного человека. — Правда неожиданно. Я полагал, первым делом узнают имя человека, но в твоем подходе определенно что-то есть. Итак, страшная тайна этого места такова: в славном монастыре Кум-Келли лишь два представителя колбасной общины!

— Не понял. — Честно признался парень, и незнакомцу пришлось пояснять:

— Видишь ли, попадая послушниками в белые монастыри, маленькие мальчики лишаются… Как бы сказать… Дядюшка настоятель раздевает их, берет большой острый нож и ловким движением лишает невинное дитя мужского начала. А через два десятка лет озлобленные на мир бесполые создания нагуливают вес, предаются пьянству и учат полноценных людей, как надо жить.

— Ага. Ясно. — Почесывая за ухом вздохнул молодой граф. — А я никак не мог понять, чего у монашек животов нет.

— Именно. — Кивнул долговязый. — И раз уж мы разобрались в проблемах здешней общины, то я позволю себе представится. Хельрик, вольный путешественник.

— Касиан. Сын лесоруба.

— И часто деревья дают сдачу? — Невинным тоном поинтересовался святотатец, взглядом указывая на колотые поленья.

— Не знаю… Никогда. Они же не двигаются.

— Но ты двигаешься. И двигаешься так, будто каждую секунду готовишься принять удар меча, сын лесоруба.

— Тебе показалось. — Пробормотал парень, стараясь унять дрожь в коленях. Прозорливость собеседника впивалась в брошенные слова остро заточенным лезвием. Пять минут назад идея открыто заявлять о правах на Цаплин Холм казалась лучшим из решений, но под напором незнакомца она ушла в тень, уступая место желанию скрыться от людей, превратившись в отшельника. Жить где-нибудь в чаще леса, питаться белками…

— Неужели? Мне так же показалось, что вместо расчетливых взмахов ты обрушиваешься на головешку со всей доступной силой. Будто она одета в кольчугу. И в то же время ты держишь спину прямой и сохраняешь баланс, готовый в любой момент уйти в сторону, избегая атаки. Не верь я каждому встречному, наверняка принял тебя за беглого оруженосца. Может даже склоненный господином к излишней близости и потому бросивший обучение.

До боли сжав пальцы на рукояти, Касиан шагнул к зарвавшемуся деревенщине, но тот, выставив вперед руки, спешно затараторил:

— Всего лишь шутка. Крайне глупая. Прошу, не горячись. Когда-то давно подобная драма разыгралась у меня на глазах, и по наивности я решил, что вижу ее повторение.

— Еще одна подобная острота, — сквозь зубы заскрипел парень, — и я буду вынужден вызвать тебя на дуэль.

Испуг на лице Хельрика сменилось коварной ухмылкой.

— Дуэль — любимейшее развлечение лесорубов и их детей. Сие известно каждому.

Хватая ртом воздух, точно выброшенная на берег рыба, граф нечленораздельно забормотал что-то, придумывая внятное объяснение сказаному, но разоравшиеся на противоположном конце монастырской территории птицы отвлекли внимание на себя.

Из-за деревьев показалась дюжина крепких, хорошо вооруженных мужчин с бычьей мордой на красных щитах. Не прячась, но и не окликая монахов, они растянулись цепочкой, окружая селение и перекрывая пути к отступлению. Нескладный вожак уверенным шагом двинулся к ближайшему зданию, рывком открыл дверь, заглянул внутрь и, не обнаружив ничего интересного, направился к следующему строению.

— Знакомые? — Серьезным тоном поинтересовался безбожник, заметив ужас в глазах юноши, и не дожидаясь ответа продолжил:

— Видимо. И, полагаю, они не собираются устроить дружескую попойку. Иди за мной, если хочешь жить, сын лесоруба.

***

Огонь медленно, но верно пожирал соседние здания, солдаты герцога готовились поджечь последний не охваченный пламенем дом, а запершиеся внутри играли в гляделки, будто не их несчастные тушки обещали превратиться в неблагообразные угли. Касиан метался взад-вперед, не отрывая глаз от долговязого психа. Тот же расположился перед словно в насмешку над судьбой растопленным камином и спокойно полировал ромфею мягкой тряпочкой. Выкованное вопреки законам кузнечного ремесла оружие походило на огромную заточенную с вогнутой стороны саблю и сверкало ярче фамильного серебра, но Хельрик раз за разом нежно проводил по лезвию кусочком бархата, наслаждался идеальным блеском металла. Казалось, рушащийся монастырь, безжалостно вырезанные слуги Двуликого и мелькавшие за десятилетиями не мытыми стеклами головорезы не представляли для него интереса и едва стоили внимания. На собственный же меч он смотрел с вожделением достойным первых красавиц столицы.

— Если бы я знал, что ты безумен… — Пробормотал парень, бегая потерянным взглядом по грязным каменным стенам. — Заживо сгореть… Если бы я только знал… Доверять судьбу какому-то оборванцу…

— Если бы знал, то попытался сбежать? — Поинтересовался мужчина. — Или вступил в бой с целым отрядом?

— Какая разница? — Злобно огрызнулся граф, с ненавистью глядя на собрата по несчастью. Ему хотелось зарезать идиота, но любая приходящая в голову смерть, казалась куда приятнее агонии в гигантской печи. — У меня был шанс, а теперь не получится даже выйти наружу. Эти твари подперли дверь с той стороны.

— Шансы есть. — Торжественно произнес Хельрик, возвращая меч в ножны. — Важно лишь понять, как до них дотянуться. Я, кстати, это понимаю. Но сперва ответь, кто ты, сын лесоруба?

Несколько раз моргнув, Касиан тяжело вздохнул. Очевидно, лысый окончательно тронулся головой, уверовав в чудесное спасение из смертельной ловушки. В выложенной булыжниками земле не имелось люка, сквозь круглые окна-бойницы пролезть мог разве что пятилетний ребенок, а попытка прорубиться сквозь собранную на совесть массивную дверь без добротной кувалды обещала занять несколько часов. К тому моменту здание давно превратится в похоронившие под собой неудачников руины.

— Говорю же: валил лес, помогая отцу. — Устало повторил юноша. Не видя путей к отступлению и смысла таиться, он из упрямства вцепился в неплохую легенду. — Если хочешь подробности, то во время работы на нас напали бандиты. Мне удалось бежать, а отец помер.

— Ой. — Картинно вскинул руки ненормальный. — Совсем забыл уточнить немаловажную деталь: поведай, кто ты на самом деле.

Сделав упор на последних словах, он многозначительно кивнул в сторону плохо законопаченного подоконника, из-под которого уже ощутимо веяло дымом. Красочно затянув носом запах надвигающейся смерти, Хельрик улыбнулся и, подперев подбородок ладонью, замер в ожидании.

— Оруженосец. Наше войско полностью разбили. Рыцарь, которому я служил, пал в битве. Мне посчастливилось вырваться из окружения, но другим повезло меньше.

— И вот ты здесь…

— Именно. — Злобно подтвердил Касиан. — И вот я здесь, а они лежат в земле.

— Рыцарь пал, мне посчастливилось, другим повезло меньше… — Передразнил долговязый, оставаясь абсолютно неподвижным. — Весьма поэтично. Чувствую себя читателем великой библиотеки, нашедшем славную балладу. Третья попытка будет последней, сын лесоруба.

Вновь встретившись взглядом с безбожником, парень попытался не опускать глаз, но сдался спустя считанные мгновения. В роду больного наверняка затесались совы и филины, в противном случае его умение не смыкать век объяснялось разве что потусторонними силами.

По комнате пробежал легкий ветерок, в нем таились нашептывающие что-то голоса, а может то трещали горящие ветки снаружи. Будущее решалось сейчас, или никогда.

— Хорошо. — Прошептал юноша, впадая в отчаяние. — Хочешь правду? Подавись ей. Я — граф Валадэр, законный владыка Цаплиного Холма и прилегающих земель.

— И какие ветра занесли столь важную особу в Кум-Келли? Паломничество в компании дружелюбных слуг сюзерена?

— Самое время для шуток. — Рыкнул Касиан, не видя в сложившейся ситуации поводов для иронии. — Я бежал… Меня вынудили бежать. Дядя Морган убил отца и старшего брата, а меня столкнул с башни один из придворных рыцарей, вставших на его сторону.

— Прискорбно.

— Более чем.

С нескрываемой ненавистью парень уставился на забавляющегося шута, и тот наконец моргнул. Поднявшись на ноги, он принялся топтаться на месте, вмиг утрачивая напускное спокойствие.

— Человек с правами на замок в шаге от смерти… — Забубнил дылда, обхватив скрюченными пальцами выбритый череп. — На что пойдет такой ради спасения? А ради возвращения в родные стены как полноправный лорд?

Поймав себя на размышлениях вслух, он резко остановился и, массируя виски, затараторил:

— Прости, прости, я слегка отвык общаться с людьми. Полагаю, мы неправильно начали. Позволь представится еще раз. Я — Хельрик, прозванный “Душеловом”. Странствующий жрец, сказитель и хранитель историй.

— Такой же, как мертвецы снаружи? — Грубо поинтересовался Кас, отыгрываясь за бесконечные колкости собеседника. — Тоже без бубенчиков?

— Нет, нет, нет! — Энергично запротестовал мужчина. — Не ровняй меня с напыщенными бурдюками, полными чванливости, невежества и упрямства! Я — слуга древних сущностей, коим поклонялись человеческие народы задолго до падения предтечей.

— Никогда не слышал. — Честно признался юноша, перебирая в памяти хоть какие-то упоминания об утраченных обрядах предков. Возможно, где-то на книжных страницах ему действительно попадались заметки о диких религиях ушедших эпох, но лишь в форме бессистемных порицаний, не более.

— Не удивительно. — Кивнул Хельрик. — Черные балахоны веками преследовали почитающих Истинных, сжигая бесценные памятники старины, убивая калек и детей, стирая с лица земли целые селения…

— Замечательно. — Оборвал Касиан занимательный экскурс в прошлое, с опаской поглядывая в окно. Треск беснующегося пламени с каждой секундой отвлекал все сильнее. — Я с удовольствием послушаю про твою тяжелую судьбу праведников после спасения. Время поджимает. Переходи к сути.

— Служение в обмен на жизнь. — Коротко ответил жрец, проследив за взглядом графа. — Я вывожу нас из западни, ты отрекаешься от Двуликого, пускаешь в сердце Истинных богов и позволяешь основать на территории Валадэров храм.

— Если это даст возможность отомстить, то я отрекусь от личного имени. — Уверенно заявил юноша. — Важна лишь династия. Я согласен.

Кивнув, лысый бросился к камину и, достав кочергой небольшой уголек, опрокинул на него стакан холодной воды. Схватив почерневшую головешку, он парой быстрых движений подвел глаза и тихо зашептал тягучее заклинание на неизвестном языке, одновременно очерчивая посреди комнаты круг. Закончив, культист гаркнул:

— Внутрь, живо!

Сжал кулаки, Касиан подчинился, размалеванный Хельрик встал рядом и полоснул мечом по ладони. Сжав кулак и позволяя вязким каплям крови упасть на каменный пол, он истошно заорал, и в ту же секунду невесть как держащиеся под напором огня стекла лопнули, волна жара ворвалась внутрь, и здание вспыхнуло подобно спичке.