Утро под Катовице. Книга 1

Глава 21

По окончании соревнований большинство студентов направились в сторону площади Сенной, чтобы разойтись оттуда по разным направлениям. Я далее пошел с обитателями общежития — надо было занести лыжи. Студенты шли по узким заснеженным улицам растянутой гурьбой, обсуждая соревнования и фильм. Настроение было у всех радужное, так как впереди был выходной день и можно было не думать об учебе. А студенты всегда и везде одинаковы — большинству главное побольше веселиться и поменьше учиться. От их веселой беззаботной болтовни моя душа наполнялась белой завистью — как хорошо жить здесь и сейчас, искренне радуясь завтрашнему воскресенью и нисколько не думая о страшном будущем, уготованном всем нам. Да и толку от моих знаний, все равно ведь я решил не вмешиваться путем предоставления информации. Одни душевные страдания. Может напиться? Я ведь так и не попробовал этот способ возврата ТУДА.

А седьмого ноября я хоть и был в хорошем подпитии, но дошел своими ногами до Леночкиной квартиры, да ещё и смог что-то показать в постели. Ну а если не вернусь, так хоть душу отведу. Подумав о Болеславе — раньше ведь во многом именно из-за неё мною не производились попытки возврата — я осознал, что эмоции несколько поугасли и уже не могут быть сдерживающим фактором. При дальнейших размышлениях я пришел к выводу, что напиваться до уссачки в общаге — не самая лучшая идея, ведь могу напустить в штаны, но при этом остаться ЗДЕСЬ. Надо подойти к этому вопросу более обдуманно. Вот с такими невеселыми мыслями я добрался до общежития, где бросил лыжи, сходил в душ, после чего посидел полчаса за справочником по двигателям внутреннего сгорания, правда, скорее для того, чтобы не терять время, пока обсыхаю. Затем оделся поприличнее и отправился к любовнице, зайдя по пути в коммерческий магазин за продуктами. Позвонив четыре раза, пришлось подождать, пока Лена соизволит открыть дверь.

— Ты чего припёрся? — любовница злобно смотрела на меня красными от слез глазами, — Иди к своей…

Но я не стал дожидаться уточнения направления, куда я по её мнению, должен направиться, а крепко схватив женщину, поцеловал в губы. Она попыталась оттолкнуть меня, но силы были неравны и вскоре под взглядами дружно высыпавших в коридор соседей, я, подхватив за талию сдавшуюся на мою милость Леночку, отвел её комнату, где она в голос разрыдалась, а я принялся ее утешать и словом и телом. Вскоре она успокоилась и стала с энтузиазмом отвечать на мои ласки, не сдерживая криков и стонов, как это всегда старалась делать раньше. Но мерзопакостные завистливые соседи не дали нам разгуляться, начав стучать в дверь и требуя прекратить безобразие.

На следующий день, я покинул заезженную любовницу только в половине второго, вместо обеда выпив чаю с баранками, так как измотанная женщина не имела сил не то что обед приготовить — она даже встать с кровати не могла. Я тоже, честно говоря, передвигался только за счёт мобилизации силы воли, и если бы не необходимость явиться на секцию, так бы и не вылезал из кровати. Да после лыжного финала мне было намного легче! Добредя до общежития, я взял спортивную форму и отправился в техникум под раздумья о пользе воздержания.

Несмотря на усталость, на тренировке пришлось выкладываться по полной — контингент ведь совсем необучен, глаз да глаз нужен. Однако, сразу после окончания занятий уйти не получилось, так как Тихонов попросил меня задержаться, чтобы продиктовать ему речь, произнесенную мной после киносеанса. На вопрос, зачем ему это надо? Главкомсомолец ответил:

— Хочу в стенгазете разместить и в «Горьковского комсомольца» отнести — вдруг напечатают?

Пришлось задержаться и, напрягая память, а местами и фантазию, воспроизвести моё вчерашнее произведение ораторского искусства. В спокойной обстановке пустого спортзала, изложенная на бумаге речь получилась ещё более яркой и мотивирующей. По завершении совместного творческого процесса, я попрощался с товарищем и, едва переставляя ноги, все же дошел до Кремля, а затем погулял по заснеженной Советской площади, разглядывая отдыхающих горожан и размышляя о парадоксальности бытия.

В понедельник, как всегда, первым уроком была литература, преподавательницу которой хотя и переполняло прекрасное настроение, тем не менее та большую часть провела сидя за столом — видимо не отошла ещё от воскресного переутомления. А на перемене ко мне подошёл Дроздов и сообщил, что про меня напечатали в газете. Мы вместе спустились в холл, где были стенды с прессой, но подойти не смогли, так как там плотной стеной стояло не менее сотни студентов, страждущих приобщиться к печатной мудрости. Комсорг предложил зайти в библиотеку, но я махнул рукой:

— Никуда газета не убежит, позже почитаю! Пошли, скоро следующее занятие начнется!

Товарищ согласился со мной и мы пошли в кабинет математики. А после третьего урока он принес газету в кабинет и протянул мне со словами:

— Тихонов передал специально для тебя!

Я поблагодарил его и сел за парту, приступив к чтению. Вокруг меня немедленно собралась большая часть одногруппников, которые также хотели ознакомиться со статьей, которую искать долго не пришлось. Первая полоса начиналась с моей фотографии (той же что и на доске почета) а ниже под заголовком «ПЕРВАЯ ЛИНИЯ РЕЗЕРВА» шла сама статья, которую я решил прочитать вслух, чтобы слышали все желающие:

Далее шла моя речь в том виде, как мы записали вместе с Тихоновым.

Ну что же, круто! Вот только бы ещё знать, какие будут последствия?

Закончив читать, я поднял голову и осмотрел окружавших меня студентов.

— Вот товарищи, и городская газета заинтересовалась нашими соревнованиями, а что отсюда следует? Надо показать, что мы достойны этого внимания, то есть ещё с бо́льшей ответственностью подходить к учебе и усилить спортивную подготовку! — Вот Остапа понесло! Так вообще ведь можно разучиться говорить нормально!

Отучившись в понедельник шесть часов я ещё на четыре часа засел в библиотеку, после чего отправился в общежитие, решив в оставшийся вечер спокойно поваляться на своей кровати и нормально выспаться. А во вторник, однозначно истолковав зовущие взгляды Леночки, повстречавшейся мне в столовой, завалился к ней в пять вечера и провёл на скрипучей кровати три чудесных и потных часа. Покидая любовницу, в коридоре коммуналки я наткнулся на мальца лет не более восьми. Протянув мне ту газету, с моей речью и портретом, этот маленький засранец, невзначай меня спросил:

— Дядь, а дядь, а правда это Вы в газете?

Спорить тут было не с чем и я подтвердил:

— Да, мой юный друг, это я!

— Дядь, а дядь! А Вы правда нашу тётю Лену е¿ете?

В это время на кухне раздался раскатистый смех, издаваемый несколькими глотками. Н-да, попал в засаду, ну что же, будем пробиваться! Сев на корточки, я спросил засранца:

— Тебя как зовут, мой юный друг?

— Егоркой кличут!

Нет, ты уж мне полностью, по имени отчеству назовись!

— Егор Лукич, — как то задумчиво ответил пацан, видимо, начиная подозревать, что веселой шутки может не получиться.

— Ну так вот, дорогой мой Егор Лукич, скажи мне, что ты сам по этому поводу думаешь?

— Так е¿ете Вы её, точно, вся квартира знает! — выпалил засранец, снова повеселев. На кухне опять раздались смешки.

— А зачем же ты спрашиваешь, раз у тебя есть устоявшееся мнение?

— Так просто… — хлопая глазами, задумчиво протянул мелкий гавнюк.

— Ну как просто? Ты пытаешься вести себя как взрослый, подходишь к уважаемому человеку, чей портрет в газете напечатан, по имени-отчеству называешься, вопросы задаешь об отношениях взрослых людей, а потом оказывается: «Просто!»? — произнес я обличительную речь постепенно все больше и больше добавляя жути и металла в голос.

— Ой, — мальчик опустил голову и я увидел, как у него под ногами образуется лужа. Постояв ещё пару секунд, зассанец захныкал.

Нда, кажется я переборщил с жутью-то, уж очень у меня искренне получилось. Тут из кухни выскочила женщина неопределенного возраста, одетая в застиранной грязно-серый халат и бросилась к ребенку:

— Что он сделал?! Он тебя ударил?!

— Да я его пальцем не тронул, просто вежливо поговорил!

— Так вежливо, что он описался и плачет?! Да я на тебя жалобу напишу! В горком пойду! Ходит здесь, детей пугает!

— Вы бы гражданочка, лучше за ребенком следили, а то он у вас в детсадовском возрасте шибко много матерных слов знает, с которыми к прохожим пристает, за такие дела можно и родительских прав лишиться, а его в детдом заберут, там-то его по нормальному смогут воспитать! — добавив в голос угрожающего давления, насел я на нее, ведь лучшая защита — это нападение.

Увидев, что мои слова возымели нужный мне эффект, я направился к выходу и на прощанье грозно сказал:

— Вот если ещё раз будет замечено, что вы не исполняете своих родительских обязанностей, то будем разговаривать в другом месте.

Закрыв за собой дверь, я нервно выдохнул. Вот будет задница, если она и впрямь пойдет жаловаться! Мать ведь защищая ребенка, горы может свернуть. Ну да ладно, будем пока надеяться на лучшее.

На следующий день я пришел в техникум пораньше и перехватил Леночку по пути в кабинет.

— Ну как там? — начал я с вопроса о главном.

— Да всё нормально, все успокоились, вежливые стали, аж до смешного, — с некоторым весельем в голосе ответила любовница.

— Вот и ладненько, сегодня у меня тренировка, а завтра заскочу! — пообещал я и отошёл в сторону под любопытными взглядами скопившихся в коридоре студентов.

В эту среду учебный день у меня прошел как обычно, а вечером на тренировку заявились незапланированные гости. Увидев в спортзале двух незнакомых мужчин и девушку в полувоенной форме я поинтересовался у них:

— Здравствуйте, позвольте узнать, кто Вы и по какому вопросу?

Тридцатилетний мужчина с лёгкой сединой в черных волосах и хмурым взглядом протянул мне документ в красной обложке и представился:

— Третий секретарь горкома комсомола, Белов Федор Пахомович, а это товарищи из отдела развития физкультуры и спорта: Кошкин Пётр Матвеевич, — широкоплечий русоволосый парень протянул мне ладонь для рукопожатия, — И Большакова Елизавета Андреевна, она у нас за развитие женского спорта отвечает, — стройная молодая женщина в черной кожаной куртке и синих командирских галифе обозначила приветствие кивком.

«Ей только Маузера на пояс не хватает,» — с иронией подумал я, разглядывая спортсменку-комсомолку.

— Ковалев Андрей Иванович, как Вы, наверное, уже догадались, — несколько запоздало представился и я, — А по какому поводу?

— Нам хотелось бы поприсутствовать на тренировке, — пояснил Белов и, отдавая дань вежливости, уточнил, — Вы ведь не будете против?

— Я только за! — постарался я улыбнуться как можно искреннее, подумав: «Вот и первые последствия статьи, пока, правда, непонятно — хорошие или плохие?» — и радушным жестом указал на скамью около стены, — Располагайтесь, но предупреждаю, что это только третья тренировка, и ничего интересного Вы здесь не увидите.

В это время в спортзале появился Тихонов, который, увидев делегацию, подошёл к нам, и поздоровавшись, обратился к Белову по имени-отчеству. Тот, ответив на приветствие, продолжил говорить со мной:

— Это даже хорошо, значит посмотрим самые азы! — и, в сопровождении коллег и Тихонова направился с скамье.

А я, подождав ещё пять минут, пока подтянутся опаздывающие студенты, приступил к занятиям, стараясь не обращать внимания на гостей.

По окончании тренировки, когда все студенты, за исключением Тихонова, покинули спортзал, Белов вновь подошёл ко мне:

— Вы были правы, Андрей Иванович, интересного мы мало чего увидели.

— Я же говорил, на первых занятиях главное — это подготовить спортсмена к последующим нагрузкам. Да и позже тренировки по самбо — это довольно скучное зрелище, ведь за одно занятие разучивается не более двух-трёх приемов путем их многократного повторения.

— А как же тренировочные схватки, соревнования? — подал голос Кошкин.

— Я думаю, что к соревнованиям можно допускать самбистов, занимающихся не менее года, но там ведь значительную часть приемов применять нельзя, поэтому отработка приемов до автоматизма путем многократного повторения — это основной способ формирования навыков самообороны.

— А покажите, что нельзя использовать в соревнованиях? — поинтересовался все тот же Кошкин.

— Возьмите меня за куртку в области груди! — пошел я ему навстречу.

Комсомолец, как будто только этого и ждал, сразу крепко ухватив меня правой рукой и весь напружинился, видимо, ожидая от меня какого-либо силового приема. Однако я не стал показывать ничего зрелищного — просто накрыл его кисть своей ладонью и сжав его большой палец, аккуратным движением оторвал его руку от своей груди и вынудил Кошкина опуститься на колени.

— Вот простейший пример, — пояснил я, не обращая на вытаращенные от боли глаза комсомольца, — Прием очень эффективный, но его не то что в соревнованиях применять, его отрабатывать надо с очень большой осторожностью из-за высокой травмоопасности.

Отпущенный Кошкин вскочил и принялся растирать палец под удивлёнными взглядами коллег-комсомольцев — при наблюдении за этим приёмом со стороны невозможно понять, почему крепкий здоровый парень вдруг со страдальческим лицом падает на колени.

Белов, задумчиво помолчав с полминуты, продолжил разговор новой просьбой:

— А не могли бы Вы ещё нам показать что-нибудь?

Ещё приемов? Да пожалуйста! Так как гости были одеты не для спортивных занятий, я подозвал Тихонова, который все так же стоял рядом и изобразил на нем два десятка приёмов, которые можно было показать без убранного после тренировки борцовского ковра. По завершении демонстрации Большакова восхищённо спросила:

— Это где же такому учат?

— Военная тайна! — строгим голосом пресёк я на корню ненужные мне расспросы.

Женщина понимающе кивнула и перешла на другую тему:

— А девушек этому можно научить?

— Вообще можно, но есть своя специфика — надо делать упор не на силовую технику, как мужчинам, а на различные хитрости и точные удары в болевые точки.

Большакова вновь кивнула, дав понять, что мой ответ её полностью удовлетворил, а Белов перешёл, наконец, к делу:

— Мы, собственно, вот по какому вопросу: после статьи про Вас, к нам обратилось более двух десятков комсомольских организаций города с просьбой оказать содействие в организации занятий боевым самбо и горком комсомола желал бы поддержать их энтузиазм, но у нас совсем нет тренеров и инструкторов.

— Как это нет? — удивился я, — Насколько я знаю, в клубе железнодорожников есть секция самбо!

— Есть, — согласился собеседник, — но это скорее клуб, участники которого ранее изучали джиу-джитсу по книгам, а с прошлого года стали называться секцией самбо, но уровень их умений, так и остался на весьма невысоком уровне.

— Понятно! — кивнул я и задумался. Вот же незадача! Впрягся в маленькую тележку, а теперь к ней сзади ещё целый воз хотят прицепить! Но, с другой стороны, отшить горком комсомола может обойтись себе дороже. Прикинув разные варианты, я предложил выход из этой ситуации:

— Давайте сделаем так: по средам к восьми вечера, когда я закончу тренировку со студентами, пусть подходит человек двадцать желающих из той секции самбо, всё-равно у них кое-какая подготовка есть, я с ними буду заниматься в течении часа, потом они самостоятельно у себя в клубе будут закреплять усвоенные знания. Так за пару месяцев мы получим подготовленных инструкторов, которые уже смогут обучать начинающих спортсменов, параллельно продолжая под моим руководством повышать свою квалификацию. Однако, прошу Вас обратить внимание на тщательный отбор при допуске к занятиям, так как подготовленный самбист голыми руками может покалечить, а то и убить двух-трёх человек.

Белов уже открыл было рот, чтобы ответить на моё предложение, но тут влезла Большакова:

— Нам надо ещё подумать, что делать с девушками, желающими заниматься самбо! Вы же сказали, их надо обучать отдельно?

— А девушки… — эх, вот я нагрузился по самое не хочу! — Девушки пусть приходят в воскресенье к часу, только отберите два десятка таких, что уже имеют хоть какую-то спортивную подготовку, скажем, не ниже значка ГТО, я также буду с ними заниматься в течении часа, а Вы сами организуете для них ещё два занятия в неделю для закрепления.

На этот раз все были согласны и мы распрощались. Когда гости ушли, мне стоило огромных усилий сдержаться и не высказать Тихонову всё, что я думаю о его журналистских талантах, благодаря которым, я стал настолько популярным, что скоро на трах и сон времени хватать не будет. Но смолчал, осознавая собственную недальновидность, проявленную, когда сначала произнес слишком эффектную речь, а потом и сам помог главкомсомольцу эту речь записать. Да и про свои познания в боевом самбо надо было изначально молчать. Язык мой — враг мой!

Так что, попрощавшись с Тихоновым, я в печальном настроении направился в общежитие, раздумывая о том, что я ещё совсем плохо адаптировался ЗДЕСЬ и надо было бы сидеть ниже травы, тише воды. Но сейчас тут так одно за другое цепляется, что и не спрячешься никуда. Отсюда вывод: во-первых всё-таки надо напиться и попробовать вернуться, а если не получится, то ни в коем случае не побеждать на городских соревнованиях по лыжам, а то от всех побед только головная боль прибавляется.

В четверг, как и обещал, я посетил Леночку с большим удовольствием проведя там три вечерних часа. При этом соседей вообще было не слышно и не видно. Пятницу я полностью посвятил учебе, помня о необходимости сдать экзамены экстерном за два года. В субботу, по уже устоявшейся привычке, остался у любовницы на ночь, но на этот раз мы оба вели себя осмотрительно, чтобы не переутомиться.

В воскресенье, придя на занятие с женской группой к часу дня, встретил там Никитину и Дементьеву, насчёт которых со мной договорился Тихонов ещё в пятницу, и Большакову, которая тоже решила заниматься боевым самбо. Кроме этих трёх моих знакомых было ещё девятнадцать горящих энтузиазмом молодых спортсменок. Проведя короткую разминку, я показал девушкам несколько упражнений на гибкость и для развития нужных мышц, затем мы поработали над обучением правильному падению из различных положений, после чего я их распустил, напомнив, что за неделю они должны провести две тренировки. Большакова заверила меня, что все под контролем и тренировки будут проходить под её чутким руководством.