Утро под Катовице. Книга 1

Глава 12

Проехав полтора километра, я остановился, выключил двигатель и прислушался. Вдали едва слышался приближающийся гул моторов. Не подвела чуйка! Хотя, скорее всего, я услышал немцев на предельной дальности, но воспринял звук не на сознательном уровне, а вот так, мистически. Оценить сейчас расстояние до противника на слух я не мог, но, судя по тихому ещё звуку моторов, была возможность немного продвинуться вперед, однако, подумав о том, что впереди может идти пешая разведка, я решил остаться на месте, только немного сместив танк в сторону, чтобы скрыть его за кустами. И действительно, вскоре появился передовой дозор, но не пеший, а конный. Пять кавалеристов один за другим вынырнули из-за деревьев, двигаясь по следам моего панцера, оставленным два дня назад, и практически сразу заметив мой танк, попытались уйти с линии огня, соскочив с коней и бросившись в рассыпную. Короткими очередями из спаренного пулемета, я успел снять только двух фрицев. Трое других немцев грамотно скрылись в густой растительности и кто-то из них выстрелил вверх красную сигнальную ракету.

Дав ещё пару очередей по кустам наугад, я, перебравшись за рычаги, развернул танк и, проехав в сторону стоянки метров пятьсот, занял новую позицию. Немцы сейчас должны повысить осторожность и снизить скорость движения, что мне и нужно. Главное, не дать им себя обойти. Лес здесь не очень густой, крупные деревья растут относительно редко, а подлесок передвижению танка не мешает, так что, зная мое местонахождение, они могут взять меня в колечко. Эх, была бы сейчас ночь!.. Отбросив бессмысленные мечты в сторону, я перебрался на место наводчика и зарядил пушку бронебойным, после чего сказал спутнице, чтобы она перелезла на место заряжающего, и, сев на командирское кресло, приступил к наблюдению за окружающей местностью. Минут через пятнадцать мне удалось заметить пешего разведчика (коней-то я всех там положил) в двух сотнях метров с левого борта. Опасно, однако! И не выстрелить в него ничем. Пришлось прыгать за рычаги и сдавать назад, после чего, перебравшись в башню, причесал наугад подлесок длинными очередями из спаренного пулемета. Потом развернулся и поехал на восток, пробивая новую колею. Надеюсь, поляки слышали стрельбу и уже покинули стоянку.

А теперь и мне надо сматываться, а то в этом лесу даже три пеших солдата могут создать проблемы. Вот попал! Сейчас наверняка на всех частотах орут о моем обнаружении и предполагаемом маршруте движения, тут уже не получится провернуть фокус с пристраиванием к колонне. На часах полдень — до наступления спасительных сумерек более шести часов, за это время по прямой, не особо спеша, можно проехать все сто пятьдесят километров, отделяющих меня от остающегося в польских руках Львова, но именно поэтому мне туда пока и не надо, мало того, мне никак нельзя уходить восточнее Ярослава, до которого всего километров восемьдесят, иначе я рискую вляпаться в прифронтовые тылы Вермахта, насыщенные войсками. Хотя есть два плюса: во-первых, в этой местности разнообразный ландшафт и большой выбор вариантов движения; во-вторых, уже третий день небо затянуто низкими тучами, препятствующими полетам авиации. Так что поборемся!

Форсировав две лесных речушки и попетляв среди деревьев, мой панцер, наконец, приблизился к опушке. После чего, выбравшись из танка и прихватив снайперскую винтовку, я выглянул на открытое пространство. Впереди, примерно в полукилометре от леса, с юга на север параллельно опушке шла грунтовка, вот её-то и использовали немцы, чтобы захлопнуть капкан. Правее от меня, спешно маскируясь на хуторском подворье, расположенном за дорогой, занимал расчет 37-миллиметровой противотанковой пушки. А в четырёх сотнях метров севернее своих коллег противотанкистов, стояла готовая к бою лёгкая пехотная пушка 75-миллиметрового калибра. «А их сюда зачем притащили, — удивился я, разглядывая их в монокуляр, — хотя… броню не пробьют, но вот гусеницу сбить они могут легко, а мне этого будет достаточно.». Дальше по дороге в обе стороны так же стояли артиллерийские расчеты, но они были менее опасны из-за бо́льшего расстояния. Быстро состряпав в уме план боя, я не стал откладывать дело в долгий ящик и приступил к делу, произведя пять выстрелов из снайперской винтовки по немцам.

Результативными получилось только два первых выстрела, которыми я выбил командира расчета и наводчика противотанкистов. Остальные намеченные цели успели грамотно спрятаться. Ну, и это уже неплохо! Бегом вернувшись в танк, я вывел его на опушку таким образом, что в прямой видимости была только 37-миллиметровая пушка. Без командира и наводчика расчету при виде моего танка оставалось только броситься в разные стороны до того, как фугасно-осколочный снаряд превратил их орудие в металлолом. Не обращая внимания на то, как живописно разлетаются в сторону колеса немецкого орудия, я сдал задним ходом в лес, а через пару секунд на месте моей последней огневой позиции вспух султан фугасного разрыва, это расчет 75-миллиметровой пушки засек место моего выстрела и сейчас один за другим посылает сюда фугасы. Под аккомпанемент частых разрывов я перегнал панцер левее на двести метров, высунулся из леса и, скользнув на место наводчика, произвел выстрел. Здесь шло соревнование на скорость, но я подгадал момент, когда они только что выстрелили, то есть им необходимо было время зарядить и перенацелить свою пушку, у меня же орудие было уже заряжено, да и большой точности не требовалось — фугас, взорвавшийся на расстоянии пяти метров от полевой пушки, уверенно вывел и расчет, и орудие из строя. Убедившись в успехе, я повел танк на прорыв. Немедленно активизировалась немецкая артиллерия, расположенная на удалении от пути моего бегства, но попасть по маневрирующему на высокой скорости танку с расстояния более пятисот метров очень непросто. Тем более, что данную местность только условно можно было назвать открытой, так как здесь были кусты, отдельные деревья и постройки хуторов, скрывавшие меня от наводчиков. Да и рельеф местности был довольно неровным, что, опять же играло мне на руку. В общем, несмотря на все усилия противника, мне удалось уйти за пределы дистанции поражения.

Проехав километров десять, я остановился в поросшей кустарником ложбине между двух небольших холмов и, выбравшись из танка поднялся на ближайший пригорок, возвышающийся над окружающей местности метра на четыре, осмотрел округу. Несмотря на свой хмурый вид, низко нависшие тучи не поливали влагой землю, однако воздух был достаточно насыщен влагой, чтобы устранить возможность появления пылевых шлейфов над транспортными колоннами. Поэтому с моего наблюдательного пункта разглядеть на дальних расстояниях передвижение механизированных средств противника, было довольно сложно. Но с уверенностью можно было сказать, что в радиусе пять — семь километров немцев не видно, а значит, есть время поесть и подумать.

Вернувшись к панцеру, через командирский люк я позвал Болеславу:

— Милая, как насчёт пообедать?

— А что, всё? — тревожно ответила вопросом на вопрос девушка, не вылезая из люка.

— Пока всё, но ненадолго, надо поесть, и дальше рванем! — сказал я, как можно более оптимистичным тоном.

Девушка все же вылезла из люка, обвила мою шею руками и зашептала на ухо, дрожа всем телом:

— Мне страшно, взрывы были очень близко, мне казалось, что вот-вот в нас попадет.

Ну да, я-то смотрел только вперёд, а там взрывов было мало, а она из командирский башенки могла наблюдать более полную картину.

— Успокойся милая, видишь, всё обошлось и дальше все будет хорошо, обещаю, — как мог, попытался я успокоить девушку, — Сейчас нужно поесть, и выдвигаться дальше.

— Ага, сейчас, — моя спутница вновь исчезла в люке и вскоре передала мне мешок со снедью, вслед за которым и сама выбралась из башни с ножом в руке.

Вскоре я жевал хлеб с салом, обдумывая ситуацию. Ту немецкую артиллерию, что пыталась меня остановить, можно исключить из числа опасных объектов. Как я успел заметить, пушки были на конной тяге и меня им теперь не догнать. Но немцы в любом случае не успокоятся и будут снимать подразделения, идущие по шоссе, к северу от которого я сейчас нахожусь, и выставлять заслоны. Основную опасность представляет механизированная группа, от которой я уходил в лесу. Там, опасаясь засады, они шли медленно, но сейчас должны ускориться, двигаясь по оставленному мной следу. Мне в этой ситуации можно было рвануть на восток, часто меняя направление, но сегодня тринадцатое сентября, и к Львову немцы вышли только вчера. Сейчас там фактически нет линии фронта, то, что называется слоёным пирогом и очаговые напряженные бои, так что плотность войск довольно высокая, что с одной, что с другой стороны. Достаточно вспомнить, что Перемышль немцы возьмут только пятнадцатого числа. Но и здесь кружить — тоже не лучший вариант, рано или поздно загонят. Поэтому двигаюсь на восток, но не форсируя скорость.

Покончив со скорым обедом, я вновь поднялся на холм, чтобы соотнести свои планы с реальной обстановкой и стал осматриваться, отхлебывая воду из фляжки. Кофе явно не хватает. «Ну что за жизнь, никакого комфорта! И чего этим немцам неймётся? Никак ведь отставать не хотят!» — раздражённо думал я, наблюдая в монокуляр, как упорно ползут по моему следу немецкие танки — две «тройки» и четыре «двойки» в сопровождении двух грузовиков с пехотой. «Неплохо упаковались, курвы!» — ругнулся я и осмотрелся по сторонам — вроде бы вокруг больше фрицев не видать. Мысленно проложив маршрут, я спустился с холма, с минуту потратил на Болеславу: обнял, поцеловал, прошептал на ушко десяток нежных слов и усадил ее на командирское кресло. Потом поменял ленту в спаренном пулемете и сел за рычаги. Теперь мой путь лежал на юго-восток, в направлении крупного лесного массива, которого я достиг за полчаса, проехав по грунтовой дороге, проходящей через небольшую деревеньку. Приблизившись к лесу, я не стал сразу въезжать в него, а проехал по этой дороге вдоль опушки полтора километра на восток, и только тогда въехал под сень соснового бора. Тут растительность существенно отличалась от леса, служившего моим предыдущим убежищем. Там был широколиственный лес с густым подлеском из кустарника. Здесь же под стройными соснами почти отсутствовала какая-либо другая растительность, что вкупе с довольно редким расположением деревьев обеспечивало широкий обзор и давало возможность движения на неплохой скорости. Оценив окружающую обстановку, я повернул направо и снова двинулся вдоль опушки, делая таким образом петлю, чтобы по лесу возвратиться к той же дороге, где я ехал ранее. Выбрав удобное место и скрыв танк за растущей на опушке молодой порослью, я, перебравшись на место наводчика, зарядил пушку бронебойным и перебросился со спутницей парой ободряющих фраз.

Вскоре появились преследователи. Как я и надеялся, двигались они уверенно, без передового дозора, предоставляя мне прекрасную возможность для атаки, которой я и не преминул воспользоваться, вогнав снаряд в борт передовой «тройке», после чего, прыгнув за рычаги, с максимальной скоростью сдал назад, наблюдая как во все стороны летят щепки, выбиваемые из деревьев очередями бьющих наугад «двоек». Теперь быстро сматываться. Втягиваться в танковый бой, имея только одного человека в экипаже (Болеславу за боевую единицу, разумеется, не считаем) — стопроцентное самоубийство. Исходя из этих соображений, я на максимальной скорости двинулся на восток. А немцы, надеюсь, теперь будут медленно ползти, высылая дозоры во все стороны. Так что теперь бо́льшую опасность будут представлять заслоны, от применения которых фрицы вряд ли откажутся. Поэтому двигаемся осторожно, смотрим вперёд и меняем направление. Обдумав таким образом тактику дальнейших действий, я обратился к Болеславе по «говорилке»:

— Как ты там, милая, все хорошо?

— У меня все в порядке, любимый, но мне всё-равно страшно. Они ведь кругом!

— Не боись, прорвёмся!

Ну и дальше в том же духе, она делилась своими страхами, а я, с максимальной уверенностью в себе, убеждал её, что всё будет хорошо.

Так, разговаривая со спутницей, я вел танк на восток в течении сорока минут, преодолев за это время около восьми километров по пересечённой местности. Согласно карте, до окончания этого лесного массива оставалось около пяти километров. С очень высокой долей вероятности, фрицы приготовили мне там теплую встречу, которой мне хотелось бы избежать. Исходя из этих соображений, я свернул на север и уже через десять минут подъехал к опушке, остановившись под крайними деревьями. Затем, выбравшись из танка, я задумчиво осмотрел растущие поблизости сосны, убеждаясь, что забраться на них для осмотра окрестностей нет никакой возможности. Поэтому с максимальной осторожностью я прокрался через полосу молодой поросли, растущей вдоль опушки, и осмотрелся вокруг. Из-за рельефа местности радиус обзора был не более полутора километров, но можно было с уверенностью утверждать, что в секторе обзора немецких заслонов не было. Вряд ли бы они смогли здесь качественно замаскироваться за тот небольшой промежуток времени, когда им стала ясна траектория моего движения. Ещё раз окинув взглядом два хуторских подворья и сжатое пшеничное поле, я приметил холм, нет, даже не холм, а небольшое повышение рельефа, пригодное для более информативного осмотра окрестностей. А то ведь пока я даже не мог определиться с точкой местоположения на карте — в лесу-то ориентиров и нет практически.

Определившись с ближайшими планами, я вернулся в танк и, проехав три сотни метров, остановился на выбранном возвышении. Сказав спутнице, чтобы она перебралась на место заряжающего, сам сел на командирское место и в смотровые щели внимательно огляделся. Не заметив ничего опасного, открыл люк, высунулся по пояс и тщательно осмотрел округу с помощью монокуляра. На расстоянии несколько большем, чем четыре километра, практически на пределе обзора, в моем направлении движутся два грузовика, что везут или буксируют непонятно, так как над кустарником видны только крыши кабин и тентов. Не факт, что они едут по мою душу, но исходить надо из этого. Кроме этого отряда, ничего, достойного внимания, видно не было. Определившись с картой и дальнейшей траекторией своего движения, я продолжил путь, принимая севернее для того, чтобы избежать столкновения с немецким отрядом. Однако полностью избежать встреч с гитлеровцами не удалось. Преодолев три километра в выбранном направлении, мне пришлось проехать по деревне, в которой, как оказалось был немецкий гарнизон. Увидев разбегающихся в панике фрицев, я лишь прибавил скорость, чтобы проскочить опасное место. Очевидно, в ближайшей округе все немцы предупреждены о злобном поляке на угнанном танке. За околицей вновь сменил направление движения и, проехав ещё три километра на восток, я въехал по грунтовой дороге в широколиственный лес. Затем, углубившись в заросли, повернул на юг, двигаясь по дну неглубокого ручья. Пройдет совсем немного времени и текущая вода смоет оставленную танком колею, затрудняя преследование.

Ещё через час я покинул русло и, отъехав на сотню метров тщательно затер отпечатки гусениц. Разумеется, полностью скрыть факт моего движения здесь не получилось, но время близится к вечеру, а в темноте эти следы обнаружить будет нереально, даже с помощью осветительных приборов. Двигаясь далее, к началу сумерек, я достиг южной оконечности лесного массива в пяти километрах севернее Жешува. Здесь, проявляя необходимую осторожность, я забрался на раскидистый бук и осмотрелся. Сразу за опушкой начинался луг, на котором спокойно паслось многочисленное стадо коров под присмотром престарелого пастуха. Далее выпас упирался в обширные сады, за которыми виднелись черепичные крыши сельских домов. И только парный немецкий пост у околицы вносил некоторый диссонанс в этот пасторальный пейзаж. Да ещё и дорога местного значения, проходившая через село в двух с половиной километрах от меня. Большая часть дороги была скрыта садами и сельскими постройками, но через редкие просветы было видно, что там в восточном направлении движется колонна пехотного полка. «Не по мою ли душу?» — возник у меня закономерный вопрос, но, поразмыслив, я решил, что, скорее всего, немецкая часть идёт в сторону Львова, так как продолжение этой дороги выходит к одному из немногих мостов через реку Сан.

Закончив с изучением колонны, я более тщательно осмотрел постовых. Два молодых фрица расслаблено стояли, опираясь на дощатый забор и были поглощены дружеской беседой. Похоже меня здесь не особо ждут, для проформы пост выставили, да и всё. Но расслабляться, конечно же не стоит. Сделав этот оптимистический вывод, я вернулся к танку и, забравшись на башню, попросил Болеславу подать мне три банки тушёнки, чтобы поставить их греться на двигатель. Девушка, покопавшись в наших припасах, передала мне консервы, потом потянулась ко мне губами для поцелуя, от которого, разумеется, я не стал уклоняться. Но уже через секунду волна дремавшего весь день желания захлестнула мои тело и разум, банки полетели на землю, и мы с Болеславой бросились друг на друга. А ещё через полчаса, отдышавшись и приведя одежду в порядок, мы сидели с девушкой на корме танка и молча ели холодную тушёнку в прикуску с черствым хлебом. Я думал о дальнейших планах движения и о том, что поспать сегодня, наверное, не получится. А Болеслава думала… да кто его знает, что у нее на уме?

— Анджей, а ты на мне женишься? — ну вот, теперь знаю, да и нетрудно было догадаться. И только я открыл рот, чтобы рассыпаться в обещаниях, как она продолжила, — Нет, ничего не говори, какая я глупая, ты ведь мне ничего не должен, ты ведь посланник, а я тебя недостойна…

Ну что ты, милая… — бросив пустую банку на землю, я обнял девушку за талию, а другой рукой погладил по голове, — Никакой я не посланник, и я тебя люблю и женюсь на тебе.

— Правда? — Болеслава заглянула мне в глаза с такой щенячьей надеждой, что мне стало неловко — ну как тут можно что-то гарантировать?

— Правда! — как можно уверенней ответил я.

— Значит, мне нужно будет развестись с Казимиром, — тут же начала она строить планы, снова положив мне голову на плечо, — Даже не знаю, как это сделать… А ты точно посланник, я знаю, что ты не из нашего мира, другие не замечают, а я чувствую… — перескочила Болеслава на другую мысль, но я остановил её нежным поцелуем.

— Это все потом, сначала надо вырваться отсюда, — прервал я это разоблачение попаданца и, соскочив с кормы, вновь отправился на свой древесный наблюдательный пункт.