Утраченный трон

7 БИТВЫ И ТЕЛА

ХОУКРИЛ вглядывался в каждое дерево, словно видел в них врагов, злобно взирающих на него с мечами наголо.

— Магия не подсказала, в каком направлении находится этот Камень?

— Нет, — отрезала Эмбра, — не подсказала. Это было похоже на яркий свет, ослепивший меня.

Хоукрил сдвинул лохматые брови.

— Значит, мы едва не погибли… напрасно.

Волшебница глубоко вздохнула и опустилась на мшистый склон холма. Трое свидетели, она так устала!

— Можно сказать и так, — произнесла она. — С другой стороны, мы узнали, что находимся поблизости от Камня, который ищем. И почти наверняка враг короля тоже находится поблизости: я не могу поверить, что один из Дваеров остался без хозяина или что теперешний его обладатель в конце концов окажется другом короля…

Латник кивнул в ответ, потопал ногами, несколько раз взмахнул мечом и отошел на несколько шагов в сторону. Потом резко повернулся и снова подошел к девушке.

Эмбра не сделала попытки подняться, несмотря на явное беспокойство Хоукрила и напряжение, ощутимо повисшее над округой. Камень пульсировал у нее в руках, к тому же по лицам своих спутников она видела, что их состояние не намного лучше, чем у нее: головы у всех кружатся, мысли путаются. Так чувствует себя маг, который полдня безостановочно творил заклинания.

Хоукрил бросил на деревья еще один подозрительный взгляд, потом повернулся вокруг своей оси, глядя во все стороны, и наконец медленно проговорил:

— Колдовство всегда отнимает столько сил?

Госпожа Серебряное Древо пожала плечами.

— Многие заклинания отнимают гораздо больше сил, это еще было слабое, потому что я творила его с помощью Камня и воспользовалась вашей энергией только после того, как начала колдовать.

Латник нахмурился.

— Заклинание… что это было за заклинание?

— Ошибка, — резко ответила Эмбра. — А теперь замолчи, — прибавила она, махнув рукой. — Краер что-то услышал.

Квартирмейстер скорчился под ближайшим кустом, пригнув голову к земле, и поднял руку, подавая сигнал. Он оставался в такой позе долгое время, а Сараспер медленно двинулся вдоль подножия холма, прислушиваясь и озираясь. Что-то на этом холме внушало тревогу; казалось, в воздухе чувствуется настороженность, напряжение. Возможно, неизвестный враг стоит сейчас прямо за их спинами, используя Дваер, чтобы скрыть свой истинный облик и прикинуться деревом. Или…

Рука Краера резко опустилась. Через мгновение коротышка резко повернулся и бросился вверх по склону холма с криком:

— Длиннозуб! Крупный, как лошадь, даже больше!

— Где? — зарычал Хоукрил, когда друг промчался мимо него.

Латник пристально вглядывался туда, где только что стоял Краер. Квартирмейстер оставил за собой качающиеся ветки, торопясь поскорее убраться из опасного места. Эти ветки заколыхались еще сильнее, затрещали, потом отлетели в сторону, и из гущи выпрыгнул зверь, за которым взметнулась туча оборванных листьев.

«Волк-паук» — так некоторые называли его за внешний вид, хотя он не был ни тем ни другим. Его многочисленные лапы двигались, как ноги паука, но он был покрыт мехом и имел волчью голову.

Этот экземпляр был вдвое длиннее Сараспера, когда тот принимал обличье длиннозуба, и втрое шире Хоукрила. На спине и шее под серым мехом перекатывались бугры мышц, когда зверь на удивление бесшумно ринулся в наступление. Казалось, что чудовище летит над землей, не прикасаясь к ней, подобно стреле, слишком медленной, чтобы за ней можно уследить, но слишком быстрой, чтобы от нее можно было убежать.

Хоукрил заворчал, расставил ноги, обеими руками завел меч за спину и стал размахивать им. Он ждал, когда зверь окажется в таком месте, где его удастся разрубить. Краер резко развернулся, ловя ртом воздух, и стал выхватывать один за другим кинжалы из ножен, прикрепленных в разных местах на его теле, пока у него не оказалось в одной руке три кинжала, а в другой — четвертый, готовый к броску.

Глаза длиннозуба напоминали холодные белые смертоносные точки, а не горели золотым блеском, как должны были, и Эмбра уже крикнула Сарасперу, чтобы тот приготовился к встрече с магией, когда чудовище взлетело вверх по склону холма и бросилось на Хоукрила.

Как ни странно, длиннозуб не пытался увернуться от клинка, а, не дрогнув и не снижая скорости, принял мощный косой удар, который раскроил ему грудину. Падая, он сбил с ног воина в доспехах вместе с мечом.

Горячая черная кровь залила Хоукрила и задымилась среди мха. Зверь вцепился в воина зубами и катался по земле, стараясь прокусить его доспехи.

Краер прыгнул на него, вонзил в спину один кинжал по самую рукоять и воспользовался им как рычагом, чтобы добраться до шеи длиннозуба. Он отчаянно сражался, но не мог добраться до глаза, в который хотел вонзить второй клинок. Впившись пальцами в вонючий мех, стараясь перекричать рык страшилища и щелканье челюстей, он высказал свою мысль:

— Похоже, этот зверь не умеет быть длиннозубом!

— Он… вполне… справляется, — прохрипел Хоукрил откуда-то снизу, задыхаясь под придавившей его тяжестью.

Эмбра шептала что-то над Камнем, потом отступила назад и посмотрела на результат.

Костяные наросты, по форме похожие на гигантские шипы розы, торчали из суставов всех лап зверя, кроме двух. Две длинные передние конечности заканчивались клешнями, превосходящими размерами голову Краера, и одна из этих щелкающих клешней сейчас тянулась назад, через голову, чтобы схватить человека, прильнувшего к загривку зверя.

Краер отпрянул и стал наносить удары кинжалом по этим лязгающим челюстям. По рычанию снизу он понял, что Хоукрил старается что-то предпринять, а Сараспер тем временем пробежал мимо, к задней части зверя, с обнаженным мечом. Краер, однако, не успел увидеть дальнейшее: к нему тянулась вторая лапа с клешней. Кажется, длиннозуб, по крайней мере пока, оставил попытки прогрызть доспехи Хоукрила, чтобы избавиться от кинжалов, вонзающихся в него сзади.

Краер поспешно отпрянул от надвигающихся зубов и почувствовал резкую боль, когда один зуб распорол его предплечье, прокусив кожу, словно бумагу. Он увернулся от клешни и увидел, что к нему тянется еще одна клешня, зубы на ней скрежетали и хватали воздух.

Он сможет от них увернуться, он сможет…

В последние мгновения перед ударом эти челюсти широко распахнулись — невероятно широко. Зубы росли на глазах, загибались внутрь, удлинялись с ошеломляющей быстротой. Что происходит? Что может…

Зубы сомкнулись в нескольких дюймах от его лица и застряли. Они сцепились друг с другом и переплелись, и это переплетение становилось все гуще, а зубы продолжали расти. Длиннозуб огласил мир изумленным ревом и затряс лапой с клешней. Когда это ничуть не помогло, он стал бить сцепившимися клешнями одна о другую со все растущими яростью и отчаянием, пытаясь сбить то, что удерживало их в полураскрытом положении. Теперь блестящий лес клыков представлял собой дикую путаницу, обе пасти на лапах зарастали наглухо, но зато голова длиннозуба с оскаленными рядами крупных клыков, с которых капала слюна, была в полном порядке.

Страх слился с бешенством в рычании зверя. За оглушительным шумом Краер услышал торжествующий смех Эмбры и понял, кто его спас. Длиннозуб встал на дыбы, словно гора внезапно решила достать до облаков, а потом сделал рывок головой вниз, чтобы укусить человека, а Краер беспомощно отлетел в сторону.

Он еще катился вниз по склону холма, подпрыгивая в клубах вырванного мха, отчаянно сжимая рукоятку кинжала, когда голова зверя резко повернулась и он услышал слабое ругательство Хоукрила где-то под тушей чудовища, потом раздался какой-то булькающий звук.

— Ястреб! — крикнул квартирмейстер и снова прыгнул на мохнатую шею, а потом отпрянул в противоположную сторону, чтобы не быть сбитым яростно молотящими по воздуху лапами.

Темно-красная кровь блестела на шкуре зверя во многих местах, и Краер услышал, как Сараспер издал нечто вроде стона. Это означало, что целитель изо всех сил нанес удар мечом и меч угодил во что-то твердое, отчего у старика чуть не отнялись руки. Краер выхватил еще один кинжал, свернулся почти в клубок на шее зверя, который опять поднимался на дыбы, и снова крикнул:

— Ястреб!

Где-то под мохнатой тушей застонал латник. Краер глубоко вонзил кинжал в мех рядом с собой, почувствовал кость внутри и увидел, как хлынула черная кровь, которая обожгла его руку, пока он выдергивал клинок. Его друг ранен, и…

Что-то ударило Краера с такой силой, что несколько мгновений в глазах его стояла темнота, в которой рассыпались мерцающие звезды, но потом мир, покачиваясь, вернулся обратно. Он сморгнул слезы и увидел нечто большое и темное, шевелящееся над ним, а потом его снова ударило с такой силой, что у него клацнули зубы. Удар мохнатой передней лапы оторвал его от кинжала и отбросил в сторону.

Правый бок пронзила боль, и эта обжигающая боль стала еще невыносимее, когда он приземлился и скользил по пружинящему мху, пока не остановился, упираясь подбородком в сырую землю, на середине склона холма.

Эмбра что-то кричала, голос ее был тонким от страха, а за спиной квартирмейстера раздался ужасный треск и скрежет зубов длиннозуба, грызущего что-то, как собака гложет кость. Похоже, эта кость никак не поддавалась. Несомненно, то были доспехи латника.

Краер с трудом встал на ноги и сморщился: наверняка сломано ребро или что-нибудь похуже. Он согнулся пополам, прошипел ругательство, стиснул зубы, собрал волю, чтобы сделать то, что необходимо, и достал из сапога нож. Длиннозуб запрокинул голову, стараясь что-то оторвать, и на секунду у Краера остановилось сердце: он решил, что это одна из ног Хоукрила. Потом он увидел обрывки ткани и куски изжеванного металла и понял, что это только часть доспехов с ноги латника.

Окровавленный Хоукрил лежал под волком-пауком, неподвижно глядя в небо.

— Спасите, Трое! — взмолился Краер и пустился бежать, спотыкаясь.

Эмбра стояла, раскинув руки, и между ее ладонями угасала дуга света, по мере того как заканчивалась магия последнего заклинания. Каким бы ни было это заклинание, но на длиннозуба оно не подействовало. На бегу Краер увидел, как Эмбра метнулась под опускающуюся голову зверя и подставила себя под ужасные челюсти, чтобы не дать им вонзиться в беззащитное тело Хоукрила. Сараспер скорчился на земле чуть поодаль, он лихорадочно доставал из одежды маленькие предметы и бросал их перед собой на земле. Он искал то, что необходимо для заклинания, но успеет ли он?

Краер знал, что он-то сам наверняка не успеет, даже если тонкий, длиной в фут нож сможет своим прикосновением остановить этого людоеда.

Длиннозуб попытался укусить Эмбру, а она скользнула в сторону, уводя тянущуюся за ней голову вбок, прочь от бесчувственного латника.

— Боги, — задыхаясь, прошептал Краер, — избавьте нас от этой… этой твари!

Он не дал Троим времени для ответа на его мольбу. Он сам бросился на шею длиннозуба и вонзил в нее стальной клык по самую рукоять. Зверь взревел от боли, едва не оглушив его, и в ярости запрокинул голову. Но квартирмейстер находился вне досягаемости для его челюстей, прямо возле колышущейся щеки, и там он плясал, повторяя движения головы зверя, так что тот никак не мог достать маленького человечка, и наносил удар за ударом…

Внезапно на него нахлынула дикая ярость, и он закричал. Краер колол и колол, до тех пор, пока пот почти не ослепил его, а боль в боку не заставила зарыдать. Он молотил зверя кулаком, кружась вместе с длиннозубом, который оставил позади распростертого латника, отшвырнул в сторону задыхающуюся Эмбру и пытался добраться до маленького пляшущего человечка, который снова и снова жалил его…

Стоящий на коленях невдалеке Сараспер Коделмер отыскал среди последней горсти заколдованных безделушек из Дома Безмолвия три крохотные фигурки. Он засунул две из них обратно в карман у пояса, выхватил изо рта обрывок ленты, которую нашел раньше, и дрожащими пальцами обвязал им статуэтку, косясь на нависшего волка-паука, мохнатые лапы которого топтали землю совсем близко.

Каждый из Четверых когда-то лизнул эту ленту по его настоянию, оставив свои следы. Если на то будет воля Рогатой Владычицы, то сейчас он сможет, при помощи заклинания, которое запомнил, как ему казалось, целиком, вырвать находящихся в смертельной опасности героев — не таких уж, в конце концов, непобедимых — из лап чудовищного зверя и перенести в мгновение ока через многие мили в свою любимую комнату в Доме Безмолвия. В свою давнюю берлогу, где он когда-то прятался в облике длиннозуба. Сараспер мрачно усмехнулся при мысли об этом, поднял статуэтку и пробормотал заклинание. Казалось, оно ворвалось в его мозг из какого-то укромного уголка памяти, словно только и ждало своего часа, чтобы сорвать с петель дверь, которую он так долго держал запертой.

Внезапное тепло охватило Сараспера, щекочущий поток побежал вверх по рукам и по лицу, из его глаз и рта вырвались искры света…

Он прошептал последние магические слова и раскинул руки, чтобы облегчить путь заклинанию. Магическая энергия вскипела и опалила его, скрутила его внутренности, заставила трепетать на темном краю пропасти забвения. Мягкий мох изогнулся и ринулся навстречу ему…

За мгновение до того, как лицо Сараспера уткнулось в землю, мир закружился во внезапном вихре вспышек света и полной тьмы, и внезапно целитель очутился в другом месте. Под его коленями ощущались влажные камни, пыль защекотала его ноздри за секунду до того, как он ударился носом о холодный камень и больно проехался по нему. Когда он повернул голову, то сквозь слезы разглядел серую тушу, вставшую на дыбы в золотистом свете знакомой пещеры, и снова рев, полный боли, ударил ему в уши. Звериный рев, который почти заглушал тихие проклятия Краера.

Он снова оказался в Доме Безмолвия, и его спутники вместе с ним. К несчастью, его заклинание каким-то образом перенесло сюда и длиннозуба тоже…

Придворные предпочитают жить в роскоши. Для этого необходимы богатые апартаменты, помещения для слуг на приличествующем расстоянии, пиршественные и другие парадные залы и достаточное количество кухонь, кладовых и винных погребов. Но во всем этом нет необходимости, если король, которого должны бдительно охранять, не имеет большого количества собственных воинов, чтобы вызывать их из холодных каменных оружейных и коридоров, тянущихся на многие мили и населенных пауками и крысами. Вот почему большая часть того, что было нижним уровнем замка Серебряного Древа до возвращения Пробужденного короля, сейчас стояла пустой и темной, и двери туда никогда не открывались. Ни факелов, ни фонарей, ни опасливо идущих с ними людей, ничего, кроме крохотных зверьков с глазами-бусинками и терпеливо скользящих вслед за ними змей-охотников.

В одной из таких комнат, из-за великолепных темных панелей на стенах еще более мрачной, чем коридоры вокруг, внезапно возникло из воздуха нечто.

Округлое и улыбающееся, оно сверхъестественным образом парило в воздухе, оглядываясь кругом в поисках опасных врагов, которых здесь не оказалось.

То была лишенная тела человеческая голова; серая, покрытая плесенью плоть покрывала череп; в глазницах мерцал холодный свет потусторонней жизни.

— Ну-ну, — произнесла голова в темную пустоту. — Такой радушный прием вряд ли достоин баллады менестреля… но что ж, он вполне подобает случаю, ибо ужас снова вернулся домой.

Нижняя челюсть затряслась в беззвучном хохоте, но через пару секунд голова снова принялась осматривать комнату, нашла на высокой полке то, что искала, и скользнула ближе.

Точно так, как он их оставил, лежали так и не законченные заколдованные жезлы безумного мага Ладазура Арлундского. Вечно занятый Повелитель Заклинаний так и не нашел свободного времени, чтобы доделать начатое. А, ладно. Теперь работа над ними уже никогда не будет завершена.

Голова Ингрила Амбелтера повисла в воздухе над двумя серебряными резными жезлами и прошипела слово, которое, казалось, произнести просто невозможно. Зеленый огонь пробудился в кристаллах, скрытых внутри этих серебряных футляров, и двумя струями холодного пламени побежал вдоль двух изящных воплощений несбывшейся мечты Ладазура.

Призрачные огни в глазах черепа, казалось, вспыхнули ярче, он что-то шептал над жезлами, а затем широко открыл рот и подставил его под язык зеленого пламени, который внезапно вырвался с ревом из потемневшего, разрушающегося серебра.

Зеленый огонь окутал хохочущий череп, опалил потолок, а жезлы рассыпались в пепел. Затем Ингрил отплыл от стены и спустился на такую высоту от пола, на которой находилась бы его голова, если бы он был жив. Там он висел, пока зеленый огонь не превратился в бледные клочья тумана или дыма, которые заструились из черепа вниз, у пола свились в кольца и снова взмыли к потолку. В воцарившейся надолго тишине они поднимались и опускались, струились туда-сюда изгибающимися столбами, которые постепенно таяли, местами приобретая четкие очертания.

Эти очертания разрастались, становясь похожими на плечи и локти, и наконец последние клочья тумана исчезли, а под черепом повисло призрачное тело. Оно сделало несколько неуверенных шагов, ступни без пальцев прошуршали по пыльным каменным плитам. На мгновение ноги потеряли форму, череп провалился вниз, потом снова поднялся, а тело под ним стало выше и потемнело.

Призрачные туманы обтянули череп кожей, которая, впрочем, не скрыла серую, подпорченную плесенью плоть, участки обнажившейся кости и холодные огни там, где следовало находиться глазам.

Новое тело Ингрила содрогнулось, пошатнулось от возрастающей тяжести и сделало первый вдох. Маг вздохнул громко и глубоко, вспоминая свое настоящее, разрушенное тело, которое лежало искалеченной грудой в темной речной пещере на куче камней, ржавеющих мечей и тех многочисленных колдовских предметов, которые сохранили ему жизнь, хотя он должен был умереть.

Разбитое, гниющее тело, без конечностей, из которых одну оторвало взрывом, а остальные съели речные раки и ужи реки Серебряной. А теперь к тому же и без головы. Он найдет эту пещеру ради ее магии, когда понадобится, но пока что ему надо по-настоящему оживить это новое, сотканное колдовством тело. Для этого ему необходимо поглотить собственную плоть: кусочек, тщательно спрятанный давным-давно во флаконе с заколдованным эликсиром неподалеку отсюда, в подземельях замка. Затем придет время навестить его прежнего наставника и обрести столь необходимую ему жизненную силу.

Нельзя, чтобы его сейчас обнаружили, все еще уязвимого и нетвердо стоящего на ногах. Ингрил подавил нетерпение и заставил слабое, неуклюжее подобие нового тела двигаться медленно и осторожно. Прежде всего он устроился в углу, на стыке двух стен, а потом усилием заставил свою сущность медленно распространиться до кончика каждого пальца сотрясающегося от дрожи тела, чтобы сделать его полностью своим. Впереди ждали двери, которые откроются только от прикосновения Ингрила Амбелтера.

На полу виднелись остатки разлетевшегося пепла. Губы Ингрила растянулись в невеселой усмешке. Значит, барон посылал несчастного стражника, чтобы взломать заколдованный запор, а потом приказал убрать останки. Опять. Все-таки эти бароны — непроходимые тупицы!

Ингрил прикоснулся губами к каменной двери в известном ему месте, прошептал слово, которое имело определенное значение, чуть громче произнес слово, которое ничего не значило, и приложил ладонь к двери в другом нужном месте. Дверь растаяла, и за те короткие мгновения, пока она снова не восстановилась, Повелитель Заклинаний нырнул через проем в завесу.

Он терпеть не мог ее мокрой липкости, но она была необходима: завеса представляла собой сеть, густо усеянную крохотными извивающимися слизняками, бледными, с вечно подергивающимися щупальцами на конце. Его маленькие скользкие стражники, их слюна для него безвредна, но смертельно опасна для всех остальных. Они все еще живы, хотя прошло так много времени, они такие же терпеливые и смертоносные, как их хозяин.

За завесой находилась маленькая темная каменная комната, где вдоль стен выстроились стеллажи и потрепанные старые сундуки. В одних хранились зелья и магические книги, в остальных — непонятные с виду предметы, которые вцепятся в любого, у которого хватит глупости прикоснуться к ним. В центре комнаты размещался низкий стол, на котором покоился гроб. Прикосновение к нему поразило бы молниями любого, кроме Ингрила. Повелитель Заклинаний подумал мимоходом о том, понимал ли барон, кто в действительности правил замком Серебряного Древа за его спиной.

Если Ингрил Амбелтер не поторопится, он больше никогда не будет этим человеком. Жгучая боль зарождалась у него в груди, дыхание стало прерывистым. Ингрил поднял крышку гроба, посмотрел на скелет в деревянном обрамлении и опустил ладони на три прочные поперечные скобы, которые должны выдержать его вес.

Примененная им магия оказалась слабее требуемой, или разрушительное действие времени на жезлы Ладазура оказалось сильнее, но от усилия, понадобившегося ему, чтобы забраться на стол, а потом в гроб, он весь дрожал. Растянувшись на поперечных скобах, которые не позволяли ему раздавить лежащие под ним кости, Ингрил обхватил скелет и хрипло произнес заклинание.

Призрачный свет возник и заплясал на костях, омывая Повелителя Заклинаний, потом снова погас. Ингрил лежал неподвижно, прислушиваясь к едва уловимым звукам, которые произвело падение пальца скелета на дно гроба. Потом он улыбнулся.

Он снова был цел и полон жизни! Берегитесь, люди Долины, ибо Ингрил Амбелтер снова выходит на свет! Или выйдет, когда вылезет из гроба.

Ингрил действовал неторопливо и осторожно, а когда закончил, молча постоял, глядя вниз, на кости Гадастера Мулкина, самого известного и до сих пор внушающего сильный страх мага Серебряного Древа. Никто, кроме Ингрила, не знал, что прах этого человека покоится здесь, как не знал и истинной судьбы Гадастера.

Через мгновение Повелитель Заклинаний замер.

— Магическая энергия скапливается вокруг моего… портала в Силптаре? — медленно произнес он и приподнял одну бровь. — Благодарю тебя, Гадастер.

Он повернулся, чтобы уйти, вспоминая последовательность заклинаний, которые использовал когда-то для того, чтобы отнять могущество у Гадастера (а в результате и жизнь старого мага). Тогда никто, в том числе и Гадастер, ничего не заподозрил. Он неплохо помнит эти заклинания, а для всех они по-прежнему являются тайной. Выдающиеся заклинания, о которых он никогда и никому не осмелится рассказать.

Ну, ладно. Судя по всему, давно пора снова применить свое исключительное мастерство Повелителя Заклинаний…