Утраченный трон

22 КОГДА ТАЕТ МАГИЯ

ОН ШЕЛ по коридорам замка на острове Плывущей Пены, освещенным ярким солнцем, но это не радовало его. Его никто не останавливал на пути, ему только кланялись, ибо он был тем, кого в Аглирте называли Пробужденным королем.

Он любил Долину, каждое дерево в ней, поляну и излучину реки Серебряной, но ему не нравились изменения, произошедшие в людях, которые теперь правили Аглиртой. За время его долгого сна эта земля превратилась в руины, на которых воевали между собой бароны, жестокие и коварные, и все до единого предатели.

И разрушение продолжалось. Пройдя много миль по полированным плитам, под колоннами и сводчатыми потолками, мимо слуг, деликатно отводящих глаза, Келграэль Сноусар в конце концов облокотился на подоконник высокого окна в замке одного из самых жестоких баронов, посмотрел на искрящуюся, серебристую широкую реку и вздохнул.

Сейчас королевство оставалось почти таким же, каким было во время его Пробуждения, королевские приказы выполнялись только там, куда могли дотянуться его взгляд и его рука, но будущее сулило Аглирте нечто гораздо худшее, чем то, что случилось за дни, прошедшие после его Пробуждения. Прекрасная Долина будет разорвана на клочки войной, а он бессилен ее защитить.

Это означало гибель не столько для баронов и людей, достаточно богатых, чтобы сесть на корабли и уплыть из Силптара, сколько для фермеров, торговцев и купцов, честных жителей Долины, веселых и брюзгливых, которые тащили на своих спинах все королевство. Эти люди и были Аглиртой. Какая бы мощная магия ни была пущена в ход в те давние времена, чтобы утвердить короля на троне и дать ему возможность при помощи магии заставить мечи и прочее оружие служить ему, все, что он делал теперь, он делал именно для людей Аглирты. И если это им не поможет, не защитит их, не даст лучшую жизнь — все было напрасно.

Келграэль вздохнул и сообщил пролетающему ветерку, что ему до смерти надоели бароны и те, кто так стремится стать баронами — или королями, — что готовы зарезать собственную мать и пройти по еще теплым трупам, чтобы достичь желанной цели.

Приближенных у него почти не осталось, так как все знали, какие события надвигаются. Некоторые бароны даже открыто заказывали боевые знамена в мастерских Силптара. Большая часть подобострастных придворных удрала из Аглирты либо для того, чтобы защищать собственные владения, либо для того, чтобы примкнуть к заговорщикам вовремя и считаться надежными союзниками в тот день, когда будет одержана победа.

Келграэль мрачно улыбнулся. Жаль, что такой триумф ожидает лишь одну группу заговорщиков. Если он каким-то чудом выживет и увидит это, интересно будет посмотреть, сколько времени понадобится победоносным заговорщикам, чтобы уничтожить друг друга, пока в живых не останется лишь один предатель, который и провозгласит себя следующим королем.

А за всеми ними — за каждым могучим магом, или честолюбивым наместником, или высокомерным бароном — стоит пока еще молчаливая, но все отчетливее видимая темная, извивающаяся тень Змеи.

Змея пробуждается, потому что пробудился король.

Послышался едва уловимый шум. Келграэль Сноусар отвернулся от окна, мрачно сжав губы, и выхватил меч раньше, чем возникшая из драпировок фигура бросилась на него.

Придворные, оставшиеся на острове, вежливо, по очереди нападали на него. Королевский клинок уже пролил кровь шестерых. Если они когда-нибудь нападут все сразу…

Сейчас не время думать об этом. Человек в доспехах, богато украшенных завитушками в стиле Урнгаллонда, но без герба, человек, скрывающий свое лицо под опущенным забралом, уверенно шел вперед с мечом в одной руке и длинным кинжалом в другой. Он явно был полон решимости убить короля.

— Не для этого я восстал ото сна, — заявил Келграэль Сноусар почти любезно и прыгнул направо с плавностью и грацией, свойственной скорее танцорам, чем правящим особам. — Кажется, слишком многие жаждут моей смерти.

В отличие от других этот нападающий ничего не ответил. Он сделал стремительный выпад, стремясь поверх королевского меча поразить Сноусара в правый бок. Король парировал удар, но это движение открыло его живот удару кинжала, и враг не преминул этим воспользоваться.

Острие кинжала ударилось о невидимую броню и отскочило, рассыпая искры. Келграэль неласково улыбнулся противнику и внезапно нырнул вниз и вперед, схватил его за запястье руки, держащей кинжал, выкрутил ее, и они вместе упали на пол.

Падающее тело Келграэля своим весом придавило кинжал, и тот вонзился снизу вверх между бедренными пластинами и глубоко проник в пах, проткнув кожу, словно шелк. Пронзительный крик вырвался из-под забрала еще до того, как хлынул поток горячей крови. Король откатился в сторону, вскочил на ноги и без паузы вонзил острие меча между воротником и основанием шлема претендента на звание убийцы.

Снова хлынула кровь, и тело в латах обмякло. Уже раздавался топот стражников, приближающихся по длинным коридорам замка; король не обратил на это внимания, он нагнулся и сорвал шлем с головы противника.

Внутри шлема не было лица, но взору Келграэля предстал не один из знаменитых Безликих. Безумно вытаращенные глазные яблоки смотрели с черепа, покрытого плотью, которая таяла, словно воск свечи.

Стражники заахали и разразились проклятиями, одного человека стошнило, но король Сноусар ничего им не сказал. Он нахмурился, отвернулся и оставил их возле трупа, а сам прошел тайными коридорами по широко раскинувшемуся замку острова Плывущей Пены и оказался наконец в потайной комнате, где когда-то встречался со своей верной Бандой Четырех, пробудившей его ото сна.

Здесь он достал из-за широкой пряжки своего пояса маленький цилиндр из золота, отвинтил крышку в форме головы единорога и глиняной палочкой, оказавшейся внутри, нарисовал некие символы на стыках, в тех местах, где можно было открыть двери, богато украшенные панели и ставни в стенах. Эти символы вспыхнули, потом свечение медленно угасло. Особое внимание король уделил символам на той панели, которая могла превращаться в окно. В последнюю очередь он начертил знаки на полу, а потом на потолке, встав на стул.

Сочтя комнату надежно защищенной, Келграэль Сноусар сделал жест, который удивил бы многих чародеев, а затем расстегнул пояс с мечом, украшенные филигранью браслеты, которые носил на запястьях, и подвеску на шее.

Каждый предмет, когда он выпускал его из рук, медленно всплывал вверх и повисал в воздухе примерно на том уровне, на который ему было указано, на уровне груди высокого человека.

Очень немногие в нынешней Аглирте имели хотя бы слабое представление о том, что представляет собой в действительности Келграэль Сноусар. Большинство придворных видели в нем всего лишь высокородного воина, героя с короной на голове, надежного, благородного и, конечно, отчасти наивного простака…

Келграэль горько улыбнулся при этой мысли и продолжал расстегивать пряжки и застежки и снимать с себя различные вещи. Он не раздевался, он скорее освобождался от многочисленных заколдованных вещиц, начиная от кинжалов в сапогах и заканчивая кольцом, которое могло создавать невидимый щит, и подвязкой Медленного Исцеления, точно такой же, какую носили все придворные в Аглирте в давние времена. Он отстегнул ее с правого бедра, чувствуя холодок на голой коже, и уже собирался натянуть снова штаны, но тут вспомнил о последнем предмете, который носил так давно, что часто забывал о нем. Это был кожаный ремешок, приносящий удачу, повязанный на бедрах подобно поясу. Его концы были скреплены бусинами, а по всей длине было завязано много хитроумных узелков. Король осторожно снял ремешок, помня о руках давно уже мертвого человека, который вязал эти узелки, и шепотом повторил совет, данный в незапамятные времена.

Он не хотел этого делать. Он не хотел, чтобы Аглирту снова отняли у него, не хотел опять погружаться во тьму, которая может не отпустить его в следующий раз. Не лучше ли продолжать борьбу, чтобы по крайней мере сражаться на благо любимой страны? Сражаться, а не бежать и прятаться? Даже если он потерпит неудачу и погибнет, разве с его смертью Дарсар исчезнет для всех людей? Конечно, что ему за дело, если после его смерти взметнется пламя, падут стены, польется кровь и явятся дикие звери, чтобы пожрать мертвецов?

Нет. Он узнает об этом. Он узнает, что сделал с Аглиртой в угоду собственной гордости. Боги об этом позаботятся. Более того, не будет Дремы, и у заснувшего короля не будет никакого шанса, даже самого ничтожного, проснуться снова, на лучшей земле. Он должен это сделать.

И он это сделает.

Когда он снова оделся и почувствовал, насколько стало легче — даже из полых каблуков сапог он вынул сияющие драгоценные камни, — Келграэль начал развязывать узелки на ремешке. Каждый развязанный узелок порождал маленькое вращающееся облачко света, магические пылинки, которые гасли, высвобождая долго хранившиеся в них магические предметы, принесенные из других мест: сундучки и графинчики, статуэтки и браслеты, жезлы и кубки, чаши и лампы, все крохотных размеров и искусно сделанные. Они также присоединились к парящим в воздухе вещам, уже почти заполнившим один конец комнаты.

Последним Пробужденный король вытащил из одного каблука крошечный кинжал — единственный его клинок, не несущий в себе магии, — и сделал им надрез на ладони. Когда показалась кровь, он взял в ладони ремешок так, чтобы бусины прижались друг к другу, потом сжал его, чтобы он прикоснулся к крови, и прошептал три слова.

Все произошло в тишине и не заняло много времени.

Когда ремешок растаял, над раскрытыми ладонями Келграэля стала видна книга: маленький томик, переплетенный в полированные пластины из драконьих зубов с застежкой из чистого серебра. Страницы книги были сделаны из тонкого металла с голубоватым отливом, на них были вытеснены и выбиты буквы, слагающиеся в шесть могущественных заклинаний. Сейчас ему необходимо только одно из них.

Сноусар сделал глубокий вдох, широко развел руки в стороны, заставив волшебную книгу открыться на определенной странице, а затем произнес слова, которые хорошо помнил. Они были началом ритуала нового погружения в Дрему.

— Лорт аладрос, — произнес он в потолок. — Амманат кулиира.

Этот язык уже был древним, когда об Аглирте никто еще и не помышлял. Заклинания родились в давно сгинувшей стране чародеев, Давалауне, но эти слова действовали на другую магию и должны были подчинить мир его воле. Он снова погрузит себя в долгий сон, но и Змею заберет с собой, и они оба окажутся в другом месте, освободив Аглирту и от королей, и от Змеи. Хвала Троим за то, что Змея так медленно выходила из своего оцепенения, иначе ему никогда не удалось бы это сделать.

Даже сейчас это будет трудно. Ритуал Погружения, или Призыв Дремы, поглощал магическую энергию, энергию другой магии, и в больших количествах. Если ее направить на сопротивляющийся объект, то потребуются целые замки магической силы. Когда он впервые совершал ритуал, более дюжины могущественных магов создавали для этого магическую энергию. Но теперь он не знал ни одного мага, которому мог бы доверять, кроме, возможно, одной чародейки, а он сам послал эту женщину на поиски по просторам страны, чтобы она стала его щитом и отвлекла от него надвигающихся врагов, пока она и ее спутники не найдут свой конец… или пока им не удастся совершить почти невозможное. Учитывая ту жалкую магию, которой владели люди в сегодняшнем Дарсаре, Камни Дваеры были единственным известным ему средством, способным победить Змею.

А госпожа Эмбра все-таки принадлежала к семейству Серебряное Древо. Возможно, если бы она стояла здесь, в этой потаенной комнате, вместе с ним и с таким количеством магии, она бы попыталась убить его, чтобы самой захватить трон. Отдал бы он ей трон добровольно, спросил себя Келграэль, если бы она попросила его, вместо того чтобы отнять? Это означало бы для него жизнь, но… он бы согласился?

Никогда ему снова не увидеть реку Серебряную, никогда не услышать ветер, шелестящий в деревьях Долины…

Тут для Келграэля наступил момент, когда ему надо было читать вслух по книге заклинаний, и он выбросил из головы отвлекающие мысли.

— Аммадор, — резко произнес он, и графин, парящий в нескольких футах от его носа, с тихим вздохом превратился в дым, и его не стало.

— Талпуртим, — прибавил он и увидел, как диадема мигнула и превратилась в пыль, в ничто.

— Халадриос, — прочел он следующее слово, и исчезла чаша. Не в первый раз король подумал о том, достаточно ли собрано здесь магических предметов, чтобы завершить ритуал. Уже скоро Змея почувствует, чем он занят, и сможет проявиться здесь, в месте его Призыва…

Первые чешуйчатые тени появились шесть слов спустя, когда один из его любимых кинжалов растаял, а чехол рассыпался сверкающими искрами, но Келграэль сохранил ровный голос и размеренный темп, потому что нельзя было нарушить ритуал, не загубив его. Он должен продолжать именно так и сотворить достаточно заклинаний, чтобы прогнать Змею от этого места, или даже разместить парящие предметы таким образом, чтобы не дать ей пространства в этих стенах, где она могла бы возникнуть.

— Мариндра, — проговорил он следующее слово, зная, что произносит имя чародейки, которая невообразимо много веков назад отдала жизнь ради создания этого ритуала. Тогда неизвестные ему маги пытались сотворить волшебный ритуал для переноса их тел, дабы они, взяв все необходимое, могли скрыться из опасного времени и места, погрузившись в сон, который закончится только тогда, когда некто другой освободит их. Меч Келграэля внезапно вспыхнул ярким пламенем, тут же превратившимся в клочья дыма, а пепел ножен упал из пустоты в пустоту…

В комнате становилось все темнее, дальние от него углы, самые дальние от запечатанного окна, заполняла собою Змея. Это была колоссальная тварь, она была слишком велика для того, чтобы хотя бы ее голова могла материализоваться в этой комнате… Но ей и нужно было поместить здесь только ядовитый кончик своего раздвоенного языка, чтобы прикончить короля и разрушить его чары. Этот кончик походил на бледно-розовую полоску мягкой, но с твердыми, как сталь, краями плоти, которая, насколько он помнил, была в ширину равной его росту и извивалась и наносила удары быстрее, чем он когда-либо бегал.

Ему оставалось лишь продолжать.

— Хамдаэрет, — хладнокровно произнес он за мгновение до того, как первый приглушенный грохот раздался откуда-то из-за стены слева от него.

— Тессире, — прочел он имя чародейки с огненными волосами и таким же темпераментом, если верить древним песням бардов. Она, возможно, еще жива, погруженная в собственную Дрему, если верить этим балладам. Снова раздался грохот, за которым последовал ряд тяжелых ударов, словно кто-то рубил топором нечто деревянное, которое вот-вот рухнет.

Почти сразу же раздался следующий, гораздо более громкий треск дерева, и одна из панелей в самом темном углу исторгла в комнату тучу обломков.

— Халан дараммарет сулаун траэ коммадар, — читал король дальше, не давая себе труда поднять взгляд на блестящее лезвие топора, которое расширяло дыру. Кроме того, из нескольких мест на стенах теперь слышались другие удары и треск, от которых содрогалась комната, а ему еще оставалось прочесть больше страницы.

Первая панель разлетелась в щепки внутри комнаты под ударом кулака в латной рукавице. Кулак принадлежал мужчине в латах, под открытым забралом его шлема виднелось лицо, тающее, точно воск. Тающий тщетно молотил кулаками по дереву вокруг панели, потом стал орудовать топором, разбивая обшивку стен, которая преграждала ему путь.

В другом месте следующая панель треснула с оглушительным шумом, и третья провалилась внутрь, в комнату, открыв взору еще одного из таинственных Тающих.

Панели по всему периметру комнаты стонали под напором с другой стороны, а Келграэль с мрачной решимостью продолжал читать, бросая взгляды не на существ в латах, проникших в комнату, и не на расплывающиеся лица, а на все уменьшающуюся коллекцию парящих в воздухе заколдованных предметов. Маленький сундучок мигнул и исчез, за ним — миниатюрная арфа. Их будет недостаточно…

Дверь распахнулась настежь, потом одновременно рухнули две панели, и люди с тающими лицами оказались в комнате, держа в руках обнаженные мечи. Осталось всего пять плавающих в воздухе магических предметов — нет, уже четыре, — и Пробужденный король впервые заговорил быстрее, но голос его оставался ровным, а глаза не отрывались от страницы. Вопреки доводам разума, он не терял надежды и пытался добраться до конца…

Еще одна дверь распахнулась так близко от Келграэля, что от сквозняка стало холодно его уху. Не успел он ощутить отчаяние, как кто-то промчался мимо него, нырнул под парящие магические предметы, держа в обеих руках по тонкому мечу, а за первым бежал второй. Эти мечи вонзились в грудь и живот одного из Тающих, который зашатался, уронил меч и упал. Келграэль продолжал читать.

Теперь новые пришельцы заполняли комнату непрерывно прибывающим потоком, и передние скрестили мечи с Тающими, а чешуйчатые тени бесновались вокруг них, шарахаясь от того места, где один из пришельцев снял колпачок с ручной лампы и поднес к ее пламени кушак. У этого человека не было лица, и тающей плоти тоже не было, только пустота, которая настороженно бросила на Сноусара взгляд несуществующими глазами.

Когда кушак вспыхнул, туманные очертания языка Змеи стали более темными и менее четкими, они сжались и отступили. Затем из другого угла вырвался огненный шар и полетел через комнату, разметав всех в разные стороны, и один из Безликих отпрянул назад, искалеченный и раненный, с того места, где взорвался Тающий, с которым он дрался. Келграэль Сноусар мрачно стиснул зубы и прочел слово, от которого последний магический предмет растаял в воздухе…

Кто-то из Безликих повернулся к нему, среди хаоса теней, в который внезапно превратилась комната, и подбросил в воздух горсть предметов: два тяжелых подсвечника, что-то похожее на стрекало для быков, маленькую коробочку с розовым драгоценным камнем на крышке и какую-то тонкую цепочку с висюльками, которая прежде, очевидно, украшала чью-то лодыжку. Сноусар продолжал читать; он не остановился, чтобы вздохнуть с облегчением, и, монотонно произнося слова, слышал, как еще один Тающий взорвался в другом конце комнаты, а потом еще один.

Все было покрыто липкой кровью. Тающие и коглауры кишели вокруг него, скользя, нанося рубящие и колющие удары с яростной жестокостью, а из поясов, нагрудных карманов и из сапог Безликих вылетали магические предметы и поднимались в воздух, чтобы тут же превратиться в россыпь искр.

Синий гром, который он уже когда-то ощущал прежде, загремел под сапогами Келграэля Сноусара, едва он успел прочесть последнее слово и увидеть, как исчез последний заколдованный предмет в вихре крохотных искорок. Отчаяние наконец покинуло его, и Келграэль громко рассмеялся.

Раздвоенный язык Змеи, образованный из расползающегося дыма, еще маячил в темной, зияющей глотке, которая была всего лишь тенью, заполнившей тот конец комнаты, где люди вертелись, махали клинками, наносили удары и падали, когда короля окутал синий свет, и он становился все темнее и глубже, пока не стал похож на ночное небо, усыпанное звездами.

Король и сам теперь парил в воздухе, погружаясь в тишину, где не было Змеи, людей с тающими лицами и помогающих ему коглауров, а был лишь долгий сон.

«Прощай снова, Аглирта, до следующего раза, когда я тебя увижу, если будет на то воля Троих».

И тихо, без суеты король Келграэль Сноусар растаял в воздухе.