Уроки гнева

Глава двадцать вторая

— Да что с тобой такое?

— Близко! Близко!

— Знаю. Успокойся. Тот, который близко, от нас не уйдёт.

— Нет!

— Успокойся, — мягко и властно сказал Агиллари, кладя ладонь на холку Зверика. — Тише, малыш. Тиш-ш-ш… Успокойся.

Но шерсть на сгорбленной фигуре каэзга всё равно стояла дыбом.

А небо за окном стремительно темнело.

На много йомов вокруг леса были сведены. А магия… магией они пренебрегли. И потому любой желающий мог видеть две слишком высокие и слишком тёмные для людей фигуры на пригорке, с которого открывался прекрасный вид на Столицу королевства Равнин. До ближайших ворот было всего ничего, неторопливый пешеход мог бы добраться до них за четверть часа самое большее. И та же четверть часа прошла с момента, когда в эти ворота въехали дроги с завёрнутым в мешковину длинным предметом — дроги, эскортируемые десятком вооружённых людей, толстым чином и ещё парой людей неясных занятий со стёртыми равнодушными лицами.

Четверть да четверть — полчаса. Слишком много.

Слишком поздно.

— Хорошо, что здесь нет Ночной, — обронил Танцующий, и Примятый промолчал согласно. Да, хорошо… Ночная могла бы плюнуть на приговор "поздно", броситься в город…

— Уходим.

Быстрым, но всё же каким-то неуловимо усталым шагом тастары двинулись прочь.

Небо над Столицей, нахмурившееся неестественно низкими бурлящими облаками, словно подумало немного — и снова прояснилось.

Винару никто ничего не объяснил, а сам он не попытался расспросить кого-либо. Хотя хотелось просто до зуда. Хотелось, когда его только-только извлекли из камеры, хотелось, когда им по очереди занимались болтавший ни о чём банщик, и хмурый, с губами-ниточками портной.

А потом Винар остался в полном одиночестве в одной из гостевых комнат цитадели, и расспрашивать стало некого.

За время заключения он привык быть один, но происшедшее не могло не взволновать его. Пытаясь совладать с собой, он принялся кружить по комнате. Бездумно погладил гобелен со сложным абстрактным узором, полюбовался на другой, изображающий море и диковинный многомачтовый корабль — не иначе, один из тех, что привезли тастаров. Остановился у зеркала. За плоскостью стекла отразился худощавый и бледный мужчина с угрюмо-испуганными глазами. Да, зеркала — неважные льстецы, в отличие от парадных портретов… Посмеиваясь над собой, Винар подошёл к окну. Высокое и широкое, не забранное решётками, с настежь распахнутыми ставнями, оно вполне годилось для побега… умей он превращаться в птицу. Да и куда бежать? Зачем? Бросив последний взгляд на замковый двор с людьми, превращёнными высотой в карикатурно искажённых кукол, Винар отошёл к постели и лёг, не раздеваясь, одним резким движением смяв пахнущее свежестью и травами отглаженное бельё.

Закрыть глаза.

Скоро ему предстоит испытание, и самое малое, что нужно сделать — изменить выражение лица. Стереть затравленную бледность, спрятать страх, изгнать напряжение. Скоро, скоро…

Однако за окном стемнело, а никаких перемен в судьбе узника не было. Невозмутимый слуга принёс ужин и позже забрал пустую посуду. Винар разделся и снова лёг, не без труда забывшись беспокойным сном. Утром тот же слуга вернулся с новым подносом; и только когда Винар пропихнул внутрь почти половину не по-тюремному обильного завтрака, кое-что из ожидаемого стало сбываться.

— Крепкого тебе здоровья.

Винар повернулся к дверям резче, чем хотелось. Человека, бесшумно вошедшего и теперь спокойно стоящего у порога, он узнал сразу.

— Дядя Айкем!

— Ты неплохо выглядишь, парень. Остался только завершающий штрих.

На щелчок пальцами из-за спины рыцаря-шпиона чёртиком выскочил юркий и нервный цирюльник при всех атрибутах своего ремесла. Айкем одной рукой ухватил стоящее в углу массивное кресло и с неожиданной лёгкостью передвинул его в середину комнаты.

— Садись, — властно сказал он и добавил, усмехнувшись. — Иногда бывает нужно подставить горло под острое лезвие в чужой руке. Как раз твой случай.

Винар послушался.

— Пока тобой занимаются, я буду говорить, а ты слушай и мотай на усы… пока они у тебя ещё есть. Прежде всего: Огис не угодил королю и с треском вылетел с места советника трона. И, если ты об этом ещё не знаешь, крайне неудачно упал с лестницы. А мертвецы никак не могут быть восстановлены в прежней должности. Как только я узнал об этом — сразу же стал думать о последствиях. Вокруг Агиллари сейчас понемногу собирается всяческая накипь и шваль, чтобы не сказать, эхло. При Пламенном советник трона был фигурой в основном номинальной, но при Агиллари всё может стать иначе. Конечно, я и Моэр не дадим ему наделать глупостей, да и среди чинов не так много бестолковых, которые влияли бы на короля во вред стране. Но старики есть старики. Нам новый король доверяет постольку поскольку. А кроме того, он вполне способен нас пережить — и поэтому рядом с ним должен быть хотя бы один человек, годами близкий к нему, умный (Агиллари отнюдь не глуп и умеет ценить это в других), способный удержать его от того, от чего нужно удерживать королей и поддержать его правильные поступки. Иными словами, Агиллари нужен не просто новый советник трона, сведущий в законах и прочем. Ему нужен друг. Ты, парень, вряд ли в большом восторге от него, но более близкое знакомство это может изменить. И потом, я просто не знаю, на кого ещё можно было бы взвалить такую каторгу. Да-да, не обольщайся: я посылаю тебя именно на каторгу. Затыкаю тобой пролом в стене штурмуемого замка. Может, будет даже лучше, если не ты станешь Агиллари другом. Тогда тебе будет легче. Главное — чтобы король считался с твоим мнением больше, чем с мнениями всех остальных. И больше, чем с тем, что ему будут нашёптывать жена и любовницы, а также их родственники. Благосклонность королей — вещь непостоянная, так что лучше обопрись на уважение. И на взаимное доверие. Я на тебя рассчитываю, парень. И… хотя бы в память об учителе Огисе…

Айкем оборвал сам себя, но в продолжении не было нужды.

…Винар помнил дядюшку Айкема лет с пяти. Это он, а не Огис, научил мальчишку считать до ста и свистеть, подражая сизушке — да что там, именно он пристроил смышлёного сироту в дом советника. Направил на путь, сделавший Винара тем, кто он есть. Когда-то Айкем сам учился у Огиса, но потом их отношения переросли в крепкую, проверенную годами дружбу.

Винар любил дядю Айкема и всегда внимательно прислушивался к его советам.

Он бы и теперь послушался его, если бы…

"Стоп, стоп, стоп! Думай своей головой! Побоку эмоции. Огис мёртв, это несомненно. Раз так сказал Айкем — значит, так и есть. Но действительно ли он убит? Не солгала ли та тварюшка, что приходила в мою камеру? Тастары предпочитали видеть рядом умных людей, и планы дяди на мой счёт могли разгадать. Загодя вбить такой клин между новым королём и мной — что может быть лучше? Грязно, но по-настоящему умно…"

Винар взглянул на Айкема из-под полуопущенных век. Прежде на лице рыцаря-шпиона не было таких глубоких морщин… Он очень быстро и очень заметно постарел. Или это — всего лишь бледный утренний морок?

"Спросить в лоб, как именно умер Огис? Но если это было действительно убийство, дядя солжёт, не моргнув глазом. Старая дружба и память о мертвеце — этого мало, чтобы заставить его забыть о благе Равнин. Огис не был настолько бесстрастен… И рассорился с королём. А вот Айкем — он служит ему, и служит на совесть.

Нет, дело не в утреннем свете…"

— Я закончил, господа, — поклонился цирюльник. В голосе его было нечто странное; Винар понял, что именно, когда Айкем, бросив тому монету, сопроводил это жестом из "языка ладоней".

Цирюльник был глухим. Осторожность — первая добродетель шпиона.

Ожидать от Айкема иного было бы глупостью.

— Ну вот, совсем другое дело, — одобрительно кивнул рыцарь, оглядывая Винара с головы до ног и обратно. — Мне надо идти, даже бежать, так что счастливо оставаться.

— До свидания, дядя.

— Угу… Да! — Айкем обернулся. — Агиллари собирается устроить тебе какое-то испытание, уж не знаю, какое именно. Надеюсь, ты не забыл содержимое всех этих скучных томов, которыми тебя пичкал Огис?

— В камере я повторял их перед сном, как молитву, — почти совершенно серьёзно ответил Винар.

— Это хорошо. Скоро за тобой придут, жди.

Айкем вышел. А Винар стал ждать.

— Ваше величество, груз доставлен.

— Вносите.

Завёрнутый в холстину длинный предмет двое людей с мечами внесли, как ковёр — на плечах. Положили на стол, перекатили, разворачивая. Под внешним слоем груботканого полотна обнаружилось полотно потоньше, а под ним — пропитанные каким-то жирным составом широкие ленты. Тело было замотано в них с ног до головы, исключение составляли только рот, нос и глаза.

Брезгливо морщась, Агиллари подошёл поближе. Видимо, обожжённый почувствовал что-то, потому что открыл бессмысленные слепые глаза. Король вздрогнул: казалось, что два мутных шарика в розовых ямах глазниц смотрят прямо в душу… Вздрогнул, но не отвернулся.

— Зачем эти тряпки? — не обращаясь ни к кому конкретно, спросил он.

— Работа сельского целителя, ваше величество, — быстро отозвался толстый чиновник, изо всех сил старающийся одновременно приблизиться к королю и не приближаться к телу на столе.

— Тот, что составлял заключение? Этот… — король на миг замялся, вспоминая, — Гвиарлин?

— Да, ваше величество.

Быстрый взгляд в дальний угол.

— А ты что скажешь?

Каэзга напрягся.

— Маг! Убить!

— Не сейчас. Этого мага до тебя неплохо обработали. Насколько я понимаю, сейчас он не опасен. Особенно рядом с тобой, мой Зверик.

Агиллари прошёл туда-сюда, не отрывая взгляда от стола и того, кто на нём лежал.

— Так. Доставьте сюда кандидата в советники трона, по возможности быстрее. — Понизив голос, король пробормотал, — Итак, вот он, первый живой тастар, которого я вижу своими глазами. Не слишком впечатляет, если забыть… — Слегка повысив голос, он спросил, — Кто-нибудь мерил эту оглоблю? Сколько в нём роста?

— Почти пять локтей, ваше величество, — немедленно откликнулся толстый чин. — Даже для красноглазых это много.

— Да уж, — хмыкнул Агиллари, — немало.

Король прошёл к единственному стулу и сел. В аскетично обставленном полуподвальном зале воцарилась звонкая, вздрагивающая от каждого звука тишина. Переминался ли с ноги на ногу один из охранников, вздыхал ли под грузом собственной плоти чин — любой звук отражался от каменных сводов, усиливая сам себя. Только каэзга в своём углу был так неподвижен, что его не было слышно и почти не было видно. Бледные утренние лучи, проникающие в зал сквозь узкие окна в верхней части одной из длинных стен, мешались с беспокойным светом пяти факелов, что горели у другой длинной стены, но смесь была не самой удачной, и зал казался мрачным, словно пещера. Немало воображения требовалось, чтобы представить это место полным огней и жизни. Слишком много камня, слишком мало людей, слишком отчётливо тянет холодком от толстых стен и шершавых плит пола.

Наконец у входа засуетились, и не то та же пара стражников, что внесла тело тастара, не то их близнецы ввели в зал Винара. Агиллари с непроницаемым видом уставился на него. Ответом был такой же прямой взгляд. И, отметил король, никаких полушёпотов из разряда "чего изволите, ваше величество?" Видно, в моей тюрьме слишком мягко стелют и слишком сытно кормят.

— Так ты — Винар?

— А ты — Агиллари?

Один из стражников замахнулся.

— Стоять, — рубанул король. — А ты, голубь, подойди сюда и взгляни на этого, на столе. И скажи, что думаешь.

Винар подошёл не спеша, подозревая подвох. Склонился над обожжённым, провёл пальцем по ленте, растёр в щепоти, поднеся к носу. Хмурясь, провёл ладонью вдоль лица лежащего, не прикасаясь к нему. Поглядел на короля.

— Это — тастар?

— Молодец. Догадливый ты. Именно тастар. — Агиллари помолчал, улыбаясь не слишком любезно. — Если не секрет, зачем ты нюхал пальцы?

Винар пожал плечами.

— Хотел узнать, чем пропитаны бинты.

— И чем же?

— Обычным постным маслом, но с добавкой экстракта черечёрки. Это лучшее средство от сильных ожогов. И довольно дешёвое.

Король приподнял бровь.

— Ты что же, ещё и травы знаешь?

— Немного.

— Хм… Что ж, господин кандидат в советники, дайте мне совет.

— Какой именно?

— Что делать с этим полумёртвым созданием. Например, стоит ли отправить остальным тастарам предложение обменять этого на узурпатора, на так называемого Владыку? Или сыграть крупнее и велеть явиться всем, если они хотят сохранить этому жизнь? А может, плюнуть на переговоры и просто прикончить эту оглоблю, чтобы не мучилась? Что скажете, господин Винар?

Несмотря на неважное освещение, Агиллари заметил на лице Винара брезгливость. И ещё что-то менее определённое.

— Тастары — существа разумные. На милость вашего величества они рассчитывать не станут и в ваши руки не отдадутся.

"А щенок умеет дерзить так, что не придерёшься".

— Выходит, господин Винар, вы советуете просто без долгих разговоров прикончить этого?

Винар промолчал.

— Я задал тебе вопрос, — напомнил король ну очень мягко.

Винар выпрямился.

— Если бы от моего ответа что-то зависело, я ответил бы вам. А когда любые слова бессмысленны, подобает молчать.

Агиллари невольно вздрогнул. И Винар это заметил.

— Моим учителем был Огис. Я очень многим ему обязан. Скажите, ваше величество, что мастер Огис сказал вам незадолго до своей смерти?

"Проклятье!" Король медленно вдохнул и выдохнул, беря себя в руки.

— Как ты сам только что изволил заметить, иногда лучше промолчать.

Винар опустил голову, скрывая выражение глаз. И почти прошептал:

— Иногда молчание — тоже ответ.

— Вот как? Зверик, — протянул Агиллари почти напевно, — убить.

Каэзга заурчал. Нечеловечески длинное тело на столе вздрогнуло, делая стойку на голове и пятках, и обмякло. Выпрыгнув из своего угла, Зверик как-то слишком быстро оказался рядом с телом. Громко хрустнули рёбра. Сжавшаяся в когтистый кулак лапа каэзга переправила то, что сжимала, в его широкую пасть.

"А кровь у тастаров вполне обычная", — отрешённо подумал король. — "Красная".

Толстый чин, оттолкнув стражников, выбежал прочь. Почти тут же через открытую дверь донеслись звуки бурно выворачивающегося желудка. Винар, стремительно бледнея, попятился от стола, но взгляда от пирующего Зверика не отвёл.

— Не туда смотришь, — сказал Агиллари. — На меня смотри!

Король встал. Винар поглядел на него, скрестив на груди руки.

— Так. Хорошо. А теперь ответь-ка мне, голубь, о чём с тобой этим утром говорил Айкем? И не виляй! Я прекрасно знаю, что он к тебе заходил. У меня есть свои собственные шпионы. Ну?

— О, дядя Айкем говорил много чего. Но теперь ясно, что его советы мне не пригодятся.

— Какие советы?

"Помирать, так с музыкой!" Винар ухмыльнулся скорее дерзко, чем бесстрашно.

— Я должен был стать советником короны, чтобы вашему величеству в трудную минуту было на кого опереться. Дядя даже надеялся на дружбу. На доверие и уважение. Вокруг короля, сказал он, собирается всякое эхло, а ты — ровесник короля и честный парень, ты закроешь собой дорогу всякой мрази лучше, чем это можем мы, старики…

Каэзга снова запустил лапу в потроха, зачавкал. Винар отодвинулся, неотрывно глядя в глаза Агиллари.

— Дядя Айкем, как я уже сказал, потратил время впустую. Думаю, вашему величеству не нужен никто, кроме вот этой твари. Вы с ней — удачная пара.

Каэзга перестал чавкать и замер.

— Очень хорошо, — сказал король, сверля взглядом Винара. — Люблю откровенных людей. В том, что касается слов "дяди Айкема", ты попал в точку, голубь. Его советы тебе не пригодятся, потому что моим другом тебе не бывать. Советником трона, впрочем, тоже. Советником я сделаю Ито. А для тебя пригодится другая должность, которой при любезных красноглазых не было. Они для этого были слишком разумны. Догадываешься, кем ты станешь?

— Нет. — Винар фыркнул, сдерживая дрожь. Он сам не смог бы сказать, отчего именно его колотит, от страха или от ярости. — По части воображения мне за вашим величеством не угнаться!

— Да ты уже входишь в роль. Отлично! Быть тебе, голубь, королевским шутом! Если мне не изменяет память, именно придворным дуракам полагается откровенно говорить то, о чём умники предпочитают шептать, а хитрецы — молчать. Ты будешь отличным шутом!

Винар рассмеялся.

— Смейся, смейся, — Агиллари заговорил очень ровно. — Хотя хорошие шуты чаще веселят других, чем смеются сами. Это занятие требует наличия головы и языка; ноги, думаю, тоже не будут лишними — надо же на чём-то убегать после особо удачных шуток. Но вот насчёт остальных частей тела… Многие из них необходимыми не назовёшь. Например, уши. Зачем они шуту? Только мешают носить колпак. Или, например, нос — его можно заменить симпатичным золотым шариком на ниточке, если, конечно, сперва…

Речь короля прервал каэзга. Закачавшись на месте, он согнулся и громко простонал что-то полуразборчивое.

— Зверик? Повтори.

— Идут! Идут! Маги, идут!

— Какие ещё маги? Тастары, что ли?

— Да! Нет!

Агиллари нахмурился. По коже волной прокатился озноб. Никакого нашествия магов он не ожидал, а неожиданное редко бывает приятным. Кроме того, Зверик вёл себя очень странно. Никогда прежде король не видел его таким и терялся в догадках о том, что это может означать. Неужели каэзга боится? Нет, вздор! Кого бояться ЕМУ?

Но что же в таком случае происходит?

— А ну-ка, пошли. Да-да, шут, ты тоже. Вы, двое — приглядите за ним!

Спустя минуту в зале осталось лишь тело тастара с развороченным торсом. Из дыры в его груди на стол и со стола на пол медленно сочилась кровь.

Спустя ещё несколько минут кровь остановилась.