Учитель. Назад в СССР 3

Глава 7

— Ниночка, а ты кого с детьми оставила? — озабоченным голосом поинтересовалась Тамара Игнатьевна, едва мы зашли в учительскую.

— Да я Гришу попросила, — рассеянно ответила пионервожатая и кинулась ко мне. — Егор! Ах… как же… все хорошо? Правда? Я так волновалась! Я так перенервничала, что и двух слов связать не могу! — Кудрявцева судорожно вздохнула и внезапно расплакалась.

— Нин, ну ты чего? — растерялся я. Никогда не любил женских слез, потому что не никогда не понимал, что делать в такой ситуации.

— Нина Валентиновна, ну-ка соберись! — добродушно велела Звягинцева, приобняла девушку за плечи и усадила на стул.

Выглядела Нина и вправду неважно. В широко раскрытых глазах плескалась надежда вперемешку с отчаяньем. Я не понимал, что произошло. Неужто так переволновалась, а потом суровая дама из роно добавила нервов? Ниночка нервно теребила кончик пионерского галстука, который так и не сняла после линейки.

— Нина Валентиновна, возьмите себя в руки! — сурово потребовала Звягинцева, протягивая стакан с водой.

Учительская в школе небольшая, но кувшин с водой стоял в кабинете все время, что я здесь. А теперь, когда в школу вернулись все педагоги, появилась даже вазочка с печеньем. Насколько я знал, в шкафчике пряталась заварка и чайник с кипятильником, наверное, чтобы завхоз не видел. Хотя я уверен, что Степан Григорьевич в курсе преступных действий коллектива.

— Нина, ну, в самом деле! — фыркнула Тамара Григорьевна. — Ведешь себя, как пятилетка, которую в угол поставили!

Вот вроде и отругала Нину, но я видел, что наш режиссер улыбается. И это всего лишь попытка привести в чувство растерянную молодую девушку.

— Да-да… я сейчас… переволновалась просто… — закивала Кудрявцева, достала из кармана юбки платок и принялась приводить себя в порядок.

— Нина, все хорошо, — мягко произнес я. — Эх, хорошо бы чаю, а еще лучше кофе. Девушки, а в Новосибирске реально купить кофе? — полюбопытствовал я, желая переставить Ниночку на другие рельсы.

— Кофе? — Кудрявцева резко перестала страдать и уставилась на меня. — Фу-у… он же не вкусный. Чай лучше! Особенно наш, местный, жеребцовский! С ягодами и травами, — безапелляционно заявила Ниночка, а вот Тамара Игнатьевна тонко улыбнулась и ничего не сказала. Впрочем, нет сказала.

— Что за жаргон, молодой человек? — возмутилась Звягинцева.

— Вот тут не понял, — абсолютно искренне удивился я, мысленно повторил свою фразу, пытаясь найти, что не так ляпнул.

— Что за «реально»? Не стоит уродовать красоту русского языка.

— А как тогда? — окончательно запутался я.

— В каком контексте вы использовали слово «реально», Егор Александрович? — уточнила Тамара Игнатьевна, в миг из приятной женщины превращаясь в строгую учительницу.

— Ну… реально купить… поучается, где возможно купить кофе или можно купить кофе… — задумался я. — Как-то так.

— И что вам помешало построить предложение по-человечески? — в глазах учительницы русского языка плясали веселые искры. Похоже, разговор затеялся больше для того, что бы Нина, наконец, успокоилась и отвлеклась. А не для поучений и морализаторства.

— Привычка, Тамара Игнатьевна, — улыбнулся я. — Исправлюсь.

— То-то же! — шутливо пригрозила пальцем русичка, покосившись на пионервожатую, и добавила. «Язык — это история народа. Язык — это путь цивилизации и культуры. Поэтому-то изучение и сбережение русского языка является не праздным занятием от нечего делать, но насущной необходимостью». Помните, чьи это слова?

— Каюсь, — развел я руками. — Что вы хотите с географа.

— Ниночка, просветишь Егора Александровича? — каверзно поинтересовалась Звягинцева у своей бывшей ученицы.

— Так Куприн же, Тамара Игнатьевна, — выпалила Кудрявцева и принялась приводить себя в порядок, неизвестно откуда достав маленькое карманное зеркальце.

— Так что насчет кофе, Тамара Игнатьевна? — вернулся я к волнующей меня теме.

— Вы любите кофе?

— Жить без него не могу, — подтвердил я свой диагноз кофемана.

Похоже, я нашел сокофейника, осталось добиться информации, где купить приличный кофе, желательно получше, чем тот самый с индианками или с пальмами. Если честно, столько воды утекло со времен моей первой молодости, теперь и не помню, когда появился кофе и продавался ли он на советских прилавках до восьмидесятых годов. Лично я впервые попробовал кофе, сваренный в турке, у армейского товарища, когда прибыл к нему в гости в Москву. С тех самых пор этот напиток прочно занял место в моей жизни.

— Кофе, молодой человек… Егор Александрович, — Звягинцева едва заметно поморщилась от собственных слов, извиняюще улыбнулась и продолжила. — Кофе — это целое искусство. Молодым сложно понять этот утренний ритуал. Приятно, что есть ценители среди юношества, — русовед кинула взгляд на Нину, кивнула и расположилась за столом. — К сожалению, достать хороший кофе практически невозможно. Все равно, что надеяться отыскать клад хана Кучума.

— Это еще кто такой? — вырвалось у меня.

Клады, сокровища, пираты… одним словом, приключения я любил с детства. Тамара Игнатьевна приподняла брови, покачала головой и посетовала:

— О, времена, о, нравы. Историю надобно родной страны знать. Хотя вам, Егор Александрович, простительно. Вы-то не из этих мест. Надеюсь, с историей родного города знакомы н понаслышке, — учительница поколола меня взглядом и добавила. — Позвольте нескромный вопрос.

— Конечно, мне скрывать нечего.

— Вы коренной москвич, как я понимаю?

— Коренной, — кивнул я и постарался перевести разговор на другую тему. — Тамара Игнатьевна, дорогой вы мой человек, подскажите, где купить хороший кофе… Да хоть какой-нибудь, буду вашим должником!

— Вот прям-таки должником? Не боитесь? — усмехнулась Звягинцева.

— Уверен, что лучшая учительница Новосибирской области, коммунистка и просто красавица не предложит мне ничего плохого, чтобы отработать долг, — со всей серьезностью заявил, я и мы дружно рассмеялись.

— Вот чего ты смеёшься, Егор! — возмутилась молчавшая до этого момента Ниночка. — Вон смотри, никак не выпроводят, — шепотом добавила она.

Девчонка уже пришла в себя, но все равно немного нервничала, поглядывая в окно и наблюдая за процессом провожания гостьи.

— А чего мне, плакать что ли? — удивился я, подходя к окну, возле которого стояла пионервожатая. — Нин, да все хорошо же, чего ты так психуешь?

— Нина Валентиновна, рекомендую принять двадцать капель валерьянки, -посоветовала Тамара Игнатьевна. — Что-то у тебя, девочка моя, совсем нервы расшалились, ранвовато, — учительница покачала головой. — Непорядок, молодая ты для нервов-то. да и год только начался учебный, что с тобой дальше-то будет?

— Да что вы говорите, Тамара Игнатьевна! Какие нервы! — Кудрявцева стремительно развернулась, всплеснув руками. Я едва успел отпрянуть, чтобы случайно не получить в лицо.

— Ой, Егор! Извини, пожалуйста! — весь боевой задор комсорга тут же пропал, вернулась перепуганная девица.

— Да все в порядке, — отмахнулся я. — Дамы, давайте-ка лучше обсудим грядущие праздники, — предложил я.

— Седьмое ноября? — деловито уточнила Тамара Игнатьевна.

— Нет, — я широко улыбнулся. — Есть у меня одна идейка.

— Егор! — простонала Ниночка, плюхаясь на стул. — Опять ты со своей идеей. Давай последствия линейки хотя бы переживем.

— А что такого? Хорошо же получилось! — не понял я. — Вон и начальство высокое довольно.

— Ага, а теперь придётся доказывать, что наш опыт передовой и полезный. А если что-то пойдет не так, тебе жизнь попортят недовольные, которым товарищ Григорян насолила, — воскликнула Ниночка с выражением на лице: «Ну как же ты не понимаешь элементарного!»,

— Нин, все хорошо. Честно. И вообще, жить по правилам неимоверно скучно, ты не находишь? Какой-то день сурка получается, каждый год одно и то же. Тебе самой не надоело?

Тамара Игнатьевна не встревала в наш разговор, только с любопытством наблюдала за мной и за Кудрявцевой.

— Почему скучно? — возмутилась пионервожатая. — Зарница, день пионерии, седьмое ноября, новый год, в конце концов! А субботники? А походы? Да у нас, знаешь, сколько всего! — кинулась перечислять пионервожатая, загибая пальцы.

— Это прекрасно, а будет еще лучше. И больше. А главное — новое, незнакомое, но жутко интересное. Разве плохо?

— Ну-у… — протянула Ниночка задумчиво. — Хорошо… думаю… Что скажете, Тамара Игнатьевна?

— А не устроить ли нам соревнования на лучшую идею школьного мероприятия, — лукаво улыбнувшись, выдала вдруг русовед.

— Ого, наш человек, это по-нашему, — расхохотался я, одобрительно глядя на Звягинцеву.

И чего она такой букой на педагогическом совещание сидела, ко мне цеплялась, и к моим словечкам? Нормальная же тетка… женщина в смысле. Креативная.

— Соревнования? — нахмурилась Ниночка. — Но у нас же есть социалистическое соревнование по классам. Там много чего, и отметки, и дисциплина, и участие…

— Прекрасно, — перебила Тамара Игнатьевна. — Активное участие — то, что нужно для классов.

— Предлагаю другой вариант. Давайте устроим для учителей в октябре праздник, — предложил я своим дамам.

— Праздник для учителей? А зачем? — изумилась Ниночка.

— Интересная задумка, поделитесь подробностями, Егор Александрович, — прищурившись, выдала Звягинцева.

— Так, отвечаю по порядку. Нина Валентиновна, праздник устраивают для тог, чтобы порадовать хороших людей, которых любишь и уважаешь. По мне наши педагоги вполне подходят под это определение, — со всей серьезность заявил я, стараясь не смотреть на Кудрявцеву. «Надо бы аргументацию надежную продумать, когда буду предлагать идею директору», — мелькнула мысль.

В глазах Тамары Игнатьевны плясали черти. Русовед явно была в ударе, и все происходящие перемены в школе ей явно нравились. Уверен, царица Тамара уже прикидывает идеи по сюжету и организации.

— Это я понимаю, — нахмурилась Ниночка еще больше. — Но ведь такого праздника нет, как же мы будем его отмечать? — Кудрявцева растеряно посмотрела на меня, затем на Звягинцеву.

— А мы его сами придумаем, сами сделаем, что в этом такого? — настойчиво предложил я. — Даешь… ну, к примеру, пятого октября сделаем учительский праздник? Что скажешь, товарищ пионервожатая? — я уставился на Нину.

— Егор… ну я не знаю… надо посоветоваться с Зоей Аркадьевной… — Ниночка скривилась. — Лучше с директором… это же надо согласовывать с начальством… наверное…

— Ниночка, Нина Валентиновна, я не узнаю вас! — вклинилась в разговор Тамара Игнатьевна. — Где твой боевой настрой, Нина? Ты всегда была смелой девочкой. Что случилось? Представляете, Егор Александрович, эта девочка единственная, кто умел настаивать на своем в беседах со мной. Она шла до конца, защищая несправедливо обиженных, по ее мнению. И никогда не сдавалась. Нина, что лучилось? — участливо поинтересовалась русовед.

— Я… скажете тоже, — Кудрявцева покраснела. — Ничего н случилось… у Егора вот теперь проблемы! А если мы что-то свое придумаем, да у нас такие проблемы начнутся! У всей школы! Юрия Ильича жалко, — сникла Нина. — Ему же больше всех достанется. А если его уволят? Что тогда? Зоя Аркадьевна давно метит на его место… — тихим голосом закончила Ниночка, ойкнула и покраснела, испуганно глядя на Звягинцеву.

«Вон оно что, — подумал про себя. — Да тут подковерные интриги и игрища. А я-то надеялся, что хотя бы в этом времени ничего такого в школах нет. Все люди друг другу братья и товарищи. М-да, товарищ Шпынько на месте Свиридова — такое себе удовольствие».

— Поэтому ты выбрала не жить? — приподняв бровь в строго поинтересовалась Звягинцева.

— Что? — тут же вскинулась Нина. — Нет! Конечно же, нет! Но… придумать праздник — это же не в нашей компетенции все же… Давайте мы спросим сначала? — умоляюще глянула на меня пионервожатая.

— И спросим, и продвинем, и продавим, если надо, — ухмыльнулся я. — О, кажется, спровадили нашу гостью, — отметил вслух, кинув взгляд в окно.

— Уехала? — Ниночка выдохнула и даже как-то вернулась в прежнее свое состояние, нормальное. — Ну и хорошо. Как думаете, Тамара Игнатьевна, эти… — Кудрявцева кивнула в сторону окна. — Эти… товарищи теперь на все мероприятия приезжать будут?

— Вполне может быть Нина Валентиновна, — улыбнулась Звягинцева. — Но нас это не должно волновать ни в коей мере.

— А как же…

— А так же, Нина. Наша задача просто: учить и детей, социализировать… тьфу ты… учить их жить дружить, стремиться к победам, падать и пониматься после поражений. Словом, учить одной большой удивительной вещи.

— Это какой же? — с любопытством поинтересовалась Нина.

— Жизни, — со всей серьезностью ответил я.

Пионервожатая хотела еще что-то сказать или спросить, но тут оглушающе зазвенел школьный звонок, оповещая учителей и учеников о том, что первый урок нового учебного года закончился.

Распахнулись двери школьных классов, и в коридор вынеслась ученическая волна с веселым смехом, громкими спорами, рассудительными разговорами, криками, топотом. Часть школяров рванула на улицу, на спортивную площадку. Девушки постарше чинно вставали у окон, чтобы продолжить свои девчачьи беседы. Младшие девчонки, вместе с одноклассниками, бежали во двор играть в догонялки, лазать по турникам. Одним словом, жить своей интересной детской жизнью, полной маленьких приключений, радостей и скоротечных огорчений.

— Дорогие мои, — поднимаясь со своего места, объявила Тамара Игнатьевна. — Все прошло хорошо. Скажу больше: все прошло замечательно. Нина Валентиновна, выкинь из головы свои упаднические мысли. Я требую, чтобы вернулась та боевая девочка с хвостиками, которая не боялась всего нового и горела желанием перевернуть мир. Егор Александрович, тот человек, который одолжит тебе рычаг для этого. Я абсолютно уверена в этом, Нина.

С этими словами Звягинцева подмигнула мне, кивнула ошарашенной Кудрявцевой и пошла к выходу. Возле дверей русовед остановилась, оглянулась на нас и припечатала:

— У меня сейчас такое чувство, словно меня недавно вынули из коробки с нафталином, стряхнули пыль и подарили новую яркую жизнь. И я вам не позволю засунуть меня обратно в ящик, где… как вы сказали, Егор Александрович про день, который повторяется?

— День сурка, — с готовностью подсказал я.

— Вот! И я вам, молодые люли, не позволю засунуть меня обратно в коробку, в бесконечный день сурка! — закончила Звягинцева, погрозила нам пальцем и с этими словами царственно покинула учительскую, кинув через плечо:

— Жду вас после уроков в кабинете, обсудим день учителя.

— А вот и название подъехало, — довольно пробормотал я. — День Учителя, ну круто же, Нин, а?

— Что?

— Замечательное же название, говорю — День учителя!

— Ну да, — задумчиво кивнула Нина. — Егор, послушай, а…

— Егор Александрович, зайдите в мой кабинет, — раздался до боли знакомый голос, не обещающий нечего приятного.

В коридоре появилась Зоя Аркадьевна с сурово поджатыми губами, отчеканила свое распоряжение, развернулась и пошла по школе, на ходу шпыняя детей.

— Не бегай! Поправь галстук! Заправь рубашку. Петров! Сколько можно говорить: по школьным коридорам нельзя носиться! Это школа, а не спортивная площадка!

— Чего это она, а? — шепнула Ниночка.

— А черт ее знает, — пожал я плечами. — Ладно, пойду выяснять, что произошло. Нин, не забудь, после уроков встречаемся у Тамары Игнатьевны.

— Хорошо, — кивнула Кудрявцева. — Ни пуха, ни пера, Егор… — пожелала Ниночка мне вслед.

— Ага, но пасаран, — усмехнулся я и

оправился в клетку к тигру, в смысле в кабинет завуча.