Учитель. Назад в СССР 3

Глава 19

Напряжённые отношения с завучем начали несколько напрягать. Не люблю, когда чего-то не понимаю. Ладно бы Егор был из местных, и у Зои Аркадьевны со Зверевым на заре времен случился конфликт. Так ведь нет, Зверев вроде в Новосибирской области раньше не бывал, в село Жеребцово не заезжал, с товарищем Шпынько не пересекался. Насколько помню, в столице нашей Родины по месту жительства и учебы моего тела Зоя Аркадьевна тоже не бывала. Тогда какого черта завуч постоянно ко мне цепляется? Не пришелся ко двору? Интересно, по какой причине?

Я напряг память, отмотал мысленно события назад, до нашей первой встречи и задумался: так и есть, завуч с самого начала как-то неправильно отреагировала на мое проявление. По идее, как ответственная за воспитательный сектор, за моральный облик школьного коллектива, от учеников до учителей, Зоя Аркадьевна должна была взять меня, как молодого специалиста, под свое крыло. Учить, воспитывать, приглядывать, мотивировать и отчитывать при необходимости. Насчет последнего все в порядке. Насчет остального непонятно.

Поначалу мне казалось, что у Шпынько имеется собственная кандидатура на мое место. Так ведь нет. Лето закончилось, учебный год н начался, а из новичков среди педагогов только я. Даже разговоров с намеками не слышно. Я проверял, осторожно выводил на нужные темы, но нет, никто из учителей не слышал, что в жеребцовскую школу ждали кого-то кроме меня.

— Что? — переспросил у Гришани.

— Егор Александрович, с вами все в порядке? — озадаченно поинтересовался физрук, с тревогой вглядываясь в мое лицо.

— Нормально все. Почему спрашиваешь? — удивился я.

— Так ты стоишь, молчишь, таращишься куда-то, а куда, зачем — непонятно, -пояснил Гриша.

— Извини,… те, Григорий Степанович, задумался. Ну что, все на местах? Зоя Аркадьевна велела выдвигаться. Время, — съехал я с вопроса.

— Все. Нина Валентиновна пересчитывает вторую машину, и будем отправляться.

— Прекрасно. Я к своим тогда. Давай, на поле увидимся.

Я обогнул машину, подошел к кузову, весь мой десятый класс расселся с переднего края, ребят помладше рассадили в середину и ближе к водительской кабине. Собственно, молодцы, все правильно, так проще контролировать недорослей.

— Давайте помогу, Егор Александрович? — предложил Федька Швец, старательно скрывая улыбку.

Ну, понятное дело, где уж городскому, к тому же столичному парню, по бортовым машинам лазать. Я ж небось с точки зрения местных жителей жил и думал, что хлебушек на полках сам по себе появляется, или с хлебного дерева срывают по утрам и прямо к столу советскому гражданину доставляют. А то что я в армии служил похоже все время забывают.

— Спасибо, Федор, мне не привыкать, — улыбнулся я и в два счета оказался в кузове. — В армии частенько приходилось на таком кататься. Да, собственно, могу управиться с любой техникой, — я задумался. — Почти с любой. Вот с самолетом не справлюсь, не доводилось за штурвалом сидеть.

— Да ла-адно! А вертолет? — азартно выпалил Федор и ребята дружно рассмеялись. Похоже, еще одну проверку я прошел.

— Доводилось управлять, — ответил ученику.

— А танк? — раздался заинтересованный мальчишеский голос от кабины.

— И танк, и бронетранспортер, и катер, если надо.

— Все на месте? — раздался недовольный мужской голос.

— Так точно, — ответил я водителю.

— Бошками по сторонам не крутить, с бортов не высовываться, на ходу не вставать. Все ясно? — сурово отчеканил шофер, хмуря брови и поглядывая на девятый класс.

— Прослежу, не беспокойтесь, — заверил я товарища.

Водитель с грохотом закрыл борт, загремел защелками. Через минуту раздалось двойное похлопывание по кузову, затем хлопнула водительская дверца, и заурчал мотор.

— Егор Александрович, а расскажите про армию! — попросил тот же самый мальчишеский голос. — Вы где служили? В танковых войсках? Да? Или в вертолетных?

— Вот дурень, нету вертолетных войск. Есть авиация! — встрял в разговор Горка Волков. — Учись, пока я жив!

— Сам ты дурень! — рассерженно отбил подачу пацан. — Егор Александрович, а…

Машина дернулась и тронулась с места.

— В другой раз, — пришлось повысить голос, чтобы мальчишка услышал. — Шумно, поговорить не сможем.

— Обещаете?

— Обещаю.

Примерно минут через десять девочки устроили хоровое пение, втянули в него всех парней. Коллектив второго грузовика поддержал хорошее начинание и над селом понеслись звонкие молодые задорные голоса, распевавшие все подряд. «Пионерская походная», «Взвейтесь кострами». Пели и пионерские, и комсомольские, и народные. И даже те, которые я успел подзабыть.

'Утро! Утро начинается с рассвета.

Здравствуй! Здравствуй, необъятная страна.

У студентов есть своя планета, — Это… это… это целина!'

«Эх, хорошо в стране советской жить! — мелькнула радостная мысль. — Но, кажется, эту песню еще не придумали. Отбирать хлеб у поэта-песенника не буду. Да и воровство это, как не крути, — усмехнулся про себя. — Пусть никто никогда не узнает, но я-то буду знать».

Так и ехали, ребята пели, я думал о конфликте с завуче и прикидывал, как бы узнать корни этой непонятной неприязни. Что не так с Зоей Аркадьевной? И что не так со мной с ее точки зрения?

Выбиваюсь поведением из общепринятой педагогической манеры? Да вроде веду себя вежливо, ни в чём криминальном не участвую, просьбы выполняю, инициативу даже проявляю. Это с моей точки зрения. А с точки зрения завуч похоже мое поведение и манера общения выглядят чересчур слишком свободно и даже независимо для сельской школы?

Неужто жизнь в будущем наложила на меня, пенсионера, рожденного в Советском Союзе, неизгладимый отпечаток и он настолько просматривается, что завуч глубинным инстинктом что-то считывает, но никак не моет понять, что со мной не так.

Собственно говоря, последние годы жизни на пенсии в том моем прошлом, я жил как хотел. Мог себе позволить говорить и делать, что хочу. Вернее, называть вещи своими именами, без всяких там экивоков называл подлецов подлецами, дураков дураками. Бояться мне было нечего, зацепить меня тоже некем: ни семьи, ни детей, ни внуков… Прижать нечем. Поэтому и я разборки с местечковым главой влез, с квартальной спорил, за мост воевал, пенсионерок-соседок во всех начинаниях общественных поддерживал.

И впрямь что ли Зоя Аркадьевна чует во мне чужака, потому и срывается в агрессию? Слабо вериться, надо копнуть поглубже в этом направление, выяснить, что за дела. И принять меры к устранению конфликта. Потому как для моих целей завуч по воспитательной работе ой как нужна, хотя бы лояльно настроенный завуч.

Зоя Аркадьевна Шпынько, поджав губы, долго смотрела вслед грузовику, который увозил со школьного двора молодого столичного специалиста. Машинально кивала и здоровалась с детворой, родителями и коллегами, которые заполняли школьный двор, торопясь на занятия. Вот-вот прозвенит звонок, приглашая всех на уроки. В школе сегодня будет не так громко, как обычно. Хотя малыши по части шалостей, беготни и криков превосходят все средние и старшие классы вместе. И все-таки, все-таки Зоя Аркадьевна любила эти две недели сентября, когда в школе на занятиях оставались только младшие классы.

Нет, работы меньше не становилось. Бумажная работа она как снежная лавина, ее никогда всю не переделаешь. Даже несмотря на тою что Зоя Аркадьевна очень ответственно относилась к своей должности и с своим обязанностям. Обычно на педагогических районных собраниях товарища Шпынько не просто хвалили вышестоящие руководители, но ставили в пример другим своим коллегам, как самую исполнительную.

— Опаздываешь, Лесовой, — строго отчитала четвероклашку Зоя Аркадьевна, выглянула за калитку, оглядела пустую сельскую улицу, подождала минутку, слушая, как трезвонит звонок, разносясь далеко по селу, затем закрыла дверцу на щеколду и неторопливо пошла к школьному зданию.

На крыльце остановилась, оглянулась, покачала головой, но уже через секунду выпрямилась, встряхнулась и решительно прошла в свой кабинет.

— Дерзкий, проблем не оберёмся, Юрий Ильич, — спустя время вещала Зоя Аркадьевна в кабинете директора. — Приструнить бы его. Я понимаю, столичное образование, коренной москвич, но поведение Егора Александровича выходит за рамки. Может у них в столицах так принято, но у нас, сами понимаете… — завуч развела руками.

— За какие рамки, Зоя Аркадьевна? Ну что вы такое говорите! — оторвавшись от документации, уточнил директор.

— За рамки советского учителя! А как он себя с детьми ведет? Это же недопустимо! Словно одногодка! Он им кто? Старший брат? Друг? Сват? Он им учитель! Ведет себя, как мальчишка! Юрий Ильич, я категорически настаиваю, чтобы вы лично поговорили с Егором Александровичем, объяснили, что да как. К вам он прислушается… Все-таки вы мужчина… — с сомнением закончила Зоя Аркадьевна.

— Думаете? — усмехнулся Юрий Ильич, отрываясь от документов.

— Уверена! — вспыхнула завуч. — Мне…сложно найти подобающие слова. Не могу достучаться! Егор Александрович меня будто не слышит! — посетовала товарищ Шпынько. — Чему их нынче учат в институтах? — покачала головой Зоя Аркадьевна.

— Хорошему, доброму, светлому, впрочем, как и нас с вами, дорогая моя Зоя Аркадьевна, уверен в этом. Что до разговора… Поговорю, если вам так спокойней. Уверен, Егор Александрович знает, что делает. А друг — это разве плохо? Друг — это очень даже хорошо.

— Он молод! У него отсутствует понимание границ! От такой дружб, вы уж меня простите, товарищ директор, от такой дружбы недалеко до совместного распития! — вспыхнула завуч. — Егор Александрович мальчишка, он от своих учеников недалеко ушел! Мало мне Ольги Николаевны было с ее душещипательными беседами и индивидуальным подходом! Так теперь этот…

— Зоя Аркадьевна! — возмутился Юрий Ильич.

— Извините меня, товарищ Свиридов, — тут же отозвалась товарищ Шпынько. — Нервы. Юбилей Октября на носу… Ничего де не готово! — всплеснула руками завуч.

— Не переживайте, будем решать проблемы по мере их поступления. Вы большая молодец, чтоб я без вас дела!

Юрий Ильич тепло улыбнулся, глядя на коллегу. Зоя Аркадьевна Шпынько вот уже много лет была и правой, и левой рукой директора. Порой заменяла целый школьный административный организм. «Эх, Зоенька, как же тебе жизнь побила, поломала. Тебе бы чуточку той мягкости, что по молодости была. Глядишь, и люди, и дети потянулись бы. А ведь была же огоньком… душой компании… Эх, Зоя, Зоя, что с тобой жизнь-то сделала». Директор вздохнул, встрепенулся, оперся локтями о стол и мягко поинтересовался.

— Зоя Аркадьевна, на самом-то деле, что тебя беспокоит?

Шпынько подняла глаза на старого друга и товарища, вздохнула, постучала пальцами по столешнице, отвела взгляд, затем решительно выдала:

— Красивый больно, Юрий Ильич. Хлопот не оберемся… Сам понимаешь, у нас девушки видные… И Нина Валентиновна, и Вера Павловна… незамужние… У Кудрявцевой уже с женихом проблемы случились из-за товарища Зверева… Да и на селе много девушек на выданье. А драка в клубе?

Завуч сделал выразительную паузу, не дождалась ответа от Свиридова и продолжила.

— Наплачемся мы с ним, Юрий Ильич. Больно характер дерзкий. За словом в карман не лезет, сначала делает, потом думает. Категоричный, негибкий, авторитетов не признает.

— Так это же хорошо, что бойкий, — обрадовался Свиридов — Ты вон погляди, что придумал, а? Говорю тебе, грамоту школа получит за первое сентября. И вам премию выпишут, за воспитание молодого специалиста.

— Да не в премии дело! — завелась Зоя Аркадьевна. — Не слышите вы меня, товарищ директор.

— Слышу, Зоенька Аркадьевна, и понимаю ваши переживания. Уверен, на счет Егор Александровича вы ошибаетесь. Хороший парень. Настоящий. Что касаемо девиц на выданье, так и тут все хорошо складывается, — хитро улыбнулся директор.

— Да чего уж хорошего? — возмутилась завуч.

— Так женится, не захочет уезжать, — радостно потер руки директор. — Вот у нас и останется. Семью заведет, детишек нарожает, а там, глядишь, наше с тобой место и займет. Мы-то ведь невечные.

— Ох, Юрий Ильич, мое дело предупредить. Свои соображения я вам доложила. Поступайте, как знаете. Вы директор, вам и решать.

— Это хорошо, это правильно. — одобрил Свиридов. — Поживем, увидим.

— Хорошо, товарищ Свиридов. Могу идти?

— Конечно, конечно, — подтвердил Юрий Ильич, снова с головой погружаясь в документы.

Завуч по привычке недовольно поджала губы, поднялась со своего места и вернулась в свой кабинет.

«Наплачемся мы с ним, ох, и наплачемся», — сокрушалась Зоя Аркадьевна, старательно отмахиваясь от личных воспоминаний, который настойчиво лезли в голову, не позволяя завучу здраво оценить ситуацию и потенциал молодого специалиста.

— Приехали! Выгружайся! — заорали пацаны, выдергивая меня из мыслей в реальную жизнь.

Через какое-то время машина вздрогнула и остановилась.

— Стоять, куда? — одёрнул я Федьку Швеца, который намеревался перескочить через борт.

— Да нормально все, Егор Александрович, не в первый раз.

— Сядь на мест, дождись когда откроют, — приказал я. — Сломаешь ногу, водителя накажут.

— И вас? — ехидно поинтересовался Федька.

— Меня-то ладно, а вот мужика жалко.

— Это почему? — заинтересовался Швец.

— Потому что из-за тебя, дурака, пострадает, — ответил парню.

— Так и вас же накажут. Вас тоже жалко? Вам себя… Вас себя… Ну вы поняли, — десятиклассник окончательно запутался в своих мыслях.

— А я на это учился, — усмехнулся в ответ.

— На что? — не понял Федор.

— Отвечать за таких вот балбесов, которые то из окон падают, то под кустами помирают, то стремятся ноги переломать.

Школьники дружно грохнули смехом, не успел стихнуть хохот, как загремели защелки, бряцнули о кузов, следом открылся борт.

— Выходь по одному! — раздался приказной голос шофера. — Девкам, да малым помогите, чтоб не убился, — велел хозяин машины. — Учителя вперед пропусти, бестолочь, — осадил Федора, который ломанулся вперёд всех.

— Да ладно, дядь Борь, вы чего! — возмутился Швец.

— Того! Смотри мне, бате скажу, вмиг уважению научит, — погрозил кулаком для вида.

Я спрыгнул первым, следом мои десятиклассники. И началась обычная суета. Помогали девочкам, разгружали вещи, сбивались в кучки и стайки. Через десять минут автобус, один грузовик уехал, второй почему-то остался. К учительницам подошел какой-то мужичок, принялся что-то выпытывать.

— Так, стойте здесь, никуда не ходите, на поле не лезьте, ждете меня. Барыкин, за главного. Даша, назначаешься вторым руководителем.

— Хорошо, Егор Александрович, — кивнул Пашка.

— Не волнуйтесь, у меня не забалуют, — успокоила меня Дарья.

Я улыбнулся, но ответных улыбок или добродушного смеха не последовало. Похоже, репутация у нашей Даши суровая.

— Здравствуйте, товарищ, — поздоровался с незнакомцем. — Егор Александрович, классный руководитель десятого класса, — представился я.

— Очень приятно! Валерий Львович, бригадир. Ваш, так сказать, начальник на сегодня и на ближайшие две недели, это точно.

Коренастый мужичок в спецовке и кепке, лихо сдвинутой на затылок, усмехнулся в пушистые усы и протянул мозолистую ладонь. мы обменяли рукопожатиями.

— Так что, куда нам? — с места в карьер начал я.

— Так, десятый класс говоришь? Вы погодите покудова. Малышню на картошку определю, потом и вас пристрою, — поправив кепку, ответил Валерий Львович. — Ну, что, мелюзга, картоху любите? — обратился бригадир к детворе, которая столпилась возле своих классных руководительниц.

— Да-а-а! — раздалось дружное.

— Я жареную уважаю, с грибами! У меня бабка, ух, какую жарит! — раздался внушительный мальчишеский басок.

— Не бабка, а бабушка, Енисеев! Прояви уважение к старшим! — возмутилась Елена Захаровна, учительница глубоко в возрасте, заслуженный работник образования.

Детвора, насколько успел заметить, ее обожала, едва ли в рот не заглядывала. Родители буквально боготворили, стремились пристроить своих детей именно в класс к товарищу Овечкиной. Строгая, но справедливая. Никогда не кричит, к детям, как и к взрослым, со всем уважением. Учеников своих и поругает. и приголубит, и слезы утрет, и похвалит по справедливости.

— Да я чего… ну бабушка же… картоху…

— Жаренная картошечка — это хорошо, тут ты прав, Василий, — поддержал мальчишку пятиклассника бригадир. — А чтобы картоха в подполе водилась, чего делать надобно? Знаете?

— Знаем! — дружно закричали девочки и мальчики. — Выкопать!

— Правильно! А потом?

— В мешки собрать! — хором закричали дети.

— Вот! Ваша задача пройтись по полю, собрать каждую картофелину в ведра, и вот сюда, до машины. Товарищи учителя, ну, вы и сами все знаете, не в первой, так сказать. Задача ясна?

— Не беспокойтесь, Валерий Львович, справимся, — за всех ответила Елена Захаровна.

— Ну, добре, — крякнул бригадир.- Так, теперь, значитца, с вами, товарищ учитель…

— Егор Александрович, — напомнил я.

— Ну да, ну да, так вот значица, что, уважаемый Егор Александрович. Старшаки у меня на бурак идут.

Мужичок прищурился.

— Бывал на бураке-то?

— Не доводилось. Помидоры да виноград, это было. С бураком не работал.

— Ну да, — огорчился бригадир. — О, Степан Григорич! — обрадовался Валерий Львович, заметив завхоза за моей спиной. — Ну, дело будет, так сказать. Верно, говорю, товарищ учитель. Здорово, Борода!

— И тебе не хворать, Будыкин, — отозвался завхоз.

Мужики обменялись рукопожатиями.

— Ножи взял? — поинтересовался бригадир.

— Обижаешь, командир, — Степан Григорьевич любовно похлопал по брезентовому рюкзаку, в котором что-то звякнуло. — Все как полагается, не первый раз замужем.

— Ну, добро. Принимай командование, Григорич. Вводи молодого в курс дела, — Валерий Львович кивнул в мою сторону. — Поле ваше дальнее. Собрать бурты, ну ты знаешь, не первый раз.

— Понял, Львович, не суетись. Егор Александрович, свистай всех наверх, — распорядился завхоз. — А я покуда женщинам провиант и орудия трудовые определю. Елена Захаровна, тут такое дело… — начал было Борода, но я его прервал.

— Степан Григорьевич, — окликнул я. — Кого и куда свистать? — уточнил у завхоза.

— Так в машину обратно, — удивился моей непонятливости Борода. — Ах, ты, ж, борода садовая, совсем памяти не стало. Уж прости, Егор Александрович. Детвору того, обратно в кузов. Своих, и девятый класс. Нина Валентиновна туточки остается. А Гришку… Григория Степановича на бурак забирай. Через пять минут выдвигаемся.

— Понял, принял, — коротко ответил я, развернулся и зашагал обратно к грузовику. Во всяком случае, теперь стало понятно, почему наша машина не уехала вместе с автобусом и первым бортом.

— Так, ребята, команда была в кузов. Через пять минут на бурак.

— Эх, а счастье было так близко, — тяжело вздохнул Федор.

— Надежда, Федор, она всегда умирает последней, привыкай, — утешил я парня.- Надейся и жди.

— А чего ждать-то? — нахмурился Швец.

— Сбычи мечт, — отшутился я. — Все, по машинам, — дал отмашку.

— И-и-э-эх! — вдруг выдал Федька Швец и запел высоким фальцетом. — Свёкла плакать начала, до корней намокла! Я ребята, не свекла, я ребята свёкла!

Дружный смех, а затем девчонки подхватили:

Может, овощ некрасив,

Даже и не вкусен,

А вот на грядке не спесив,

И в борще нам нужен!

Пусть картошка — второй хлеб,

Лук хорош морковка,

Но полезней свёклы нет

Для хозяйки ловкой!

Вот так с шутками и прибаутками мы и отправились на дальнее поле под предводительством Степана Григорьевича, который ехал в кабине, собирать полезный бурак.