(у)дачный роман ведьмы (СИ)

Глава 12

Улегшись поудобнее в кровати, открываю первую страницу нашей семейной ведьмовской книги.

- Ба?

- Чего тебе?

- А почему я так устала? Вот пытаюсь что-то прочесть, но глаза просто слипаются. Я тут все время уставшая…

- Слишком много силы выливаешь, - отвечает призрак, задумчиво покачиваясь в кресле-качалке возле окна.

- А как выливать ее меньше? Хочется не только есть и спать, жить хочется, - говорю жалобно уже почти заснув.

- Научишься, просто время нужно. Все придет с опытом, - это последнее, что я слышу перед тем, как заснуть.

И снова я стою перед входом в лес в белой ночной рубашке. Без труда преобразовываю ее в удобную для меня одежду.

- Леттаааа, приди ко мне, - шорохом листьев на деревьях, зовет далекий голос.

Но в этот раз я знаю, ЧТО, или КТО, меня ждет на поляне и идти в лес совершенно не хочется. Поэтому я разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и иду в совершенно противоположную сторону от деревьев. И вижу свой дом. Тот самый, в котором сейчас живу. Поднимаюсь по ступенькам, дергаю входную дверь и абсолютно беспрепятственно захожу. Обхожу первый этаж – никого нет, но сверху слышу взволнованные голоса и вижу свет, а потому поднимаюсь.

Свет горит только в одной комнате – прямо по коридору, той самой, где я сейчас сплю. Оттуда же доносятся явно встревоженные женские голоса. Уже когда я подхожу к порогу комнаты, то слышу визгливое, полное страха:

- Я не останусь тут! Сами разбирайтесь!

И прямо на меня выскакивает женщина лет сорока, с распущенными волосами и мешковатом платье.

- Беата! Так нельзя! – кричат ей во след, но вышедшая пробегает мимо меня так, словно не видит, и спустившись по лестнице, хлопает входной дверью.

- Я, пожалуй, тоже пойду, - говорит еще один испуганный женский голос, и в коридор, ко мне, спешно выходит еще одна женщина.

- Стой! Зельда! Что вы творите с Беатой! – за ней следом выходит… моя бабушка.

Ей сейчас, возможно, чуть за сорок. Рыжие волосы роскошными волнами лежат до самых ягодиц, а ослепительно белая кожа просто сияет в полутьме коридора. Надо же. Какая она красивая была. Я ее такой не помню. При мысли о бабушке, в памяти всплывают только вечный тугой пучок на ее голове и строго поджатые губы на недовольном лице. А еще это ее презрительное «бестолковая». С удивлением рассматриваю рыжую красавицу, ставшую потом моей бабушкой, которая хватает вышедшую женщину за руку и торопливо увещевает.

- Зельда, ты нарушаешь круг, он и так теперь неполный. Нас должно быть четверо на каждую сторону света и в каждый угол алтаря. Вы дали согласие на участие! Без вас мы можем не совладать! Не бросай нас, прошу! Если не меня, то пожалей Марго! Вы же подруги!

- Прости. Я боюсь! – женщины вырывается и убегает, а я вижу дикий ужас в глазах бабушки, когда она возвращается в спальню.

Мысленно приготовившись к самому страшному, захожу следом за ней. И вижу стол посреди комнаты. Под ним нарисована какая-то пентаграмма. Столешница укрыта одеялом, на котором лежит… моя мама. Тонкая точная рубашка прилипла к потному телу, лицо осунулось, под глазами залегли тени, а губы потрескались от жара. И только когда мама хватается руками за живот, а стоящая с ней рядом ее бабушка говорит:

- Давай, милая, тужься!

Я понимаю, что, скорее всего, это день моего рождения. И слегка обалдеваю. На какое-то время. Впрочем, прихожу в себя довольно быстро и слышу испуганный шепот:

- Мама, они обе ушли, бросили нас. Мы не сможем сами. Она умрет…

- Не мели ерунду, Анастасия! У нас нет права на ошибку, мы не можем позволить забрать у нас Арину! Встряхнись и прекрати истерику. У нас все получится. Я знаю!

Говоря последние слова, прабабушка смотрит прямо на меня, словно видит. Я удивленно оглядываюсь, за моей спиной никого нет, но когда опять поворачиваюсь, женщины заняты тем, что помогают моей маме. Поддерживают и растирают спину.

- Давай, деточка, тужься! – говорит прабабушка, приготовив пеленки, следя за родами.

- Ааааа… бабушка! Больно! Я не могу! Горит все! – мама плачет, буквально захлебывается слезами.

- Тише, моя родная, - прабабушка обнимает ее, прижимает к себе, - все у тебя получится. Мы поможем, но и ты должна быть сильной. Давай, Аринушка, уже пора, все готово. Давай! Последний рывок, золотая моя!

И действительно. Мама тужится, кричит. На долю секунды вся ее кожа становится красной, словно обожженной солнцем, а затем она падает на спину без сознания, а тишину комнаты будоражит громкий детский крик.

Прабабушка быстро обмывает ребенка, надевает шапочку и пеленает, пока бабка помогает маме.

- Это все-таки девочка, - с улыбкой говорит старейшина Рода.

- Ее нельзя было рожать, - отвечает бабушка, глядя на ребенка со смесью страха и боли. – Теперь пророчество сбудется.

- Настя, ну что ты такая темная, ей Богу. В пророчестве говорится о мальчике. А у нас родилась хорошенькая девочка. У ведьм всегда первыми рождаются дочери. Что мы, втроем не сможем ее правильно воспитать? Какие же мы тогда ведьмы?

Открываю глаза в своей спальне. А в голове одна единственная мысль: что это еще за пророчество?

- БААА!

- Ну, что ты орешь, как полоумная, - отвечают мне от окна, и я с удивлением замечаю призрачную фигуру все в том же кресле-качалке.

- Ты, что, не уходила? Так и сидела тут все время, пока я спала? – спрашиваю.

- Ну, у меня уже нет спешных и неотложных дел, знаешь ли, - отвечает бабка, легко поднимаясь с насиженного места.

- Ба! Мне приснился сон. Я видела ночь, когда родилась. О каком пророчестве вы говорили? – пытливо смотрю на нее и догадываюсь, что прямого ответа не получу.

- Значит, пошли воспоминания. Я знала, что дом даст тебе все необходимые знания, но не ожидала, что так быстро.

- Дом?

- Когда несколько ведьм долго живут в одном помещении, они на всем оставляют свои энергетические отпечатки: мысли, волнения, радости и печали. Дом пропитывается магией, а потом делится ею, если есть в том нужда у кого-то из Рода.

- Ладно, с этим понятно. А что с пророчеством? – продолжаю гнуть свою линию.

- Я не могу тебе сказать…

- Так я и знала!

- На меня наложен Родовой запрет. Я должна хранить молчание до тех пор, пока ты не узнаешь сама, хотя бы в общих чертах, потом уже могу посвятить тебя в подробности.

- То есть, до всего мне придется докапываться самой?

- Ну почему же самой? Дом с тобой щедро поделится нашим прошлым, а тебе останется только сопоставлять факты и не тупить!

Фыркаю в ответ и встаю. Ого. А за окном уже вечереет.

- Я что, большую часть дня проспала?!

- Как видишь, да. Ты же влила в Зои кучу энергии, совсем у тебя сырая сила, никакого контроля.

- Так для этого я и приехала сюда, чтобы научиться контролировать ведьмовскую сущность.

- Эта сущность, как ты говоришь, это не какая-то отдельная часть. Это ты сама. Вы – одно целое, неотделимое. Наши силы, чаще всего, тесно связаны с нашими эмоциями. Так что тебе не силу нужно учиться контролировать, а собственный эмоциональный фон. Научишься стабилизироваться – легко сможешь все остальное.

- Ладно, оставим вопрос о пророчестве на потом. А что ты имела в виду про город и дом? Почему они не подходят для отдыха? Я тогда была сильно уставшая и не очень хорошо соображала, а теперь мне интересно и я хочу знать.

- Давай ты сейчас пойдешь на кухню и доешь свой сто раз замерзший обед, а потом я тебе, так и быть, немного подскажу, - предлагает бабушка.

И тут я вспоминаю, что так и не пообедала, отвлеклась на Зои, а потом улеглась спать. Живот тут же издает заунывный вой. Бедненький. Так и язву можно заработать, с этим ведьмовством!

Нагрев в микроволновке суп, съедаю первую тарелку, даже не ощутив вкуса, на второй уже замедляюсь и смакую. На улице жара, в доме работает старенький, но вполне приличный кондиционер, горячий суп весело булькает в желудке, а мозг немедленно требует ответов.

- Возьми на полке, рядом с книгой, карту Англии и неси сюда, разложи на столе, - говорит бабушка, видя мое явное нетерпение.

Метнувшись туда и обратно, разворачиваю карту на столе, как и было мне сказано.

- Ищи наш город, - следующая команда.

Спустя несколько минут нахожу-таки мелкую точку с нужным названием.

- А теперь внимательно смотри окрестности. Дороги, города, реки – все.

Несколько минут я просто тупо пялюсь в карту, совершенно ничего не понимая, а потом, словно переключается какой-то рубильник в голове.

- К нам сходятся десятки дорог!

- Да, город построен на перекрестках. А теперь возьми карту нашего города и ищи дом.

Открываю нужную страницу и замираю. Дом номер двадцать пять по Форрест-Хил стоит точно на перекрестке дорог.

- И что все это значит? – спрашиваю у бабушки.

- Это значит, что мы не зря тут поселились. В этом городе очень сильна связь с потусторонними силами. Ведьмам тут хорошо и легко, но, к сожалению, не только им. Тут легко всем, в ком есть какая-либо Сила. А потому, сюда постоянно притягиваются разные сущности. В лесу запросто можно встретить лешего, в озере – русалок, а в домах живут домовые.

- И в нашем? – спрашиваю удивленно, потому что ничего такого не замечала.

- Тем более, в нашем. Но ты ж бестолковая, - бабушка притворно вздыхает. – Вместо того, чтобы задобрить домового и завести с ним дружбу, проигнорировала и обидела его.

- Когда это я успела? – спрашиваю, уверенная, что ничего такого не делала.

- В первый же вечер. Мало того, что не поздоровалась и угощение не поднесла, так еще и когда он к тебе ночью сам пришел знакомиться – заснула.

- Эээ…, ну я уставшая была с дороги… И потом, откуда мне было знать про домового? Я их вовек не видела. А еще не поздно все исправить? – смотрю на призрачную бабушку с надеждой.

- Думаю, не поздно, - отвечает она, смилостивившись.

- Отлично! Что делать нужно? – тут же откликаюсь.

- Угостить и извиниться, - следует весьма туманный ответ.

- Чем угостить и как извиниться? – уточняю.

- Можешь выпечкой своей, а прощения проси ртом. И от всего сердца.

- Понятно. Ладно.

Беру самый красивый духовой пирожок с абрикосовой начинкой и тут вспоминаю, что я же обещала Мэдди, что сегодня мы с ней будем готовить пирог. А уже поздний вечер. Блин! Девочка наверняка обидится! Открываю входную дверь, и на порог падает маленький квадратик бумаги.

«Летта, прошу прощения за беспокойство, но Мэдди мне уже всю плешь проела на тему, почему вас нет дома, ведь вы ей обещали урок по кулинарии. Когда вернетесь, пожалуйста, позвоните. Дэвид». И номер телефона. Ёлки-палки! Что за жизнь-то такая! Ни минуты покоя!

Не тратя времени даром, тут же замешиваю тесто. Пока оно подходит, возвращаюсь к теме с домовым. На красивую тарелочку выкладываю пирожок и ставлю угощение в дальнем углу.

- Что говорить-то надо? – переспрашиваю у бабушки.

- Да что хочешь!

- А имя у него есть?

- Нет!

- Ладно, - делаю решительный вдох и говорю. – Уважаемый домовой, если я обидела тебя, то не со зла, а только по незнанию. Прошу простить меня и принять угощение в знак моего глубокого раскаяния и уважения.

Окей, с этим вопросом все. Теперь надо загладить вину с Мэдди. Быстренько нарезаю абрикосы, беру слегка подошедшее тесто в миске, накрытое полотенцем, два красивых фартука и, заперев входную дверь, топаю к соседям. В этот раз не рискую лезть через забор, а просто нажимаю кнопочку звонка. Где-то в глубине дома раздается мелодичное «Дин-дон», и на меня поворачивается камера. Я бы помахала руками, но они у меня заняты, поэтому просто улыбаюсь и киваю на миску, типа пошевеливайся, у меня тут что-то вкусное. Ворота бесшумно открываются.

Смело иду по дорожке прямо к двери, которую мне открывает… Дэвид. В белой, накрахмаленной до хруста рубашке. Божечки! Наверняка почти вся зарплата уходит на прачечную. Пижон!

- Привет, - старательно улыбаюсь приветливой улыбкой. – Знаю, что немного припозднилась с готовкой и обучением, но, может, дадите мне шанс реабилитироваться?

- Может, и дадим, - отвечает сосед, опираясь плечом о притолоку двери и не спеша меня пропускать. – Смотря, что предложишь взамен.

При этом лицо у Дэвида совершенно невозмутимое, но в голубых глазах пляшут озорные солнечные зайчики.

- У меня с собой тесто и я клятвенно обещаю сделать такие пироги с абрикосовой начинкой, что вы с Мэдди язык проглотите.

Сосед усмехается и слегка сдвигается, пропуская меня в дом.

- Ловлю на слове, - произносит мне на ухо, чуть наклонившись, когда я боком пытаюсь пролезть мимо него, и выхватывает миску с тестом, шагая вперед. – Иди за мной, покажу, где можно хозяйничать.

Мы заходим на кухню. Божечки! Это операционная, а не комната для принятия пищи. Белая мебель, чистейший стол, накрытый кружевной скатертью, сверкающие полы. Нигде ни пятнышка, ни крошки. Как-то мне даже нехорошо становится. Это ж как мне тут мукой сейчас сыпать? Или, не дай Бог, ляпнуть абрикосовым соком? Заробела что-то, чувствуя себя крайне неуютно в этой стерильной чистоте.

- Что такое? – спрашивает Дэвид, поставив миску прямо на кружевную скатерть и посматривая на меня с легкой тревогой. – Ты как-то побледнела. Плохо себя чувствуешь? Если что, то иди домой, отдыхай, мы как-то перебьемся и без пирогов.

- Что? Нет! Все в порядке. Это я под впечатлением от чистоты на кухне, - признаюсь, снимая полотенце с миски и повязывая на себя фартук.

- К нам уборщица приходит каждый день, это целиком и полностью ее заслуга. Тебе что-то нужно для готовки?

- Ммм… а где Мэдди? Я, собственно, ради нее и пришла, - говорю, тщательно вымывая руки с мылом.

- У нее сейчас он-лайн сольфеджио, но через двадцать минут дочь будет свободна и, наверняка, счастлива тебя видеть. Может, пока что я помогу?

Спрашивает и подходит ближе, окутывая запахом сандала и теплом тела. На долю секунды хочется прижаться лбом к его плечу, и гори оно все синим пламенем. Но я давлю этот порыв почти сразу, как он возникает. Ничего хорошего не будет, если я стану думать задницей, вместо головы.

- Можешь, - отвечаю, делая шаг назад, чтобы увеличить между нами расстояние. – Сними скатерть со стола, пожалуйста, чтобы она меня не напрягала. Мы с Мэдди будем тесто катать и начинку добавлять, не хотелось бы потом эту скатерть стирать в тридцати водах, чтобы отмыть неожиданные пятна.

- Вообще не проблема, - отвечает Дэвид, одним движением снимая кружевное украшение стола и убирая его куда-то в ящик. – Еще что-нибудь нужно?

Ответить я не успеваю, потому что раздается мелодичный звонок.

- Кого это нелегкая принесла? – удивленно спрашивает Дэвид сам у себя, а потом говорит мне. – Прошу прощения, Летта, я оставлю тебя ненадолго, узнаю, кто пришел.

Мужчина выходит, а я, недолго думая, присыпаю стол мукой, достаю тесто, легко его перемешиваю, чтобы набрало побольше воздуха, и оставляю подниматься. Краем уха слышу какие-то сердитые голоса. Вроде, сосед что-то зло говорит, а отвечает ему… женщина. Вытираю руки от муки и с любопытством подхожу к коридору, но не высовываюсь. Понятное дело, что подслушивать нехорошо, но интересно же.

- Смотри, я здесь вот так по-доброму последний раз, Дэвид, - доносится до меня сердитый женский голос.

- Ты мне не угрожай, Жаклин! По-доброму, или по злому, я дочь тебе не отдам, зря пороги оббиваешь!

- Я уже подала в суд с просьбой о единоличной опеке. У меня есть доказательства, что ты плохо заботишься о моей дочери! Все сделаю, чтобы Мадлен у тебя забрали! Как думаешь, кому судья отдаст ребенка? Мне, замужней женщине с мужем конгрессменом и штатом высококвалифицированных педагогов, или тебе – одинокому мужчине, живущему в каком-то Богом забытом городке, не способном присмотреть за дочерью и понять ее потребности в материнской любви и ласке?

После этих слов меня просто сдергивает с места и несет в коридор. Подплываю я к Дэвиду со спины. Он меня еще не замечает, но зато мой силуэт в уютном домашнем фартуке прекрасно видит стоящая на пороге дома молодая блондинка. Ее лицо мгновенно теряет весь апломб, а злорадная улыбка застывает на надутых губах, превращая их в два переваренных вареника.

- Дорогой, что ты так долго? Там тесто переходит, пироги будут невкусные, - нежно мурлычу слегка вздрогнувшему от неожиданности Дэвиду, просовывая свои руки под его руками и обнимая мужчину за талию со спины.

На тебе, жена конгрессмена, выкуси!