Туманная река 4

Глава 30

Зал новенького дворца культуры Железнодорожников, который построили на улице Кауно 5, мало чем отличался от нашего зала в ДК Строителей в Москве. Стандартная Советская архитектура везде позволяла чувствовать себя, как дома. Поэтому когда в переполненном концертном помещении погас весь свет, я вышел к своему, крайнему слева микрофону, уверенной четкой походкой. Почти три с лишним тысячи человек напряженно замолкли.

«Под левой ногой педаль гитарной примочки «Fuzz». Под правой — устройство из пяти педалей разных режимов переключения светомузыки из автомобильных фар», — повторил я сам себе. И сначала, нажав гитарную примочку, провёл медиатором по струнам. А затем включил первый режим работы светомузыкальной установки. Фары тут же быстро замелькали, включаясь через одну, чётные — нечётные. Со стороны зала это выглядело примерно так: зажглись две стойки с пятью яркими огнями по краям сцены, и ещё две в глубине, за моей спиной. Моя же фигура была лишь тёмным силуэтом. Ведь осветитель, который работал в ДК, ждал условного сигнала, чтобы включить сценический софиты.

Знаменитый синтезаторный рифф из композиции «The Final Countdown» шведской рок-группы «Europe» я вывалил на малоподготовленные головы жителей Вильнюса в гитарной обработке. Затем на сцену выскочил Космос, в дальний правый край сцены, и поддержал мою соло партию на клавишном инструменте.

— Та, та, та, та, — выводило электропиано Wurlitzer EP-110.

Сейчас конечно бы не помешал восторженный рёв фанатов, но народ на первой прибалтийской дискотеке просто не понимал, что происходит. И вот на сцену вылетели остальные члены команды. К центральному микрофону с бас гитарой встал Ободзинский, к крайнему правому — с ритм гитарой Вадька Бураков. За барабаны, который были между двух стоек с фарами, влез Санька.

— Пубух, пубух, пубух! — Выдал на барабанах Земакович и мы разом грянули «Europe», "Последний отсчёт".

Я сделал пару шагов назад и махнул гитаристам головой — это означало, делай как я. Я встал, широко разведя ноги, как боец ушу, и давай качать корпусом в ритм мощнейшей композиции из будущего! Валера и Вадька тоже задергались, как паралитики.

— У-у-у-у-у! — Завыл в микрофон Ободзинский, перестав колбаситься, как под кислотой.

Я поднял правую руку вверх и осветитель разом врубил сценические софиты, публика увидела, надеюсь своих новых кумиров, а Валера, надрывая голосовые связки запел:

Мы выйдем из тени,

Знак судьба подает.

Мы долго терпели,

И пусть нам не везет.

Но мы восстанем из самого пепла!

Неудач треснет лед.

— Треснет лёд! — Добавили на бэке я и Вадька.

Будет светлой добра побе-е-да-а-а!

Победа придёт!

И я вновь заиграл знаменитый проигрыш, раскачивая корпусом вправо и лево.

— Победа придёт! — продолжил свою партию Ободзинский, и после второго проигрыша вновь запел:

Кто-то руки опустит,

Нет надежды уже.

Тормоза громко взвизгнут,

На крутом вираже.

Но мы восстанем из самого пепла!

Неудач треснет лед.

Будет светлой добра побе-е-да-а-а!

Победа придёт!

Я врубил третью педаль режима светомузыки из автомобильных фар, и они стали быстро включатся и выключаться целыми стойками, четная — нечётная.

Корреспондентка газеты «Советская Литва» Года Дилманайте пришла на дискотеку по заданию редакции со своими подружками Лаймой и Гинтаре. Она конечно уже слушала «Синих гитар» у друзей на магнитофоне и старую запись, и самую новую. Лично ей особенно нравились две песни: «Звёзды над Москвой» и «Там, где клён шумит». Но то, что она увидела сейчас — повергло в самый настоящий шок. Поэтому, как и большинство людей в зале, она почти всю песню просто стояла и смотрела во все глаза на каких-то инопланетян с гитарами.

— Это космическая музыка, — пролепетала тихо себе под нос девушка.

— Года! — Дёрнула её за руку подруга Лайма. — Так всю жизнь в девках простоишь! Пошли танцевать! Вон наши друзья! Посмотри, какой вокруг праздник!

«После концерта будет же ещё интервью, — подумала Дилманайте. — Наверное, сейчас можно и потанцевать. А то действительно в девках простою!» И она вместе с подругами устремилась через плотную толпу молодёжи, дёргающейся в такт космической композиции, в центр зала, к знакомым ребятам.

Длинное гитарное соло непонятной, далёкой и чужой музыки ввело убеждённую комсомолку Евгению Зарайкину в полный ступор, который постепенно переходил в потаённый трепет своего собственного тела, которое с каждой секундой становилось совершенно непослушным. Она заворожённо смотрела из-за кулис на этих полностью свободных и «отвязных» ребят, и в глубине души завидовала им.

— Нам нужна лишь победа! — Пел Ободзинский, вплетая свой необычный вокал в проигрыш жутко звучащей «испорченной» гитары. — Одна лишь победа! О-е-е! Нам нужна лишь победа! Е-е-е!

И именно гитара, которая ревела, как дикий раненый зверь, сделала с ней то, что она никогда в своей жизни не испытывала. На последних аккордах песни у Зарайкиной резко потемнело в глазах, и подкосились ноги. И девушка чтобы не упасть, лишь в последний момент ухватилась за какую-то железную конструкцию.

— С вами все в порядке? — Спросила её с сильным прибалтийским акцентом Данута Вайнюнене, которая привела для участия в концерте своих юных воспитанниц из ансамбля «Летува».

— Всё хорошо, — прошептала Евгения. — Всю ночь ехали к вам. Устала.

— Привет, Литва! — Заорал я в свой микрофон, когда мы бабахнули первым хитом по скуке, унынию и плохому настроению. — Привет, Вильнюс! Бегут суетливо года, а любовь не пройдёт никогда!

Земакович выдал небольшое соло на ударной установке и на электронном пианино Кос заиграл мотив песни «From Souvenirs to Souvenirs», которую в семидесятых годах исполнял шикарный греческий певец с русской фамилией Демис Руссос.

После того, как мне удалось перетащить Ободзинского в Москву, я сразу же подумал, что именно такие распевные и мелодичные вещи теперь будут звучать наиболее выигрышно. Что, собственно говоря, Валера и продемонстрировал прямо сейчас, затянув своим уникальным голосом новую старую песню:

Ушел от нас последний день,

Как исчезает в полдень тень,

Любовь уходит с пожелтевшею листвой,

И расстаемся мы с тобой!

И после первого куплета, сначала Санька сыграл небольшое барабанное соло, а затем вступили все остальные инструменты, ритм-, бас- и соло-гитары. Темп этой мелодии мы взяли средним, чуть медленнее, чем её исполнял «Профессор Лебединский», но чуть быстрее, чем ВИА «Красные маки», которые в своё неторопливое время сделали из забойной вещицы — аморфный медлячок:

Бегут года и грусть-печаль в твоих глазах,

А я не знаю, что тебе сказать.

Найти слова, или без слов ответить на твою любовь,

Чтоб стала ты моей судьбой.

И после припева, когда вновь включилось соло на клавишах на сцену выбежало восемь литовских девушек в национальных костюмах. Они гордо выстроились вряд за спинами нас, гитаристов, и временно закрыли от зрителей барабанщика и клавишника. Я развернулся к девчонкам и очень выразительно кивнул головой. И девушки стали выполнять простые движения, позаимствованные из народного танца, стоя на одном месте.

Данута Вайнюнене, которая работала со средней возрастной группой в ансамбле песни и танца «Летува» очень долго не могла понять, что от неё хочет эта немного ненормальная русская девушка с очень строгим и принципиальным лицом.

«Какая вообще может быть связь между современным и традиционным народным искусством?» — недоумевала про себя Данута. И когда перед концертом она, со своими девочками приехала во дворец культуры, то по-новому объяснять творческую задачу принялся этот странный молодой человек, который сейчас играл на какой-то ненормально звучащей гитаре.

— Данута, дорогая, всё очень просто, — сказал ей Крутов. — Девчонки выбегают из боковых кулис сюда, останавливаются и по моему сигналу на месте начинают пританцовывать, чтобы придать самобытность и оригинальность нашему выступлению. Как видите, здесь всё в проводах и передвигаться по сцене нельзя.

«Какая я ему дорогая? — внутренне возмутилась Вайнюнене. — Я его старше в два раза! Вот ещё! И я вообще-то замужем!» Но вслух руководительница средней возрастной группы этого не произнесла.

— Вы играете современную музыку, — решила внести своё предложение Данута. — Зачем тогда девочек переодевать в народные костюмы? Пусть танцуют без них.

— Без них? — Переспросил её Крутов, по лицу, которого она поняла, что он еле-еле сдерживается от того, чтобы не рассмеяться. — Давайте ваше предложение оставим для будущих эстрадных звёзд, — уже более серьезно ответил он.

Тебя на крыльях журавли, — пел очень красивым голосом неизвестный женщине солист ВИА:

Куда-то в небо унесли,

Ты навсегда осталась в памяти моей,

Моя любовь еще сильней!

Появление и танец её подопечных девчонок в национальных костюмах вся публика встретила одобрительный свистом и аплодисментами. «А ведь и правда — хорошо, и в этом что-то есть, — подумал Данута. — Симбиоз современных ритмов и народных традиций — это перспективно. Нужно будет сказать об этом руководителю «Летувы» профессору Швядасу».

— Вильнюс! — Крикнул я в микрофон, когда «пролетели года».

— Да-а-а! — Ответил мне зал.

— Проверка звука-а! — Хохотнул я.

— Раз, двас, адидас! — Ответил мне с крайнего правого микрофона Вадька Бураков, сдав с потрохами мою любимую присказку при тестировании микрофонов.

— Звук в порядке! — Отрапортовал мне из центра сцены Ободзинский.

— Знаю! Клайпеда! Паневежис! Шяуляй! Каунас! Лиепая! — Выкрикнул я все литовские города, которые помнил. — Везде живут влюблённые парни и влюблённые девушки! А почтальоны разносят им влюблённые письма! Поехали-и-и! — Это я уже скомандовал своим архаровцам начинать новую вещицу.

И мы весело грянули композицию «Secret service» — «Ten o'clock postman». Сначала я забубонил заводное соло на гитаре, а затем Ободзинский запел сразу с припева:

Везут почтальоны в разные страны,

Влюблённые письма и телеграммы.

Поют серенады под окнами милых,

Влюблённые парни девчонок счастливых,

Девчонок счастливых, е-е и е-е и е-е!

Когда заиграла третья по счёту песня, весь зал просто взвизгнул от удовольствия. И корреспондентка «Советской Литвы» Года Дилманайте, позабыв наставления главного редактора газеты, что нужно сначала внимательно прослушать все тексты, нет ли в них преклонения перед западом, а уже потом танцевать, начала именно с танцев. Она весело прыгала со своими подругами и знакомыми ребятами, под песенный рассказ о страданиях молодого парня:

Жил был парнишка один,

Ничем не приметный простой паренёк,

Одну он девчонку любил,

Но познакомиться с ней не мог.

И был одинок.

И ночью ему не до сна,

Он пишет стихи, сочиняет письмо,

Чтобы от сердца слова —

— Сказали девчонке, что любят её.

Он любит её-о-о!

И вдруг во второй раз простенький припев запели, немного коверкая русские слова, все люди вокруг беззаботной и счастливой, как в недалёком детстве, Годы.

Везут почтальоны в разные страны,

Влюблённые письма и телеграммы…

«Нужно срочно вернуться за кулисы», — подумала, выпивая уже вторую кружку чая Евгения Зарайкина. И в это время до её слуха долетела, ещё одна незнакомая песня, которая здесь в гримёрке звучала несколько приглушённо:

Однажды в солнечный день,

Влюбленный парнишка по парку гулял.

Среди людской толчеи,

Свою девчонку он повстречал.

И не ожидал.

С другим смеялась она,

Была любезна и весела.

Зачем же писал я слова?

Спросил в сердцах парнишка себя!

Всё было зря-а-а!

А когда народ там, в зале по третьему разу заблажил, что «везут почтальоны в разные страны…», в гримёрке от прыгающей в такт толпы случилось небольшое землетрясение, от которого чайная ложка в кружке нервно начала подрагивать.

— Да вы там совсем с ума посходили? — Выругалась Зарайкина и побежала обратно к сцене.

Пролетев по узкому коридору, потом протопав по кривой горбатой лестнице, Евгения за считанные секунды оказалась рядом с немного ненормальной руководительницей ансамбля Данутой Вайнюнене. Её воспитанницы быстро сориентировались, что на сцене нужно делать не сложные танцевальные па вразнобой, а наоборот простые, зато дружно и в такт:

Везут почтальоны в разные страны,

Влюблённые письма и телеграммы.

Поют серенады под окнами милых,

Влюблённые парни девчонок счастливых,

Девчонок счастливых, е-е и е-е и е-е!

— Ну что Вильнюс?! — Выкрикнул я, когда мы закончили с почтальонами. — Есть желание пригласить на медленный танец симпатичную девчонку?!

— Да-а-а! — Ответил зал.

— Не-е-ет! — Заныли Ободзинский с Бураковым.

— Завидуют, что пока они тут с гитарами, всех самых красивых разберут! — Хохотнул я. — Поэтому следующая композиция «Come Vorrei»… Э-э-э «Только ты поймёшь». Премьера песни!

Девчонки из ансамбля «Летува», которые лихо отработали два номера, с грустной тоской разошлись по разным кулисам.

«Вот что делает с людьми, сценический голод, когда ту энергетику, которую получаешь во время выступления, внезапно отрезают, — подумал я. — Кстати, чуть не опростоволосился! Это в том моём будущем итальянские «богатые и бедные» или «Ricchi E Poveri» исполнили лирическую вещь «Come Vorrei». А здесь в этом прошлом «Синие гитары» презентовали «Только ты поймёшь». Между прочим, потом Владимир Кузьмин для своих «Сибирских морозов» бессовестно стырит у итальянцев музыку на целый куплет. Будет ли это в новом будущем? Уже не известно».

После небольшого моего гитарного соло, почти весь зал разбился по парочкам, а Валера неповторимым голосом запел:

Блестит искрой на солнце яркий белый снег.

Ползут минуты, обречённые стоят.

Мечты сбываются, торопят бурный век.

В чём же тогда — я виноват?

И время тайно заметает милый след,

Кружа растерянной неряшливой пургой.

Без поражений не случается побед.

Так почему я не с тобой?

— Я не танцую, — уже в седьмой раз пробубнила очень красивая корреспондентка Года Дилманайте, пробираясь к краю сцены, чтобы рассмотреть поближе, что за парень выводит таким чудесным голосом нежную мелодию.

И только ты меня услышишь и поймешь.

И сердца звук усталый нежный разберешь.

И только ты роднее всех день ото дня,

День ото дня, день ото дня!

И только ты меня услышишь и поймешь…

В правой кулисе, сбоку около сцены, где было гораздо больше места, комсомолка Зарайкина и хореограф «Летувы» Вайнюнене, обняв своих девочек, во все глаза смотрели на волшебного, немного скромного в жизни, певца, который сейчас своим вокальным искусством просто захватил весь зал:

Да я конечно в чём-то тоже виноват.

Я глух, я слеп, и я ценю покой.

И фонари опять печально так горят,

А свет надежды жив лишь тобой!

И только ты меня услышишь и поймешь.

И сердца звук усталый нежный разберешь…

И Евгения второй раз за сегодня испытала непонятный пугающий сильный всплеск чувств. Если первый раз — это было какое-то секундное помутнение, то сейчас слёзы, как непослушные горькие капельки сами собой ползли по щекам. Зарайкина посмотрела краем глаза на литовских девчонок и хореографа, и они тоже беззвучно плакали.

«А для кого я и когда стану роднее всех день ото дня?» — спросила себя с грустью Зарайкина, когда последние аккорды нежной мелодии потонули в бурных овациях.

После четырёх премьерных песен, мы вернулись уже к своим зарекомендовавшим себя хитам. Сначала добавили ещё один медляк «Там, где клён шумит». Потом заставили зал весело попрыгать под «Косил Ясь конюшину» и «Мы едем в Одессу». Далее снова две медленные композиции: «Звёзды над Москвой» и «Верю я». И закончили первое отделение нашими фирменными «Гитарами», которые запели и прошли метели.

— Эй, Вильнюс! — Крикнул я перед антрактом. — Мы весело играли, вы танцевали в такт! А теперь у нас антракт!

И мы как можно быстрее слетели со сцены за кулисы. Звукорежиссёр из вильнюсовского ДК Железнодорожников тут же врубил нашу первую пластику, чтобы народ не скучал.

— Богдан Викторович, Богдан Викторович, — затрещали девчонки из фольклорного коллектива. — А Лиепая — это не Литва, а Латвия!

— Кто первый догадался, что это была проверка? — Соврал я, так как признаваться, что географию уже основательно подзабыл, было — не комильфо.

Девчушки в народных костюмах разом подняли руки вверх.

— Молодцы! Поэтому сейчас все идёте пить чай с бутербродами и конфетами! — Хохотнул я.

— А мы ещё выйдем на сцену? — Спросила одна пигалица со смешными косичками.

«Если сейчас скажу, что нет — разревутся», — пронеслось в голове.

— Гулять так, гулять. После антракта выходите на второй песне, — махнул рукой я.

— Ура! — Заголосили они.

А когда девчонки унеслись в свою гримёрку, их руководитель Данута Вайнюнене, немного помявшись, спросила:

— Всё хорошо? Вам всё понравилось?

— Данута, дорогая, всё великолепно! — Улыбнулся я.

— Я за мужем, — покраснев, сказала женщина. — И не могу быть вам дорогой.

— В этом смысле — да, но как специалист по хореографии, вы мне дороги, — хмыкнул я.

— Латно, я потумаю, — улыбнулась Данута Вайнюнене.