Туманная река 4

Глава 19

Ближе к одиннадцати часам вечера, наша разношёрстная компания показалась на крыльце ДК Строителей. Чиновника из министерства культуры, который нарезался до бескультурного состояния, надо признать не без нашей помощи, мы с Высоцким выволокли, как раненого бойца с поля неравного боя.

— Куда? — Коротко бросил поэт.

— Галина Сергеевна, может его в медвытрезвитель сдать? — Спросил я директрису, которая замотала головой и схватилась за сердце. — Понятно, довезем до квартиры в лучшем виде. Володь, давай его в автобус.

Другой Володя, который Трещалов, открыл настежь двери в свой персональный «лимузин».

— Спасибо деду за «Победу», — хохотнул он. — Кому в центр залетай!

По пути с актёром оказалось Высоцкому, Шацкой и Жоре Буркову. В конторский микроавтобус уселись, кроме меня на водительском кресле и лежачего в беспамятстве чиновника, директор ДК Ларионова и Света Светличная, которая сегодня была немного грустна.

— Втравил ты меня в историю, — недовольно проворчала директриса.

— Я, Галина Сергеевна, поверьте, думаю не о себе, — я завел автомашину. — Наши «Гитары» сейчас на гастроли поедут, возможно, надолго. Кто вам будет план давать? Только театр.

— Езжай молча, и без тебя тошно, — отвернулась и уставилась в черноту за окном Ларионова.

По практически пустым московским улицам я довёз тело ценного работника культуры за пятнадцать минут. Ещё пять минут эту тушу, под понукания директрисы, я затащил на четвёртый этаж. Жил, надо сказать, чиновник по меркам 1960 года не плохо. Отдельная двухкомнатная квартира, новенькая мебель, телевизор.

— Клади на диван, — скомандовала Галина Сергеевна.

— А давайте ему непочатую бутылку коньяка откроем и нальём в стопарик, — предложил я. — Пусть рядом стоит на табуретке. Проснётся, опохмелится и ещё сутки из дома никуда не пойдёт. А к понедельнику и не вспомнит, что он там кому подписывал.

— Правильно, — согласилась директриса. — В следующий раз будет меньше пить.

Шебутной и нервный день закончился для меня лишь ближе к полуночи. Когда мы со Светличной вошли в квартиру, Санька Земакович со своей зазнобой уже видели первые сны. Ведь дверь в его комнату была закрыта и за ней была тишина.

— Будешь кофе? — Тихо спросил я актрису.

Света неопределённо пожала плечами, но на кухню со мной прошла. Я насыпал в турку уже заранее намолотые зёрна и, добавив внутрь воды из-под крана, поставил медную емкость на огонь. Внезапно Светличная встала с места, подошла и прижалась со спины всем телом ко мне.

— Не волнуйся, я ещё крепко стою на ногах, — улыбнулся я.

— Я знаю, ты сильный, — прошептала актриса.

Кофе забурлил в турке, и я быстро выключил газ. Затем оставив горький и ароматный напиток на плите, я развернулся и уже сам прижал Свету к груди.

— Иногда на крутой и скользкой дороге лучше притормозить, — сказал я девушке в самое ухо. — Примерно дня на три.

— Чтобы не наломать дров? — печально улыбнулась актриса.

— Чтобы на этих дровах больно не обжечься, — я аккуратно освободился из таких соблазнительных объятий.

На следующий день на улицу Станкевича к зданию бывшей Англиканской церкви вся наша уже не дружная команда «Синих гитар» приехала вовремя, к восьми часам утра. Вадька, Санька и Лиза прибыли со мной на микроавтобусе. Толик и Наташа подъехали на такси. Мы, прохладно поздоровавшись, уже с инструментами в руках вошли в странное помещение Всесоюзной студии грамзаписи.

На втором этаже, где располагался малый зал, нас как родных встретил звукорежиссёр Артамоныч.

— Друзья мои! — Не сдерживал он эмоций. — Кому рассказываю, что записывал самих «Синих гитар» никто не верит! Вся Москва гудит от ваших песен. Да что Москва, я в Прибалтике был недавно, там просто от вас сума сходят! Толечка! Наташечка!

Артамоныч расцеловал наших солистов, которые еле-еле выдавили из себя подобие улыбки.

— Артамоныч, ты ли это! — Закричал и я. — Где не играли, я всем рассказывал, какой специалист работает в грамзаписи. Вот такой мужик! — Я, показав большой палец вверх, тоже по-братски его обнял, — давай родной, присаживайся за свои волшебные кнопочки, начнём творить новую музыкальную историю. А потом, лет через двадцать снимут документальный фильм про легендарную группу «Синие гитары», где возьмут интервью и у тебя. Сидишь ты такой на фоне сотен пластинок, старенький, седенький, вспоминаешь эти дни и плачешь.

И Артамоныч тут же, не дожидаясь светлого будущего, представив те далёкие времена, пустил маленькую трогательную слезинку.

В помещении за толстенной дверью, которая обеспечивала полнейшую звукоизоляцию, мы довольно шустро подключили настоящие фирменные гитары и электропианино, и наконец, посмотрели в глаза дург друга.

— С чего начнём запись? — Толик провёл по струнам соло-гитары.

— Сначала запишем для танцевального маленького диска две песни «Мы едем в Одессу» — на одну сторону пластинки и «Косил Ясь конюшину» — на другую, — я вынул из сумки школьную тетрадь в клеточку. — Вот дописал ещё один куплет для «Одессы».

— И когда ты только успеваешь? — Хмыкнул Санька.

— Ночами не сплю, — пробурчал я.

— Кто бы сомневался, — недовольно бросила Наташа и покосилась на Лизу.

— Ребята, ну вы готовы? — Спросил через микрофон из аппаратной, которая была за стеклом, Артамоныч.

— Ещё минуту! — Крикнул я. — Значит так, — обратился я уже к музыкантам. — Первый квадрат — вступление, играют барабаны, басуха и клавиши. Далее два квадрата поём припев: «Мы едем, едем, едем, едем, едем в Одессу…» Четвёртый квадрат куплет:

Аэропорт. С трапа самолёта

Сойду морским воздухом, дыша.

Возьму такси и, счастьем опьянённый,

Бульвар Приморский увижу я.

— Пятый квадрат — импровизация. Бас, барабаны и клавиши. Шестой — импровизация, бас, барабаны, соляга и ритм-гитара. Далее два квадрата — припев. Девятый квадрат второй куплет:

И по волнам на белом теплоходе,

Под крики чаек я прокачусь.

Я не забуду — нежный шум прибоя,

Пройдут года, и я сюда вернусь.

— Ну, и так далее, здесь всё четко расписано, — я вырвал несколько листов из тетради и раздал всей группе. — Я сейчас пройду к Артамонычу, за стекло. Проконтролирую, чтобы все инструменты звучали, как следует. А то он нам опять «Ландыши» сделает, светлого мая привет.

Первый дубль «Мы едем в Одессу» вышел так себе. В двух импровизациях мы были не на высоте. Второй дубль получился почти хорошим, но почему-то мимо нот сыграл Толик Маэстро, чего никогда за ним не водилось. После чего он долго злился на себя и косо поглядывал на нас. Зато третий дубль получился сказочным. А когда мы закончили его играть, за стеклом в аппаратной раздались дружные аплодисменты минимум десяти человек. Оказывается, со студии сбежался почти весь народ, чтобы позырить, как рождается новая музыкальная история.

— А чё это вы здесь делаете, а? — Спросил я, заглянув в аппаратную. — Рабочий день советского человека в самом разгаре, а вы загораете?

— А мы…, - разволновалась какая-то молоденькая симпатичная девчонка. — А мы принесли вам кофе!

— Перерыв пять минут! — Скомандовал я своим «Синим гитарам». — Артамоныч, мне позвонить нужно, где у вас переговорный пункт?

— Вон, пусть тебя Краснова проводи, — кивнул звукорежиссёр на свою находчивую молоденькую коллегу.

И девушка посеменила своими милыми ножками по длинному коридору.

— А, правда, вы все песни сами сочиняете? — Тараторила она. — А правда у Анатолия есть уже невеста? А правда, что вы ещё играет в футбол?

— Да, нет, нет, — строго по пунктам ответил я.

Наконец, мы добрались до телефона, который находился в приёмной директора.

— Вот здесь я работаю, секретарём, — похвасталась девушка.

Я достал из заднего кармана синих джипсов записную книжку, где все номера у меня были записаны без алфавитного порядка. Поэтому я несколько раз чертыхнулся про себя, выискивая телефон главного редактора «Пионерской правды». Наконец, мои глаза наткнулись на нужное имя, и я не теряя ни минуты, набрал телефонный номер. Благо Татьяна Владимировна Матвеева была на месте и к тому же сразу меня узнала.

— Когда же вы Богдан придёте к нам в гости? — Грудным с небольшой хрипотцой голосом спросила меня редактор детской газеты. — Витусику нужно уже приниматься за вторую книгу. Читатели письма шлют мешками!

— Торжественно обещаю и как бывший пионер клянусь, честное пионерское буду у вас в последних числах октября, — я подмигнул, секретарше Красновой, которая усиленно «грела здесь уши». — Срочно нужна ваша помощь.

— Неужели такому симпатичному мужчине, никто помоложе уже не может и помочь? — Хохотнула в трубку Матвеева.

— Чего греха таить, некому кроме вас утолить мои печали, — засмеялся и я.

— Вы так далеко можете дошутиться, — продолжала кокетничать Татьяна Владимировна.

— Сегодня в семь вечера в ДК будет новая театральная программа, — я перешёл к сути. — Творческие встречи. Нужны на показ хорошие принципиальные журналисты из разных газет. Коньяк, закуски и фуршет входят в развлекательную программу.

— Да? — Удивилась Матвеева. — А насколько принципиальны, должны быть мои коллеги?

— Такие — «тёртые калачи», чтобы за отдельную плату написали любую восторженную рецензию.

— Ха-ха-ха, — засмеялась женщина на том конце провода. — Уговорили, так и быть…

«Чего только не сделаешь ради родного театра, — думал я, возвращаясь в студию. — Пришлось даже пообещать зреложенской музе бедного Витюши, организовать столик в ресторане. Естественно после того, как её коллеги вознесут в своих статьях творчество Высоцкого и компании на новую художественную высоту. И что-то мне подсказывало, что явится в ресторан Татьяна уже без писателя».

Перед записью песни белорусских «Песняров» «Косил Ясь конюшину», которая гремела в 70-х годах в будущем того моего мира, я снова вырвал листки из тетради, где были расписаны все квадраты.

— Всё понятно? — Спросил я музыкантов. — Здесь вступление, здесь куплет, проигрыш, снова куплет, проигрыш два квадрата и так далее.

— На трёх языках петь, что ли будем? — Толик почесал свой затылок.

— В этом и суть композиции, — я ткнул пальцем в схему. — Какую республику не возьми, что Украина, что Белоруссия, что Россия, юноши и девушки знакомятся одинаково, не отвлекаясь от созидательного социалистического и героического труда.

— План выполняют, — заключил Санька Земакович.

— Русское четверостишие не очень мелодичное получается, — сморщилась Наташа и напела русский куплет:

Косил Ваня клевер красный,

Косил Ваня клевер красный,

Косил Ваня клевер красный!

Марьи взгляд увидел ясный!

А Мария рожь срезала,

А Мария рожь срезала,

А Мария рожь срезала!

И Ванюшу видала!

— Ладно, главное музыка хорошая, — махнул рукой Толик Маэстро.

— Артамоныч! — Крикнул я звукорежиссёру. — Включай магнитофон!

Первый дубль белорусской песни ожидаемо вышел кривым и косым. Это на концерте, в динамике, не чувствуются косяки в музыке и вокале, а в студии всё как под увеличительным стеклом, все недостатки вылезают наружу. Второй дубль мы вообще не доиграли. Третий тоже. После четвёртого нервы не выдержали у Саньки и Вадьки.

— Толя проснись! — Гомонили они наперебой. — Что ты такое играешь? Куда лепишь мимо нот?

— Да пошли вы на…! — Вспылил Толик Маэстро. — Сами только вчера научились более-менее играть и ещё учить лезут!

— А если по мардасам сейчас накинуть? Полегчает? — Земакович грохнул палками о барабаны.

— Стоп! — Вмешался я. — Толя, соло партию играю я, на тебе ритм и вокал. Окей? Всё нормально, Артамоныч! — Крикнул я опешившему от нашего «рабочего процесса» звукорежиссёру. — Заводи шарманку!

Пятый дубль с первого же раза вышел на загляденье, просто — конфетка. Я сразу вспомнил, как ещё ребёнком слушал этот трек в мультфильме «Ну, погоди», где волк гонял зайца по пшеничному полю. Кстати, не плохо было бы подсказать отечественным мультипликаторам идею мультсериала про эту забавную парочку.

— Перекур пять минут, — пробубнил красный, как варёный рак, Толик Маэстро.

Я перешёл из звукозаписывающей комнаты в аппаратную, где прослушал записанные треки на магнитофон.

— Хит, — коротко высказался Артамоныч.

— Пометь, пожалуйста, — сказал я звукорежиссёру, — последние дубли «Мы едем в Одессу» и «Косил Ясь конюшину», это всё для отдельного маленького диска, для сингла. Точнее сказать для двойного сингла. Сейчас начнём писать восемь песен для второй пластинки.

— Что-то вы сегодня какие-то нервные? — Не то спросил, не то прокомментировал очевидное звукарь.

— Люди с возрастом, Артамоныч, меняются и порой не в лучшую сторону, — я пожал плечами.

— Надеюсь, вы тут не подерётесь? — Осторожно спросил он.

— Я тоже на это надеюсь, — хмыкнул я.

Дальше посоветовавшись с пока ещё друзьями, мы приняли решение записать все песни, где солировала Наташа. Так как Толик был, что называется на взводе. И в очень хорошем темпе, за час, мы записали песни из репертуара «Ласкового мая»: «Розовый вечер», «Белые розы» и «Капризный май». А вот с песней «Позвони мне позвони» застряли на полтора часа. Если Толик немного пришёл в себя и успокоился, то теперь Наташа, часто срывалась и кричала на нас, что мы не то и не так играем.

— И вообще! — Взвизгнула она. — Толя скажи, что мы хотели сказать после записи диска!

— В общем, — Толик заметно напрягся. — Мы переходим работать в «Москонцерт». Сегодня игрем вместе последний день.

— Набить бы тебе за предательство хавальник! — Выскочил Земакович из-за ударной установки.

— Артамоныч! — Крикнул я в аппаратную, — покури минут десять. У нас небольшая производственная летучка!

— Просьба отнестись к микрофонам и прочим проводам с уважением, — пробурчал звукорежиссёр, покидая своё рабочее место.

— И ещё из дома мы сегодня съезжаем, нам «Москонцерт» выделил две отдельные однокомнатные квартиры, — сказала Наташа.

— Заранее значит, готовились, — Вадька Бураков печально дёрнул верхнюю басовую струну.

— Сука ты, Толик! — Прошипел в лицо бывшему другу Санька.

И тут же кулак Маэстро прочертив размашистую дугу воткнулся Земковичу куда-то в скулу. Мы с Вадькой не сговариваясь растащили драчунов в стороны. Я сдерживал Маэстро. А Бураков соответственно Саньку.

— Сейчас только вылезу, убью! — Голосил обиженный Земакович.

— Ну, хватит! — Крикнул я. — Если мы расстаёмся, то давайте останемся хорошими товарищами. Ненависть ещё никому не приносила удачи.

— Я кстати тоже, завтра уезжаю в Ленинград, — сказала молчаливая сегодня целый день Лиза. — Я ухожу из группы.

Это известие «добило» всех, но и в то же время заметно успокоило.

— Всё, некогда плакаться, — я отпустил Толика из своих объятий на волю. — «Позвони мне позвони» берём предпоследний дубль, он вышел хорошим. У нас ещё четыре песни. Давайте работать.

— Зачем? — Чуть не плача пролепетал Санька. — Всё кончено!

— Стоп! — Я хлопнул себя по голове. — Какой же я болван! У нас ведь ещё одна песня осталась — «Верю я». Я думал, мы её на первую пластинку записали.

— Я тоже, — признался Толик Маэстро.

— Сейчас, кстати, самое время для неё, — согласно кивнул Вадька Бураков. — Потому что у нас только одна дорога возродиться из пепла, как феникс, огнём дыша.

Закончили мы запись всего остального музыкального материала ближе к полуночи. А пластинку таки и назвали — «Верю я». Толик и Наташа уехали первыми на такси, в свою новую самостоятельную жизнь. Фирменную гитару марки «Gibson Les Paul» Марков оставил нам, так как я его убедил, что в «Москонцерте» ему лучше будет сосредоточиться на вокале, а музыкантов там и своих хватает с избытком. Кстати, простились мы вполне мирно. Даже обнялись напоследок. Наташа и Лиза немного всплакнули. Я же стоял как человек, которого больно ударили в самое сердце, как будто часть меня умерла. Было и страшно, и интересно от того, что ждёт нас «Синих гитар» впереди.

Перед своим домом, когда мы уже отвезли Лизу, ещё минут десять я, Санька и Вадька сидели молча.

— Что теперь, Толик и Наташа будут ездить по стране и петь песни нашей группы? — Первым пришёл в себя Земакович. — Мы всё это сочиняли, а славу буду пожинать они?

— Да, теперь они нам как бы конкуренты, — пробормотал Бураков.

— Страна у нас огромная, на всех и славы и песен хватит, — махнул рукой я. — Завтра найдёте нового клавишника, помните, приходил на прослушивание, худой такой в очках. Имя у него ещё необычное было, и очень знакомое.

— Космос, — хохотнул Санька. — А отчество…

— Даздрапермович, — улыбнулся и я.

— Нет, — усмехнулся Вадька, — Первомаевич.

— Точно, Иванов Космос Первомаевич, — загоготал Земакович. — Кстати, отлично тогда сыграл.

— Давайте так мужики и поступим, — сказал я. — Завтра ты, Санька, ищешь этого Космоса из банды Саши Белого. А ты, Вадька — дашь объявление о прослушивании солиста в нашу группу «Синие гитары».

— Три вопроса! — Оживился Зёма. — Почему мы ищем солиста, а не солистку? Кто теперь будет играть на соляге? И кто такой бандит Саша Белый?

— Отвечаю, — ухмыльнулся я. — Нам нужен солист, чтобы обойтись на гастролях без слабого и впечатлительного женского пола. На соляге пока буду играть я, совмещая с соло ритм партию. А Саша Белый — это нехороший человек из книжки. А теперь спать. У меня ещё завтра последняя тренировка по хоккею перед важнейшей игрой.

— Наташка была права, — пробасил Вадька. — Тебя не переделать. То хоккей, то баскетбол…

— То шахматы, то шашки с Чапаевым, — прыснул от смеха Земакович.

— Да, жизнь бьёт ключом, и всем по головам, — добавил я.