Туманная река 4

Глава 10

В четверг утром, на Ярославский вокзал я приехал загодя. Сюда в течение часа должны были прибыть сразу три пассажирских состава с восточных окраин нашей необъятной Родины. Каким же решил воспользоваться «самородок» из Перми, Георгий Бурков, я не знал. Поэтому набравшись терпения, принялся ожидать следующие поезда: первый Владивосток — Москва, второй Пермь — Москва и если понадобиться третий Новосибирск — Москва. Кстати, Бурков мог и не приехать вовсе. И хоть я в телеграмме написал то, от чего будущая звезда советского экрана отказаться не могла, всё равно, вероятность, что Георгий не приедет — была большой.

И пока я расхаживал по территории вокзала, слушая монотонную речь диктора, невольно ловил себя на мысли, что это однозначно место магическое. Потому что тут пересекались разные эпохи и времена. Например: мне встретился бородатый мужичок с котомкой в лаптях, который вполне органично мог бы смотреться на поклоне у Ивана Грозного. Затем я увидел двух парней одетых в такие же, как и у меня джипсы. Ну и конечно я заметил в толпе щипача в широченных штанах по моде из годов тридцатых. «Какой вокзал может быть без воров-карманников? — Ухмыльнулся я. — Это даже как-то и не интересно».

— Бабуля почём пирожки? — Спросил я женщину, закутанную в старую серую шерстяную шаль.

— Чехо? — На меня обернулась девушка в веснушках с широким деревенским лицом. — Ась?

— Извини, — пробурчал я себе под нос. — Пирожки, говорю съедобные? Или из консервантов?

— Чехо? — Девица захлопала глазами. — Это из зайчатины, это из яйца, это из капусты. Из консервов не делам.

— Понятно, натур продукт! — Хохотнул я, присматривая себе парочку ещё горячих пирожков.

— Чехо? — Девушка снова растерялась. — Из натуры тоже не делам, это из зайчатины…

— Понял, я понял, — перебил я барышню, так как диктор объявила поезд из Владивостока. — Один с яйцом, один с капустой.

Я быстро сунул продавщице десять рублей, схватил пирожки и поспешил на перрон. Однако девушка с корзинкой побежала следом.

— Парень! Парень слышь! У меня сдачи-то нет! — Перекрикивая шум толпы, твердила мне в спину она.

— Это на чай, — я резко остановился, и продавщица чуть не залепила мне корзиной в живот.

— На какой? — Опешила девушка. — На хрузинский?

— Да хоть на Цейлонский, — улыбнулся я.

— Парень, а ты случаем не холостой? — Расплылась в широкой улыбке продавщица.

— Многоженец! — Хохотнул я и побежал на перрон, где уже тормозил состав из далёкого Владивостока.

Почти десять дней тряслись пассажиры с берегов Тихого океана в столицу Советского союза. И это явственно читалось на опухших лицах людей, которые спускались из вагонов. Я вынул из внутреннего кармана заранее заготовленную табличку с надписью: «Бурков!» И стал всматриваться в прохожих, которые тащили сумки и чемоданы. Прошла минута, две, пять, наконец, перрон опустел. Я вернулся к микроавтобусу, залез в салон и поудобней устроившись в пассажирском кресле, ещё раз вспомнил вчерашнее новоселье.

В целом, торжеству по случаю получения собственной жилплощади можно было смело поставить оценку удовлетворительно. Во-первых, ничего не разбили. Во-вторых, соседи милицию, хоть и грозились, но не вызвали. В-третьих, если не считать слёз, которые пролили барышни разного возраста после нового музыкального хита — «Позвони мне, позвони», то всё прошло можно сказать на позитиве.

Ближе к часу ночи пробудился Володя Трещалов и писатель Витюша. Если актёр виновато улыбался, то писатель слёзно выпрашивал прощение у своей зреложенской музы. О чём они десять минут шептались в ванной, я не слушал. Нужно было ещё поднять застрявших в состоянии хмельной дрёмы из большой комнаты фабричных девчонок. И всех естественно развезти по месту прописки.

— Володя, — обратился я к Трещалову, — давай там кофе завари. Турка на подоконнике, намолотые зёрна в литровой банке.

— Богдан, мне немного стыдно признаться, — «замялась» Светлана Светличная. — Меня после часа ночи в общежитие не пустят.

— Понятно, — почесал я свой волшебный затылок. — Значит так, в маленькой комнате две раскладушки, одна — твоя. Пастельное бельё в углу. Полотенце там же. Газовая колонка вот, — я указал рукой на прямоугольник из листовой стали, который строители закрепили на стене кухни. — Сейчас напишу инструкцию, как её зажечь, чтобы включить тёплую воду. Да, ещё. Там на двери щеколда, закрывайся, ложись, спи.

Дальше на кухне началась непривычная для такого времени суток суета. В ход пошли кофе и бутерброды. Недовольная Лиза вывела меня в коридор.

— Ты её собираешься здесь оставить? — Кивнула она в сторону Светличной.

— Её? — Удивился я. — Не-е. Сейчас её подкормлю и вытолкаю на улицу, пусть добирается до общаги как хочет. Сейчас самое время для прогулок по нашему бандитскому району. Либо убьют, либо изнасилуют.

— Ладно, так и быть пусть остаётся на эту ночь, — пробубнила она.

Из задумчивости меня вывел голос диктора по вокзалу. Что она конкретно сказала, я не разобрал, но по времени поезд Пермь-Москва должен был вот-вот подойти. И я вновь припустил на перрон. Кстати, успел только-только. Я вынул из внутреннего кармана табличку «Бурков!» поднял её над головой, и принялся ждать.

И опять пассажиры потянули за собой тюки и чемоданы. Несколько носильщиков покатили тяжёлые нагруженные тележки к автобусной остановке и стоянке такси. Моё внимание привлекла группа парней с большими баулами и хоккейными клюшками.

— Я вам погусарю! Я вам погусарю! — Отчитывал их мужчина с одним чемоданом в руках. — Что бы у меня с базы в город нос не казали! Джипсы им подавай! Приедем в Пермь — поговорим ещё!

«Забавная сцена, — подумал, усмехнувшись, я. — Просто не тренер, а воспитатель детского сада».

— Почём бурки? Парень! — На меня уставился какой-то полненький мужик в пальто.

— Какие бурки? — Растерялся я.

— Такие! — Зло «бросил» мужчина. — Я спрашиваю: сколько стоят твои бурки? Сам же объявление написал. Вон.

— У меня написано на табличке — Бурков! — Я ткнул в неё пальцем. — Это фамилия человека.

— Бурки, бурков, — ещё более раздразнил себя мужик. — Морочите людям голову! Вы в Москве все такие наглые или ты один?

— Мы в Москве, все вежливые, — процедил я сквозь зубы. — Иди, пожалуйста, на хер дядя!

— Связываться с тобой не охота, — пробубнил мужчина, погрозив мне на последок кулаком.

Я быстро закрутил головой по сторонам. «Да как же так, — выругался я про себя. — Перрон сейчас опустеет. Может быть, пока с этим товарищем лаялся, Бурков куда-нибудь уже усвистал?» Я ещё раз обречённо прогулялся по площадке, где минуту назад было не протолкнуться, и подумал, что осталась последняя надежда на поезд из Новосибирска и всё.

— Это ты меня встречаешь? — Ухмыльнулся длинный черноволосый парень в стареньком плаще и стоптанных, но как следует начищенных ботинках. Чёрный чуб актёра был загнут, как у стиляги.

— Английскую королеву, — пробурчал я себе под нос. — Как там в Березниках? Берёзы растут или нет?

— Не знаю, я не приглядывался, — Бурков вытащил из кармана сложенную вчетверо телеграмму и протянул её мне. — Тут написано: «Срочно приезжай сниматься кино Мосфильм роль Дон Кихот». Ты, наверное, помощник режиссёра? Может, объяснишь, что к чему?

Я как-то читал, что Георгий Иванович, просто мечтал сыграть именно этого испанского странствующего рыцаря. Вот и пришлось пойти на маленький обман.

— Некогда в объяснения пускаться, — я забрал телеграмму и спрятал её в задний карман своих джипсовых штанов. — По дороге поговорим.

Однако в микроавтобусе я усиленно молчал. Георгий Бурков тоже выжидал. А когда мы стали отдалятся от центра, он вдруг заволновался и не выдержал:

— А мы куда едем-то?

— Сейчас ко мне, — я, включив поворотник, завернул на право. — Примешь душ, покушаешь, а потом на прогон двинем в театр.

— Подожди, — засуетился Георгий Иванович. — А как же кино? Дон Кихот?

— Сегодня четверг, а съемки уже в понедельник, — я чуть-чуть притормозил, так как мост через Яузу отличался в худшую сторону от остального дорожного покрытия. — Сегодня познакомишься с режиссёром. С пьесой, которую будем экранизировать. Роль отличная. Почти донкихотовская.

— Ну-ка тормози! — Крикнул Бурков. — Мы так не договаривались! Я там, в Перми со всеми поругался, всё бросил, приехал, а тут обман!

— Не обман, а военная хитрость, — я всё-таки припарковал Opel Blitz к обочине. — Чего вы так разволновались? Настоящий режиссёр с «Мосфильма» снимать будет кино. Отыграете, как следует, и отбоя от других киношников не будет. А в Перми вам что, мёдом намазано? Решайтесь уже куда едем? Вперёд в светлое будущее или назад в тёмное прошлое?

— Сценарий бы хоть разок полистать, — пробурчал Георгий Иванович.

Дома в моей с Санькой Земковичем квартире меня ждал сюрприз. Всю посуду со вчерашнего новоселья перемыла Светлана Светличная. Так же был выметен пол и вымыта большая комната, где шла основная гулянка. «Наверное, будет что-то просить», — мелькнуло тогда у меня в голове. Одета была будущая звезда советского кино в мою любимую домашнюю клетчатую рубаху, которая ей доходила до середины бедра.

— Это Света, это Георгий, — представил я актёров друг другу, и мы с Бурковым непроизвольно оценили красоту обнажённых женских ног.

— Яичницу с колбасой будете? — Усмехнулась Светличная.

— Всенепременно, — улыбнулся «самородок» из Перми.

И пока на кухне шкварчала сковородка я наконец-то попал в свою комнату, а то в прошлую ночь пришлось спать среди неразобранных столов с бутылками и закусками. Из обстановки в ней, в комнате, ничего не изменилось. В одном углу была свалена хоккейная амуниция и стояли клюшки, а в другом книги, гитара и пару чемоданов с одеждой и бельём. На заправленной кровати лежала записка: «Смени бельё. Саша и Маша».

— Санька и Манька, — пробурчал я про себя. — Могли бы вчера взять и своё.

Тут в дверь кто-то постучал.

— Открыто, — сказал я.

— Богдан, мне не удобно говорить, — в проёме «нарисовалась» Светличная в моей рубашке. — Можно я поживу у вас в гостевой комнате до понедельника, до съёмок. А то в общежитии не дадут нормально подготовиться к роли.

«Блин, а куда мне девать Буркова? — Подумал я. — Сюда ко мне?»

— Хорошая идея, — я кисло улыбнулся.

— Только нужно чемодан с моими вещами сюда перевезти, — актриса кокетливо переступила с одной ножки на другую.

— Конечно. Жора! Георгий Иванович! — Крикнул я, чтобы так откровенно не пялиться, куда не надо. — Располагайтесь пока здесь у меня. А вечером разберемся, кому — где жить.

В ДК Строителей я привёз Буркова и Светличную примерно к часу дня. Вадька, Толик и Наташа сказали, что на репетицию приедут строго по расписанию к двум часам. Санька же уже сидел за ударными, и отрабатывал более сложные биты и переходы. Вообще я стал замечать, что как-то мои ребята стали быстро меняться. Бураков и Земакович более серьёзно «пыхтели» на репетициях. Толик и Наташа всё больше стали отдалятся от нас. Поиграли, попели вместе и разошлись, никаких шуточек, никаких эмоций и потешных ссор. «Может быть, просто ребята взрослеют», — подумал я.

— Хорошо стучит, — хохотнул Георгий Бурков, когда увидел в репетиционной комнате игру Саньки. — Надо бы по моей роли поговорить.

— Пойдём в буфет, кстати, где Света? — Я посмотрел по сторонам.

— В гримёрке, — Георгий поводил щепотью перед своими глазами. — Лицо рисует.

— Да, красота она требует хорошего освещения, времени и профессиональной косметики. Теперь будет на прогоне во всеоружии. Что по роли не ясно? — Спросил я актёра.

— А ты — точно автор? — Гера раскрыл последнюю страницу сценария, где были напечатаны мои имя и фамилия.

— Вопрос не существенный, — я повёл Буркова на первый этаж в «кабачок тёти Зины». — Так что там с ролью?

Мы пересекли фойе и, открыв высокую белую дверь, оказались в помещении, где всегда пахло какой-то выпечкой.

— Тётя Зина, здравствуйте, — я кивнул нашей объёмной в талии продавщице. — Когда уже установите в буфете кофемашину? Когда наконец-то посетители будут вдыхать аромат латте, капучино, ристретто и маккачино?

— Чего тебе, «язва сибирская»? — Пробурчала Зинаида Петровна.

— Два зелёных чая с лимоном и два больших чизбургера, кстати, познакомьтесь новый актёр нашего современного театра, — я указал на притихшего Буркова. — Возможно будущая звезда советского экрана.

— Лимона нет, — заворчала буфетчица. — Чая зелёного тоже не бывает. И этих твоих чиз… Их тоже нет. Вот тебе два стакана томатного сока и два коржика песочных. «Ирод окаянный»!

— А коржики точно из песка? — Я взял томатный сок.

— Сгинь «сатана», — тётя Зина обиженно отвернулась.

Мы с Георгием уселись за столик. Актёр раскрыл сценарий, где была сделана закладка, прокашлялся, залпом выпил стакан сока и начал:

— Роль, конечно, хорошая. Не Дон Кихот, но тоже ничего. Но я предлагаю сделать ещё лучше.

— Так? — Я откусил коржик из «песка».

— Значит, мой герой Миша сначала выпивает в бане с этим, с Женей. Так ведь? — Бурков смешно вздёрнул вверх одну бровь. — А потом в аэропорту он хитростью пробирается в самолёт и тоже летит в Ленинград.

— Зачем? — Опешил я.

— Ты слушай дальше, — актёр допил и мой стакан томатного сока. — В Ленинграде он привозит Лукашина по нужному адресу, кладёт его на тахту, а сам прячется на кухне. Ну, к этой Наде подруги же потом придут. Так ведь? Ну и мой Миша выскакивает, здоровается, говорит, что тоже из Москвы и с одной из подруг, которая посимпатичней, крутит Вась-Вась. А потом две свадьбы в один день! О сюжетец!

— Есть другая идея, — я улыбнулся. — Миша выпивает в бане с друзьями, потом засыпает, а просыпается уже в логове у фрицев, в Рейхстаге. Они ему: «Хенде хох, аусвайс, ферфлюхтен швайн!» А Миша им на чистом немецком языке с рязанским акцентом отвечает: «Я есть штандартенфюрер СС Штирлиц. Мне срочно говорить с Адольфом Гитлеровичем. Тет-а-тет, так сказать». Тут подходит сам Гитлер и спрашивает: «Варум?» А ты, то есть Миша выхватывает из рукава наградную вилку от самого Феликса Дзержинского и наносит два удара или восемь дырок прямо в сердце.

— А дальше? — Бурков заел мой сок моим же коржиком.

— Дальше, все как всегда, — я подмигнул актёру. — Медаль за спасение на водах посмертно, и почётное звание народный артист Марийской АССР.

— Подожди. Это же хреновина какая-то, получается, — искривился Георгий.

— Правда? — Картинно удивился я. — Ну так что ж ты мне всякую ерунду предлагаешь?

— Я же хотел как лучше! — Не отступал актёр.

— Чтобы было лучше, нужно лучше учить текст! — Вспылил я, ткнув пальцем в сценарий.