— Где он? — сквозь зубы процедил император.
— Кто?
— Не притворяйся глупой, девочка. Тебе не идет. Где ваш местный царек?
Мелена развела руками:
— Понятия не имею. Тут его точно нет. Разве что я под юбкой его прячу. Проверишь? — небрежно приподняла подол, оголяя колени, — или на слово поверишь?
Маэс скрипнул зубами. Звериная сущность чуяла прежнего короля. Все следы вели сюда …и здесь же обрывались. В пустой комнате без дверей и окон.
— Дальше тупик, — доложил воин, заглядывая в камеру, — Из этого подземелья нет выхода, кроме того, каким воспользовались мы.
— Конечно, нет, — Мелена снисходительно улыбнулась, — это тайник на крайний случай, если замок подвергается опасности, а надо спрятать что-то ценное. Или кого-то.
Например, бывшего правителя, раздавленного в холодных каменных объятиях.
Ее невозмутимость выводила из себя.
Император стремительно шагнул к ней и жёсткими пальцами впился в подбородок, вынуждая запрокинуть голову. Его взгляд чернел и наполнялся яростным нетерпением:
— Не играй со мной.
— Даже не думала, андракиец.
— Я знаю, что он был здесь.
— И куда же я, по-твоему, его дела? Съела? Порубила на куски и закопала?
— Это ты мне скажи.
Она попыталась высвободиться из его тисков, но потерпела поражение и тогда наоборот гордо вздернула подбородок еще выше.
— Я понятия не имею, каких признаний ты от меня ждешь. Обыщи, ели не веришь. Меня, эту комнату, подвалы.
— Не переживай, обыщем, — произнес Маэс, а потом не отрываясь от нее, приказал маячащему за спиной воину, — прочесать каждый миллиметр. Найти его. Хоть из-под земли достать.
Мелена усмехнулась, ведь в этот момент он стоял на том самом месте, где глубоко в камне нашел свое последнее пристанище Вейлор.
— Веселишься? — жесткие пальцы еще сильнее сжались на ее лице.
— Смешно смотреть, как ты пытаешься что-то найти там, где ничего нет.
В этот момент император отчаянно жалел, что парность защищает ее от вмешательства. С каким бы удовольствием он посмотрел, что скрывает эта стерва.
— Что ты забыла в этом подземелье?
— Я хотела спрятаться. Чтобы меня не нашел ни ты, ни твои прихвостни, — не моргнув, соврала она, — и спокойно подумать, как избавиться от этого.
Потянула себя за ошейник.
— Забыла? Он не снимается.
— Я про твой тоже так думала, — усмехнулась Мел, чем еще больше вывела его из себя, — но раз ты смог снять, уверена, и я справлюсь.
— Даже не пытайся.
— Я буду пытаться, кот. И ты это прекрасно знаешь. А когда ошейник будет снят, я сбегу. Так далеко, что тебе никогда не удастся меня найти.
Тхе’Маэс ухмыльнулся. Если бы она только знала…
Связь между ними крепла день ото дня. Как бы он ни старался оградиться, увеличить дистанцию, на что-то отвлечься — все было бесполезно. Он ощущал ее присутствие всегда. И это еще не самое страшное!
Пока сидел в зале, окруженный своими людьми, кхассерами, воинами, доступными женщинами, чувствовал странную смесь эмоций. Не своих, не явных, просто отголосками пробивающихся на поверхность.
Мимолетная ревность, злость, холодная решимость. А потом радость и удовлетворение. И когда в зал ворвался один из стражников с новостью о том, что прежний король Милрадии пропал, император ни секунды не сомневался, кто в этом замешан. Ринулся по следу, сжигаемый противоречивыми чувствами. Короля было не жалко, его ценность — не больше, чем у дворовой собаки. Маэс и держал его только ради потехи, чтобы другие видели, что ждет тех, кто враждует с Андракисом. С Меленой все было иначе. Она сводила его с ума. Именно за ней он ринулся в эти подвалы, а не за никчемным корольком.
И вот она перед ним, одна в пустой камере, насквозь пропитанной запахом дикого страха. Что-то говорит про побег, не понимая, что бежать некуда. Он найдет ее везде. Даже если не захочет, даже если наоборот будет мечтать о том, чтобы она пропала, испарилась и больше никогда не появлялась в его жизни. Найдет, вернет, потому ошейники — это детский лепет, по сравнению с тем, какие цепи на самом деле приковывали их друг к другу.
— Идем, — подхватил ее под руку и потащил из камеры, — прогулка окончена.
Мелена не сопротивлялась, только обронила голосом, полным пренебрежения:
— Значит твои обещания ничего не значат? И ты снова готов посадить меня на цепь?
Он бы с радостью посадил ее не только на цепь, но и в самую крепкую клетку.
Невыносимая!
— Цепи не будет. Пока… — произнес с нажимом. — Но с этого момента ты будешь под постоянным присмотром.
— Выделишь мне цепного пса?
— Если понадобится, то двух.
— Не поможет, кот. Тебе меня не удержать.
Если понадобиться, она весь замок с землей сравняет. Теперь это в ее силах.
Вроде ненавидеть магию надо, но с тех пор, как она вернулась и снова начала пульсировать в крови, Мелена перестала чувствовать себя настолько одинокой как прежде, будто кусочек души на место вернулся.
Спустя пару дней, перевернув весь замок кверху дном, андракийцы так и не смогли найти короля. В поисках потайных ходов и убежищ они просмотрели каждую стену в том подземелье, каждый камень, каждую трещину, но ничего не нашли. Маэс сам лично спускался в камеру, где нашел Мелену. Долго стоял там, пытаясь что-то почувствовать, понять, но все без толку. Казалось, ответ прост и лежит где-то на поверхности, под самым носом, но ухватить его так и не удалось.
— Короля нигде нет, — мрачно произнес Хасс, неслышно подойдя к императору.
Тот стоял на крыльце и наблюдал, как Мелена размеренно метет двор. Выглядела она умиротворенной, Серый подол колыхался, мягко обхватывая стройные ноги, метла неспешно шаркала по брусчатке, а на губах порой проскакивала мимолетная улыбка.
— Это ее рук дело, — Маэс покачал головой, — Я уверен.
— Как ей удалось это провернуть?
— Не знаю. Не понимаю.
— Так посади ее под корону, — предложил Хасс, — и все узнаем.
Маэс не ответил.
— Понятно… Бережешь.
— Что?! Нет! — возмутился император.
— Конечно, да, — устало вздохнул песчаный кхассер, — любого, кого не смог бы сломать сам, ты бы в тот же миг сдал мастеру воспоминаний. Но не ее.
— Ты же знаешь, после последнего раза корона перегорела, а Рамэй работает только с ней, — скупо напомнил Маэс, — вот починит, тогда и посмотрим.
Когда магистру пришлось взламывать память двух безумных, прибор не выдержал — задымился и начал сыпать искрами, в результате сгорели все кристаллы и разъемы к ним.
— Это просто отговорки, и ты это прекрасно знаешь.
Император криво усмехнулся:
— У меня такое чувство, будто ты меня как котенка носом в лужу тыкаешь.
— Я лишь говорю правду.
— Правда в том, что она — просто мой трофей. И это ничего не значит.
— Она твоя пара. И это важнее всего, — Хасс ободряюще сжал его плечо, а потом ушел так же тихо, как появился.
После его ухода Маэс еще некоторое время стоял, рассматривая линии на своих ладонях. Интересно, где-нибудь был знак, что на жизненном пути повстречается такое испытание? Знал бы — всеми силами постарался бы избежать.
Он перевел задумчивый взгляд на Мелену и обнаружил, что она перестала мести двор. Вместо этого стоит, опираясь на метлу обеими ладонями, и угрюмо смотрит на него, и ничего в ее глазах не понять. Где-то под солнечным сплетением нехорошо шевельнулось тоскливое ощущение пустоты, которую нечем заполнить.
Маэс развернулся и ушел.
Рядом с ней находится было сложно. Он привык к строгому порядку и контролю над всем, включая собственные эмоции. С ней так не получалось.
В голове то и дело проскакивала надрывная мысль. Каково это, когда твоя пара действительно твоя? Когда чувствуешь единение, а не бессильную ярость и желание избавиться от ненужных оков? Это, наверное, здорово…
Он видел, как менялся суровый хладнокровный Хасс рядом с малышкой Ким, как бесшабашный Брейр становился взрослее рядом с Доминикой, как кхассеры, которым повезло встретить свою пару, берегут ее, словно самую большую драгоценность.
Ему же досталась не драгоценность, а смертоносный капкан, из которого не выбраться. Он сам себя в него загнал, когда пробрался в Асоллу. Это был его выбор, и Маэс в нем не сомневался. Отдать свое сердце чтобы спасти тысячи жизней было самым верным решением в его жизни, но он не думал, что потом будет так тяжело дышать.
Тянуло со страшной силой, порой готов был сам себя цепями сковать, лишь бы не сорваться к ней. А зачем? Что там его ждало кроме холодного взгляда, полного презрения? Мел ненавидела его и все, что связано с Андракисом. Он ненавидел ее. И не оставалось места для чего-то другого. Да и не хотел он другого. Были цели, ради которых он готов на все, а остальное не имело значения. Собственные эмоции тоже ничего не значили.
Надо просто переболеть, пересилить все это. Продолжать держаться от нее как можно дальше, не прикасаться, не разговаривать. Тогда станет легче.
Маэс все еще надеялся, что время и расстояние поможет справиться с этой напастью. Поэтому, когда Морт приковылял к нему и с лихорадочно полыхающим взглядом сообщил, что понял, как снять защиту и надо немедленно отправляться к Сторожевой гряде, император, не раздумывая, согласился.
Тем же вечером из Асоллы выехал небольшой кортеж. Доверху гружёная карета, на которой раньше передвигался сам король, теперь была до отказа набита кристаллами, приборами, склянками и всем тем, что по мнению Морта было необходимо для сокрушения второй границы. Он сам и пяток его самых толковых подмастерьев ехали следом на карете поменьше. Сопровождали их два десятка воинов, верхом на виртах, целители и группа магов, у каждого из которых были свои способности.
Маэс и остальные отправились в путь на следующее утро.
— Глаз с нее не спускать, — приказал Акселю, который в этот раз оставался за главного. Хасс ему нужен был у границы, — понял?
— Как уж не понять, — усмехнулся черноволосый кхассер. Мелена стала головной болью для всех, а после пропажи Вейлора, так и вовсе стянула на себя все внимание. Подумать только, одна молодая женщина, а проблем, как от целого Роя!
— И следите, чтобы она близко не подходила к той темнице, где сидит Ингвар.
Имя рыси они узнали, когда посадили под корону его безумную подругу.
Мажс помнил, каким взглядом она наблюдала за рысью. С тем же выражением Мел смотрела и на Вейлора. Вейлор исчез…
— Может, запрем ее? — без особой надежды предложил Аксель.
— Хорошая идея, — Хасс перевел выжидающий взгляд на своего правителя, — это решит многие проблемы.
— Ты хочешь, чтобы я нарушил свое собственно слово? — тон императора стал на несколько градусов холоднее.
— Нет. Конечно, нет.
— Просто держите ее под контролем.
Вскоре с крепостной стены Асоллы в небо поднялись кхассеры во главе с мрачным императором. Его красная шкура, изрезанная темными полосами, лоснилась на утреннем солнце, движения были сильны и уверенны. Он улетал из замка со смешанными чувствами, с одной стороны испытывал облегчение, с другой — все сильнее натягивалась дрожащая нить между ним и парой.
— Просто перетерпеть — напоминал сам себе, — просто стиснуть зубы и перетерпеть. Скоро полегчает.
Их было шестеро, по одному из каждого крана. Все кроме рысей. И хотя в Асолле был их представитель, а вернее даже два, но толку от них никакого. Один безумен и бросается на все, что движется, вторая — бестолковый котенок, готовый днями напролет бегать за шелестящей бумажкой на веревочке и играть. Придется обходиться без них.
Они добрались до сторожевой гряды, как раз к тому моменту, когда Морт словно угорелый носился вокруг кареты, явно позабыв о том, сколько ему лет.
— Аккуратнее! Не уроните! Не разбейте! Да что же вы как медведи неуклюжие?! Бережнее надо. Бережнее!!!
Спустя полчаса, когда все было перенесено в маленький дом, обычно служащий пристанищем для стражников, охраняющим переход между Долиной и Милрадией с весны и до наступления осени, Морт носился уже с другими криками:
— Зацепки! Надо найти зацепки! Якоря, на которых все держится! — повторял он как заведённый, — только так можно сломать. Остальное — бесполезно.
Увы, в этом он был прав. Дыра, которую пробили андракийцы, прорываясь в Милрадию, уже начинала затягиваться, как рана на теле великана. Защита восстанавливалась.
— Разделение миров нам не преодолеть, да и не зачем. Но эту границу надо сносить, иначе каждый год нам придется пробивать брешь заново, — хмуро произнес Хасс, — замкнутый круг.
Император и так этот знал. Он уже продумывал, как быть дальше. Кого оставлять здесь, когда зима кончится, как распределять силы, чтобы защитить Андракис и контролировать притихшую Милрадию.
Вторая граница действительно была серьезной помехой. Миры сопряжены сто зимних дней, и тратить время на то, чтобы каждый год ценой неимоверных усилий пробивать новый проход — бессмысленно.
Надо ее ломать.
К следующему полудню под четким руководством Морта вдоль сторожевой гряды были расставлены причудливые приборы, похожие на перекошенные рогатки с множеством ответвлений. Они помогали магам усилить линии дара и сообщали громким писком, если вдруг где-то шли ответные колебания
Первую зацепку нашли еще через день благодаря Доминике.
Когда целительница начала проверку напротив перекрытого на зиму подгорного прохода между Милрадией и долиной Изгнанников, прибор, откликнувшись на ее дар, впервые истошно запищал.
— Я что-то нашла! — закричала Ника, привлекая внимание остальных, — Там!
Группа отправилась внутрь, на поиски источника колебаний, но смогла добраться только до середины пути. Дальше вставала невидимая стена, обозначающая границу.
Тогда они начали методично обыскивать каждый доступный сантиметр, а потом кто-то обратил внимание на то, что синие грибы, сонно мерцающие прожилками, расположены не так хаотично, как казалось на первый взгляд. Они сплетались в паутину, которая становилась плотнее вокруг острого валуна, вросшего в каменные своды.
Объединив усилия, трое кхассеров отвалили его в сторону. За ним обнаружилась глубокая ниша, а в ней — круглый сосуд, заполненный золотистой жидкостью. А внутри, то всплывая на поверхность, то полностью скрываясь, пульсировало сильное сердце.
Ника испуганно отпрянула, а Маэс мрачно произнес:
— Кто-то из древних кхассеров.
Это было сердце одного из тех, кто когда-то остался в Милрадии, и кого вероломно предали ради жажды золота и власти.
Все знали, что вторая границы стояла на крови тех, кто отдавал свою жизнь, защищая людей от роя, но увидеть это своими глазами было жутко.
— Неправильно все это, — прошептала Доминика, — нельзя так.
Дрожащими кончиками пальцев она прикоснулась к холодной поверхности сосуда. В ответ на робкое прикосновение сердце дернулось, замерло на миг, а потом продолжило размеренно биться. Оно не знало покоя уже сотни лет.
Целительница по привычке нашла линии жизни. Они тугим сгустком пульсировали в центре органа, но по краям были черными, будто оплавленными.
— Это рысь, — горько произнесла она, — был…Он устал…надо его отпустить.
Маэс молча забрал сосуд и вышел на улицу. Сквозь толстое стекло он чувствовал усталый ритм обреченного сердца. У него самого за грудиной так сильно ломило, что едва удавалось сделать вдох. Хотелось кричать. На всю округу, срывая голос, выплескивая все то, что кипело внутри. Дикая ярость сплеталась с отчаянием и болью. Он был воином, порой излишне жестоким и безжалостным, но даже у него в голове не укладывалось, как так можно. Изуродовать, вырезать сердце и заковать его в стеклянной темнице на века, поддерживая в рабочем состоянии за счет какой-то лютой магии. Зациклить на ем защиту от других кхассеров, использовать, не оставив шансов на успокоение.
В Андракисе так не поступали даже с заклятыми врагами.
Не замечая пронизывающего ветра, Император вышел на небольшой холм, возле сторожевого поста. Приняв звериную форму, разрыл снег и мощными когтями вспорол стылую землю, потом снова стал человеком, опустился на колени и ладонями разровнял глубокую лунку, подготавливая последнее пристанище для древнего кхассера.
Закаленное стекло поддалось не сразу. Император давил его до тех пор, пока по мутной поверхности не побежали тонкие трещины. Хруст, шипение, похожее на измученный выдох, и на землю полилась золотистая жидкость, а само сердце выпало на ладонь к Маэсу.
Оно было теплым, и как бы глупо это ни звучало, глубоко несчастным и измученным. В нем пульсировали остатки прежней жизни и неиссякаемая боль. Она была настолько ощутимой, что у императора перехватило дыхание, и жгучий ком перекрыл горло. Даже глаза, никогда не знавшие слез, начало печь.
Он достал из-за пояса короткий изогнутый нож. Приставил острие к надрывно бьющемуся сердцу и тихо произнес:
— Прости. И спи спокойно.
Одним движением Маэс проткнул его насквозь и держал в руках до тех пор, пока оно не замерло. Только после этого положил в приготовленное углубление и присыпал сверху землей.
Люди встретили его настороженным молчанием. Мужчины угрюмо хмурились, Доминика, изо всех сил пыталась скрыть слезы, и у каждого из них внутри болело.
— Нам надо искать остальные якоря. Всего их будет семь, как и кланов, — император говорил тихо и уверенно. Все всегда крутилось вокруг кланов. — рысь уже есть. Осталось найти остальных. После тащим сюда Сеп-Хатти и ломаем эту границу ко всем чертям! Ясно?
Ему в ответ были лишь молчаливые, полные холодной решимости, кивки.
После первой находки дело пошло живее. Теперь они знали, что искать.
В тот же день огненный маг почувствовал сердце древнего тигра, снежный — барса, воздушный — пуму. Еще через день им удалось обнаружить сосуд, в котором было заточено сердце черной пантеры, а ближе к ночи обнаружили и ягуара. Дольше всех пришлось повозиться с песчаным кхассером. Его останки оказались запрятанными далеко в горах, в темном ущелье.
Их всех похоронили рядом с рысью. Маэс сам, лично, отпускал каждого из них и засыпал землей. Ему это было нужно чтобы навсегда в памяти отпечаталась цена чужого лицемерия, чтобы почтить память тех, кого предали.
К вечеру, уставший, но довольный Морт сообщил новость:
— Защита перестала быть стабильной. Она еще держится на древних плетениях, но основу из-под нее мы уже вышибли. Приборы чувствую перепады то тут, то там. Пора разломать добить это чудовище. Действовать нужно с двух сторон. Здесь будем мы с магами, а с того края нужна мощь Сеп-Хатти.
— Нужна, значит будет, — императору не терпелось покончить со всем этим…И вернуться обратно в Асоллу.
Он устал. Не физически — долгие переходы и военная жизнь, выковали выносливость. Он мог неделями не спать, есть когда придется и при этом действовать на максимуме возможностей, не чувствуя ни усталости, ни сомнений.
Он устал по-другому. Эти сердца преданные, измученные… Каждый раз, пронзая одно из них, он будто сам умирал. И хотя заветная цель была так близка, он не испытывал ничего кроме опустошения. Хотелось запереться где-нибудь в темной комнате…под бок себе утащить Мелену, и просто лежать рядом с ней, закрыв глаза и ни о чем не думая.
Той же ночью кхассеры снова поднялись в небо и миновали мягкие склоны сторожевой гряды. Под утро под ними уже распласталась долина Изгнанников. Опустошенная, заброшенная, лишенная своих обитателей и защиты. Это место стало пустым.
Без передыха они ворвались на территорию Драконьих гор и там разделились, отправившись на поиски Сеп-Хатти.
Свой ураган император нашел на дальнем склоне и удивился, насколько изменилось соотношение сил. Теперь, когда у него появилась пара, Сеп-Хатти стал более благосклонным. Он не сопротивлялся и не своевольничал. Его не надо было переламывать, подчиняя своей воле. Он сам был готов помогать.
Маэс без труда утащил его к границе и уже там дожидался остальных.
Следом за ним вернулись Хасс, Брейр, вечно хмурый ягуар. Двум оставшимся кхассерам пришлось сложнее — у них не было пары. Но и они в итоге справились.
— Приступим.
Маэс ударил первым. Его ураган, вошел в сторожевую гряду, как раскаленный нож в масло. Следом за ним рванули и остальные, расширяя разрыв, раскачивая и без того покачнувшуюся защиту. С другой стороны, пылали то алые всполохи, то ледяные взрывы — это маги продирались им навстречу.
И, наконец, вторая вероломная граница, лишенная своей кровавой основы, не выдержала и обрушилась. Кажется, в этот момент сторожевые горы содрогнулись до самого основания, и ударная волна прошла по близлежащим лесам, поднимая в небо бесчисленные стаи птиц и клубы снега.
— Мы сделали это! — простонал Морт и, схватившись за сердце, свалился на землю без чувств.
К нему тут же бросилась Доминика и остальные, а Маэс тяжело опустился на холодный камень и запрокинув голову к небу, прикрыл глаза.