Три сестры. Анна (СИ)

Глава 7

Октябрь девяносто восьмого полыхал огнём рябин. В дачном посёлке, что всё увереннее с каждым годом терял статус дачного и превращался в совершено обычный жилой посёлок, как-то было принято сажать рябины и липы. Вот и тонули мы по весне в белой пене цветущих рябин, дурманил голову в июле медовый аромат золотых цветов липы, осенью любовались рубиновыми гроздьями, а зимой слушали гомон и перекличку прилетевших полакомиться мороженой ягодой птиц. Я и сама порой срывала несколько ягод во время прогулки и отправляла в рот, жмурясь от удовольствия и белизны снега кругом.

Гуляла я подолгу. Медленно, никуда не торопясь. Наслаждаясь любым временем года и беседуя с Лихо. Вот и сейчас я остановилась и подняла голову, наблюдая за кружащимися листьями. Лихо отошёл в сторону и развалился на чем-то приглянувшейся ему охапке опавших листьев.

— Ооой, какой котик! Это у вас бенгал, да? — остановилась рядом недавно ставшая мелькать в посёлке девушка. — Здравствуйте!

— Здравствуйте, — чуть склонила голову я. — Не знаю. Мы с Лихо случайно познакомились, так что о его семейных связях мне ничего не известно.

— Ой, я Катька, — едва заметно дёрнулся уголок губ новой знакомой, выдавая, что собственное имя ей не нравится.

— Катя, красивое имя. — Произнесла я. — А почему вам оно не нравится?

— Да ну, простое какое-то. Как козу или овцу какую, — пожала плечами девушка. — А можно я вашего котика поглажу?

— Я не против, но Лихо у нас кот с характером, может и нашипеть, — предупредила я.

— Как и все мужики, мой вон тоже всё ворчит, что развожу телячьи нежности, а он терпеть все эти сюсюкания не может, — улыбнулась Катя.

— А я Анна, Аня. И знаешь, можно всю жизнь Нюркой проходить, а можно и Анной Иоановной. Тут всё зависит только от того, как ты позволяешь к себе относиться, — улыбалась я, наблюдая с каким снисхождением Лихо позволял себя гладить.

— Спасибо, — поднялась Катя. — Кошек очень люблю, но завести не могу. Сама на птичьих правах, а в общежитие нельзя. Вы извините, что я вам вот так навязалась.

— Ничего страшного, — ответила я. — Старость любопытна и любит разговоры.

А уже на следующий день мы с Лихо встретили Катю, идущую с сумкой через плечо. Девушка явно покидала посёлок.

— Уезжаете, Катя? — спросила я.

— Да, погостила и хватит, — постаралась улыбнуться расстроенная девушка.

— Жаль, кое-кто вон явно рассчитывает, что красивые девушки гладить его теперь будут на ежедневной основе, — пошутила я. — Не буду задерживать. Счастливого пути.

Неделю спустя Лихо нагло побежал впереди меня. Похоже, что маршрут прогулки он решил выбрать самостоятельно. Обычно он эту сторону посёлка не любил. Слишком много собак. Возле крайнего от леса дома кот заметно замедлился.

— Доброго дня, Дмитрий, — поздоровалась я. — Как-то вы слишком нарядно оделись для ремонта машины.

— Здравствуйте. Да я не собирался её ремонтировать. Надо срочно в город доскочить, да что-то забарахлило. — Раздражённо пнул по колесу своей хонды мужчина.

— Да уж… Когда интересно кто-нибудь додумается хоть киоск какой открыть. Продукты вечно берёшь с запасом, а чуть что кончится и уже надо в город ехать. — Сочувственно улыбаюсь я.

— Я не за продуктами, — вздохнул Дима.

— Да я понимаю. Перед встречей с продуктами мужчины не бреются, — хмыкнула я. — Так Катя твоей гостьей была?

— Моей. Да соплюшка она! Девятнадцать лет всего. И мне сорок! И кроет меня иногда. Ну, вы знаете. Вот что она могла во мне найти? — вырвался у него, похоже, самый главный вопрос.

Отец у Дмитрия был военным в высоком чине, но из тех, кто свои погоны и награды заслужил потом и кровью. А вот мама Диму баловала. Единственный сын, что уж. После очередного привода в милицию во время пьяного дебоша, отец отправил парня служить. И не куда-нибудь, где потеплее. Владимир Романович напряг всех своих друзей, но запихнул парня аж в Псковскую дивизию вдв. Специально, чтобы мама с пирожками ездить не начала. Мама плакала и просила сына хотя бы перевести, но Владимир Романович не сдавался и говорил, что это проверка. Если его сын, то отслужит как положено и вернётся мужиком, которому не стыдно руку подать при встрече. А если будет ныть, скулить и проситься обратно, значит, жена ему подкидыша приволокла.

Дмитрий не только достойно отслужил свою срочную службу, но и вместо дембеля отправился в Афганистан. Через три года попал в госпиталь с ожогами на половину тела. Вернулся домой, где уверенно вставал на ноги, бегал, возвращал телу былую силу. А потом вновь уехал в Афганистан. Родителям сказал сам и предупредил, что будут мешать, всё равно уйдёт. Только они его могут больше не ждать.

— Мой. Полностью. Мать в его рождении участия, похоже, не принимала. — Ещё по фронтовой привычке скручивал табак в бумажку Владимир Романович.

Дмитрий лет десять как осиротел. Мать ушла раньше, подорвала сердце, ожидая сына. Отец встречал сына из Афганистана при полном параде, при всех жал руку. Сыном он гордился безмерно. После смерти отца жил Дима один, Катя вообще была первой, кого он привёл в этот дом. Да и ранения, война… Не проходит такое без следа. Ни для кого.

— Так у неё бы и спросил, — улыбнулась я. — Красивая девушка, приятная. Только ведь придётся сюсюканье терпеть, Дим. Как же ты с этим справишься?

— Да ей бы ровесника найти, романтичного дурачка какого-нибудь. Чего там молодёжь хочет? Чтоб дискотеки эти их, клубы. А не я с кошмарами и половиной тела в шрамах после ожогов. Только… — Нахмурился Дмитрий. — И побыла здесь пару недель всего, а уехала и пусто стало. Теть Ань, вот что делать?

— Дим, а ты представь, что дурачка ровесника она вот уже нашла. За неделю-то да в обиде, долго что ли? Ну, и куда ты её с такой ревностью, что глаза сверкают, как у моего Лиха, отпустил? — покачала я головой.

— Да за языком я не следил. Катька, Катюха. А тут разозлился и ляпнул, что имя как у овцы и сама себя ведёт также. Ну, она мне и сказала, что Катька может и как у овцы, но в России двух императриц Катьками звали. Занавески, из-за которых весь скандал разгорелся, довешивать не стала. Те, что повесила, сорвала и в мусор кинула. Вещи собрала и только дверью хлопнула. — Поделился подробностями Дмитрий.

— А, так она в твоей берлоге уют решила навести, а ты её обидеть за это умудрился, — развернулась я, чтобы продолжить прогулку. — Аукнутся тебе ещё эти занавески, Дима, ох аукнутся. Не знаю, чего там вся молодёжь хочет, но конкретно твоя хочет котёнка.

Вроде не касающаяся меня ситуация из чужой жизни вдруг почему-то заставила задуматься о своей.

— Знаешь, Лихо, а вот ради меня никто занавесок вешать не захотел. Да и никому без меня пусто не становилось. — Даже с какой-то обидой прозвучало.

Даже Лихо похоже её услышал, потому что обернулся и внимательно на меня посмотрел. — Ну, что ты так смотришь? Может я тоже бы сейчас ждала бы внучку или внука со школы. Или ругалась бы из-за занавесок. Только видишь, не встретилось в жизни того мужика, ради которого рискнула бы. Ещё раз. — Вздохнула я. — Или может я насмотрелась на отца… А таких как он, настоящих, может, уже и вовсе нет. Не перешли рубежа сорок пятого.

Лихо вернулся ко мне и потëрся о ноги с громким мурлыканьем, словно успокаивал и напоминал о себе одновременно.

— Зябко что-то. Пойдём домой, — решила я.

Но и дома этот озноб не проходил. Даже присланная сестрой в подарок на последний день рождения тёплая шаль не помогала.

— Похоже простыла. И где умудрилась? Хотя осень и старость друг с другом не ладят. — Поставила я на столик рядом с креслом у печи бутылку кизлярского коньяка Багратион.

Вспомнилось, как сама рассказывала Але о любимой шутке князя, в честь которого и назвали напиток, о своём носе. Взгляд сам побежал по фотографиям, вырывая из небытия вспышки воспоминаний. Вдруг навалилась усталость и такая неприятная сонливость. И в горле словно начала ощущаться горечь от близких пожаров. Мысли метались, пытались вырвать из оцепенения, заставить действовать.

Заболела? Возможно. Опьянение? Нет. Я и глотка не успела сделать. Наверное, забыла заслонку печи, и угарный газ пошёл в комнату. Я попыталась встать, но ноги подвели, и я упала. Тяжесть навалилась на грудь. С огромным усилием я сфокусировала взгляд. Лихо уселся на моей груди, перебирая лапами и не отводя от моего лица горящих янтарём глазищ. Где-то мелькнуло воспоминание, что у моего кота один глаз не видит и затянут белой плёнкой. Почему-то показалось важным удостовериться в том, что это точно мой кот, именно сейчас.

Горящий янтарь затянул как течением, когда пытаешься сопротивляться, но тело перестаёт слушаться.