Эпилог
— Утро красит нежным светом… — напевала Наташа Маркова, стоя у большой плиты и помешивая кашу. Она была одета во все белое, даже колпак поварской на голове. Как говорит местный су-шеф, товарищ Су Ин Ким, «никаких волос на кухне!». Поэтому ее волосы были убраны под колпак несмотря на то, что сама Наташа считала намного привлекательней, когда из-под колпака виднелись пряди волос, а в колпаке она становилась пучеглазой как лягушка и вообще андрогинной.
— Стены древнего Кремля… — подхватывает Виктор в другом и заглядывает ей через плечо: — уже почти готово. А еще у нас будет настоящий кофе, в турке, спасибо товарищу Киму.
— У нас в Ташкенте говорят, что если кофе растворимый, то это говно а не кофе! — экспрессивно вскидывает руки вверх товарищ Ким, су-шеф ресторана в гостинице «Узбекистан»: — как можно людей растворимым кофе поить? Нет, ну я понимаю если вы врага в плен захватили и пытаете его, где расположены ракетные установки, и кто командир, тогда можно его растворимым кофе поить… тем более что в пакетах и жестянках продают — это ж наполовину опилки из цикория!
— Совершенно с вами согласен, товарищ Ким! — кивает Виктор: — еще как согласен! Растворимый кофе — это содом и гоморра, но у нас в Колокамске чтобы настоящий кофе раздобыть… а ведь его еще и сварить правильно следует.
— Ничего сложного в этом нет, Виктор-джан, — пожимает плечами Су Ин Ким и берет в руки медную турку, любовно поглаживая ее бока: — Вот смотрите, я вам покажу, как моя халмони учила. Она у меня в первом составе в узбекские степи была сослана, еще при Сталине, только и был при себе мешочек с рисом, а так в чистую степь их из теплушек вывели, а на носу зима. Эх, да чего говорить… но кофе она варила просто чудесный! Соседи узбеки приходили, говорили: «Ким-хальмони, научи, как у тебя так получается?» А она им: — «Терпение надо, как рис в казане варить!»
Он насыпает кофе в турку и показывает Виктору: — Вот, смотрите внимательно! Кофе должен быть помол мелкий-мелкий, как пудра, как мука для манты! На одну чашку — одна чайная ложка с горкой, плюс еще пол-ложки «на турку», как мы говорим. Айя, некоторые дураки сразу воду горячую льют — это все равно что плов кипятком заливать! Нет-нет-нет! — он энергично машет рукой. — Только холодная вода, обязательно холодная! И сахар если хотите — сразу кладите, потом будет поздно.
Ким ставит турку на огонь и продолжает, жестикулируя свободной рукой: — Теперь самое главное, запомните, как «Отче наш» — огонь маленький-маленький! Кофе варится на огне свечи, на которой можно только любовное письмо прочитать. Ха! И не отходите никуда! Кофе — это как ребенок маленький или как тесто для хингаля — глаз да глаз нужен! Вот, слышите? Начинает шептать, как старый аксакал сказки рассказывает. Сейчас пенка появится — это самое святое в кофе! Пенку убьете — все пропало, выливайте и заново начинайте. Моя мама всегда говорила: «Су Ин-а, кофе без пенки — это как свадьба без музыки, как дастархан без плова!»
Кофе начинает подниматься, и Ким быстро снимает турку с огня: — Оп! Видели? Как только поднимается — сразу с огня! Пусть секунд десять отдохнет, осядет. Потом опять на огонь — и так три раза! Три раза, запомните! Не два, не четыре — именно три! Почему три? А хрен его знает, так деды учили! Может, один раз для аромата, второй для крепости, третий для души, кто знает?
Он в третий раз снимает турку и с гордостью показывает густую пенку сверху: — Вот! Видите, какая красота? Как шапка каракулевая! Теперь наливаем — сначала по капельке в каждую чашку пенку распределяем, это самое ценное, а потом уже сам кофе. И никакого молока! Молоко в кофе — это как кетчуп в плов класть, варварство полное!
Ким разливает кофе и довольно кивает: — Вот так, дорогие мои! И запомните — хороший кофе пьют маленькими глотками, не спеша, как с хорошим человеком беседуют. А кто залпом выпил — тот и растворимый может пить, все равно разницы не поймет! Кушайте на здоровье, як-ши! Принесите сегодня победу своим девочкам! Я-то сильно не разбираюсь, на стадион не хожу, но спорт — это дело хорошее.
— Вроде запомнил. — говорит Виктор и кланяется товарищу Киму: — спасибо большое! И за зерна кофейные спасибо и что разрешили немного на кухне похозяйничать!
— Вы же гости. — разводит руками кореец: — как иначе! Первый долг хозяина — сделать так чтобы гости довольны были!
— Еще как иначе. — ворчит себе под нос высокая женщина, одетая так же как и все — в белое и с поварским колпаком на голове, вот только как отмечает Наташа Маркова, на ней это почему-то смотрится элегантно: — вот придет санэпидемстанция, а у нас на кухне посторонние! Да нас закроют на месяц!
— Извините нас, Тамара Петровна. Но для нас это важно, — поясняет Виктор: — чтобы завтрак был своими руками приготовлен. Это вроде как заряжает девчат на победу.
— Заряжает… — кивает Наташа Маркова, про себя представляя Виктора Борисовича голышом в одном фартуке и прыскает себе в ладошку. Это бы точно всех зарядило.
— Аджж… Тамарочка, радость моя, ну не ворчи. Ты же видишь, сколько молодых и красивых девушек у нас в гостинице живут, это же счастье и отдохновение для усталых глаз такого старого человека как я…
— Вам все бы шуточки шутить… — ворчит Тамара Петровна: — пользуетесь тем что я вам отказать не могу, Ким-оглы… чего уж теперь.
— Ладно, пойду кофе девчатам подавать. — сказал Виктор: — товарищ Су Ин, я же правильно понимаю что разливать кофе следует только перед подачей?
— И готовить и разливать сразу перед подачей к столу. — кивает су-шеф: — иначе вкус потеряется. И зерна молоть тоже — только сразу перед тем, как готовить. Некоторые намелят зерен на неделю и в банку… а то и в пакет. Нельзя так. Душа у кофе теряется, выходит…
— Алена! Маслова! — Марина Миронова толкает соседку локтем и понижает голос, переходя на шепот: — ты же за все в курсе! Расскажи, а…
Алена отчаянно зевает, протирает глаза и потягивается. Поворачивается к Марине и подбоченивается: — Чего тебе, Миронова? Не выспалась?
— Выспалась! То есть не совсем, но не в этом дело! Аленка, ты же все знаешь, скажи, чего там ночью было? Правда «особые тренировки» провели⁈
— Чего? А… не. — отмахивается Алена: — тут больше разговоров. Витька хитрый, сперва нас всех утомил, целый день по музеям, тренировка, да еще и кино поздно вечером. Так что все заснули и все. Не было ничего.
— А почему у тебя засосы на шее? — интересуется Марина, внимательно изучая соседку взглядом.
— Ты чего, Миронова⁈ — Алена отодвигается от нее вместе со стулом: — что за манера вот так… вглядываться в других людей. Это у меня… ушиб! Я об дверь ударилась!
— Хм… — подозрительно говорит Марина и оглядывается по сторонам.
— Доброе утро. — к ним за столик подсаживается Айгуля Салчакова, свежая и выспавшаяся с утра: — как дела, Вазелинчик? Привет, Марин.
— Хм… — говорит Марина, вглядываясь в Айгулю: — и у тебя засосы… что ты ночью делала?
— А? — хлопает ресницами Айгуля: — Марин, ты чего?
— Она тут следы вчерашней оргии ищет. — откликается Алена, поднимая воротник своей мастерки и натягивая воротник на лицо: — детектив Миронова, полиция нравственности.
— Да не было ничего. — моргает Айгуля: — поздно было, вот все спать сразу и отправились. И вообще, вы о чем думаете? У нас матч на носу.
— Маркова Наташа сказала, что чем меньше мы про матч думаем, тем лучше. Меньше переживать будем. — говорит Марина и барабанит пальцами по столу: — меня эти ваши недомолвки пугают. У вас команда или что?
— У нас команда. О, смотри, кашу принесли… — Айгуля смотрит как Наташа расставляет на столе тарелки: — Маркова! Ты чего, решила карьеру сменить? От помощника тренера в официанты?
— Молчала бы, Салчакова. — морщится Наташа, расставив тарелки и убрав поднос подмышку: — вам от ваших тренеров каша — приготовлено с любовью! И сейчас Виктор Борисович кофе вынесет, прямо тут разливать будет, потому что оно в турке, а товарищ Ким сказал, что кофе без турки — деньги на ветер. А те кто растворимое кофе пьют — они вообще сатанисты. И их нужно в особые лагеря вывозить, чтобы там трудом перевоспитывать. Вот.
— С любовью? — Марина подозрительно принюхивается к каше: — чем вы там на кухне занимались⁈
— Что это с Мироновой с самого утра уже? — спрашивает Наташа, подбоченившись.
— Ей везде непристойности мерещатся. — сообщает Алена Маслова: — она всех вокруг подозревает. Шерлок Холмс и доктор Ватсон в одном лице. Улики ищет.
— Какие еще улики? — не понимает Маркова.
— Что вчера ночью у Витьки в номере оргия была.
— Аа… ясно. Еще одна. — Наташа упирает одну руку в бок, другой придерживая пустой поднос: — ты, Марин не на то дерево лаешь. Не было ничего.
— Вот и я ей говорю! Не было ничего!
— А засосы у этих двоих откуда тогда⁈ Вчера ничего не было, я же помню!
— Засосы? — Наташа наклоняется чуть вперед: — а ну дай посмотреть…
— Отстань! Маркова! Лапы свои убери! — отбивается Алена.
— Какие вы энергичные с утра… — меланхолично замечает Юля Синицына, проходя мимо и садясь за соседний столик: — прямо аж тошнит.
— Юля! — поворачивается к ней Марина Миронова: — Юля, они от меня что-то скрывают! Вчера что-то было же! А они говорят не было ничего, а у самих — засосы на шее! А вчера не было!
— Вот как. — Синицына поворачивает голову и некоторое время изучает их взглядом. Наташа подскакивает и говорит «ой, я сейчас кашу принесу и тосты» и исчезает вместе с подносом.
— Это же совершенно логично, Миронова. — наконец говорит Синицына: — ничего не было. И не могло быть. Потому как Виктор Борисович Полищук — высоконравственный молодой человек и старший тренер команды. Комсомолец.
— Мы точно про одного и того же человека говорим? — не выдерживает Марина: — я с ним в одной коммуналке жила, не припомню такого.
— Марина. Чудес на свете не бывает. — вздыхает Синицына, аккуратно расправляя салфетку у себя на коленях: — любые чудеса объясняются тем, что мы чего-то не видим или не понимаем. Принцип скальпеля Оккама, Марин. Существует логическое противоречие между тем что вчера совершенно точно не было никакой «особой тренировки», и все пошли спать, а также тем, что у Салчаковой и Масловой на шее засосы. Это противотечение легко снимается с помощью скальпеля Оккама. — появляется Наташа с подносом и тарелкой каши, быстро выставляет тарелку на стол перед Синицыной и остается стоять рядом с интересом прислушиваясь к разговору.
— И как же? — спрашивает Марина, когда Синицына уже пододвинула к себе тарелку.
— Еще кофе будет. — говорит Наташа: — то есть компот, конечно, пейте, но будет кофе. Сейчас Вить… Виктор Борисович приготовит.
— Ты от темы не уходи, Юль. — Марина ерзает на стуле: — сказала «а», говори «бэ».
— Когда это я «а» говорила? Только в составе предложения. — откликается Юля Синицына: — твое утверждение нелогично и необоснованно. Так я весь алфавит говорить каждый раз буду, а это нивелирует ценность общения, сделав невозможным обмен информацией.
— Юля! — зажмуривается Марина: — ну… ты даешь! Я не об этом! Ты же сказала «противоречие объясняется скальпелем каким-то!». Я вот и жду объяснения!
— Тяжело с Синицыной разговаривать… — сочувственно кивает Алена: — у меня всегда такое ощущение потом будто я с автоматом для газировки разговариваю. Или с турникетом в метро.
— Она старается. — говорит Айгуля: — мне вот Юля нравится. Она если что не так сразу скажет.
— Ее проблема не в этом. Ее проблема в том, что даже если все так — она все равно скажет. — Алена Маслова прячет шею в воротник мастерки: — и Миронова такая же… засосы она увидела. Глазастая. Может мы ее — того, а? Удавим тут потихоньку, а потом скажем что кашей подавилась…
— Тихо ты. Послушаем Юльку про скальпель Оккама. Юлька умная, сейчас все объяснит.
— … изначальное противотечение между наличием засосов на шее у Салчаковой и Масловой и объективной реальностью в виде отсутствия оргии легко решается путем применения скальпеля Оккама — простейшее объяснение скорее всего является истинным. — декламирует Синицына: — Миронова, ну неужели так трудно вывести простейшее объяснение в данном случае? Все просто — две девушки с утра появляются с засосами. В силу анатомических особенностей человеческого организма поставить засос самому себе представляется проблематичным. Создание же некоей машины для искусственной постановки засосов — это излишне усложнение задачи. Самое простое объяснение — что эти засосы они поставили друг другу.
— А⁈
— Чего⁈
— Ты смотри-ка… а голова у тебя варит, Синицына. — одобряюще кивает Наташа Маркова и поворачивается к остальным: — так значит вот как дело было? Кто к кому прокрался? И давно это у вас? Нет, поймите правильно у меня предубеждений нет, но Маслова? Салчакова? Мои поздравления.
— Да не было ничего такого… — начинает было Алена, но под внимательным взглядом Марковой опускает глаза и смотрит в пол: — ээ…. ладно вы нас поймали.
— Д-да. Точно. Это я и Маслова. — кивает Айгуля и нервно сглатывает комок в горле: — вот с ней, ага. Всегда она мне нравилась. Потому я ее Вазелинчик зову.
— Серьезно? — брови у Марины поднимаются вверх, почти до середины лба: — вы вдвоем⁈ Обалдеть! Я… ну я не знала… и
— Доброго утречка всем! — в малый зал ресторана вкатывается тележка, накрытая белой скатертью, тележку толкает вперед Виктор. На тележке — небольшая газовая плитка и бронзовая турка, сложены друг в друга маленькие кофейные чашечки и блюдца: — утренний кофе работникам физического труда и тела! Сорок веков смотрят на вас с высоты этих пирамид и все такое прочее!
— Всем доброго. — в зал входят Маша Волокитина, Светлана Кондрашова и Лиля Бергштейн. Вслед за ними, зевая и потирая глаза кулаком тянется Валя Федосеева и Саша Изьюрева. Жанна Владимировна тоже входит и, оглянувшись — присаживается за столик в углу.
— Арина еще не проснулась. — отмечает Виктор: — Наташ, накрывай на столы для остальных, а я пока кофе прямо тут сварю.
— Айн момент, команданте! — Наташа Маркова отдает лихой салют и исчезает на кухне.
— Значит так. — говорит Виктор, включая газовую плитку: — этому рецепту меня научили узбекский кореец Су Ин Ким и он…
— А разве бывают узбекские корейцы? — поднимает руку Лиля Бергштейн: — они ж в Корее жить должны.
— В свое время их сюда депортировали. — отвечает Виктор: — у них тут целая диаспора, кстати морковчу же вчера пробовали? Тоже корейское блюдо, но в самой Корее этого нет. Это так сказать адаптированная корейская кухня к реалиям жизни в ссылке, когда ни черта нет кроме морковки и капусты. Так сказать, вариации на тему кхимчи… но там совсем другая история… Лиля! Ты меня с мысли сбиваешь!
— Она всегда тебя с мысли сбивает. Бергштейн, хватит тренера с мысли сбивать. И, если уж без футболки выползла на завтрак, то застегни уже свою мастерку, у тебя оттуда все торчит.
— Ага. — говорит Марина Миронова: — слушай, Синицына, а этот твой «скальпель какого-то»…
— Скальпель Оккама!
— Да, да, конечно… он на любых утверждениях работает же? Как аналитический метод?
— Конечно. Любая гипотеза как правило подлежит проверке через этот метод.
— Отлично. Тогда если твой этот скальпель применять, то получается, что Салчакова и Маслова сами себе засосы поставили. Обоюдно?
— Это же логично.
— Таак. А что тогда с Волокитиной? С Бергштейн? С Валей Федосеевой? Это получается что они тоже все сами себе по кругу понаставили? — Марина откидывается на спинку стула и барабанит пальцами по столу: — заврались вы, девушки. А еще комсомолки. Как не стыдно, от товарища по команде скрывать.
— О чем речь? — Виктор отрывается от закипающей на газовом огне турки с кофе: — кто там чего скрывает? У нас одна команда и скрывать что-либо от общественности мы не собираемся! Правда, девчата?
— Больно умная эта Миронова. — говорит с места Алена: — я голосую — удавить ее тихонечко. Только после матча. Сейчас пока пусть поживет.
— Алена! — Виктор укоризненно смотрит на девушку: — что ты такое говоришь! Марина, наверное, ты все неправильно поняла, скальпель Оккама это про то, что не надо умножать сущностей.
— Вы все от меня чего-то скрываете!
— Ну что ты. Твоя гипотеза о том, что мы тут все ночью собираемся и непотребностями занимаемся — это как раз умножение сущностей. Сама подумай, такое невероятно. И с точки зрения моральной, да и физически это попросту невозможно. Это все мне конечно льстит, но для того чтобы таким заниматься нам нужно роту солдат а не одного едва живого старшего тренера…
— Точно! Не может такого быть! — поддерживает его Лиля Берштейн: — я ревнивая! А он — слабый! Не выносливый! И… мы, ну у нас — пара! Вдвоем до гроба. Ячейка общества.
— Да-да. — торопливо соглашается с ней Маша Волокитина: — так все и было. А… и что это за странные образования на шее у Салчаковой? Наверное, заболевание какое-то… Жанна Владимировна?
— А? — Жанна Владимировна встает с места и внимательно разглядывает шею у Айгули Салчаковой: — это… наверное кровоизлияние. От… эээ… перепада давления и акклиматизации. И у многих такое? Надо тональным кремом скрыть… девчата будьте осторожнее. Но конечно же это не засосы, Миронова.
— И Жанна Владимировна с вами! — ахает Марина: — вы и доктора в вашу секту завлекли!
— Ладно, давайте будем завтракать и готовится к матчу. — говорит Виктор: — кофе вот уже готов, первые порции… давай Марин я тебе налью первой, а ты то нервная с утра какая-то… — он наклоняется к ней и…
— Витька! И у тебя на шее засос!
— Еще и глазастая… — качает головой Алена: — я же говорила, что удавить ее надо было… ну да что теперь уже… добренькие вы все…