1.
День шёл за днем, а за мной никто не «выезжал». Я продолжал ходить на работу и там с места на места перекидывал коробки вместе с дядей Толиком, и ничего не происходило. Витька трусливо отсиживался дома — но никто не стучал и не звонил в дверь. Никто не набирал с неизвестного номера, никто не угрожал в мессенджерах и даже под окнами никто не крутился. Витька не скучал — делал генеральную уборку, смотрел сериалы и готовил завтрак и ужин, я только приносил продукты. Требухашку тоже подкармливали, благо после последней вылазки перьев был целый шкаф. Яйцо благосклонно поглощало подношения и «открываться» не собиралось. Мы уже и привыкли к нему, жили как маленькая европейская семья. Соседи поглядывать начали с подозрением, а Витьку даже сосед отловил, когда он мусор сам осмелился вынести.
Андрюха так и не начал пить, но зато глазастый стал, как снайпер. Цапнул Витьку за руку и не обращая внимание на заикание немного допросил. Первым делом спросил не голубки ли мы случаем и когда Витька сказал, что нет, заметно расслабился. Спросил, как Витьку зовут и откуда он приехал. А чего тут живет и почему не работает? И когда уезжать собирается? А прописан где?
На удивление мой друг на этот раз не струхнул и там где можно — отвечал начистоту, а там где лишнего лучше не говорить строил из себя дурачка. Ничего дядьке Андрею узнать не удалось. Надо будет к нему зайти — пообщаться, сильно настырный стал. Свернутый кастетом на бок нос улучшает характер.
Витьке и правда скоро придется уезжать и это печально, но он не может сидеть у меня вечно — есть своя жизнь, свой дом. Останусь я сам на сам с крылатыми людьми и с безмолвным припадочным яйцом. И рождения Требухашки Витька может не увидеть. Грустно всё это. Каждому Бэтмену нужен свой Робин. Ну пусть валит, предатель. Всё придётся делать самому.
Витька тоже мрачнел с каждым днем, и Требухашку гладил, говорил с ним как с родным и даже мокрой тряпочкой вытирал.
С Катькой общаться пришлось мне.
Недолго она встречи избегала, но хотя бы попыталась. Пришла, закутавшись в платок, как мусульманка и быстро к себе проскочила, пока мы со стариком машину разгружали. Как назло и не отойти было — усатый надзором стоял за спинами. Потом ещё была машина, и ещё, а потом уборка площадки, а он всё над нами зависал, как коршун. Даже бедному Толику покурить не дал — отойдет на минуту, мы только расслабимся, а он уже назад бредёт с горячей чашкой кофе. Толик только сигаретку достал и назад положит в пачку, а я аромат кофе вдыхаю и вздыхаю.
Катька на улице даже не показывалась, а я всё ждал машину, которая сейчас за мной приедет. Не приехала. А директор тоже после обеда не вернулся, засел в кабинете и по телефону кричал на кого-то.
— Что ты так смотришь на неё? — спросил дядя Толя, — влюбился что ли?
— На кого смотрю? — отморозился я и добавил. — Какая уж тут любовь, ни денег, ни машины.
— Эх, — сказал Толик и пошёл курить.
Катьку я после работы перехватил. Переоделся по-быстрому и ждал за углом. Когда на встречу вышел, то толстушка чуть не убежала, но разговор удался. Я включил обаяние на полную мощность и рассказал о том, что «всё не то, чем кажется», и три мудака в форме живы и здоровы, но немного напуганы. Что её как и Бориску никто не видел и потому если не влезут сами, то никто про них, как про свидетелей, и не узнает.
Девочка заверила меня в том, что никуда и не собиралась идти, а если бы и хотела то набрала полицию ещё вчера. А вот бармена мне бы стоило проверить, раз уж на то пошло. Мы ведь коллеги, а он совершенно чужой человек — первый встречный.
Я поверил ей и домой проводил до самого подъезда, развлекая историями из заграничной жизни. Для полного эффекта хотел чмокнуть в губки на прощание, но не решился. Как-то не тянет меня к ней, даже если нужно притвориться. А без любви и губки не сладкие.
Короче похлопал её по широкой спине, развернулся и ушел. Из-за занавески на втором этаже кто-то выглядывал. Наверное родители всё ещё ждали жениха.
2.
Бармена тоже следовало проверить и тактика заигрываний тут не прокатывала. Поэтому я взял с собой Витьку. Его нужно как собаку выгуливать, иначе из дома не выйдет и «пообсыкает» все углы.
«Может не надо?» — спросил друг, поглаживая яйцо на тарелочке. «Надо Витька, надо,» — сказал я, и мы пошли.
Не встретив сопротивления дошли до любимой «Тройки» и, конечно, Боря был у руля, разливая пиво забулдыгам. Увидев меня он не обрадовался, а когда внутрь привидением просочился Витька — не обрадовался ещё больше.
Он смотрел как мы приближались и бледнел с каждым моим шагом. Витька твёрдо запомнил, что парня нужно припугнуть и первый рванул к барной стойке.
— От-т-вали! — сказал человеку, ожидавшему пиво и положил локти на стол, всматриваясь в «обслуживающий персонал».
— Чего? — промолвил мужик с круглой и красной мордой, краснея еще больше. Витька тоже немедленно начал багроветь, удивляя даже противника
— Я сказал Н-н-н-н-н-н-н
Он пытался выдавить это слово, не получалось, из-за этого он злился и заикался еще больше, напоминая уже не человека, а ружьё стреляющее одиночными буквами. Случайный посетитель смотрел на него расширенными глазами и ушел только когда я встал рядом и послал его на чистом и красивом.
— Не надо нервничать, парни, — буркнул он и свалил, забыв полный бокал. Очень хотелось догнать его красивым пинком под зад, так чтобы копчик болел еще неделю и травматологи получили нового пациента, но мы ведь за добро. Нам так нельзя. Пришлось оставить забулдыгу, дать ему уйти.
Я посмотрел на Бориса. Он посмотрел на меня.
Потом у нас состоялся небольшой разговор, а Витька как Воробьянинов из книжки, хмурил брови, бил кулаком по столу и мычал что-то типа «м-м-молчать».
Борька всё понял и осознал.Он вообще был приятный и понимающий парень. И вообще ему проблем не нужно.
— Ничего не видел. Ничего не знаю. Все люди братья, — подытожил он.
— Хорошо. Девку как делить будем?
Это я сам не понял зачем ляпнул, но слово не воробей.
— Она не вещь, — повторил знакомые слова Борька.
— Ладно, — согласился я, — ну пока.
Мы уже уходили и Витька готовился выдыхать с облегчением, когда я вернулся. Бармен выронил тряпку, которой полировал стойку.
— Что? — промямлил он, заглядывая мне в глаза.
— Никто из троих не заходил сюда? Выпить там пивка после работы, например.
— Нет.
Он не врал. Я ему поверил. Подмигнул и подтолкнул вернувшегося Витьку к выходу. Витька показал бармену кулак.
Когда уже выходили на улицу входящий в бар случайно толкнул меня плечом. Ощутимо и явно сделал это специально, поц. Плечо заныло от боли, а он вместо того, чтобы извиниться, только брякнул что-то грубо. Некрасиво. Я попросил Витьку подождать меня снаружи и развернулся, когда на плечо легла чья-то рука.
— Н-н-н-не-надо.
— Проверю на крылья его. Агрессивный товарищ, очень подозрительно.
Витька помахал головой отрицательно и плечо не отпускал. Я уже было подумал отстранить его, но с другом так себя не ведут, даже если он не прав.
— Живи пока, — буркнул я в сторону бара и вышел на улицу.
3.
Дом спал вместе со своими жителями. Днём он дышал, светился, пульсировал и стучал окнами, а ночью замирал и превращался в огромную спящую коробку с черными глазами.
Никаких детей во дворе, никаких бабок на лавочке, никаких уборщиц и лежащих под машинами ругающихся мужиков. Никаких скандалов слышных через бетонные стены, никаких пацанов, бегающих по крыше. Мамы не высовываются из окон и не кричат: «Вова, домой!». Не пульсирует ток по жилам от включенных телевизоров и компьютеров. Не набирается вода в ванные и стиральные машинки. Скрипят кровати от изредка переворачивающихся тел. Дом спит.
Только не спит Андрей. Еще издалека я замечаю тлеющий огонёк сигареты и понимаю, вторым или третьим чувством, что это он. И сосед не спит именно из-за нас. Он не переживает о том, что мы ходим по ночам и не соскучился за нашими милыми рожицами — он просто ждет нас. А вот зачем, я еще не понял.
— Какие люди, слышь, — прохрипел он и кажется улыбнулся. — Двое и без охраны.
— Здорово, дядя Андрей, — отвечаю и приостанавливаюсь. Чуть из вежливости, но больше из любопытства. Да и сна пока ни в одном глазу — Не спишь?
— Д-добрый вечер, — вежливый Витька здоровается.
— Да вот не спится.
— Это мой друг, Витька.
— Мы знакомы уже. Нормальный парень, слышь. Жаль, что заикается. Слышь, говорят, что если напугать, то может пройти эта болезнь навсегда. Давай его, того, пугнём?
Витька засовывает руки в карманы и ухмыляется. Друг знает, что рядом со мной ему ничего не грозит.
— Я пошутил, пацаны, — смеётся сосед и хлопает рукой по зеленой скамейке. — Садитесь, поговорим.
— Поздно, — говорю, — завтра на работу.
— Так, слышь, твой друг ведь не работает. Целыми днями по квартире ходит, стонет, сам с собой разговаривает. Мне ведь хорошо слышно, стенки тонкие.
Я вздыхаю и прохожу мимо, махнув рукой.Витька идёт за мной, когда сосед вдруг хватает его за руку.
— Слышь, Витька, чего происходит?
— Эй! — кричу я и останавливаюсь. Витька не вырывает руку и смотрит на соседа сверху вниз, а тот держит его почти нежно и смотрит другу в глаза.
— Витька, во что он тебя втягивает? Ты ведь хороший парень! Одумайся, пока не поздно! Ты еще молодой, из хорошей семьи, наверное. А этот, слышь, неблагополучный. Он выкрутится, а ты сядешь.
Витька забирает руку и я выдыхаю, не придется применять силу, сосед все-таки.
— Всё н-нормально д-дядя Андрей. Мы п-просто воздухом дышим.
— Слышь, малой, чего ты мне паришь? Каким воздухом, бля? Я тоже дышал в молодости клеем, а потом сразу на водяру перешёл. Еле соскочил с этой заразы, хочешь расскажу.
— Мы спешим, — сказал я и потянул Витька за рукав, но он остался стоять.
— Расскажите, дядя Андрей.
— Больше двадцати лет пил. Всё пропил, кроме квартиры. С работы выгнали, а я хорошим сантехником был, слышь. В «ВодоКанале» главным сантехником был, в кабинете сидел и отправлял других по квартирам ходить. Там и начал потихоньку квасить. Сначала с директором, потом с коллегами, а потом сам и со случайными собутыльниками. Так за год и не заметил, как скатился на дно. Нинка бросила, детей забрала и только хвостом махнула — ушла к бизнесмену. Дети отреклись. С работы, конечно, выгнали и друзья пить со мной перестали. Из автобуса выгоняли, потому что воняет как от бомжа — за долги воду и свет отключили. Вот так и происходит, когда связываешься не с теми людьми.
— Следи за базаром, — сказал я и поднял кулак. Сосед даже не вздрогнул и улыбнулся.
— Ну бей, слышь. Меня столько раз били, что боли я не боюсь, слышь. Ни одной кости целой нет, травматолог даже взятки перестал требовать, потому что у меня денег всё равно нет, а на стол к нему попадал регулярно, как бутылка вискаря в тумбочку. Поэтому бей, гнида, я вас здоровых не боюсь!
Он выкрикнул так, что спящий дом вздрогнул и чуть не проснулся. А я кулак медленно разжал и руку опустил, хотя очень хотелось ему нос поправить — слишком влево отклоняется. Я денег не возьму.
Алкаш на меня уже не смотрел и опять обращался к заике.
— Витька, слышь. Не бойся никого. Не слушай никого. Особенно не верь доброжелателям, тем кто сами в друзья набиваются. Тот, кто первый руку тянет, тот и наебать хочет. Вот подумай, ты с ним первый поручкался или он с тобой?
Витька посмотрел на меня и почесал макитру. Конечно это я к нему на помощь прибежал, а не он ко мне, но кто сейчас помнит добро?
— Вот так, — продолжил сосед и на меня посмотрел, — слышь, отстань от него. Отпусти парня.
— Я и не держу никого, — сказал я и посмотрел на друга, — идешь?
— П-пойдём, — как-то неуверенно сказал он и побрел за мной. Со стариком так никто и не попрощался и только огонёк от сигареты остался висеть над скамейкой.
— Ну ты даёшь, — сказал я, раздеваясь в прихожей, — тебе каждый упырь так может лапши навешать и друг станет врагом? Ну ты даёшь!
Витька отмалчивался и пошел проверять Требухашку, я пошел за ним на кухню.
— Ну что там? Сожрал уже дневной запас?
Витька кивнул и полез за за новыми пёрышками, а я продолжал стоять в дверях и накаляться от злости.
— Ты что со мной не разговариваешь что ли?
— Р—р-р-р-р.
— Ладно не рычи, вижу нервничаешь. Ложимся спать, утро вечера мудренее. До завтра подумай и расскажешь.
4.
Утром мой друг объявил, что уезжает. Засиделся, не хочет быть нахлебником и вообще ему уже звонили — звали назад, чтобы подписал очень важные бумаги. Я молча слушал и смотрел в его предательские глазища, а он отворачивал взгляд.
— Так важно? — спросил я.
— Да.
Яйцо с монстром внутри было единственным свидетелем разговора и оно было беспристрастным.
— И когда едешь?
— Сегодня или завтра. Как можно быстрее.
Чмошник — предатель. Грёбаный Павлик Морозов. Я приказал себе успокоиться и не делать глупостей. Глубоко вдохнул и медленно выдохнул.
— Давай завтра? Сам тебя посажу в поезд, а то ты, как всегда, найдешь неприятности на мягкое место. А сегодня выйдем последний раз вдвоём. Последняя вылазка. Что скажешь?
Конечно он согласился.
Витька остался думать куда пойдем ночью, а при желании мог и осторожно сходить на разведку. А кому-то работать нужно. Требухашки приходят и уходят, а кушать нужно каждый день.
Даже равнодушный к личной жизни своих работников (от слова «раб») Тарас Борисович спросил у Толика всё ли со мной хорошо и не пьяный ли я. Напьешься с вами, как же. Напарник заверил его, что с «пацаном все нормально, работает хорошо, а дальше нас не интересует».
«Мне тоже пофигу, что с вами, если уже на то пошло», — думал я, разгружая тяжеленные ящики с бананами, пока шеф с напарником мило беседовали. Ну а что, зачем помогать? Молодой, сам справится. Тут важнее разговоры.
Взять бы тот ящик, хрустнуть об землю чтобы желтые бумеранги полетели в сторону, а потом взять один банан и засунуть Толяну в мягкое место, чтобы не ездил на молодых.
Когда сталкиваешься с такого рода несправедливостью сам готов стать немного неправым.
Бананы всё не кончались, руки уже дрожали, и по спине изредка пробегали молнии боли, когда директор ушел и Толик прогулочным шагом подплыл ко мне и кряхтя взялся за ящик.
— Тяжело, да, Мишка? Пашем тут, а благодарности ноль. Про денежку я вообще не говорю, — продолжал стонать он, когда у меня зазвонил телефон.
— Эй! Ты куда? — Забеспокоился дед, когда я отцепился от ящика с польскими яблоками и отошел в сторону. Витька звонил. Что-то не так.
Витька очень редко звонит. Разговор по телефону превращается в пытку как для собеседника, так и для него. И я не издеваюсь над инвалидом, просто такова жизнь. Слушать его мычание и так тяжело, а по телефону он нервничает почему-то в десять раз больше и пока выговорит пару слов — уже забываешь о чём шла речь.
Поэтому да, если он звонит, то что-то явно случилось. Или полиция сейчас двери выбивает, или он уже на допросе, или маньяк в дверь ломится. А может просто кран прорвало и вода по лестничной клетке булькает. Но, конечно, я не догадался о настоящей причине.
Вот стенограмма:
Я — Алло!
Витя — п-п-п-п-п-п-п
Я — Привет, привет! Что случилось?
Витя — Миш-ш-ш-ш-ш-ш-ш
Я — Не тяни, я на работе. Что случилось?
Витя — Д-да. Ты-ты-ты-ты-ты
Даже мобильная связь смогла передать его напряжение и мучение. Давно друг таким не был. И он не напуган. Когда его мучили на работе и издевались добрые земляки, заикался парень совсем по-другому. Более громко, злобно, отчетливо. Буквы вылетали как камни из-под колёс автомобиля, а сейчас он заикался неумело и растеряно. Не знаю с чем и сравнить: будто что-то очень важное хотел сказать и не мог сформулировать.
Когда-то я так стоял у школьной доски и не мог рассказать про Бородинское сражение: вроде бы и читал целый вечер и понял всё, а как начать и в каком порядке рассказывать не знаю. А еще училка Марья Ивановна ждала с таким видом будто сейчас скажет: «Ну что, опять не готов?». А этот худощавый, воняющий папиросами парень сегодня подготовился вот только саркастический взгляд училки убивает его, режет по запястью бритвой. Как и насмешливые взгляды отличниц и безразличие взглядов друзей. Если бы я был Витькой, то не смог бы произнести ни слова. Да я и так не смог, сказал «Извините, я не готов» и сел на своё место. Больше попыток выучить историю в моей школьной жизни не наблюдалось. А теперь друг «нервничал» в трубку.
Я — Ты в опасности? Кто-то рядом с тобой?
Витя — Н-н-н-нет.
Я — Тогда расслабься, успокойся и рассказывай.
Толя — Мишка, ты идёшь? Я за двоих работать не буду!
Витя— Ме-ме-мешаю?
Я — Нет. Говори.
Толя — По телефону в рабочее время нельзя говорить, Мишка!
Витя — Те-те-те-те-те-ет.
Я — Успокойся и скажи нормально!
Витя — Вы-вы-ы.
Я — Сейчас брошу трубку, задрал!
Толя — Ты идешь? Мне тоже эти коробки не нужны. Сейчас брошу всё и домой пойду.
Я — Говоришь или трубку бросать?
Витька молчит и я слышу его дыхание. Вдох-выдох, вдох-выдох. Я тоже молчу, чтобы не сбить его настрой. Пусть успокоится, пусть расслабится. Дядя Толя рычит и смотрит угрожающе. Из склада выглядывает директор. Шофер свесился из кабины и тоже заинтересовался. Всем почему-то резко стали интересны мои телефонные дела. Витька собрался, и я уже понимаю, что сейчас он всё скажет чётко и без заиканий. Почти угадал.
— Т-требухашка вы-вылупился.