Требухашка. Рождение

Глава 7

1.

— Это чего? — спросил дед почти шёпотом.

Мы смотрим на дверь и на длинный инородный объект, который слегка подрагивает на ветру. Молчать сейчас просто физически тяжело, но и говорить боязно, как я его понимаю.

— Перо, — говорю, — большое.

Толик зачарованно смотрит на перо.

— Чудеса на виражах, — вздыхает он. — Мишка, а это не сон?

— Нет, — пытаюсь размышлять. — Во сне так спина не болит.

Толик подозрительно косится на меня.

— А ты специалист по снам, Мишка?

— Нет, — опять «некаю» я, — просто память хорошая.

Мы продолжали смотреть на дверь, и не решались ничего сделать.

— Мишка, а можешь взять перо?

У деда «просительный» тон, а перо продолжает трепыхаться на ветру, как пиратский флаг. Вдалеке неистово сигналят автомобили, наверное авария или пробка.

— А вам зачем?

— А я чё-то стремаюсь, — сознается он.

Пришлось взять. Я думал, что рука насквозь пройдет, как сквозь мираж, но перо оказалось вполне реальным — холодным на ощупь. Почти полметра в длину, плотные подогнанные одна под другую перышки и тупой кончик вымазанный в красном. Ясно в чём.

— Кровь? — спросил, любопытствуя, напарник из-за спины.

— Ага, — подтвердил я, переломил перо об колено и швырнул остатки в мусорную корзину.

2.

— Это было послание, — тараторил я, не в силах удержаться и говорить спокойно, информация просто рвалась наружу как газы из бутылки шампанского. — Точно не уверен от кого, но есть догадки. Хочешь послушать?

— Д-д-д-д-д…

— Не нервничай, я понял. Расскажу, но сначала поужинаем. Пахнет божественно. Ты чего тут наколдовал?

Хозяйственный Витька уже начистил картошки к моему приходу и ждал только приказа. Приказ был жарить вместе с яйцами, а потом перемешать с селедкой в майонезе из консервы. Вкуснотища непередаваемая. Холостяцкая вечеринка начинается сейчас!

Запивали мы всё это горячим чаем и сверху накрывали хлебом, покрытым шоколадной пастой. Живот вздулся как шарик и глаза подозрительно начали подводить, слипаться и тяжелеть.

— Н-н-не спи, — подозрительно смотрел на меня Витька, а я уже кемарил над полупустой кружкой. Легко ему сказать не спи, кто-то и работает иногда тяжело. Иногда за деньги. — Рассказывай.

Я всё ему и рассказал, воскрешая в памяти дрожащее на ветру перо, осталось только сделать выводы.

— Юра Безотчества вернулся. Такая у меня глупая версия.

Витька охнул. Но я еще не закончил, версия номер два.

— Или это психованный бармен. Тот, что девушку свою убил и сбежал. Узнал, что я его преследую и решил напугать. Выдрал перо из спины и оставил в качестве первого предупреждения. Типа «не лезь». Как тебе такое?

— Н-не знаю, — сомневался Витька, грея кружку с чаем в руках.

— Вот и я о том же, но бояться пока рано. И да, это не совпадение. Перо явно не птичье, у нас таких куриц нет, и такие огромные вороны не летают. Знаешь что? Пошел я спать. Давай на охоту завтра отправимся, сегодня сил реально нет. Я столько ящиков перекидал, что руки выше пояса не поднимаются. Какие уже тут задержания.

— А-а-а, — пытался ещё что-то сказать друг, но мне было уже всё равно. Да, некрасиво так обращаться с друзьями, но так уж я устроен, полагаться сам на себя и слышать свой внутренний голос, а не чужой. Даже в школе если сделаю на уроке истории свои выводы, то учителю уже не пробиться сквозь броню. Учителя меня не любили, наказывали, нервничали, спорили, водили к директору и встречались с родителями, но это мало на что могло повлиять. Иногда я соглашался, но все понимали, что это только для вида.

— Если честно мне даже лень слушать, что ты там нарыл. Извини, друг, я спать.

— Н-но, — пытался донести что-то Витька. Какую-то, наверное, очень важную мысль пытался донести, но я уходил в туман, как огромный корабль в океане.

— Пока.

Очень хотелось спать.

3.

Я уйду и не вернусь.

Я уйду, а ты не жди.

Я уйду и не дождусь,

Когда кончатся дожди.

Я уйду и все забуду.

Я уйду, не вспомнив о тебе.

Я уйду, жалеть не буду,

Что забыла обо мне.

Я уйду, теперь мы квиты.

Я уйду, ты не смотри.

Я уйду, и карты биты.

Ничего не говори.

Ничего не говори,

Это жжёт огонь внутри.

Ты в глаза мне не смотри,

Ничего не говори…

Ненавижу когда во сне появляются эти назойливые песни. Мало того, что сон превращается в кошмар, так ещё и когда проснешься, то целый день ходишь напеваешь, хоть и ненавидишь попсу, но эти мелодии так вгрызаются в мозг, что не отцепишься.

Я уйду и все забуду.

Я уйду, не вспомнив о тебе.

Я уйду, жалеть не буду,

Что забыла обо мне.

Я открыл глаза, не соображая спросонья, и только слышал гудки-гудки-гудки. Чертова трель сверлила дырку в черепе. Это же мобильник! Кто там ещё ночью?

Дотянуться до подоконника стоило некоторых усилий, но я сумел нащупать и поднести вибрирующую коробочку не открывая глаз. Кому не спится в ночь глухую? Ответ на этот вопрос хорошо ложится в рифму и очень пошлый.

«11.46» на экране телефона. В принципе не так уж и поздно, но кое-кому нужно отдохнуть. Неизвестный номер. Брать или отбить?

— Алло?

Я уйду и все забуду.

Я уйду, не вспомнив о тебе.

Я уйду, жалеть не буду,

Что забыла обо мне.

Мелодия уже по ту сторону экрана. Она играет в трубке, она перетекла в реальность из сна. Я слышу крики, я слышу разговоры, я слышу топот, слышу тяжелое дыхание. Слышу звон посуды, пьяный смех, разговоры и «бумкание» музыки.

— Мишусииик? — тянет женский голос с той стороны. Девушка явно пьяна, и я в толк не возьму с кем говорю… Номер у меня не записан, голос не помню, но меня с той стороны явно знают. Да еще такие нежные словечки, интересно кто это. Нужно говорить, раз уже начал.

— Кто это?

— Мишусик, ты меня не узнаешь? Это Катя! Мне так скучно, приходи! Ой, простите! Я такая пьяная. Экскюз ми. Пардон!

Она икает прямо в трубку, случайно, но все равно громко и противно. Как будто проснувшийся динозавр заревел в поле. Ох уж эти пьяные женщины.

— Узнал. Ты чего трубку не берёшь когда начальство звонит? Тебя всем магазином искали, — я пытаюсь говорить строго, но улыбка так и рвёт губы. Хотя я всё равно зол, ночь же на дворе! Какого хрена, если грубо выражаться. Но кто грубит подвыпившим женщинам?

— Да пошёл он, усатый чёрт! Я сегодня отдыхаю! Я хочу любви, большой и страстной! Мне так одиноко, Мишка, мой Мишка! Приходи, успокой девушку, красавчик!

Язык у девушки смешно заплетается, она «плюет» в микрофон и глотает окончания слов. Вот так работаешь с человеком, а он открывается с неожиданной стороны. Алкоголь — зло, что ни говори.

— Эко тебя разобрало, коллега! — смеюсь, сон всё равно пропал, по крайней мере на время.

Завтра она может и не вспомнить, что плела мне только что. Катя этим вечером раскрепостилась на полную. Завтра будет плохо, как физически так и морально, жалко её заранее, но что делать. Только улыбаться и поддакивать.

— Да! — кричит она в трубку заплетающимся голоском. — Я имею право отдохнуть! Сегодня я буду гулять до рассвета! Буду летать как птичка в полном одиночестве! Потому что я была одинока! Но не этим вечером! Сегодня куколка превратится в бабочку! Если ты не хочешь развлекать девушку, то её развлечёт кто-то другой, запомни, Мишусик! Например мой смешной бармен-металлист. Кстати он передаёт тебе привет, мой красавчик!

— Стоп. Что за бармен? Почему ты назвала его металлистом? Где ты находишься?

— Я в «Соррентино»! И здесь очень скучно, одни малолетки вокруг! Только мой бармен ещё ничего, не школьник. Взрослый красавчик-мужчина. С хорошей работой и высокой зарплатой! Не всем быть грузчиками и сторожами!

Она что-то там еще бормочет, но мне это совсем не нравится. У меня очень-очень плохое предчувствие.

— Погоди, Катька. Он там работает? Ты мешаешь человеку работать?

— Нет, он в отпуске. Он вообще-то работает в " Тройке'. И он красавчик. Даже красивее тебя, ага-ага. И он галантный ухажер, в отличии от некоторых… и в музыке разбирается. И вааще.

Не знаю почему, но по спине стекает ледяная волна, вызывая дрожь. Очень плохое предчувствие и тело реагирует по своему, пуская по жилам адреналин.

— Подожди меня, я сейчас приду за тобой. Только никуда не уходи. Слышишь? Никуда ни с кем не ходи!

— О, — у толстушки в голосе появились кокетливые нотки. — Кто-то ревнует?

— Очень ревную, — говорю я. — Не уйдёшь с ним? А то я обижусь.

Она замолкает, а на фоне переключают музыку и начинается что-то современное, электронное. Публика довольная кричит, судя по всему молодежь очень рада смене формата. Я уже начинаю волноваться, когда Катюша отвечает. И она продолжает со мной играть в эти свои бабские игры-подмигивания, но уже не так уверенно.

— Посмотрим, как ты быстро придёшь, тогда и поговорим, — и поспешно добавляет. — Я буду ждать.

— Витя, вставай! Кажется у нас проблемы. Мне нужна твоя помощь! Мы идём на дискотеку!

Разбудить Витьку было не трудно. Он не спал, а делал вид, и прислушивался к разговору, поэтому когда я вылетел на кухню он уже был на ногах.

— Что т-там?

— Что-то нехорошее, Витька. Точно, что-то нехорошее. Звонила с моей работы, девчонка. Она очень пьяная, она в «Сорентино» и бармен передаёт нам привет.

Про «нам» я приврал, конечно, чтобы Витьку ускорить.

— Совпадение? — продолжил я, вспомнив известный мемчик из Сети. — Не думаю. Что ты там делал днём? Давай рассказывай.

Витька занервничал, моментально побелел и покраснел, и опять побелел. Он уже чувствовал себя виноватым и дрожал выкатив глаза. Цвет на лице менялся как у поломанного светофора, как бы кондратий не хватил.

— Не-не-не-не…

Заело его пластинку конкретно. Неудивительно, ночь на дворе, а тут еще наезжают, но играть с ним в игры совсем не было времени и ждать, пока он перезагрузится тоже.

— Короче, одевайся быстрее. Я понял, что ничего важного? Говорил с кем-то?

— Н-не.

— Конфликтовал с кем?

— Н-не-нет.

— Может видел что-то подозрительное о чем забыл мне рассказать?

Витька отрицательно замотал головой. Да, лучше так, чем вытягивать из тебя по слогам.

— Ясно. Не обвиняет тебя никто, не парься. Если что вспомнишь, то расскажешь по дороге.

Во дворе никого не было. Все-таки ночь и нормальные люди в это время спят. Мы выключили свет в кухне и я осмотрелся, нас никто не поджидал в подъезде и чужих машин во в дворе не было. Темных силуэтов с трепещущими крыльями за спиной тоже не было видно.

— Кажется ровно. Тебе оружия не даю, ты на подстраховке. Мне так будет спокойнее.

Витька молчал, он был согласен.

Себе я взял старый, проверенный в боях кастет. С этой железной штукой на пальцах чувствуешь себя увереннее, но лучше в дело не пускать. Хороший удар в челюсть и это перелом, а противник становится похож на Джокера. Если попасть в висок то как минимум потеря сознания или смерть. Страшная сила. Лучше этой железкой пугать или бить в менее уязвимые места. Всё зависит от поставленной цели.

Витька уже проверял как там поживает яйцо и подложил свежее пёрышко, под округлый бочок. Домик Требухашки немного увеличился в объёме и выглядел вполне здоровым и крепким.

— Все нормально с нашим Томагоччи? -переспросил я на всякий случай.

— Да. Только перья з-за-за.

— Думаю сегодня принесём новые, не зря я ночь эту спать не буду нормально. Захвати-ка щипчики, брат.

Витька нашел инструмент и добросовестно продемонстрировав мне спрятал в карман и рукой сверху похлопал, для надежности.

— Назначаю тебя Хранителем Золотых Щипчиков. Учись работать с инструментом. Будешь сам крылья выкорчевывать. А то у меня на всё сил не хватит.

— Ид-дём, — неожиданно тихо сказал Витька, — зачем время т-тянешь.

Действительно. И мы пошли. Я дал ему свою кофту с капюшоном, сам надел тёмно-синюю куртку и черную глубокую кепку. Из оружия у нас был только кастет и щипчики. Мы пошли. Помоги нам Требухашка, и все твои боги — мы пошли.

4.

«Соррентино» славится своей репутацией. Что в клубе происходит ночами — о том местные судачат годами.

Там и полицейские рейды бывают, и налоговая, и пожарники, и спецы покруче заглядывают. Со всей области приезжают сюда тусоваться любители бесконтрольного ночного времяпровождения.

Другие злачные заведения быстренько закрывают если что случится в плане криминала, а эти держатся.

Я думаю крыша у хозяев заведения очень высокая, может депутаты держат или кто-то связанный с министерством. Закрывают для проверок иногда, но показуха быстро заканчивается.

Проституция, легкие наркотики, пьянство, а следовательно и драки (иногда очень жестокие и массовые), алкогольные отравления, изнасилования (иногда групповые), похищения, передозы, и один раз нашли в парке девочку с переломанной шеей. Конечно все это произошло не за один день, а было растянуто во времени (иначе молодежь бы туда не ходила отдыхать) и поэтому только легкий флер слухов витает над темной историей заведения.

Через пятнадцать минут мы были на месте. Дискотека находилась в старом здании ДК, предприниматели взяли в аренду помещение и полностью его переоборудовали под диско-бар. Почему заведение так выстрелило, не очень понятно — скорее всего из-за некой отдаленности от центра города и парка вокруг. То есть не каждый взрослый сюда вечером зайдет и разгонять молодежь палкой не станет.

Плюс хозяева перенимали модные тренды, поначалу вкладывали в заведение деньги и оно даже считалось когда-то модным и приличным, но это уже мало кто помнит.

Разве назовешь хорошим заведение после того как на выпускной там подерутся до крови выпускники? А если твоя дочка возвращается оттуда пьяная и в слезах, размазывая помаду? А если таксисты приезжают десятком машин, чтобы избить малолеток, за то, что те отлупили одного из них и денег не заплатили за проезд? А если там тусуются жирные лысоватые депутаты и ходят очень неприятные слухи об их отношениях с молодежью? Ну, короче, флер слухов там был ужасающий, что не мешало никому. Подростки ходили танцевать и пить, взрослые снимать малолеток и проституток, неместные приезжали за шлюхами и отрывом, который не могли позволить дома, а менты решали свои задачи.

Работал Сорентино с 11 ночи и до упора. До четырех тире пяти утра. Каждый день.

Мы добрались до парка через пятнадцать минут. За деревьями не было видно здания, только звуки «Бум! Бум! Бум».

Мы стояли у дороги и смотрели в черноту парка, ночью он напоминал черный лес в котором скрывается зло, а само ДК — это Темная башня, в которой сидит Черный властелин.

— Ну идём, — сказал я и шагнул на дорожку, которая вела к зданию через парк.

Витька послушно побрёл следом. Здание уже показалось вдалеке когда начали появляться парочки по бокам. Одни целовались, не замечая проходящих мимо, другие оборачивались разозленные тем, что кто-то нарушил уединение. На одной из скамеек парень спал, засунув руку в мусорную корзину, рот у него был некрасиво открыт и стекала жёлтая слюна по подбородку. Его напарница присосалась к пиву и провожала нас отупевшим взглядом, икая. У нее по подбородку стекало что-то коричневое.

— Всех бы согнать в одно место и из шланга водой полить, — мечтал я вслух, — деградация молодежи полная. Начинаю как старик говорить, «у нас такого не было».

— Ты и сс-сам молодежь. — зачем-то уточнил друг.

— Дай сигарету, — простонал кто-то из темноты. Здесь бы не мешало больше фонарей повесить и желательно фонарей работающих. Бледная рука потянулась к Витьке и тот вздрогнул.

— Отвали, — я шагнул к руке и её хозяин скрылся за перевернутой лавочкой, пожимая плечами.

— Ну нет, так нет. Зачем так нервничать, бро?

— Что с ними? — спросил Витька, мы уже подходили к освещенному входу, а он все еще оглядывался на странные парочки под фонарями и на траве и на лавочках, и под лавочками, и стоя, и лежа, и сидя.

— Обдолбаные и пьяные. Гуляй рванина. Что, днём такого не было?

— Нет. На скамеечках бабушки сидели, военный газету читал и на меня подозрительно смотрел, дети играли в догонялки, девушки с колясками гуляли и мороженное кушали — ничего особенного. Парк, как парк.

Он все еще оглядывался по сторонам с перепуганным видом, когда мы остановились перед стеклянными дверями за которыми ритмично била музыка и я попросил друга вести себя попроще, а не как «разрешите доебаться». Он кивнул и только спросил, что будет дальше

— Наберу её.

Витька уже притопывал под ритм ногой, когда я достал мобилу и нажал вызов. Внутри множество теней ворочалось, мелькало, махало отростками и громко топало. Я прижав трубку к уху следил за Витькой и за входом одновременно. Товарищу интересно что там внутри? Он, кажется, никогда не был на дискотеках. Не нужно тебе этого удовольствия друг. Лучше спортом займись и девушку в спортзале найди, чем здесь. Я мог бы завести тебя внутрь, показать мир ночной романтики, но лучше не нужно тебе этого знать — чистая душа.

Долгие гудки, но она все-таки берет трубку. Я слышу басы здесь и грохот ритма в телефоне. Странное ощущение — стереозвук в 3D.

Если в прошлый наш разговор она была пьяная, то сейчас практически невменяемая. Я еле разбираю слова, которые она старательно жует, как корова смакует повешенное на веревках белье.

— Привет, Мишусик! Ты не пришел? Ну ничего нам и вдвоём весело! Юху! Мой парень со мной! Он передаёт тебе привет! А ты дурак! Пока, не целованный! Забирай меня скорей, уводи за сто морей!

— Погоди! Алё! Погоди! Вот же.

Дурочка кинула трубу оставив меня в дураках. Витька стоял ещё одним дураком рядом.

— Ну, что там?

— Трубку бросила. Она с ним. Он мне привет передал. Я иду внутрь. Постараюсь их вывести на улицу. Ты будь тут, не суйся лишний раз, толку от тебя в бою мало. Если выйду, поможешь его ощипать — это твоя работа на этот вечер. Понял?

— П-понял.

— Будь начеку, прикроешь. Пока. И не бойся, друг, всё будет хорошо.

На самом деле я так не думал. Ну, насчет хорошего. Как-то сразу плохо всё пошло. В городе маньяки заводятся пачками, Требухашка из яйца никак не вылупляется, а ещё на работе устаешь как собака. И вот я стою вместе со своим другом, который даже спину не сможет прикрыть если что, стою перед стеклянными дверями за которыми оглушительно бумкает мерзкая музыка, вместо того, чтобы спать дома в теплой постели. А там внутри неизвестно кто меня ждет и как мне с этим разобраться плана нет. Наверное всё-таки туповат. Не продумать наперед ни одного шага и рассчитывать на грубую силу может только тупарь.То есть я.

За дверью предбанник и у следующей стоит мужик серьезного вида. Он серьёзно зевает, серьёзно смотрит и серьёзно шагает ко мне. Я осторожно закрываю дверь, стараясь не хлопать. Серьёзного человека не стоит раздражать. Он уже рядом и почти прижимается ко мне, смотрит сверху вниз.

— Куда собрался, парень?

Он старше меня лет на двадцать. Ладно, без обид, имеет право. Так близко, хорошо, что не любитель сала с чесночком.

— Девушку нужно забрать домой, пусти внутрь на пять минут. Я по-быстрому.

— Быстро только дети штампуются на подоконнике. Покупай входной билет, браслет надевай и заходи.

Дядя серьёзный. Уступать не собирается, но и мне лишние деньги карман не жмут. Вход в это легендарное заведение платный, ага.

— Мне только на минуту, пусти. Я сразу выйду. Только сестру заберу. Она перебрала.

— Так сестру или девушку? Ты, парень, лучше определись.

Мужик улыбается и отходит, прижимает спиной дверь.Там клубятся танцующие в безумном экстазе тени и гремит очередная идиотская музыка. Не, это не моё. Я лучше ДДТ послушаю или Гребенщикова, на крайний случай. А то что там ритмичное что-то, так ведь слов не разобрать ни фига, да и не по-русски.

Тем временем охранник не соглашается, не ведётся. Вот же упрямый служака. Я ещё пытаюсь ему что-то доказать, очень денег жалко, но похоже зря только воздух порчу.

— Все так говорят. Гони полтинник или звони своей телке, пусть выходит. Телефоны для кого придумали?

Музыка продолжает бумкать. У меня кровь в ушах пульсирует от ненависти. Не к человеку напротив, а к грёбаной электронной музыке. А ещё этот запах, который парит здесь как легкий шарфик, едва задевая ноздри. Я не определил происхождение «аромата», но он явно просачивается из дискотеки, и он мне тоже не нравится.

Мелодия сменяется на другую и молодежь дружно воет от разочарования. Диджей или ведущий говорит что песню заказали для самой красивой девушки сегодняшнего вечера.

Охранник грустно смотрит на меня, а потом на свой стульчик.

— Если не будешь входить парень, освободи помещение. Мне не хочется тебя сторожить, ноги болят целую ночь стоять над вами.

— Хреновая работа, — говорю я, и всё-таки лезу за деньгами. — Сдача с сотки будет?

— Нет, давай без сдачи. А работа нормальная. Ты я вижу парень спортивный и спокойный. Не хочешь в напарники пойти? Ночь работаешь, две отдыхаешь. Можно подрабатывать. Зарплата небольшая, но и устаёшь не сильно.

Отрицательно мотаю головой и охранник безразлично пожимает плечами. Не хочешь, как хочешь, означает этот жест.

Я отхожу на шаг и осторожно достаю мобилку. Набираю Катю и слушаю гудки. Охранник садится на табуретку и вздохнув закрывает глаза, поводит плечами и забывает о моем существовании. Гудки продолжают идти, Катя не отвечает.

Ничего не говори,

Это жжёт огонь внутри.

Ты в глаза мне не смотри,

Ничего не говори…

Перестаю понимать зачем сюда приперся. Кто меня сюда тянул за шею? Почему я в час ночи стою в каком-то грязном помещении с ужасной музыкой, с мордоворотом рядом и звоню практически незнакомой девушке. Какая все-таки идиотская ситуация. Можно сделать её ещё интереснее. Холодит карман металл кастета. Стоит только надеть его на пальцы, осторожно подойти к закемарившему охраннику и вырубить его. Вход бесплатный.

Нет! Я покачал головой и руку из кармана убрал.

— Голова болит? Может ну их этих баб?

Охранник посмотрел на меня с показным беспокойством. Взгляд острый, пронзительный, как у прокурора.

Я улыбнулся ему и достал бумажку.

— Без сдачи. Теперь я могу войти?

— Теперь можешь, — улыбнулся он, и даже сам дверь открыл.

Сначала был свет. Двери явили свою черноту. Темнота выплеснулась из створок и окружила нас, а я всё всматривался в то, что там происходит. Темнота была не абсолютной, она была оживлённой и расчерченной лучами прожекторов.Тени уже не были тенями, они были силуэтами, которые то появлялись, то исчезали во тьме, как в тумане. Я видел танцующих девушек в красивых, блестящих платьях, видел молодых парней с расстегнутыми рубашками на голых торсах. Видел приседающих в танце мужчин с большими животами и бокалами в потных пальцах, приседали они обычно за спинами красивых девушек, которые или визжали или отталкивали беременных мужчин. По полу метались разноцветные отблески, на потолке крутились фонари в виде шаром со множеством граней. Это какой-то ад эпилептика, хорошо, что Витьку за собой не потащил.

Танцующих было очень много, но еще были столики, за которыми тоже сидели посетители, были проходящие вправо-влево скучающие или разыскивающие туалет.

Вдалеке в противоположном конце зала дверь, которая вела в еще одно помещение и там ярко, как НЛО, светилась барная стойка. Фигура бармена как на капитанском мостике возвышалась за ней.

У барной стойки тоже множество фигур махают клешнями бармену, обнимают друг друга и приветствуют вновь приходящих взмахами клешни. Девушки сосут коктейли через трубочки, парни пьют что-то горящее разными цветами из стопок. Кажется я начинаю понимать Бога, который утомился смотреть на Соддом и Гоморру, да и спалил её нафиг. Это заведение тоже бы не мешало окропить святой водой, а потом поджечь и соли насыпать сверху. Наверно я сноб, но мне не нравится когда молодые парни и девчонки выжигают добровольно себе мозги.

А еще я слышал шелест или мне так казалось тогда, но крылья иногда мелькали. Куда же без них.

— Идешь или как? — занервничал охранник «Как там тебя зовут».

И я пошёл.

5.

Ходить по танцполу вовремя этих самых танцев ужасно неудобно. Сначала я понял что это за запах мерещился последние пару минут — запах пота. Свежего и застарелого, с молодого почти детского тела и с волосатого мужского плеча (или подмышки) и конечно духи, одеколоны, шампуни, кремы для рук и от прыщей все перемешалось в тошнотворный коктейль, который пришлось пить большими глотками.

Я лавировал как мог избегая столкновений с визжащей от счастья биомассой, но уже провонялся всем этим ароматом с головы и до носков. Чёрт, да мои носки лучше пахнут, чем воздух здесь.

Продавщицы из-за которой я сейчас не сплю нигде не видно. Мало того, что здесь темно, хоть в глаз дай, народу как тараканов ночью на кухне, так я и не знаю как она одевается, как выглядит вне работы, какая у неё прическа наконец. Не в фартуке же она тут и не в чепчике белом? А вдруг? Осмотрелся на всякий случай оттолкнув особенно резвого танцора, но нет — мода здесь немного другая, более вечерне-эротичная. Танцор споткнулся и еле устоял на ногах, но разбираться не полез, а я уже курсировал между столиками, осматривая лица.

Пришлось вглядываться в каждую деваху чуть не в упор, потому что видно плохо в этой ночной иллюминации, да и когда они накрасятся, то очень сильно меняются. Можно и не узнать. Я больше рассчитывал на то, что Катька заверещит от радости первая, встретив «такого красавчика», потому что я могу и пропустить. Женщины до и после макияжа очень сильно отличаются.

Народ веселился, пили и гуляли, на бродящего мимо столиков неадеквата, заглядывающего девушкам в глаза внимания сильно не обращали. Мало ли тут извращенцев ходит, главное что не буйный, только начнут злиться, а я уже исчезаю с их алкогольных мониторов.

Катька как под землю провалилась или уже давно покинула расположение. Столики с левой стороны я уже осмотрел и пробирался на правую, доставая телефон, чтобы опять попробовать дозвониться, когда нежные, но сильные руки подхватили за локти и закружили в танце, расталкивая окружающих. «Девушка, полегче!» — кто-то возмутился, но получил свою грязную порцию ругани и отвалил, а ко мне уже обратились другим тоном.

Я развернулся на сто восемьдесят градусов и остановился, взяв ее за ладони.

— О, привет! Мишка пришёл.

Это мурчание у нас зовется приветствием. Она была очень пьяна, товарищ-коллега из магазина продуктовых товаров. Толстуха моей мечты — «Катька — продавщица». Раскрасневшаяся, тушь потекла, помада размазалась, белое платье у шеи почернело от пота и даже на белых рукавчиках следы от грязи. Ну ничего, что пьяная — главное, что живая и смотрит с любопытством, хорошо, что не с вожделением. Сил бороться с ней сейчас у меня нет.

— Ну привет, пропажа! — кричу я, стараясь победить шум.

Катя убрала ладошки и пустилась в пляс, закусив губу.

— Ничего не говори, это жжёт огонь внутри!

Танцующие разошлись чуть в стороны, поглядывая на меня с каким-то сомнением в глазах, а коллега продолжала танцевать и запевать. Со слухом у нее проблемы, как и с голосом, но танцует так как нужно танцевать, никого не стесняясь и не замечая вокруг себя. Я так не могу — в этом деле я палка и бревно.

— Катя! — пытаюсь перекричать музыку и поворачиваюсь вслед за вращающейся девахой. — Катя! Вы нас не ждали, а мы припёрлись! А теперь и поговорить не хотите, а?

Толстуха стреляла глазками и внимательно слушала, но делал вид, что глухая.

— Короче! Не будешь разговаривать, я уйду!

И уже начал разворачиваться, когда она остановилась. Резко так замерла, что волны пошли, как после прыжка бегемота в воду с трамплина.

— Ой, ну сразу обиделся. И потанцевать уже нельзя.

«Включите нормальный музон!» — закричал кто-то и диск жокей послушался. Заиграло что-то англоязычное и очень ритмичное. Что-то про Candy Shop. Народ очень обрадовался и забыл про нас.

— Повернись-ка! К бару передом, а ко мне задом!

— Ой, не так сразу! Мы ведь ещё не встречаемся! — она округлила глазки, и, как айсберг перед Титаником, медленно прокрутилась вокруг своей оси. Я не тронул её и пальцем, просто осмотрел спину на предмет инородных тел и ничего не обнаружил.

— И что же дальше? -она кокетливо закусила палец во рту. Наверно в её воображении это выглядело опасно. Ррр.

— Где он?

— Кто?

— Ну, галантный ухажер из бара, который в музыке хорошо разбирается. Конкурент.

Она туго соображала и только таращилась на меня, хлопая глазами.

— Парень твой, где?

— Да вот же, за твоей спиной!

Резкий разворот и кулак готов лететь в стоящий за спиной силуэт. Ещё бы чуть и остановиться не сумел бы, но крик девушки за спиной и непонятка кого бить сильно замедлили ситуацию и дали время остановиться.

Чуть было не влепил ему по рылу и толстяк это успел осознать, вскинул руки, защищая лицо, и отшатнулся. Сиськи под белой футболкой поднялись и опустились, грудь вздымалась от возбужденного дыхания. Я узнал его, он похоже меня.

— Как там Тройка? Ещё стоит?

— Напугал, — выдохнул бармен

Я протянул руку, и толстяк нервно её потряс.

— А вы что и правда знакомы? — удивилась Катя, — я думала ты шутишь, когда приветики Мише передаешь.

Толстяк покраснел и вытер рукавом потный лоб.

— Жарко здесь. Может на улицу выйдем? Музыка такая громкая, хуже чем у нас в Тройке.

— Молчи, — засмеялась Катя, — побьют как шпиона.

Я жестом пропустил их вперёд и начал пробиваться следом. На самом деле меня интересовала его спина, а разворачивать силой при всех не хотелось. Насколько было видно в местном освещении крыльев у него не было.

Охранник не прощался, но визуальный осмотр всех троих быстренько сделал. Свежий воздух ночного парка обрадовал и освежил почти до рези в лёгких. Мы остановились на крыльце и толстяк потянул из кармана пачку сигарет, предложил мне и закурил сам. Девушка грамотно встала между нами и слегка gjморщилась от запаха дешевого табака. Один ноль в мою пользу. Хотя какое тут к чёрту соревнование.

Я спросил хоть как его зовут и узнал, что Борис. Работу он ещё не бросил, но сегодня был выходной.

— И охота тебе в свой выходной в кабак лезть, Борис? Я думал ты пьяных уже смотреть не можешь.

Он пожал плечами:

— Работа это одно. А с девушкой всё по другому.

Он посмотрел на Катерину и улыбнулся.

— Тем более с такой красивой.

— Ясно, — сказал я, и руки в карманы засунул. — Драться будем?

Толстяк как-то сразу побелел и в сторону шагнул. Девушка протянула руку, чтобы его удержать, но быстро опустила и спрятала за спину. Я улыбался и руки продолжал держать в карманах.

— Ч-что? — руки у бармена дрожали, но он стоял напротив меня и страха не показывал, только голос парня подводил. Тоже наверное слышал много страшных историй об этом месте.

— Говорю, девушку как делить будем? Я дико извиняюсь, но Боливар двоих не увезет. Как бы, если бы мы не были знакомы, то уже бы прописал в нос и Катьку забрал, но как-то на хорошего человека кулак не поднимается. Только в крайнем случае, если понимаешь о чем я.

— И что же делать?

— Эй, — начала Катя, но я поднял ладонь и она замолчала.

— Ты бывал в деревне?

— Ч-что?

— Ну к бабушке на лето ездил отдыхать, например? Речка, клубника, черешня днем и дискотека с красивыми девочками вечером?

— Нет, — пожал плечами толстяк.

— Много упустил. Селюки за своих девок бьются до смерти. Особенно они не любят когда красавицы разрешают проводить себя домой городскому «вьюноше». Проведёшь такую, помилуешься у калитки, может ещё чего перепадёт, если ты понимаешь о чем я и домой нужно идти, а там тебя уже ждут парни с вырванными из забора досками. Эх, молодость. Были времена.

Я мечтательно посмотрел в небо и продолжил:

— Деревня обычно спокойная. Пацанчики добрые: в поле работают, матерям помогают с живностью и по дому, а ночью идут в клуб на дискотеку и там иногда превращаются в зверей. Ну ты понимаешь, Боря, — алкоголь и здоровые сельские понты. Ещё когда я был совсем мелким и на девок не заглядывался видел как избили парня из Севастополя. Мы с друзьями под клубом тусовались — в карты играли и взрослых из себя строили, когда увидели как выскочил рыжий Лёха, красный как и его волосы, и быстро-быстро через парк побежал прочь от клуба. А за ним ещё один парень, и ещё один, и ещё. На ходу перчатки натягивают, кастеты достают, дубинки резиновые — что блин, ультрасы какие-то. Мы естественно за ними погнали, интересно же. Бежим в темноте, ветер в ушах свистит, парни ухают, смеются, подкалывают друг друга. Весело. А где-то морячок провожал сельскую красавицу домой, я уж и не помню, как её звали. Она сейчас в Америке, уехала с какой-то сектой. Да дело не в ней. Подстерегли морячка селюки и лупили так, что тельняшка заворачивалась. Сейчас это вроде и смешно, потускнели воспоминания о глухих ударах по телу, но до сих пор я помню этот серый комок людских тел в ночи, облепивший что-то бесформенное лежащее на земле и помню первобытный страх. Будто сейчас это многорукое серое чудовище с десятком щупалец добьет моряка, выпрямится и развернется ко мне. Я ведь тоже из чужих, из городских.

Меня забрал оттуда сосед, Костик — парень лет восемнадцати. Взял за руку и сказал, что не на что здесь смотреть и с силой увлек прочь. Когда я его спросил «за что так моряка били?» он сказал, что нечего гулять с чужими тёлками, особенно если не знаешь, кому она принадлежит.

Толстяк посмотрел на меня и кивнул, вытирая лоб.

— Намёк понял.

— Я ничего такого не имел в виду, просто вспомнил историю.

— Ага, — подтвердил толстяк, — а что с моряком стало?

— Выжил. Крепкий был парень, наверное. Я бы точно отдал концы, а он встал и до утра домой как-то сам добрёл. Говорят, что полночи под колодцем провалялся, все там в крови было, но прочухался и ушел. А утром его скорая в город забрала — родители вызвали. Не пугайтесь так, вернулся он через пару дней живой. Вся голова в бинтах, страшный, изуродованный, настоящий Франкештейн, но местные девки на нем еще больше вешаться начали, а своих еще больше невзлюбили. Такие дела. Одна даже замуж потом за него вышла.

На минуту воцарилась немного неудобная тишина. Катя молчала и смотрела то на меня, то на Бориску. Он докуривал сигаретку и намеревался вытягивать следующую. Я скрестил пальцы в карманах и высматривал в темноте Витьку.

— И что делать будем?

Голос у парня дрожал, но отступать он не собирался. Взял девчушку за руку, сжал с силой и на меня смотрит. Нахохлился как боевой цыпленок и дуется, храбрец пухленький.

— Ничего. Забирай Катьку и домой иди.

Я отошел на пару шагов, ступил в темноту, как в болото и осмотрелся. Витьки нигде не было видно.

— Миша? — удивилась Катюша. Я оглянулся. Она стояла прижавшись плечом к своему новому другу, слегка покачиваясь. В глазах разочарование и и немного злости. Я подмигнул им, картинно удаляясь вдаль.

— Отведи её домой, Борька! Если еще раз будешь мою коллегу спаивать мы будем говорить по-другому. А ты, завтра на работу чтобы как штык. Тогда и поговорим о личной жизни.

6.

Витька должен был ждать меня у входа и никуда не отходить. По крайней мере мы так договаривались, а теперь я шел по темным дорожкам парка и тихо его звал и ответа не было. Ели, каштаны, липы, лиственницы нависали угрожающе со всех сторон, закрывая уже яркую полную луну. Мохнатые лапы скрипели, шумели и размахивали над головой, но когда переведёшь взгляд делали вид, что ничего не происходит. Скамейки опустели, больше никто не целовался, не курил и не кричал в радиусе сотни метров. Я вытащил мобилку и посмотрел на часы. Да ладно, детское время ещё, где все подевались вместе с Витькой? Неужели опять он во что-то вляпался? Неужели опять его бьют как тот раз за границей?

Тогда в хостеле он жил уже месяц, а я только заселился и знакомился со старожилами. Витька сам ночевал в комнате, ни с кем не общался, на кухню и в туалет выходил только когда никого рядом не было. Нечёсаный как домовёнок Кузька, неумытый как поросёнок, злой, дёрганый и нелюдимый — такой он был. А еще от парня воняло. Он мало мылся, потому что стеснялся занимать место в душевой, а по ночам воду выключали. И по природе своей ещё и пот у него был вонючий.

А это многим не нравилось. Напряжение нагнеталось потихоньку ещё до моего приезда. А потом всё случилось.

Я лежал на своей койке и слушал БИ2 в наушниках, когда услышал странный грохот на этаже. Очень лень было вставать и отрывать задницу от простыни, но шум комом катился мимо моей комнаты и наконец разродился криком, стоном, пыхтением, плачем сквозь зубы и самое главное разбавил весь этот котел издевательским смехом. А я не люблю когда над кем-то смеются. Пришлось вставать и проверять что происходит.

Клубок скрюченных тел как раз прокатился мимо, когда я выглянул в коридор.

Местный куратор рабочих по имени Олег стоял ухмыляясь рядом и подмигнул мне. Спиной он опёрся о стену и руки на груди сложил, сам не участвуя в вакханалии, но противный смех был точно его.

— Что происходит, шеф?

Он смерил меня взглядом, размышляя стоит отвечать или нет. Решил. Ответил.

— Живёт у нас тут вонючка-заика. Парням надоело уже его носки нюхать и семейные жалуются на плохие запахи после него в туалете. Решили научить парня чистоплотности.

Человеческий клубок пыхтел в конце коридора у душевых и я вышел посмотреть.

«Арр» — зашипел кто-то, и послышался глухой звук удара. Дальше слушать я не стал.

— Эй! Ты что! — крикнул в спину куратор, но я уже пересек короткое расстояние от двери к душевой и схватил первого попавшегося соседа за шиворот. Потянул с силой на себя стараясь оторвать его, вытащить за грани клубка.

Они пытались «впихнуть 'не впихуемое». Четверо здоровых парней схватили пятого, на котором уже была разорвана футболка и пыхтя запихивали его в душевую. Парень молча сопротивлялся, упёрся обеими руками и ногами по обе стороны проёма. Он был весь мокрый от пота, на спине виднелся синяк, а на пол капала кровь из носа, образуя лужицы как во втором терминаторе.

— Ты чё, — прохрипел Санька, которого я оттаскивал, горло футболки чуть придушила его, трескаясь по кругу. «Сейчас ткань лопнет и выскочит, гад», — подумал я, помог себе второй рукой и отшвырнул соседа к стене. Футболка все-таки порвалась с громким треском и Санька охнул. Открыл рот и полилась брань, но немощным потоком бурной реки, а так…выбросы грязи из-под ног прохожего. Как всегда про маму вспомнил, про отца, про красоту моего лица и болезни которыми мне обязательно придётся заболеть.

Я, тем временем, схватил за волосы патлатого Вовку и оттащил его тоже. Парни уже начинали что-то подозревать, и жертва пинаться стала свободнее.

Разнять удалось не без проблем, но своего учителя по физ-ре я мысленно поблагодарил не раз. Вот что значит «Вся сила в спорте».

Парня оттащил в противоположную сторону. Не знаю, чего они так долго возились — силёнок у Витьки не было совсем. И правда попахивало от него застарелым потом, о чем я и сообщил ему потом. Вот такое было начало нашей дружбы. Один раз вписался, потом приходилось вписываться ещё не раз. Очень у нас любят слабых обижать.

Позже я к Витьке переехал — научил его носки стирать и ноги мыть после работы и перед сном. Заставил зубы чистить и душ регулярно посещать. Научил обувь мыть и прочим обычным для нормального человека процедурам.

Так и подружились потихоньку. Те, кто участвовал в драке разъехались потихоньку, Санька ушел на другую работу и там его в станок затянуло и остался из старичков только постепенно толстеющий Олег и мы с Витькой.

А потом он приехал ко мне в гости. А потом я его потерял в ночи и это очень нехорошо.

7.

Витьку они приперли к стене рядом с Доской Почета. ДК строили еще при Союзе и мраморная ниша в стене была одним из пережитков-остатков той эпохи. Не могут выдавить до сих пор памятки того времени — всё сопротивляются. Сейчас на ней уже не висят фотографии колхозников-передовиков и шахтеров-рекордсменов, а стоят плохо пахнущие банки из-под pepsi в которые кидают окурки подгулявшие посетители. А сейчас в неё вдавливают спиной моего друга два мента (теперь их называют полицейскими, но суть не поменялась). Нехорошо.

Витька сопротивляется, отталкивает руки, отрывается от стены и опять прилетает назад и снова красный как рак. И снова помятый, и что-то неразборчиво хрипит как астматик. И снова его прессуют уроды, только на этот раз в форме. Пацанчик — магнит для неприятностей.

Полицейская тойота стоит мордой к стене и фарами ярко освещает место действия, как прожектор подчёркивает нужную сцену в театре. На переднем сидении кто-то копается, я вижу только толстую задницу, торчащую наружу. Этому патрульному срочно нужно начинать меньше кушать и больше бегать.

Один из тех кто прижал Витьку к стене маленького роста — восточной наружности, грузин или армянин. Второй коп высокий, худой и усатый. Меня они не видят, я стою в темноте и еще не вынырнул под ясные очи. Я не спешу. Спешить сейчас не нужно. Проблемы у нас уже есть, теперь бы понять насколько серьезные.

Толстый лезет наружу задом вперёд и что-то мешает ему выйти на свежий воздух.То ли большая ковбойская шляпа, которой он цепляется о крышу (Нет), то ли огромная кобура из-под пистолета (Нет). И что же тут у нас? Я уже знаю.Просто прикалываюсь, развлекаю сам себя. Это — крылья. Большие черные, пушистые, кожаные крылья мешают и так не маленькому полицейскому спокойно выпрямиться, крылья — а совсем не живот.

— Стой ровно уже, брат, или браслеты наденем, — злясь говорит мелкий, а длинный молча бьет Витьку в грудь, не сжимая кулак, так сильно что тот наконец успокаивается и сжимается в полупоклоне, хрипит и отплевывается. Слюна ниточками свисает изо рта.

Толстый задевает рычажок в машине и фары гаснут, погружая местность в первозданную тьму.

— Эй! Сержант, включи свет, — слышу новый голос, это усач. Спокойный, можно сказать холодный, безэмоциональный голос. Такие люди очень опасны, знаю по опыту. Уж лучше злость, ненависть, хамство, наглость слышать от представителей власти, но не отсутствие настроения — эти ледышки самые злые. Такие от работы уже устали лет двадцать назад, всё делают ровно и равнодушно, а к обычным людям относятся как к недоразвитым.

— Щас, парни, извиняюсь, — у толстого немного писклявый голос и громкая одышка. Я слышу как сплёвывает на землю и тяжело вздыхает Витька. Свет возвращается и силуэты превращаются в нормальных трехмерных людей.

Толстый выбрался из машины и теперь замечает меня, потому что я уже по эту сторону границы света и тьмы.

Витька тоже смотрит на меня, потому что оглядывался перепуганными глазами вокруг, в поисках хоть какой-то помощи. Армянин замечает его взгляд и тоже берёт прицел

Всем выйти из сумрака.

— Ми-ми-ми, — бормочет Витька, а я быстрым шагом подхожу к ним.

— Добрый вечер. Что здесь происходит?

Усатый тоже поворачивается и одной рукой держится за бок, там где кобура. Армянин сидит на корточках рядом с Витькой и улыбается, но теперь выражение его лица изменилось. Он похлопывал парня по щеке, но руку сразу убрал, схватил парня за локоть и попытался поднять. Витька всхлипнул и напрягся сопротивляясь.

— В чем дело, брат? Почему ходишь здесь по ночам? Красавицу свою потерял?

Усатый смотрит на меня пристально, кажется у него расслабленный вид, ноги расставлены на ширине плеч и слегка даже позёвывает, но я чувствую, что это просто поза — сейчас он сжатая пружина, готовая распрямиться в любой момент. И правая рука готова выхватить что-то с пояса.

— Это мой друг, — киваю я на Витьку, — мы отдыхаем здесь. Можно узнать причину задержания?

— Опа, — толстяк уже шагает к нам. В руках у него я замечаю стопку листков с распечатанными шаблонами. Крылья за спиной толстяка раздувают небольшой ветерок, поднимая листья с земли. — У нас тут юрист доморощенный.

— Просто знаю свои права, — на самом деле сейчас я просто хаотично прогоняю в голове кусочки инфы, которые собрались за годы чтения бесполезной фигни в Интернете. Юрист, блин. Нужно было не на тёлочек голых смотреть в Инстаграме, а про свои права при задержании почитать. Фиг его знает, что дозволено мужикам в погонах — всё или почти всё.

— Вы как-то невежливо общаетесь. Парня вон ударили.

Толстяк похлопывает небрежно бумагами по ладони и улыбается. Армянин всё так же сидит на корточках и прищурившись разглядывает меня. Усатый тяжело дышит, сейчас я замечаю это, но не знаю давно ли у него сменилось настроение.

— К-к-к — пытается сказать Витька. Бедняга, когда нервничает и боится совсем теряет дар речи, но я всегда его понимал.

— Я знаю, друг. Я вижу.

— Что ты знаешь, брат? Что ты там можешь знать, парень?

Маленький коп поднимается во весь рост, толстяк улыбается и осматривается по сторонам.

— Знаю, что вы представители закона и должны нас защищать, а не пугать ночью в парке.

— Еще бы я всех «дрочил парковых» защищал, — неожиданно подает голос усач, и я вижу, о чём хотел сообщить Витька. Из-за спины у копа разворачиваются крылья. Не такие большие, как у толстяка, но черные, как смола и наверное поэтому я не заметил их раньше. Или не в освещении дело?

— Не понял.

— Мастурбировал в парке, — сухо говорит толстяк. — Девчонки местные нас и вызвали. Они стояли на балконе курили, смотрят вниз, а этот чудик стоит под окном и «теребонит» свой стручок. Он должен был поехать с нами чтобы пройти идентификацию личности — документов с собой нет. А потом на опознание. Если не он, отпустили бы. А так еще и срок получит за сопротивление полиции. От одного до двух месяцев или штраф. Ещё вопросы есть, молодой человек?

— Н-н-н, — мычит Витька и отрицательно машет головой. Усатый вдруг разворачивается и бьет его носком сапога по бедру, Витька пищит от боли и плачет, слёзы катятся градом.

— Эй! — кричу я и шагаю вперед. Армянин резко хватает дубинку и напрягается.

— Ну что? -говорит толстый. — Тоже хочешь в машинке прокатиться?

Усатый ухмыляется и смотрит на меня. Он ждёт только повод, малейшее неосторожное движение и то, что начнётся будет уже не остановить. Витька ждёт от меня защиты. А я совсем не знаю, что делать.

Никогда не нарушай законы. Будь хорошим и законопослушным гражданином учили меня книги и фильмы, а также учителя в школе. Я им верил.

Никогда не связывайся с мусорами и пожарниками, — учили меня старшие пацаны на улице, — гнилые люди. Я им тоже верил, но не так сильно, как детским книжкам.

Никогда не возражай полицейским, депутатам и военным с оружием — научила жизнь.

Правила жизни таковы — «Кто сильнее тот и прав». У кого власть тот и сильнее. Но для того правила и пишутся, чтобы их нарушать.

Ведь на всякое правило найдется другое правило. «Друга в беде не бросай».

Дружба крепкая не сломается,

Не расклеится от дождей и вьюг.

Друг в беде не бросит, лишнего не спросит —

Вот что значит настоящий верный друг!

Эта песенка крутилась в голове, когда я рассматривал ожившую картину Репина «Приплыли». Толстый сержант похлопывал стопкой бумаг по ладони и ухмылялся, ожидая моего ответа. Усатый смотрел молча с высоты своего роста и только маленький армянин подмигнул, сама доброта.

— Чего молчишь, брат? Язык жопа засунул? Отвечай, когда тебя старший по званию спрашивает.

— Нет, не хочу.

— Что не хочешь, брат? Отвечать?

— Не хочу в машинке кататься.

Они вдруг засмеялись сразу трое — каждый по своему. Усатый беззвучно, толстый запрокинул голову назад и тряс животом, а третий просто хихикал и Витьку по плечу похлопывал, нежно так, почти с любовью.

— Вот и молодец, брат. Иди домой, отдыхай, выспись. А друг твой с нами поедет, до выяснения.

— Он не по этим делам, — сказал я, — отпустите его.

— Иди-иди, — отмахнулся маленький, — иначе тоже заберу. Уходи, надоел.

— Ты что плохо слышишь?

Витька с отчаянием и с надеждой смотрел на меня.

— Встань, — сказал усатый, — встал, бля, или помогу.

Я развернулся и ушел в темноту.

8.

Полицейские отвернулись, потеряв ко мне интерес, а я нырнул в темноту, свернул с асфальтированной дорожки влево и сделав пару шагов по земле, обошел мохнатое с толстым стволом дерево.

— Ну и что вы тут делаете?

Катька смотрела на меня испуганно, но решительно, и цепко держала барменчика за локоть. Борис стеснялся.

— А что такое? Мы видели, как ты с полицией ссорился и решили подсмотреть, мало ли что. Вдруг тебя незаконно задерживают.

— Борис?

Толстяк был смущен и явно не в своей тарелке, но что не сделаешь ради девчонки, да?

— А что? Она меня попросила с ней побыть, ей страшно одной. Я сам этих не люблю, но Катю не переспоришь. Давай, говорит, тихонько постоим, имеем право. Вдруг Мишку увезут, будем директору звонить.

— Я ведь тебя по хорошему попросил — отведи девушку домой. Ты точно хочешь чтобы я тебе глаза подкрасил черным.

Толстяк хмыкнул, но ничего не ответил. И не убежал.

— Там твоего друга пакуют? — спросила Катька, — он так грустно на тебя смотрел, как голодная собака на колбасу.

Я обернулся, машина еще была на месте, судя по свету фар. Времени что-то решать было совсем мало. Потом ворваться как терминатор в полицейский участок, я уже не смогу.

— Друзья, идите по домам. Мне нужно парня забирать, а эти при свидетелях нормально говорить не будут, если вы понимаете о чём я.

Катя сразу глаза округлила и зашипела как очковая змея.

— Взятку давать будешь?

— Борис, — как можно спокойнее ответил я, — Проводи девушку домой. Ночь на дворе, нечего в темноте по паркам шастать.

— Я вам не вещь, чтобы меня из рук в руки передавать, — уперлась толстуха.- Они нас не заметили.

— Зато я заметил.

— Я сержанта знаю, — вдруг активировался бармен, — можно попробовать поговорить.

— Вот! Пусть Борюсик порешает! У него полгорода выпивает, есть связи, не то, что у некоторых.

Я сделал вид, что задумался, хотя уже знал ответ.

— Не нужно за меня вписываться. Я тоже кое-кого знаю.

— Видели, как ты решаешь, стоишь ручки опустил, — почти с презрением отметила Катя, — Боря всё сделает.

Боря шагнул было, но посмотрел на меня и замялся.

— Вообще-то я не так уж и хорошо знаю его. Перепутал. Этот тоже к нам заходит, но я с ним не контачу.

— Значит сам пойду, — кивнул я, — а вы домой идите, чтобы слуг народа не смущать.

Катюша махнула на меня рукой и обиженно побрела домой. Боря протянул руку для пожатия, смущенно забрал её и последовал за подружкой. Я подождал пока они уйдут достаточно далеко и пошел к машине.

9.

Иногда чтобы осмыслить произошедшее или принять правильное решение на будущее, нужно встать на место другого человека, например своего противника. Я люблю практиковать такие штуки и после того что произошло я часто прокручивал эту сцену в голове.

Например я, не молодой уже полицейский, армянского происхождения. Мама моя вышла замуж за русского и так получился ваш покорный слуга. Служил, воевал, устроился в милицию, переквалифицировался в полицейского, да так и потихоньку работал.

Частенько посылали под «Соррентино» дежурить. Место злачное, но интересное — улов хороший, а проблем мало. В основном пьяные подростки, за ними в участок родители на следующее утро в слезах бегут и отблагодарить хотят. Поймаешь сыночка мелкого предпринимателя, который на папины деньги гуляет, и уже ночь не зря прошла.

В ту смену мы заику поймали. Не видел его раньше. Перепуганный какой-то, не местный похоже. Дмитрий Николаич фары выключил и еле-еле по парку катался. Как на зло этой ночью никого вкусного не встречалось, одни парочки по кустам и скамейкам. Парочки трогать не выгодно-девки могут начать верещать так, что приходится отпускать. Правильно одиночек отлавливать, желательно под градусом.

Вот заика и попался. Стоял на стену клуба глазел с открытым ртом, даже не заметил нашу Тойоту.

Дмитрий Николаевич сказал брать, вздохнул, но не передумал и Костя рад стараться. Только усы пальцем завернул и выскочил бесшумно на ходу. На таком ходу попробуй не выскочи — выползти можно, без вреда для здоровья.

Костя думает, что он этот… Рембо. Боец без правил. Выскочил и рукой пацана как-то за горло перехватил и на спину уложил. Я сам этого усатого черта иногда боюсь. Он подкрадется в раздевалке и пробует новый приём на кем угодно. Только нас не трогает — напарники это для него святое. Я бы не знаю, что сделал если бы он меня через бедро в душе кинул. Прибил бы, просто связываться не хочется.

Короче обезвредил он парня и только потом сказал, что это задержание. Тот уже трясется и слюну пускает.

Константин его спрашивает, а он только мычит и толкается. Дмитрий Николаевич вопрос задаёт, а он дёргается и вырваться хочет. Начальник плюнул и за бланками полез в машину, а я заику к стенке поставил, отряхнул. Так допрашивать сподручнее и никто не подумает ничего лишнего. А потом вдруг появляется этот парень.

Вынырнул из темноты как черт из печи. Здоровый такой, молодой. Спортсмен. Таких в фильмах американских показывают, красавчиков — их девки любят, а очкариков они обижают. Этот правда за своим «очкариком» пришел. Я так понял, что друзья они.А может и пидоры, сейчас эта молодежь как не наркоманы, так педики.

Начал он что-то выступать, «отдай и отдай». Я его и отшил, послал куда подальше, пугнул хорошенько. Парень вроде крепкий, а струхнул и друга бросил. Ну это мы так подумали.

Я заику уже оставить думал — нафиг он нам сдался, явно нищеброд какой-то, что с него взять? А Николаевич говорит"пакуй', за ним его полюбовничек всё-равно придёт. Он и пришёл, только немного раньше.

Я дергаю задержанного,"идём', -говорю, а он мычит и плачет. И упирается. И такой сильный бычок, с места не сдвинуть. Ну не по почкам же его отоваривать? Я уже хотел если честно, но Костя не выдержал первый и к нему подлетел, я сразу на два шага назад, чтобы не снесло взрывной волной. Что ты с ним целуешься, говорит, и как выкрутит ему руку, да повёл к машине. С Костей не забалуешь, хорошо, что руку не сломал…мне. Волочит этого перца молодого по асфальту, а тот всё равно сопротивляется, гад солёный. Я бы и рад помочь, да не хочу под горячую руку попасть, а Дмитрий Николаевич только смеётся.

Молодой пищит, руками и ногами в машину уперся и влезать не хочет. Костя злой как пёс, но помощи не просит. Я и отошел по ветру. Кофе наверное дало реакцию, так меня сильно прижало.

Меня мама хорошо воспитывала, отошел в темноту, огляделся нет ли кого. Еще «Эй!» сказал на всякий случай и расстегнул ширинку и только слышу гуп-гуп. Глухие такие звуки ударов, я даже пригнулся.

Оборачиваюсь, а тот парень, который здоровый, откуда-то взялся падла — Дмитрия Николаевича с ног сбил и как в кино через крышу автомобиля прыгнул и обеими ногами в грудь Косте влетел. Костя в одну сторону, заика в другую, а я только рот открыл и за свою штуку держусь. По-маленькому перехотелось уже, по большому хочется, а Костя пришёл в себя и сцепился с бешеным парнем. Дмитрий Николаевич лежит пузом вверх и не икает, а я тоже глаза выпучил. Заика в сторону уползает, а Костю похоже избивают.

Тогда я решил выйти из сумрака. За кобуру взялся, открываю и вытягиваю служебное, а сам выхожу на площадку нашу. Пацан уже склонился над лежащим Костей и что-то у него из спины рвёт, такими странными движениями, не понятно ничего, но очень интересно. Я уже ствол поднял, всё по правилам и только хотел рот открыть, как закричит кто-то. Какая-то баба из ночи как завоет, прямо из-за моей спины. Тут я и обоссался.

10.

Вот так. Я же говорю, что интересно иногда в чужую башку заглядывать. Не всегда это у меня получается, но всегда смешно. Заглянем еще в один славянский череп.

Катя его не послушала. Миша говорит: «проведи её домой», я ей говорю «пошли», а она меня за руку схватила и потащила в парк кружить. Правду говорят, пьяные бабы — хуже пьяных школьников.

И еще меня за собой тянет. Мне и так повезло, что не пришлось из-за нее с Мишкой драться, а она все равно лезет и меня тащит за собой. Трактор, а не женщина. Люблю таких сильных и настойчивых. Я даже ничего и сказать не успел, даже не сопротивлялся, а уже по влажной траве чавкал, портил белые кроссовки. Катя, как белорусский партизан, шла в обход.

Несмотря на то, что её шатало по ветру ориентировалась она в темноте, как хищник. Я только ноги успевал задирать, чтобы не споткнуться и руками ветки отгонял, чтобы в лицо не прилетело, а она сворачивала постоянно влево, выдерживая какой-то странный радиус.

Через пару минут уставший, грязный и с разодранными до крови ладонями я наконец остановился. Точнее меня остановили. Катька встала резко и рот мне ладонью мягко зажала, чтобы не говорил. Я и не собирался, только дышал тяжело.

Мы похоже зашли с другой стороны и чуть не наткнулись на копа. Помню этого черномазого по Тройке, он в штатском приходил, молча и долго напивался, а потом выводил на улицу кого-то из посетителей. Обычно молодого веселого пацана цеплял. Не любил он «молодость» и разбивал ей лицо до крови и до хруста носовой кости — расплачивался и уходил в ночи. А я иногда вызывал скорую, иногда это делали друзья пострадавшего или он сам уходил, пошатываясь и орошая кровью тротуар.Конечно никто не писал никаких заявлений в полицию. Никто не хочет связываться с Нариком — гнилой и абсолютно жестокий тип в погонах.

А теперь он стоял не замечая нас и доставал свой инструмент из штанин. Я предпочитал не смотреть на это зрелище и отвел взгляд в сторону полицейской машины, а поэтому хорошо разглядел, как из темноты появился тот самый парень.

Сержант к нему спиной стоял и сразу его не заметил, но Мишка не захотел бить исподтишка и благородно постучал ему по плечу. Полицейский оборачивается и тут ему такие плюхи приходят, что звук их перепугал Нарика. Он медленно оборачивается, еще не понимая, что происходит, а сержант всем телом как подрубленное дерево летит на пол.

А парень, с которым я чуть не подрался, красиво прыгает через машину и сбивает с ног второго копа. Красивое.

Вместе они летят на землю и обмениваются тумаками, пока Нарик дрожит и дергает за кобуру, как за пипиську.

Вечно можно смотреть на огонь и на то, как дерутся пацаны, только женщины иногда мешают и пистолеты.

Всё так быстро происходило, что теперь не понять, как было по-настоящему. Сначала Нарик вытащил оружие и направил на парня. Направил и водит стволом из стороны в сторону. Это всё потому что они там с усатым копом в один клубок сцепились и кувыркаются. Нарик боялся своего зацепить — ранение напарника это тебе не малолеток за баром избивать, за это можно и присесть, наверное.

Рано или поздно он бы попал, даже если бы парень отцепился от усатого и встал, то получил бы пулю, но в мужские разборки вмешалась Мисс Большая Грудь. Заметила оружие и завыла как сирена противовоздушной тревоги. Армяна аж передернуло, а я похолодел — волна прошла просто от затылка до пяток, как будто из ведра воды облили сзади. Я подумал, что он сейчас развернется и в темноту шмалять начнет с перепугу, а там как раз мы стоим. У меня обратный подсчет в голове пошел — десять секунд до конца никчемной жизни, даже Катьку завалить не успел.

Десять!

Нарик оборачивается и щурясь вглядывается в темноту.

Девять!

Похожий на вампира, выпившего только что жертву парень поднимает голову и всматривается в Нарика.

Восемь!

Катя наконец-то закрывает рот и падает без сознания, еле успеваю её поймать.

Семь!

Глухой удар. Кажется, мой конкурент по женщине только что добил полицейского одним ударом.

Шесть!

Я вместе с Катькой сажусь на землю, скрываясь в ночи, как вампир, удержать её на руках я не могу — красоты много не бывает.

Пять!

Паренек, которого задерживали копы, поднимается и бредет доставая на ходу что-то блестящее из кармана. Я думал это нож!

Четыре!

Нарик матерится и захлебывается ругательствами. Парень уже вбивает их ему в глотку.

Три!

Я зажимаю Катьке рот ладонью. Если этот псих увидит нас, мне конец. Конечно о том, что он наверняка уже слышал её сирену я не вспомнил.

Два!

Задержанный переворачивает усатого на живот и садится у него в ногах.

Один!

Убийца говорит: «Я же просил тебя забрать её.»

Мне конец.

11.

Можно было на ситуацию и со стороны Витьки посмотреть, но там только сопли были в основном и дикий страх. А со стороны усача холодная ненависть и горячие пиздюлины. Поэтому продолжим.

Я когда увидел толстяка-бармена и Катьку в кустах немного офонарел. Ну как же расстались совсем с другой стороны и они должны были уже быть на пути к Катиной общаге, или где она там живет, а были туточки. Плюс Катя рот открыла и раскинув руки на руках у толстяка-бармена возлежала, как помещица на перинах, а он на меня выпучив глаза смотрел и побелел как памятник Ленину в лучшие годы.

— Я же просил тебя забрать её.

Даже злиться сил нет, только что все силы ушли в этой безумной авантюре, энергия рванула и вышла вся, еще чуть-чуть и упаду прямо здесь. А у меня три мента отдыхают в лужах крови.

Бориска трусится и пальцем тычет. Я оборачиваюсь, Витька — молодец уже с усатого крылья выкорчевывает. Да так зло вырывает, с наслаждением.

— Спасибо, — говорю Борьке и осматриваю своего. Так и знал, и у него крылья сложены на спине, как парашюты. Вот тебе и слуги народа — настоящие хранители тьмы. Причём все трое. Да и как бы нормальный человек ужился в компании уродов — так не бывает, или сам станет уродом или уйдёт. Эти спелись.

— И что мне с тобой делать?

И правда, что?

Витька деловито вырывает второе крыло и поднимается. Я машу ему рукой и возвращаюсь к баранам.

— Ты ведь понимаешь, как вы не вовремя вернулись?

Борис кивает, у него дрожат пухленькие губки. Катька похрапывает у него на коленях.

— С ней что?

— Вырубилась, — пищит Бориска и округляет глаза.

— Что она видела?

— Ничего, — слишком быстро отвечает он.

— Значит почти всё. И что мне делать с вами?

Витька пытается перевернуть жирного, а Бориска бледнеет и худеет на глазах.

— Я помогу другу, а ты посторожи Катьку. Потом мы уйдём, а ты подними ей ноги выше туловища, расстегни блузку и маши над ней чем-то, если через десять минут не очнётся — вызывай скорую.

— Хорошо.

— Ты ничего не видел.

— Хорошо.

— С ней я завтра поговорю на работе.

— Хорошо.

— Перестань «хорошокать».

Он замолчал и зубами стучал, как от холода. Витька закончил с толстым и пошатываясь шёл к нам. Вырванные крылья он перекинул через плечо, как паруса и они покорно повисли вдоль Витькиной спины. Толстый с еле сдерживаемым страхом смотрел на него.

«Что же с вами всеми делать?» — обречённо подумал я.

Борис помог погрузить полицейских в машину и я отогнал её чуть дальше, да там и оставил их приходить в себя. Витька, тем временем, Борюсика сторожил.

Катьку подняли и отвели на скамеечку ближайшую, где она открыла глазки, а мы с другом по-тихому свалили.

— Б-беда, — почти прошептал Витька, когда мы шагали домой уже по улице, оставив за спиной чертов парк.

— Почему? — спросил я и осмотрелся на всякий случай, никто не преследовал.

— Уроды видела м-меня. И т-тебя. Они нас все равно н-н-н-найдут.

— Плевать, — ответил я, — подумаем об этом завтра. А сейчас спать, мне через пару часов на работу.

Витька хотел что-то ещё бурчать и даже пробовал, но я его уже не слушал. Кроме полицейских нас ещё и Борька с Катей видели, да и мало ли кто ещё. Проблемы разрастаются снежным комом, зато улов хороший — наш сосед в яйце будет доволен.