Обессилевшая «птичка» буквально рухнула на привычном своём месте. Секунду спустя обрушился трап, судя по скрежету — в последний раз. И я выбежала наружу.
Лин была ещё жива, раз уж моё тело восстановилось за время полёта. Теперь я могла бежать, что и сделала. Я неслась к узкому проходу между скалами, через который мы проехали на киберах, когда вышли в расширенный рейд. И Лин тогда точно так же лежала без чувств, и всё висело на волоске, пока Крейз не сделал нечто невероятное, что изменило правила игры.
А ещё когда-то, миллион лет назад, в месте, таком же, как это, двигался транспортный модуль, вёз нас с Альвусом и Еффой к морю. В один из самых счастливых дней моей жизни я научилась плавать…
А потом увидела его. Кого-то странного. Он сидел вдалеке от места, которое мы выбрали, и смотрел на меня.
«Кто это?» — спросила я.
«Где?»
Альвус и Еффа меня не поняли. И я побежала разбираться сама. Они смеялись мне вслед, думая, что я просто играю. Но я видела его, и он был странным. Не таким, как все. Когда я спросила, кто он, он сказал: «Не знаю».
Альвус и Еффа так и не увидели его. И я забыла об этой встрече так же, как все забыли про Крейза, когда он исчез из «Последнего вздоха». Но теперь воспоминание вернулось. Яркое, нестираемое.
встретишь глупого мальчишку по имени Виллар — не давай ему спуску
Горячий ветер сорвал слезинку с моего лица.
Я бежала, стараясь обогнать собственные мысли, стараясь не думать о том, что сделаю. Я не должна была думать, потому что мысль порождает реальность.
В реальности битва с Кетом проиграна, потому что он — не реален.
Знание того, как правильно, зрело во мне, ширилось, распирало. А я не давала ему превратиться в слова и образы. Я бежала, что есть мочи, и шептала в такт дыханию:
— Из хаоса и безумия сотворим мы разум, чтобы тебе отличить себя от других и найти своё место в мире. Из хаоса… Из хаоса и безумия!
Я запетляла по разрушенному посёлку. Обновлённая память позволяла ориентироваться без каких-либо проблем, к тому же меня вела Музыка. Это было хорошо. Я спрячусь за ней, как гонщик пристраивается за соперником, чтобы набрать скорость без сопротивления воздуха.
Виллар был прав. Мы сами должны творить Музыку. Потому что… Потому что… Этого я не могла произнести даже мысленно.
Виллара я увидела издали. Это был именно Виллар. Он сидел в воде неподвижно, и лишь подбежав ближе, я услышала его крики:
— Сдохни! Сдохни, тварь!
«Прости меня, — подумала я. — Если я ошибаюсь…»
Остатки мысли унёс ветер. И кинжал прыгнул мне в ладонь. Последние шаги — мне казалось, что время замедлилось. И вода расступалась под моими ногами.
Он не слышал моего приближения, не мог слышать, потому что кричал, не замолкая. Кричал, что ненавидит и боится себя.
— Прости, — сказала я одними губами, и кинжал будто сам по себе, неподвластный моей воле, прянул вперёд, вонзился в спину существа, подобной которому я была когда-то.
Короткий вскрик.
Виллар попытался повернуть голову и увидеть лицо поразившего его подлого врага, но не сумел.
Пусть я и не была опытным бойцом, но убивать умела. И находить уязвимые точки — это было одним из моих талантов. Лезвие кинжала пробило сердце Виллара. Оно — сердце — ещё попыталось сократиться, и страшная рана внутри сделалась шире.
А потом сердце замерло. И остановилась Музыка, созидающая вселенную, Музыка, которая и была вселенной. Все звуки исчезли, мир наполнился тишиной.
Беззвучно рухнуло в воду тело Виллара, и вода окрасилась алым. На западе солнце опускалось в воду, и казалось, что всё море — кровь. И я стою в крови, держа дрожащий кинжал.
Это кинжал дрожит, не я, не я…
Я выпустила кинжал, и он беззвучно канул в воду. А руки дрожали.
Что я наделала?! Что?!
Я была одна в целом мире, мёртвом так давно, что он и сам, наверное, уже забыл, что такое жизнь. И я упала на колени, кровавая вода покрыла мои бёдра. Я простёрла руки перед собой, опустила их в воду и нащупала два тела. Одно шевелилось, пытаясь подняться, но как-то слабо и нерешительно. И я улыбнулась сквозь слёзы. Что, неожиданно? Испугался, когда я уничтожила Музыку вселенной? Ты тоже можешь бояться, Кет. А теперь — замри. Теперь я должна закончить своё дело.
И сквозь толщу воды пробилось сияние. Два маленьких «солнышка», как называл их Крейз. Я делала то, чему научило меня Место Силы — я исцеляла.
— Что ты делаешь? — разорвал тишину детский голос.
Я повернула голову и увидела стоящую по колено в воде серокожую малышку. Она внимательно смотрела на меня, и я улыбнулась ей:
— Если бы я знала…
— Ты знаешь! — твёрдо сказал ребёнок.
Я кивнула:
— Тогда и ты знаешь, что должна будешь сделать. Удачи!
Она кивнула. В её взгляде появилась решительность. Девочка повернулась и бросилась бежать по воде. Всплески от её быстрых ног дерзко смеялись над тишиной.
А потом силуэт девчонки расплылся от слёз, и я не могла их отереть. Зашептала, заговорила, запела, не задумываясь, то, что всплыло из самых глубин моего существа:
— Из хаоса и безумия сотворим мы разум, чтобы тебе отличить себя от других и найти своё место в мире.
Ярче загорелись «солнышки», и вода забурлила, но я не чувствовала боли, помимо той, что была внутри.
— Из пустоты червоточин, да явится душа, чтобы слышать великую Музыку и петь в унисон с нею.
Я знала, что где-то в недрах Места Силы, не приходя в сознание, вторит мне Лин, её губы шевелятся, произнося слова, которых она никогда не знала. И что Гайто шепчет их же, он видит, как ему их приносят жёлтые ленты изнанки бытия.
— Из безвольной стихии призовём дух, чтобы вёл тебя к цели и не дал отступиться.
На космическом корабле, залитом ярким светом, хрипло шепчет Сиби, её пересохшие губы растрескались, и на них запекается кровь.
— Из грязи земной, из чистой воды явится плоть, чтобы служить трём первым вместилищем.
Райми и Сайко ещё спят в своих постелях, но и им снится Таинство, и они вторят мне из своего мира. Как и Илайя, плывущая в ярком свете. Она смеётся от счастья, она приветствует свою свободу и твердит вместе со мной:
— Из тишины изначальной да грянет Музыка творения, что объединит всё в единое целое, и да будет так.
Два «солнышка» слились в одно, и свет грянул на все миры. В нём на миг утонуло всё сущее. Это был новый Большой Взрыв. И в нём родилась новая прекрасная Музыка. Пусть не такая правильная, как прежняя, но в своём несовершенстве бесконечно прекрасная.
И Музыка стала мною, и я стала Музыкой.