Трагикомедия в пяти актах

07. Не самая важная страница истории Места Силы

Весь мой жизненный опыт слился в унитаз.

Я понятия не имел, на что опереться, за что закрепиться. Только и мог, что судорожно цепляться за трос, ставший единственной ниточкой, связывающей меня с жизнью. Но в любой миг она могла превратиться в удавку…

А ведь если я сейчас погибну — это будет всё.

Рухнув с такой высоты, я, конечно, сохраню тридцать процентов своего тела. Но прежде чем оно сумеет шевельнуться, Место Силы падёт окончательно, и чудеса закончатся. Я умру. Навсегда. Козырей в рукаве не останется.

Сверху донёсся отчаянный визг Илайи. Я вскинул голову, но ничего не разобрал.

Удар снизу громом сотряс стены шахты — рухнул противовес. И полёт прекратился.

Я выдохнул.

— Илайя, ты к…

Снизу поднялся ещё один удар грома — это достигла дна лифтовая кабина.

— Ты как? — просипел я, когда наступила тишина.

— Дверь, — сказала Илайя.

Она, болтаясь на тросе выше меня, выпустила когти и заставила их светиться. Я, прищурившись, увидел дверь.

— Отлично, — сказал я. — Давай, я поднимусь повыше. Ты наступишь мне на плечо и прыгнешь. Цепляйся когтями. А потом — руби её. Окей?

— Да, — согласилась Илайя.

Я, не обращая внимания на дрожь в руках, прополз чуть выше. Илайя встала мне на одно плечо и, оттолкнувшись, прыгнула.

Сверкнули когти, вонзились в дверь.

— Есть! — крикнула Илайя.

Она встала на узкий карнизик, если его можно было так назвать. И второй рукой принялась лупить по двери.

Я терпеливо ждал. Мне пока не было смысла дёргаться, я там точно не помогу. Даже если закреплюсь рядом — топором махать уж точно не сподручно.

С каждым ударом Илайя воинственно вскрикивала. Дыра росла. И вдруг я обратил внимание, что тишина отнюдь не была полной.

Снизу доносился ровный гул, который можно было бы счесть каким-то техническим, если бы не богатый жизненный опыт.

Я изо всех сил прищурился, будто бы это могло помочь расслышать, и беззвучно выругался.

Там, внизу, шла битва. Я слышал происходящее в больничном цилиндре. А опустив голову, увидел вспышки.

Илайя вдруг перестала бить дверь и повернулась ко мне. Её глаза широко раскрылись.

— Крейз, прыгай! — закричала она дурным голосом.

— Куда? — не понял я.

И тут трос дрогнул.

В тот момент я не размышлял — всё сделали инстинкты. Подсознание стремительно обработало информацию.

Может быть, там, внизу, в шахту вылетел какой-то нюхач. Может быть, он зацепился за трос и повис. Трос был чертовски длинным и, как следствие, тяжеленным, я не мог его перевесить при всём желании. Но, может быть, этот нюхач учуял, что наверху — враги.

Инстинкт этих тварей порой не уступал нашему разуму. Может быть, нюхач перерубил трос, на котором висел. Что с ним сталось дальше — уже не узнать. Это не самая важная страница истории Места Силы.

А я начал падать.

Если бы не крик Илайи, спохватился бы поздно. А так — рванулся всем телом к ней, оттолкнувшись ногами от троса. Взмахнул топором…

Лезвие пронзило дверь у самого основания, я повис на нём.

За спиной жужжало и свистело. И вдруг по спине хлестнуло. Я, не выдержав, заорал. Боль была какая-то ирреальная, пронзающая душу и тело — это вылетевший из блока конец троса ударил меня, разорвал форму, обтяжку, кожу и, по ощущениям, добрался до кости.

Слёзы хлынули, застилая обзор. Я стиснул зубы, вцепился что есть мочи в рукоять топора и ощутил, что лезвие выскальзывает из двери.

Я замер.

Дёрнусь выше — рухну сразу. Хвататься не за что.

Лезвие продолжало выскальзывать.

— Крейз! — хныкнула Илайя.

Она тянулась ко мне свободной рукой, я смотрел на её светящиеся когти и понимал, что не дотянусь ни за что.

Та же мысль посетила и Илайю.

Она с размаху всадила когти в дверь, чуть присела и протянула мне правую ногу.

— Держись что есть мочи, предупредил я.

— Да!

Теперь — волевое усилие. Преодолеть инстинкт самосохранения, оторвать от рукоятки левую руку и схватиться за лодыжку Илайи.

Я перенёс на левую руку весь вес, и лезвие прекратило скользить.

Илайя заскрипела зубами.

Я убрал топор в биополе и схватился за ногу двумя руками.

Илайя застонала сквозь зубы.

Я полез вверх. Мне пришлось облапать Илайю там, где к ней, должно быть, ни одна живая душа прежде не прикасалась. И, наконец, сумел поставить ноги на карнизик. Правой рукой схватился за край прорубленной дыры.

— Спасибо, — выдохнул я.

— У-у-у, — простонала Илайя.

— Ты как?

Она подумала. Потом обиженным тоном сказала:

— Нога болит.

— Прости.

— Ты не виноват, это всё я. Не сразу поняла лабиринт.

Значит, всё-таки лабиринт — это линии вероятностей для неё.

— Их мало кто читать умеет, — сказал я. — Ты молодец, Мышонок. Ты — совсем-совсем молодец.

Говоря, я заглянул в пробоину и замер с открытым ртом.

Оттуда на меня кто-то смотрел.

Человек. Совершенно спокойное лицо.

А когда он отодвинулся, я узнал это лицо.

Хирург.

— Можно было просто постучать, — сказал он. — Ты что, Крейз, в сарае воспитывался?

Не успел я ответить, как что-то с невероятной силой ударило в дверь над нашими головами. В лицо полетели искры. Я зажмурился, наклонившись. А когда выпрямился, обнаружил сверху огромную пробоину.

Мы с Илайей заглянули туда одновременно.

— Ну? — Хирург стоял, вращая моргенштерн на цепи с таким видом, как будто игрался с йо-йо. — Мне казалось, вы хотите меня увидеть.