Товарищ "Чума"#10

Глава 3

В общем, посидев еще чуть-чуть в винном погребке, мы немного сняли стресс и решили не продолжать пьянку — впереди нас ждал очередной насыщенный день. Я надеялся, хотя бы он не принесёт столько сюрпризов, как все предыдущие. Хотя, если учитывать нападение Раава, уже можно ставить «галочку» — норма приключений на сегодняшний день выполнена и даже перевыполнена.

Но едва выйдя во двор, мы застали там обеспокоенного лешего, которого Пескоройка пропустила под защитный купол. Видимо, таково было на этот счет распоряжение Вольги Богдановича, ведь он вел с ним какие-то исследования его врождённых способностей лесного владыки.

И, как всем нам было известно, одним из результатов такой совместной работы являлась продвинутая версия чудесной лесной тропинки, по которой мы сюда и добрались. Результат их сотрудничества, не без некоторых побочных эффектов, был просто поразительным!

Теперь с помощью этой тропки можно было без всяких «перебежек» по полям, попасть сразу из начальной точки в конечную, если там присутствовал какой-нибудь лесной массив. Именно с помощью этого доработанного лесного чародейства я собирался добраться до секретной базы НКВД в Подмосковье, где на данный момент находились остальные члены команды моего нового ведомства силовиков.

Можно было, конечно, и сразу в Москву отправиться — там всяких парков и прочих садов тоже хватает. Но я решил, что появляться среди массы народа, такое себе решение. Я уж лучше потихоньку в глухом Подмосковье появлюсь, а уж затем и в Кремль.

— Здрав будь, дедко Большак! — поприветствовал я лесного владыку, подходя поближе.

— И тебе не хворать, товарищ мой Чума! — ответно произнес леший, пребывающий в привычном виде небольшого сухонького старичка со слегка отдающей зеленцой длинной седой бородой и кривым сучковатым посохом в руке.

А затем, явно не сдерживая эмоций, мы с лешим крепко обнялись. Ведь на сегодняшний день нас связывало очень многое: и помогали друг другу, не щадя живота своего, и жизнь спасали неоднократно. Так что дать волю чувствам было просто необходимо.

— Хвала Создателю, что с вами всё в порядке! — облегчённо выдохнул лесной хозяин, когда мы наконец перевели дух. — Я и не знал, что подумать, когда странные вещи в моём лесу твориться начали… — нахмурившись произнёс он.

— Это какие, дедко Большак? — прищурившись, поинтересовался я, отметив, что новое место жительства он уже называет «своим лесом». Значит, прижился здесь, и это здорово!

Леший нервно провёл рукой по бороде, и в его глазах вспыхнули тревожные искорки.

— Неладно стало с утра в лесу, товарищ мой Чума! — сурово произнёс лесной повелитель. — Я почувствовал, как дрожит под ногами земля… А деревья и травы шептали мне о беде, пришедшей в ваш дом… Я знал, что ты и твои товарищи в опасности, но не смог вовремя прийти вам на помощь… Прости, товарищ мой Чума… — Леший сгорбился, словно под тяжестью невидимой ноши.

— Не переживай ты так, дедко Большак! — Я вновь обнял худенького и маленького старичка, в образе которого пребывал лесной владыка и легонько встряхнул. — С нами всё в порядке! А вот что у тебя случилось?

— Лес на границе с усадьбой… Он словно «заболел»… Исказился… И не пропустил меня к вам! — Леший разгневанно ударил посохом о землю, и в ответ где-то вдали прогрохотал странный гул, будто лес откликнулся на его ярость. — Что-то стояло между мной и вами… Словно стена из Тьмы… Нет, это была не Тьма… Хотя и очень похожа… Словно чуждая сила… Чуждая всему, даже самой жизни… — немного не связно пытался пояснить леший.

Оно и понятно, он, похоже, не имел понятия ни о Рааве, ни о силе Хаоса, с которой никогда, похоже, не сталкивался.

— А вокруг бушевала настоящая буря, — не останавливался леший, — деревья, которые я пытался призвать на помощь, гнулись и уродовались под напором этой неведомой стихии. И я чувствовал, как моя сила, обычно такая надежная, рассыпается, как сухие листья под ногами…

Я ощутил холодный ком в груди, вспомнив, как исказилось само пространство во время нашего противостояния с демоном. Если даже лесной владыка не мог пробиться к нам — значит, искажение пространства, устроенное Раавом, куда опаснее, чем я думал.

— Я рвался к вам, но… — Лесной владыка замолчал, и в его глазах отразилась беспомощность.

— Ты и так сделал всё, что мог, — твёрдо сказал я, кладя руку на его плечо. — Спасибо, друг, что поспешил к нам на помощь!

Леший резко поднял голову, и в его взгляде загорелся знакомый огонь решимости. И в тот же миг верхушки сосен в бору поместья закачались от порыва ветра — будто сама природа поддержала лесного хозяина.

— Ну, я, наверное, пойду?.. — произнёс дедко Большак. — Вам сейчас не до меня…

— Это еще почему? — проскрипел Вольга Богданович. — Будем мы еще из-за какого-то ублюдочного выродка Бездны откладывать жутко интересные опыты! — Он обнял лешего за плечи, и потащил в сторону кладбища. — Я, кстати, успел собрать немного той субстанции, что вылилась из прорехи в пространстве… Можно попробовать найти «противоядие» для твоего леса…

— Кстати, — леший обернулся, — вчера наши воины прогнали заморских супостатов из этих мест!

— Что? — Я поначалу не понял, о чём это он.

Было странно слышать из уст лесной нечисти «наши воины». И только чуть позже до меня дошло, что территория Пескоройки и прилегающих лесов перестала находиться в оккупации, и вновь перешла под контроль СССР. Наши войска, наконец-то, погнали фрицев и в хвост, и в гриву! И наша окончательная победа уже не за горами!

— Наши пошли в наступление! — радостно завопил Ваня, быстрее меня сообразив, что означают слова лешего. — Мы уже не за линией фронта! Ура!

— Ура-а-а!!! — подхватили его радостный клич дед Маркей с отцом Евлампием.

Старикан даже запустил в воздух свой неизменный картуз с треснувшим козырьком, с которым не расставался со времен Первой мировой. И как он умудрился его не потерять за всё время наших приключений — ума не приложу?

Похоже, это у него уже вошло в привычку — воюет дед почти всю свою сознательную жизнь: империалистическая, революция и гражданская, защищал КВЖД в Харбине[1] и на Халкин-Голе отметиться успел. И всё это, несмотря на солидный возраст! Жалел только старый снайпер, что в Испании побывать не довелось, так ему хотелось помочь нашим зарубежным товарищам-коммунистам. Он даже частенько напевал себе под нос строчки из известной песни:

Я хату покинул,

Пошел воевать,

Чтоб землю в Гренаде

Крестьянам отдать.

Прощайте, родные!

Прощайте, семья!

'Гренада, Гренада,

Гренада моя![2]

После этого радостного сообщения я сразу подумал о томящихся в безвестности руководителях страны касательно нашей дальнейшей судьбы. Я так думаю, что известия о подбитом самолёте, в котором мы с Ваней отправились на задание, уже давно достигли Ставки. А сообщить о том, что мы живы-здоровы, никакой возможности не было.

Нужно было срочно выдвигаться назад, в Москву, что я и планировал сделать прямо сегодня, воспользовавшись совместно доработанной мертвецом и лешим чудесной тропой. Тянуть с этим я не видел смысла. К тому же, с помощью лесного чародейства этот переход должен был занять сущие часы.

Вернуться назад я планировал в «усеченном составе» — вместе с Ваней, Черномором и отцом Евлампием, оставив женщин — Глашу, Акулину и Глорию, а также старого снайпера деда Маркея в Пескоройке. Своими женщинами я не хотел рисковать, даже ведьмой. А дед Маркей всё-таки стар и его снайперское умение против магических тварей не срабатывает.

За ними я рассчитывал вернуться позже (пусть отдохнут как следует), использовав обычный «человеческий» способ передвижения — самолет, поезд или автомобиль, раз уж эту территорию уже освободили наши войска. Все-таки у доработанной Вольгой Богдановичем тропы лешего имелись своеобразные «побочные эффекты» — очень и очень опасные, как нам уже удалось в этом убедиться.

К тому же, я был уверен, что в Пескоройке Глаше и Акулине ничего не угрожает, и Вольга Богданович с помощью эгрегора моих ушедших не до конца с этого света родственничков сумеет отбиться от любой напасти. А передо мной на первом плане сейчас стояла безопасность моих любимых, а особенно беременной Глаши.

Да и Раав, если эта тварь надумает проявится вновь, открыл охоту именно на меня, верее, на имеющийся в моём арсенале «Гнев Господень». Поэтому, своим уходом я вызову «огонь» демона на себя.

И еще, я был уверен, Глаша с Акулиной не будут просиживать дни напролёт, сложив руки, а изобретут с моим мертвым дедулей в его супер продвинутой магической лаборатории еще что-нибудь полезное. Или доработают «философский камень» до нужной кондиции. Мне бы он сейчас, ох, как пригодился. Надо будет, кстати, и имеющейся версией запастись. Пусть и ненадолго, но мои меридианы она в норму приводит.

Вот, вроде бы, и все задачи на сегодня. Осталось собраться, проститься со всеми, и в путь. Надо наших товарищей в Ставке успокоить, а то они и не знают, что и думать на наш с Ваней счёт. Сказано — сделано: когда солнце перевалило зенит, мы с моей командой уже стояли на границе лесного массива, окружающего Пескоройку.

Не буду рассказывать о подготовке к походу, о прощании с дорогими мне людьми — не люблю я этого. Долгие проводы — лишние слёзы… В общем, вышли — уже хорошо. Особо и вещей с собой не тащили, по моим прикидкам до базы в Подмосковье мы должны были добраться до темноты.

Солнце продолжило медленно клониться к закату, окрашивая верхушки деревьев в багрянец, когда мы ступили на волшебную тропу. Воздух здесь был гуще, чем на открытом пространстве, словно пропитан древней магией. А под ногами шелестели не просто сухие опавшие листья, а шёпот прошлого — отголоски тысяч шагов, когда-то оставленных в этом растительном массиве лесными духами, путниками и тварями, которых лучше не встречать.

Вольга Богданович, стоя на границе, кивнул нам в напутствие:

— Идите быстро, не сворачивайте и не останавливайтесь надолго без особой на то причины! Тропа сегодня спокойна… но помните — она «живая». И это, старайтесь не слишком магичить на тропе — она нестабильна. Может, и фортель какой выкинуть…

Первые полчаса прошли без происшествий. Леший не зря называл эту дорогу «чудесной» — пространство вокруг нас словно «сжималось», заметно сокращая расстояние. Казалось, сделаешь шаг, а лес вокруг уже другой: то гуще, то реже, то еловый-сосновый-смешанный. То он внезапно пропадает, сменяясь заросшими разнотравьем полянами.

Но затем Ваня, шедший впереди, резко остановился.

— Слышите? — прошептал он, предупредительно подняв руку. — Словно нашептывает кто…

Внезапно перед нами выросла стена тумана, принесённого резким холодным ветром, густого, словно молоко. Из него проступили силуэты — люди в рваной военной форме, с пустыми бельмастыми глазами. Солдаты вермахта. Те, кого мы все когда-то отправили прямиком в ад. Но сейчас они восстали из мёртвых по какой-то неведомой мне причине…

Один из призраков шагнул вперёд — и я узнал его. Тот солдат, в Тарасовке, первым склеивший ласты от моего заклинания «кровавой дрисни». Его синие раздутые губы на поеденном разложением лице с трудом шевельнулись:

— Ты следующий…

— Не останавливаться! — жёстко распорядился я. — Именно об этом и предупреждал Вольга Богданович. Они не смогут ступить на тропу!

— И не смотрите им в глаза! — предупредил отец Евлампий, крепче сжимая крест. — Это неупокоенные души — они могут утянуть вас за собой!

Где-то в глубине чащи что-то громко завыло, словно какая-то огромная тварь мучилась в приступе ненасытного голода. Земля под ногами дрогнула, будто что-то огромное потянулось к нам из адовых глубин. Ветер донёс запах прелой листвы, железа и крови.

— Прибавить шаг! — рявкнул я, подавая пример. Мы бросились вперёд, пока неупокоенные мертвецы, так и не сумевшие ступить на тропу, пытались ухватить нас своими судорожно скрюченными руками за одежду.

Фашисты-призраки продолжали скользить за нами по краю тропы, их обветшалые сапоги не оставляли следов на земле, а пустые глазницы следили за каждым нашим движением. Холодный ветер свистел между их рядов, шелестя потрёпанными и окровавленными обрывками мундиров.

— Они держатся только на границе тропы! — крикнул Ваня, едва не споткнувшись о вылезший из земли корень. — Но если мы замедлимся, они смогут до нас дотянуться!

Его слова прервал новый звук — громкий хруст веток где-то справа. Из-за деревьев выползли еще фигуры, но уже не люди. Существа с неестественно вытянутыми конечностями, с кожей, покрытой серой плесенью, словно слизью болотной трясины. Их рты были слишком широкими и полными мелких острых зубов.

— Лесные шишиги! — с ненавистью прошептал отец Евлампий, осеняя себя крестом. Инквизитор знал толк во всевозможной нечисти, с которой ему уже приходилось сталкиваться. — Они чуют наш страх!

Один из уродцев резко метнулся к тропе, но едва коснулся ее края, как зашипел и отпрянул, словно обжегшись. На его лапе остался дымящийся след.

— Тропа сдержит их… но не уверен, что это надолго, — сказал я, чувствуя, как холодный пот заливает моё лицо.

— А может, пусть батюшка по ним своей Благодатью пройдётся? — неожиданно предложил Черномор.

— Не вздумай! — резко среагировал я. — Если тропа «свернётся», нас прямиков в их лапы выбросит!

Внезапно земля заколебалась сильнее, разверзнув перед нами большую трещину, бегущую вдоль самой границы тропы. Нас обдало смрадом гниения, а потом из неё вылезли костлявые руки, обвитые колючей лозой.

— Бежим! — проревел я, пропуская вперед священника и карлу — в беге они у нас самое слабое звено.

Мы рванули вперед, спотыкаясь, но не останавливаясь. Воздух вокруг сгустился, сердце колотилось в груди с такой силой, что казалось, вот-вот разорвёт рёбра. Мы бежали, не оглядываясь, но топот бегущих тварей преследовал нас — то сливаясь с шорохом листьев под ногами, то нарастая.

Тропа внезапно повернула влево, и перед нами открылся узкий мост, перекинутый через глубокий овраг. Деревянные доски, потрескавшиеся от времени, скрипели под ногами, а внизу, в темноте, что-то шевелилось — что-то большое, покрытое чешуёй, с желтоватыми, мерцающими, как болотные огни, глазами.

— Не смотрите вниз! — громыхнул бегущий впереди инквизитор. — Это…

Я не успел расслышать, кого он назвал, да и запоздало предупреждение. Мой взгляд скользнул вниз, и я увидел очередных чудовищ, словно порожденных какой-то больной фантазией. Гибкие, словно змеи, твари ползли вверх по стенам оврага, цепляясь когтями за корни деревьев. Их рты, неестественно широкие, растянулись в предвкушении добычи, а в глазах плясали отражения огней, которых не было.

— Бегите! — продолжал реветь батюшка, добавляя нам прыти.

Последние метры моста мы преодолели в прыжке, едва не падая друг на друга. За спиной раздался треск — одна из досок рухнула в пропасть, и тотчас же оттуда донёсся жуткий, влажный хруст, будто что-то огромное пережёвывало-перемололо её словно гигантская мясорубка.

Но у нас не было времени думать об этом. Тропа сузилась до такой степени, что приходилось идти гуськом, едва прижимаясь к стволам деревьев. Воздух стал густым, как сироп, и каждый вдох обжигал лёгкие. Я повернулся — позади уже не было ни тумана, ни призраков, ни шишиг, ни рук, ни чудовищ из-под моста. Да и сам мост словно корова языком слизала.

— Что это чёртова хрень? — неожиданно воскликнул Иван, резко замахав руками, словно пытаясь что-то с себя сбросить.

Я понял, что он имел в виду, только когда сам почувствовал — липкая «паутина», невидимая обычному глазу, но хорошо ощутимая кожей. Она оседала на лицо, руки, запутывалась в волосах, прилипая к коже так, что не отодрать.

— Похоже… это паутина дзёро-гумо[3]… — хрипло произнёс отец Евлампий, тяжело дыша. — Если мы… в нее вляпаемся — нам конец…

[1] Советско-китайский военный конфликт (1929): при царской России КВЖД был важным стратегическим объектом Дальнего Востока, упрощал развитие диких территорий и был в совместном управлении Китая и России. В 1929 году китайцы решили, что самое время у ослабленного СССР железную дорогу и прилегающие территории отобрать. Однако превосходящая в 5 раз по численности группировка китайцев была разгромлена под Харбином и в Маньчжурии.

[2] Гренада. Стихи- М. Светлов, музыка — В. Берковский https://www.youtube.com/watch?v=yA2KCuc1EHE

[3] Кумо (яп.) — паук-оборотень в японской и китайской мифологии. Кумо становится пауком, прожив более 400 лет. Для пауков-оборотней в сугубо женском варианте есть специальное имя дзёро-гумо.