Товарищ "Чума"#10

Глава 18

Я резко дернулся — припекало весьма ощутимо, а сквозь ткань кармана пробился тусклый красноватый свет.

— Что это⁈ — встревожилась Глаша, немного отстраняясь и глядя на мою гимнастёрку.

— Не знаю… — сквозь зубы процедил я, судорожно роясь в кармане.

Пальцы обожгло ещё сильнее, но я всё же вытащил камень. Тот самый. Только теперь он был не серым, невзрачным и холодным, он стал как будто наполненным живым огнём — тёмно-алым, и пульсирующим, как сердце.

— Охренеть… — прошептала Акулина, застыв с чайником в руках.

Глория мгновенно подошла ближе, её глаза сузились.

— Откуда это у вас? — спросила она резко, но в голосе сквозило не раздражение, а… тревога?

— Нашёл этот булыжник по дороге в Пескоройку возле старого заброшенного идола в лесу, — ответил я, чувствуя, как камень нагревается ещё сильнее. Я подбежал к лабораторному столу и бросил его на металлическую поверхность.

— Это не просто булыжник… — Ведьма едва сдержала саркастический смешок, рассматривая раскалившийся докрасна камень. Как вы вообще смогли взять его голыми руками, Месер? Если бы я попыталась такое провернуть, мне оторвало бы пальцы.

— Как-то получилось… — Я пожал плечами. — Словно почувствовал… что этот камень предназначен… для меня…

— Простите, Месер, но вы полный… — Что она хотела сказать Глория, но не произнесла вслух, я прекрасно прочитал у неё в голове.

Она даже лицо ладонью закрыла, чтобы я не увидел её реакцию. Но с моими эмпатическими способностями мне этого и не требовалось. Действительно, как это я так лоханулся?

Акулина нервно переминалась рядом с ноги на ногу.:

— Это… плохо? Да?

— О, да! — бросила старая ведьма. — Очень и очень плохо!

Глаша тоже подошла и сжала мою руку.

— Что он делает? И почему светится?

— Потому что он активировался, — мрачно ответила Глория. — А вот что от него ожидать — я не знаю. Но точно ничего хорошего…

Я почувствовал, как холодный пот выступил на спине. Но боялся я не за себя, а за любимых женщин, нерожденного еще малыша, и за Глорию тоже переживал.

— Отлично! — нарочито весело фыркнул я. — Мне как раз не хватало ещё одного таинственного секрета!

А вот Глаша мой юмор совсем не оценила. Её пальцы вцепились мне в руку так, что я едва не вскрикнул.

— Нам такого «веселья» и даром не надо!

Глория тоже медленно кивнула — вид мерцающего булыжника её тоже весьма напрягал. Она, активировав магическую защиту, которая отразилась мерцанием вокруг её тела в магическом зрении, наклонилась над артефактом.

— Что это? — произнесла она, заметив светящуюся резьбу из переплетённых между собой змей.

Хотя, мне показалось, что это змеи. На самом деле, присмотревшись, я понял, что это совсем не змеи — это переплетённые между собой руки многорукого существа. Насколько я знал, в индуизме присутствовало несколько многоруких богинь, таких как Лакшми, Дурга и Кали, что являются весьма важными фигурами. Лакшми символизирует богатство и процветание, Дурга — силу и защиту, а Кали — время, разрушение и преобразование.

Камень на столе неожиданно дрогнул и покачнулся, будто бы в ответ на мои мысли. Но ведь такого быть не могло… Хотя, что я вообще знаю о подобных артефактах — ни-че-го! То есть — абсолютно.

Я вновь посмотрел на камень. На испуганную, но любопытную физиономию Акулины. На задумчиво-тревожное лицо Глории. На Глашу, которая явно собиралась прямо сейчас кого-то прибить. И примерно догадывался кого…

— Извините… что так вышло… — Только и придумал я, что сказать.

Глория вздохнула.

— Ладно… у нас два варианта: либо попытаться срочно уничтожить этот камень, пока он не натворил дел…

— А второй? — спросил я.

Тонкие губы ведьмы растянулись в жутковатой улыбке:

— Попробовать изучить его… и использовать — в нем тьма энергии!

А мне вдруг отчего-то очень захотелось, чтобы этот день уже наконец закончился. Камень внезапно замер, а его жар резко спал, словно сам артефакт прислушался к словам Глории. Но в следующий миг с поверхности камня вырвался слабый фиолетовый отсвет, и в воздухе запахло озоном и чем-то неуловимо древним — сыростью гробниц, погребенных под переплетениями корней, пеплом жертвенных костров, терпкой смолой священных деревьев.

— Он реагирует на нас, — прошептала Глаша, и её пальцы ещё сильнее впились в мою руку.

— Или только на вас, Месер, — поправила Глория, не сводя взгляда с камня.

— Думаю, что только на меня… — Я осторожно потянулся к артефакту — мне отчего-то до сих пор казалось, что он не причинит мне вреда, но ведьма резко отдернула мою руку.

— Не торопитесь, Месер! Мы даже не представляем, с чем имеем дело! — Глория нахмурилась. — Но я знаю одно: энергия, заключённая в нём… немного отличается от той, которой мы привыкли пользоваться.

Камень будто услышал её. Резьба из сплетённых рук засветилась ярче, и вдруг… Тишину разрезал глухой щелчок, и поверхность булыжника треснула, словно яичная скорлупа. Камень раскололся пополам. Изнутри пробился холодный фиолетовый свет.

Гробовая тишина повисла в лаборатории, даже Глаша разжала пальцы, слегка отстранившись. Акулина тоже резво отскочила назад:

— Что… что это⁈

Глория резко выпрямилась, её защитные чары вспыхнули ярче.

— Это не просто артефакт! — прошипела она, но я и сам уже об этом догадался. — Это — печать!

Это была печать пространственных врат — самоактивирующийся магический портал. И что-то или кто-то по ту сторону этих врат хотел к нам проникнуть. Но я не мог не оценить тот момент, как была реализована идея запихнуть печать портала в камень. Как бы и мне освоить эту магическую технологию?

Из трещины в камне выползла струйка густого фиолетового тумана. Он не рассеивался, а, наоборот, клубился, словно живой, формируя в воздухе извилистые линии — древние символы, которые я не мог сходу прочесть, но инстинктивно ощущал их сложность и мощь.

— Нам нужно уходить! — Глаша схватила меня за рукав. — Сейчас же!

Но было уже поздно — камень взорвался. Не огнём и осколками — он просто… «растворился», превратившись в вихрь света и теней, а на его месте возникли пространственные врата. Ну, по крайней мере, я так понял. И понимание этого факта произошло на каком-то подсознательном уровне, потому что этот переход не был похож на всё ранее виденное.

Это был не портал в привычном мне понимании, не дыра, а нечто иное — словно кусок пространства упаковали в «неправильную форму», отчего стены лаборатории искривились, потолок прогнулся, а воздух стал тягучим, словно расплавленный на сковороде сахар. И в этом искажённом пространстве появилось… оно…

Сначала — лишь силуэт, но с каждой секундой он становился чётче. Высокое, слишком высокое существо, с кожей цвета потускневшего серебра и множеством рук — тех самых, что были выгравированы на камне. Их было слишком много, и двигались они независимо друг от друга, словно каждой рукой управляла своя воля.

— Это что? — прошептал я. — Дурга или Кали?

Судя по изливающейся из портала силе — это была Кали, существо, скорее темное и кровавое, нежели светлое и созидательное. Глория не ответила. Она медленно отступала, и лицо её побелело. Существо же тем временем приближалось к порталу с той стороны, словно неторопливо шло откуда-то.

— Нет, — наконец выдохнула она. — Это не сама богиня… Скорее, это один из её многочисленных аватаров…

Фиолетовый туман начал сгущаться, образуя плотный кокон вокруг существа. Руки — все эти многочисленные и «беспокойные» конечности — одна за другой стали сливаться, сокращаясь в числе, пока их не осталось только две. Высокий рост уменьшался, кожа приобретала обычный человеческий оттенок.

Черты лица, до этого размытые и неестественно вытянутые, смягчались, становясь узнаваемыми. Наконец, туман рассеялся окончательно, портал закрылся, лаборатория приняла свой привычный вид, а перед нами стоял… человек. И на первый взгляд, и на второй, да и на магический тоже — совершенно обычный человек.

Ну, разве что одарённый, величину дара которого я так и не смог определить. Похоже, что он был куда весомей, чем мой собственный. А это много значило! С такими сильными ведьмаками, либо магами, я еще живьем не встречался. За исключением моих дедуль Перовских, но все они давно были мертвы, и присутствовали только в виде духов-хранителей в родовом эгрегоре.

Вышедший из портала человек был среднего роста, крепкого телосложения, с проседью в густых темных волосах и глубокими морщинами у глаз. На нем была просторная дорожная одежда — потертый кафтан… Да-да, именно кафтан, как его рисуют в учебниках истории.

На ногах — мягкие кожаные сапоги, припорошенные желтоватой пылью. Широкий кожаный пояс с висящими на нем многочисленными мешочками и флягами, да еще основательно потрёпанный холщовый «сидор» за плечами завершали его «слегка устаревший» образ.

Лицо незваного гостя было одновременно усталым и сосредоточенным, словно он только что завершил долгий путь и теперь хотел лишь одного — побыстрее отдохнуть.

— Кто ты⁈ — Загородив собой женщин, решительно потребовал я ответа от незнакомца. Хотя, если судить по нашим с ним весовым категориям, он легко уделает меня, словно матёрый хищник беззубого щенка. — По какому праву ты незваным пришёл в мой дом? Ну, и назовись, в конце-то концов!

— Афанасий Никитин, — представился он спокойно, но с легкой усталостью в голосе, и поклонился, словно купец на средневековой ярмарке. — Некоторые из вас могут знать меня как Странника.

Вот те раз! Если этот мужик не врёт, передо мной прародитель ведьмовского рода Никитиных, пра-пра-пра и так далее дедушка Глаши и Акулины, а еще известный на весь мир путешественник, писатель и купец. Только чего этому старому чёрту от нас понадобилось? Ведь не казал же он носа к своей забытой семейке сотнями лет, а тут — нате, нарисовался, хрен сотрёшь!

— Странник? — изумленно ахнула Глория, буквально замерев на месте и пожирая незнакомца глазами.

Ведь, если он сказал правду — перед ней легендарнейшая личность, оставившая неизгладимый след в магическом сообществе Европейских магов. Некоторые из которых до сих пор нервно икали и лишались сна, едва только услышав его громкое прозвище.

Глаша же, напротив, недоверчиво фыркнула:

— Вот так поворот! Ну, здравствуй, дедуля Афанасий… Чем докажешь, что ты — это ты?

Афанасий ухмыльнулся, но в его глазах не было ни насмешки, ни злобы — только что-то вроде усталой мудрости. Но всё-таки, что-то в этой улыбке заставило меня напрячься. Потому что где-то в глубине его глаз все еще светился тот самый холодный фиолетовый отблеск — напоминание о том, что под этой добродушной человеческой оболочкой скрывается нечто куда более древнее и опасное.

— Чем же доказать? — задумался старый колдун. — Ну, хотя бы этим… — И он протянул мне лету, лежащую на его ладони.

Не-не, вы, наверное, не поняли… Он протянул мне мою лету, лежащую (уже нет) на моём слове, к которому у него доступа нет, и быть не могло! Ну, теперь вы понимаете уровень моего изумления?

— И как ты это сделал? Как сумел достать мою лету…

— Ну, вообще-то, это моя лета, — словно маленькому ребенку пояснил Афанасий, — моей рукою писана, моими печатями наполнена, к моему дару привязана — я её с любого слова запросто достать сумею. Да и дар твой — всего лишь часть моего, которую я, уходя, в семье оставил. А вот как эта сила в твоих руках оказалась, при наличии крепкого задатка у внучки моей, — Афанасий безошибочно указал на Акулину, — большой вопрос? — И старый ведьмак уставился в мои глаза своим немигающим взглядом.

Вот как этот старый пройдоха умудрился всё так хитро перекрутить, чтобы я себя как бы в чём-то и виноватым себя почувствовал? А как же, обобрал бедную девчушку, без дара семейного оставил. Сразу видно — он и вправду когда-то пронырливым купцом был! Любую ситуацию к своей выгоде повернуть может. А иначе в Индии и не выжил бы. Молодец, родственничек, глаза бы мои на него не смотрели!

— Дар мне по обоюдному согласию достался, — не отводя глаз, ответил я. — А внучка твоя — сама от подобной ноши неподъёмной отказалась, а я просто удачно оказался в нужное время и в нужном месте. И не тебе меня корить, Странник! — Продолжил я обмен любезностями.

— Правду он говорит, деда Афанасий! — неожиданно вступилась за меня Акулина. — Я сама от дара отказалась — не верила в него… Дурой набитою была… Сейчас, может быть, и рада была б… Да только теперь где ж его взять?

— Ну, на этот счет и подумать можно… — Лукаво подмигнул ей дедуля-прародитель. — Есть у меня один способ, которым я дочерей своих одаривал.

Вот ведь как вокруг меня всё закрутилось — сплошные прародители, да основатели из всех щелей повылазили. Хоть караул кричи. Сдаётся мне, что таких совпадений на ровном месте просто не бывает. Слишком уж всё вокруг стягивается в какой-то нереально-плотный клубок загадок, распутать который пока не представляется возможным.

Я перевел взгляд на расколотый камень — он, оказывается никуда не растворялся — теперь это была просто груда ничем не примечательных осколков. Но, чёрт возьми, как изящно была исполнена эта печать портала! Это не мои потуги переноса магии на бумагу и дерево. Я бы взял у этого дедули пару уроков на досуге для повышения своей ведьмачьей квалификации…

Афанасий продолжал смотреть на меня с тем же невозмутимым спокойствием, но в его глазах читалось нечто среднее между насмешкой и… интересом? Будто он видел перед собой не просто ведьмака, экспроприировавшего их семейный дар, а нечто весьма и весьма занимательное.

— Мне только одно непонятно, медленно произнёс он, — если ты действительно получил дар по согласию, то почему он не вернулся к Акулине, когда она передумала? Ведь я завязывал силу рода, передаваемую из поколения в поколение, именно на кровь? Чтобы никто посторонний не смог навсегда забрать мой дар.

Вон оно чё! А я и не знал, что с моим даром всё так хитро обставлено. Но на этот вопрос у меня не было чёткого ответа — одни предположения.

— Возможно, потому что отказ был окончательным, — предположил я, но тут же почувствовал, как мои слова звучат неубедительно даже для меня самого.

— Или потому, что дар уже перестал быть завязанным на нашу кровь, — продолжил мои рассуждения уже сам Афанасий. — Когда ты принял дар, впустил его в себя, то каким-то образом изменил его… Я не знаю, как ты это сделал, но он стал твоим по праву. И отозвать его назад, в семью, уже не представляется возможным.

— И не надо ничего отзывать, — усмехнулась Глаша, погладив выпирающий живот, — дар и так остался в семье! Он — мой муж и отец моего ребёнка!

Старый ведьмак взглянул на живот вновь обретенной правнучки, и уголки его губ поползли в стороны.

— Ай, вы мои хорошие! Ай, вы мои красавицы! Род Никитиных будет продолжаться! Погоди-ка, внучка… — Неожиданно осёкся старый ведьмак. — А дар-то у вашего дитяти такой силы… — Афанасий даже задохнулся от изумления. — Такой силы, что иным старым богам завидно станет!

Афанасий замер, а его глаза расширились от внезапного осознания.

— Так вот оно что… — прошептал он, и в его голосе прозвучало как восхищение, так и тщательно скрываемая тревога. — Как же я не подумал… Ты же по роду — наследник самого Ящера…

Я нахмурился, не понимая, куда клонит очередной дедуля, попавшийся на моём пути:

— О чем это ты?

Старый ведьмак задумчиво потер подбородок, словно собираясь с мыслями:

— Дар рода Никитиных — это тоже не просто сила, переходящая по крови. Это завет, запечатанный в поколениях. Он передается по наследству, но всегда остается связанным с нашим родом. Однако ты…

Договорить он не успел — в лаборатории внезапно пахнуло прахом, сырой землей и прелыми листьями. Воздух загудел, как потревоженный улей, и из тени выступил мой мертвый дедуля — Вольга Богданович. В одной руке он сжимал свою любимую трость, с которой никогда не расставался, а в другой — готовый к бою палаш. В его темных глазницах мерцал холодный изумрудный свет.

— А я думал, что ты уже давно сгнил в своей могиле, светлый княже, — неожиданно с ехидцей в голосе произнёс Афанасий, явно узнав Вольгу Богдановича.

— Не дождешься, Странник! — Недобро оскалился мертвец желтыми зубами. — Зря ты сюда явился — на этот раз не выкрутишься, жалкий купчишка!