Товарищ "Чума"#10

Глава 15

Отец Евлампий появился на пороге нашего общего с Фроловым кабинета в Кремле (да-да, нам выделили небольшую каморку неподалёку от лаборатории профессора Трефилова) поздним вечером. Вид у него был уставший, но в глазах светилась решимость. За спиной — мокрый от осеннего дождя черный плащ, капли с которого падали на пол, оставляя темные пятна на бетонном полу.

— Мир вам, чада Божии, — произнес священник, осеняя нас крестным знамением. Он, видимо, забыл, кем я являлся. Но мой ведьмовской чин уже давно позволял мне совершенно безболезненно переносить крестное знамение. — Я только что со встречи с Высокопреосвященнейшим Владыкой Сергием, — начал он, не теряя ни секунды. — Православная Церковь не останется в стороне!

В кабинете, где мы с Фроловым ждали вестей, повисла напряжённая тишина. Это было неожиданно. Мы, конечно, надеялись, но до конца не верили, что церковь пойдёт на открытый союз с Советской Властью.

Отец Евлампий стоял молча, но его пальцы судорожно сжимали новый нательный крест, по всей видимости выданный ему в Патриархии вместо утраченного.

— Владыка Сергий передает вам ответ, — продолжил священник, откинув мокрый капюшон. В его движениях была какая-то неестественная резкость, будто он боялся, что время ускользает. — Мы, согласны сотрудничать… но не ради власти, не ради сделки — а токмо ради спасения заблудших душ… Ведь Раав — он не просто древний демон. Он — предтеча Конца света, предтеча нового Апокалипсиса, но не по Божественному попущению, а идущему против его воли.

— Это… хорошая новость, — осторожно произнес Лазарь Селивёрстович.- Да что там — просто отличная! А что обещал Владыка Сергий?

— Всестороннейшую поддержку, — ответил священник. — Молитвенное покровительство, доступ к архивам, которые были скрыты от советских властей, и… согласие на участие в деле противостояния демону Рааву и Хаосу. Митрополит Сергей считает, что времена изменились. Настала пора единства — веры и государства — перед лицом древнего Зла. Он также передал вам это…

Отец Евлампий медленно открыл потертый кожаный саквояж, с которым пришел, и вытащил ветхий свиток, перевязанный черной лентой с золотым шитьём.

— Это записи монаха-затворника Тихона. XVI века. В них говорится о прежнем пришествии демона, И о том, кто его остановил.

Я развернул пергамент. Тонкие буквы церковнославянского текста сливались в строки, но смысл был ясен.

— И прииде дух нечистый, — вслух прочитал я, — иже именуется Раав, и многая души погуби. И восста на него муж, яко огнь, в броне веры нерушимой…

— Страж Веры? — пробормотал я, надеясь, что не ошибся.

— Откуда? — Изумленно вскинул брови монах, но потом опомнился, вспомнив, с кем имеет дело. — Да, Страж Веры, — подтвердил отец Евлампий, и в его голосе впервые прозвучала тень сомнения. — Но за всю нашу историю их было лишь трое. И последний погиб в Смутное время…

— Одним из них был святой инок Фома? — уточнил я. — Мы сегодня в архивах НКВД видели летопись, в которой по преданию, именно он сумел надолго изгнать с земли Русской демона Раава.

— Так и есть, — степенно кивнул инквизитор. — Святой Фома был вторым Стражем, о котором нам известно.

— То есть, «Страж Веры» — это не просто человек, — сказал я, быстро просматривая документы, — это… некий «заступник» или воин, обретающий особую силу?

— Точно неизвестно… — ответил священник. — Но в летописях также сказано, что эта сила может проявиться лишь тогда, когда сама Вера окажется под угрозой. И эта угроза, как мы видим, на сегодняшний день весьма велика.

Это, понятно, тапок в огород наших революционеров-атеистов.

— А что с Божественной Благодатью, батюшка? — спросил Фролов. — Ведь силы одного священника для противостояния демону будет недостаточно?

— Я не один, — серьёзно ответил отец Евлампий. — Владыка Сергий благословил на столь святое дело еще двоих моих собратьев-инквизиторов. Нас теперь больше. И мы будем с вами до победного конца!

Я посмотрел на монаха. В его глазах не было ни капли страха, только решимость.

— Отец Евлампий, тогда нам пора действовать. У нас мало времени. А еще этого Стража как-то нужно найти…

— Искать его нужно не просто «как-то»! — перебил меня отец Евлампий, вынув из саквояжа потрёпанный кожаный фолиант, на обложке которого поблёскивал золотом византийский крест. — А по строго определённым признакам. Вот, читайте…

Он бережно положил книгу на стол. Старые страницы с хрустом раскрылись на нужном месте. Перед нами был список — странный, почти поэтичный, словно специально зашифрованный.

— Страж Веры рождается в час великой смуты, ереси и великого греха, — гласило первое правило, которое я и перевел на понятный всем русский язык, поскольку текст фолианта был написан на латыни. — Кровью грешника, но душою чист — это второе. Трижды отвергший — трижды же прощённый. Ведомый волком и вороном в ночи…

Фролов недовольно поморщился:

— Да это же гадальные бредни! Какой волк? Какой ворон?

Отец Евлампий недовольно поджал губы, словно размышляя, стоит ли продолжать. Его пальцы дрогнули, перелистывая страницы фолианта.

— Это не гадальные бредни, — выдохнул он наконец, и его голос звучал так, будто он сам лишь сейчас осознавал всю тяжесть этих слов. — Это пророчество! Древние знамения! И если вы хотите найти Стража, придется принять их как данность. Если демон Раав уже здесь, если он снова ступил на нашу землю, то и Страж Веры уже должен быть среди нас. Осталось лишь… найти его и распознать.

Фролов хмыкнул, но теперь в его глазах мелькнуло недоверчивое любопытство.

— Хорошо, допустим. Но как эти признаки помогут нам его найти? «Ведомый волком и вороном» — это что, буквально? Или еще один «аллегорический шедевр» от ваших средневековых монахов?

— Ведомый волком и вороном… — Священник медленно поднял взгляд, и в его глазах отразился холодный свет лампы. — Это не аллегория. Во всяком случае, не совсем.

Капитан госбезопасности скрестил руки на груди:

— Ну и?..

— Волк и ворон — знамения, указанные в пророчестве святителя Кирилла Иерусалимского. Волк — символ преследования, гонитель веры. А ворон… ворон — это вестник. Тот, кто приносит весть о смерти. Или, напротив, предупреждает о ней.

Я резко выдохнул:

— То есть Страж Веры…

— Будет отмечен их присутствием, — кивнул монах. — Возможно, буквально. Возможно, в видениях или знаках. Возможно, в деяниях.

— Да, уж, — скептически хмыкнул Фролов, — вариантов до хрена, но ни одного конкретного! «Трижды отвергший…» — процитировал он еще одно условие. — Что отвергший? Веру?

— Вполне вероятно, — спокойно ответил батюшка. Пророчества никогда не отличались особой ясностью. Но всегда сбывались! Понятно одно: Страж уже возродился. И демон Раав его уже ищет.

Фролов щёлкнул языком:

— Прекрасно. Выходит, мы не только должны найти какого-то мифического «защитника», но и сделать это раньше, чем его обнаружит демон?

Отец Евлампий вдруг резко захлопнул книгу и раздражённо убрал её в саквояж.

— Мифического? — Его голос стал тише, но в нём появилась стальная нотка. — Вы думаете, Церковь столетия хранила эту тайну просто так? Стражи Веры уже приходили! И если пророчество сбывается снова, значит, это уже начинается.

— Что начинается? — не унимался Фролов.

— Война, — просто сказал инквизитор. — Та самая, последняя. Апокалипсис!

Тяжёлая тишина повисла в комнате. Ну, да — ну, да, и я один из всадников его. Сомневаться в словах батюшки не приходилось, кое-что из его «пророчеств» я видел, так сказать визуально.

Я взглянул на уголок потрёпанного фолианта, который было видно в раскрытом чреве саквояжа. В его страницах была запрятана не просто загадка — ключ. И теперь нам предстояло его отыскать. А вот к вариантам расшифровки пророчества, предложенным отцом Евлампием, я бы добавил и свои.

Если подытожить каждый пункт, выходило следующее:

«Ведомый волком и вороном». Если понимать слова пророчества буквально — Стражу являются звери-проводники (возможно, духи или оборотни). Если символично — он преследуем (волк) и получает предзнаменования (ворон). Ну, и еще вариант, что это Раав уже послал за ним своих слуг — тех самых «волка и ворона».

«Трижды отвергший — трижды же прощённый». Это тоже можно понимать по-разному. Отрекался от веры, но вернулся к ней. Был предан трижды, но сам простил предателей. В прошлых жизнях (если Страж — это реинкарнация, типа моего «соседа»-всадника) он трижды «падал и поднимался». В общем мутновато пока с этим.

«Кровью грешника, но душою чист». Возможно, совершил тяжкий грех, но раскаялся. Рождён от «нечестивых» родителей, но сам свят. Либо его сила пробудится только после какой-нибудь кровавой жертвы (возможно, даже его собственной). Читал я о таких примерах инициации[1].

— А ещё, — я осторожно приоткрыл саквояж и взял в руки книгу, чтобы еще раз посмотреть на старинный текст, — можно упустить очевидное.

Фролов ехидно приподнял бровь:

— Например?

Я провёл пальцем по пожелтевшим страницам.

— Например, что всё перечисленное — не признаки, а испытания.

Батюшка резко повернулся ко мне, глаза его возбуждённо сверкнули.

— Ведомый волком и вороном, — продолжил я, — потому что он прошёл через гонения и предзнаменования смерти.

— Трижды отвергший, — добавил отец Евлампий, медленно осознавая, что я, возможно, прав, — потому что устоял в трёх искушениях.

— Тогда «кровь грешника» — это что, — криво усмехнулся капитан госбезопасности, — экзамен на тему «убийство во благо»? — Фролов медленно провёл ладонью по лицу, словно стирая с него маску циничного скепсиса. — И при этом — он душою чист…

— Начнём с начала еще раз, — сказал я, указывая на строки пророчества. — Если «волк и ворон» — не просто символы, а ключи, то где их искать?

Монах задумался.

— Волк… Возможно, речь о знаке рода. Или месте. В старину словом «волк» называли не только дикого зверя, но и людей… Волка ассоциировали с преступниками, ворами, а также с инородцами, иноверцами. В то же время, волк мог быть символом мудрости, силы, независимости и даже покровителем. В народных представлениях волк часто выступал в роли оборотня, волколака, и был связан с потусторонним миром, загробной жизнью. А ворон…

— Воронов часто связывали с колдовством, — хмуро добавил Фролов. — Или с местами смерти.

Я почувствовал странный толчок в груди — будто кто-то невидимый ткнул меня пальцем. Комната снова погрузилась в тягостное молчание. А за окном внезапно закаркал ворон. Громко, хрипло — будто отвечал на наш немой вопрос. Я вздрогнул. Батюшка неспешно перекрестился.

— И, кстати, — продолжил Фролов, — одного ворона мы уже с тобой видели, товарищ Чума — он нас с тобой чуть не угробил, когда машину разносил! — Фролов медленно поднялся с кресла и подошёл к окну. Его фигура резко очерчивалась на фоне бледного закатного неба. — Ну что ж, — прошептал он, не отрывая взгляда от большой чёрной птицы, сидевшей на ветке старого дуба. — Похоже, нас опять нашли, товарищ Чума…

Ветер внезапно усилился, завывая в щелях старых рам. По моей спине пробежал холодок. Отец Евлампий сжал крест в руке, его губы беззвучно шевелились — то ли в молитве, то ли в проклятии.

— Каркает неспроста, — прошептал отец Евлампий, прислушиваясь к резким звукам за окном.

Я тоже подошёл к окну. Ветер трепал чёрные перья огромного ворона, сидевшего на фонарном столбе прямо напротив нашего окна. И самое странное — птица смотрела. Не просто в сторону, как обычные птицы, а прямо на меня, будто чего-то ждала.

— Лазарь Селивёрстович, — я обернулся к Фролову, — ты когда-нибудь видел, чтобы ворон так пристально смотрел? Ведомый волком и вороном… — повторил я, всё ещё пытаясь расшифровать эти мутные слова пророчества, чтобы они наконец-то обрели хоть какой-то смысл.

Я перевёл взгляд на книгу. Пожелтевшие страницы будто шептались под моими пальцами, полные скрытых смыслов, которых я пока не понимал. — Возможно, это не просто символы… Может, это… места.

— Места? — Фролов нахмурился, не понимая, о чём это я.

— Обитель волка — лес. Ворон же…

— Лесная крепость! — внезапно воскликнул отец Евлампий, перебив меня. — И я знаю, как она называется… — выдохнул, а его лицо неожиданно просветлело. — Пескоройка!

В этот момент ворон с фонаря резко взмахнул крыльями — не улетая, а будто подавая знак. Ветер завыл громче. За окном внезапно грянул гром, и дождь усилился. Чёрная птица наконец сорвалась с места, кружа над дорогой с протяжным карканьем.

— Вы серьёзно, отец Евлампий? — моему изумлению не было предела. — С чего вы это взяли?

— Знаешь, кто на самом деле был первым Стражем? — спросил меня священник. — Но не был внесён в церковные летописи, потому как считается язычником, оборотнем и колдуном?

— Да не томите уже, батюшка! — прикрикнул на священника капитан госбезопасности.

— Некий былинный богатырь… — произнёс отец Евлампий, а после взял длинную театральную паузу. — Вольга Всеславьевич!

— Ага… — вот теперь мне стала понятна аллегория про «волка и ворона». Только в оригинале — «серым волком и ясным соколом» Но, поскольку былинный князь считался у церковников, как только что сказал батюшка — язычником, оборотнем и колдуном, то «ясный сокол» трансформировался в «черного ворона». Ну, а волк, он и в Африке — волк. — Значит, первопредок и основатель рода Перовских был Стражем?

— Так гласит одно древнее предание, которое нам удалось обнаружить в патриаршем архиве. Но, как на самом деле обстояли дела, теперь уже не узнать, — произнёс отец Евлампий.

Ну, это он так думал, что не узнать. А вот мне несколько дней назад довелось пообщаться с моим самым древним и крутым дедулей… Вот только неизвестно, сумел ли он восстановиться после оказанной нам с Глашей помощи? Или отправился на перерождение, как того опасался Вольга Богданович, растратив все свои духовные силы?

— Значит, нам туда дорога, значит нам туда дорога… — задумчиво пропел я известные строчки, впрочем, еще пока даже и не написанные[2].

— Куда дорога? — вскинулся Лазарь Селивёрстович.

— В Пескоройку, товарищ Контролёр, — ответил я. — Надо с дедулей попробовать поговорить — может, чего и посоветует.

— С каким дедулей? — откровенно затупил капитан госбезопасности.

В обсуждениях моего древнего княжеского происхождения и принадлежности к роду былинного Вольги Всеславьевича, происходивших в полной секретности у товарища Сталина, он не участвовал. Об этом знали всего лишь несколько человек: сам Иосиф Виссарионович, товарищ Берия, Ваня Чумаков и, собственно сам отец Евлампий. Ведь именно он помог нам отогнать от вотчины князей Перовских гребаного демона, чтобы ему икалось в пучинах Хаоса!

— Так уж вышло, Лазарь Селивёрстович, что я являюсь прямым потомком этого легендарного князя и витязя, — сообщил я своему соратнику, поскольку скрывать от него это факт не видел никакого смысла. — И, возможно, что у меня есть к нему прямой доступ…

— Он что, до сих пор жив? — выпучил глаза Фролов.

— Нет, он умер. — Покачал я головой. — Но дух его до недавнего времени был вполне вменяемым собеседником…

[1] Один, согласно скандинавской мифологии, принес себя в жертву самому себе, чтобы обрести мудрость и руны. Он пригвоздил себя копьем к мировому древу Иггдрасиль и висел на нем девять дней.

[2] «Дорога на Берлин» — песня композитора Марка Фрадкина на стихи Евгения Долматовского, созданная в 1944 году. Также встречаются названия «Брянская улица» и «Попутная песня»]; изначально стихотворение Долматовского было опубликовано в 1943 году в газете «Красная Армия» под названием «Улочки-дороги».