Тени зимы

Глава одиннадцатая

Я пробыла в гостях у Сиона больше двух недель. Не знаю, что там с колдовскими приемами Медро, может, у него просто не было времени мной заниматься, но факт тот, что меня не нашли.

От Эйвлин я узнала, что Медро захватил власть за неделю и четыре дня до моего возвращения в Камланн. Я примерно представляла, как это случилось. Был пир. Медро посоветовал своим сторонникам не налегать на питье. Именно в ту ночь Констанций заболел «лихорадкой», а Медро всем рассказывал, что его теперь заподозрят в отравлении. Его люди напали на отряд Констанция, когда о болезни их предводителя еще не стало известно, и перебили половину из них. Некоторым удалось спастись в суматохе, а остальных заперли. На следующий день Констанций умер.

— Руаун пришел ко мне до рассвета, сразу после того, как поубивали людей короля, — рассказывала Эйвлин. — Он сказал, что теперь Мордред станет императором, и что мне надо бежать. Я ничего не соображала. Куда я побегу с младенцем? Маленькой Телери еще и трех лет не исполнилось. Но Руаун сказал, что Мордред пока не запер ворота, а сейчас в крепости полная неразбериха. Он видел, как запрягали телеги у конюшен. Ну, я схватила детей, потащила в темноту. Сион и Телери плакали. Прибежали к воротам, а там, слава Богу, была телега. Руаун помог мне, принес что-то, чтобы заплатить возчикам. Я плохо думала о нем, миледи, считала предателем. А оно вон как вышло! Да, не всех людей короля перебили. Я слышала, те, кому удалось спастись, ушли в саксонские королевства, а оттуда на корабле уплыли в Малую Британию. Скоро вернется Верховный Король, и опять мир будет.

Я ничего не сказала на это. Если что-то сломано, то починить не всегда удается. Можно как-то собрать разбитый горшок или восстановить ручку от метлы, но Империя — это живое существо, созданное человеческими сердцами, и разбитое, оно может не срастись. Братство теперь воевало само с собой. В Британии началась гражданская война, как двадцать лет назад, когда Артур захватил власть. У Мордреда, по-видимому, есть союзники на севере: Эргириада ап Кау, короля Эбраука, его собственный клан вынудил отречься от престола и уступить трон сводному брату Хуэлю. Это произошло как раз за пару дней до того, как Мордред захватил власть на юге. Хуэль ненавидел Артура, он винил его в смерти отца, короля Кау и брата Брана. Под его началом Эбраук поднял мятеж. Наш союзник, Уриен из Регеда, попытался подавить восстание, но главные его силы были с Артуром в Галлии. Серьезных боевых действий против мятежников можно было ждать только после возвращения Артура. Зато мы понимали, что Хуэль давно сговорился с Мордредом, а на Уриена можно рассчитывать. Однако теперь я уже не так была уверена, что Артур, вернувшись, легко справится с Мордредом. Все-таки против общих сил последнего и Мэлгуна выстоять непросто.

А Мэлгун действительно решительно занял сторону Мордреда. Уже через два дня после того, как я поселилась у Сиона ап Риса, мы узнали, что армия Мэлгуна перешла реку Сэферн и спешит на юг, к Камланну, не встречая сопротивления. Средние королевства Британии постараются не ввязываться в драку, они подождут, кто возьмет верх. Старые обиды и новые слухи заставили их отказаться от поддержки Императора, хотя, если Артур погибнет, Мордреда они не примут ни за что, и начнут грызню друг с другом, пытаясь урвать в условиях анархии все, что можно. Нам могла бы помочь Думнония, но что она может сделать теперь, оставшись без короля, отправив основные силы за море? Часть воинов, пришедших в Камланн вместе с королем, все еще голодала под замком в кладовых Камланна.

Была и еще одна причина для опасений. Силы Мордреда неуклонно росли. Недовольные дворяне, воины, уставшие от мира и надеющиеся на прибыль и славу, должники и преступники, ищущие решение своих собственных проблем в крахе королевства, — все они хотели присоединиться к Мордреду. Да и сам Мордред не дремал. Что ни день, приходили вести об аресте или казни кого-нибудь из дворян, поддерживавших Артура, о взятии заложников, о конфискованных товарах и потерях крепостей.

Сельчане в окрестностях Мор-Хафрена, по крайней мере, на словах, поддерживали Артура. Второй сын Сиона Дафидд каждый день наведывался в Баддон, чтобы узнать новости на рынке. Когда рынок закрылся по приказу Медро, в разных местах начали собираться люди, чтобы поделиться новостями и слухами. Источники слухов оказывались самыми разными. Так, например, в Баддоне поселилась невенчанная жена Кея, Мэйр, имевшая многочисленную родню. Ей тоже удалось сбежать из Камланна, воспользовавшись суматохой. Один из ее кузенов частенько говорил на сходках, Дафидд слушал и передавал нам. Получалось так, что многие кланы ждут возвращения Артура из-за моря, чтобы собрать ополчение и встать под его знамена. А пока люди точили охотничьи копья, доставали старые кинжалы и мечи. Оружие приносили из амбаров или из других схронов, а иногда и вовсе из могил, чистили, полировали, неуклюже упражнялись. Артур правил достаточно долго и достаточно хорошо, чтобы люди доверяли ему и не хотели его поражения. Ведь именно селяне в случае гражданской войны теряли больше всех. Дворяне могли отсидеться в своих крепостях, а простым плетнем от войны не отгородишься.

Прошло еще двенадцать дней. С очередной сходки вернулся Дафидд и сообщил, что Мордред и Мэлгун с войсками покинули Камланн и направились к морю.

— Эчел Биг-Бед из клана Наф говорит, — рассказывал Дафидд, — что император высадился на востоке, и они отправились сражаться с ним. Но Кас ап Саиди говорит, что они заключили союз с саксами и хотят объединиться с ними.

Все вопросительно посмотрели на меня, но я только головой покачала. Откуда мне знать, какая из новостей верна? Сомнительно, чтобы саксы с кем-нибудь стали объединяться. Некоторые из саксонских вождей, как я полагала, уважали Артура. С другой стороны, они не в восторге от своей роли данников Верховного Короля, и, как обычно, хотели бы больше земли. Если Мордред пообещает им землю, они могут и поддержать его. Но Мордреду, в любом случае, доверять не будут. Артур, правда, тоже не спешил им доверять настолько, чтобы высадиться в одном из их портов, зная, что против него поднято восстание. Зная характер саксов, вполне можно предположить, что они постараются взять Артура в плен или даже убьют, а потом уж займутся Мордредом.

— Я не знаю, — устало ответила я на незаданный вопрос. — Надо подождать.

Мы ждали. Я не могла спать по ночам, а дни казались бесконечной чередой серых минут, совершенно одинаковых. В насквозь продымленном маленьком доме жить было трудно. Клан принял единогласное решение, что императрица Британии не притронется ни к какой работе по дому, а той работой, к которой я больше всего была привычна — то есть к управлению хозяйством, — мне заниматься не стоило просто из вежливости. Так что я целыми днями занималась детьми, молилась, чтобы поскорее наступила ночь, а потом, ночью, молилась, чтобы поскорее пришло утро. Клан Сиона отнесся ко мне удивительно по-доброму, в конце концов, я им жизнью была обязана, но уже через несколько дней мне ничего так не хотелось, как уехать отсюда и никогда больше не возвращаться.

Три дня спустя пришла еще одна новость: Сандде, молодой лорд крепости Инис-Витрин, выступил против Мордреда и объявил себя сторонником Артура. Я помнила Сандде по своим многочисленным визитам в Инис Витрин: высокий худой юноша с лицом ангела и манерами испуганного зайца. Его отец поддерживал монастырь в Инис Витрин и не одобрял политику Артура, но не более того; Сандде стал хозяином крепости после смерти отца всего три месяца назад, а его нейтральная позиция не привлекала внимания Мордреда. Теперь лорд Инис Витрин разослал людей по всей Думнонии, прежде всего, по сельчанам, сам целые дни проводил в седле, призывая всех поддержать Верховного Короля, который уже высадился в саксонских землях.

— Так что, завтра поедем в Инис Витрин? — нетерпеливо спросил Дафидд, сообщивший эту новость.

— Переждем, — хмуро осадил его отец. — Как бы это не оказалось западней.

— Как это? — Взъерошился Дафидд. — Да кто же нас обманом заставит сражаться за Артура?

— Сандде… а может, Мордред, — остудила я горячего парня. — Не уверена, что у молодого лорда действительно есть вести об Артуре, он вполне может их придумать, чтобы укрепить доверие к себе. Если это вдруг так, у него нет шансов победить Мордреда с Мэлгуном — насколько я помню, у него в отряде тридцать воинов. Его родичи. Лучше дождаться проверенных вестей от Артура. А может, это и есть план Мордреда: заставить сторонников Артура заявить о себе открыто, чтобы разобраться с ними до прибытия Артура. Подождем. Надо убедиться, что Артур уже на британской земле. — А про себя я подумала, что ожидание может затянуться. Хорошая погода на море закончилась. Не исключено, что Артур застрянет в Галлии до весны.

Еще через три дня ближе к полудню во двор влетела взмыленная лошадь Дафидда и сам он ворвался в дом, крича, что все правда, Артур вернулся и объединил войска с Кердиком, королем западных саксов. Оказывается, Верховный Король еще неделю назад высадился в Хамви и сразу направился на север. Там встретил Кердика, который уже шел на юг со своим отрядом. Короли поговорили, и саксонский король, вместо того чтобы сражаться с британцами, согласился поддерживать Артура, пока тот остается в границах своего королевства. Но это не все. Артур и Кердик двинулись на запад, встретили объединенный отряд Мордреда и Мельгуна, и возле крепости Сорвиодунум, которую саксы называют Сирисбириг, был бой. Конница Артура, как и ожидалось, вынудила Мордреда отступить. Мордред отправил гонца к Кердику. Говорят, он предложил ему половину Думнонии и треть Эльмета, и никакой дани, если он предаст Артура, — рассказывал Дафидд. — А может, он и больше предложил! Но следующим утром Кердик явился на место переговоров, подъехал к Мордреду и сказал: «Какую бы вражду я не питал к императору Артуру, какие бы обиды не испытывал, я не предам его в угоду чародею, лжесвидетелю и ублюдку. Если ты, Мордред, неизвестно чей сын, пойдешь дальше на восток, ты вторгнешься на земли моего королевства и жестоко поплатишься за это!» Говорят, Мордред отступает!

Сион ап Рис слушал сына и медленно кивал. Когда Дафидд в очередной раз нетерпеливо посмотрел на него, отец сказал:

— Очень хорошо. Армии короля надо помочь. Завтра отправляемся в Инис Витрин — и да хранит нас Бог!

Мы отправились в последнюю неделю декабря. После снегопада погода стояла мягкая, дороги раскисли. Сион собирался взять телегу с припасами, но проверил дорогу и передумал. Телегу оставили, припасы погрузили на двух лошадей и мула. Наш грозный отряд включал в себя девять человек, всех молодых людей клана во главе с Сионом; мы с Эйвлин тоже собрались. Эйвлин колебалась, ей не хотелось оставлять детей, но, в конце концов, все же решила идти.

— Благородной леди понадобится служанка, — сказала она Сиону, — а Императору нужны будут слуги. Я хочу быть с мужем.

Итак, дети остались с бабушкой и тетками, а Эйвлин шагала по грязи рядом с мулом. Сион настоял на том, чтобы я ехала на том самом боевом коне, который привез меня из Камланна, дескать, женщине моего ранга иначе не подобает. Я и проехала так несколько миль, но потом решительно спешилась, и предложила Сиону и Эйвлин поменяться со мной. Сион был стар, а Эйвлин — молодая мать, и не привыкла много ходить.

До Инис Витрин тридцать пять миль. Мы выехали ранним утром, еще до восхода солнца, а прибыли в глубоких сумерках. По дороге встретили других сельчан: поодиночке или небольшими компаниями, наверное, такими же кланами, как клан Сиона, люди шли туда же. Все были вооружены, но как попало: от древних, изъеденных ржавчиной римских мечей до вил и заточенных воловьих рогов. Все нас приветствовали, даже те, кому не приходилось встречаться на базаре, и все дружно обсуждали налоги и цены на сыр и эль. О войне не говорили, что казалось странным. Я все больше молчала, но шла или ехала среди людей, прислушиваясь к мирным голосам, и мне так хотелось, чтобы и дальше был мир, чтобы Император уже победил всех врагов, что временами дыхание перехватывало.

Перед входом в город Сион настоял на том, чтобы я снова села на Танцовщицу-с-Мечами. Он считал, что так будет убедительнее для стражников, хотя все мы одинаково были покрыты дорожной грязью. Наша ватага (отрядом ее назвать язык не поворачивался) проследовала на холм к крепости. Над болотами уже стояла ночь, луны не было. Но я знала, что даже в ясный день не сумела бы разглядеть со здешних холмов стены Камланна. И все равно всматривалась в темноту.

Ворота крепости оказались заперты, но вокруг горели факелы, и нашу группу приветствовали издалека.

— Мы — подданные Императора Артура, — зычно произнес Сион за всех. После подъема он тяжело дышал и придерживался за седло моей лошади. — Мы пришли к лорду Сандде, чтобы сражаться против Мордреда.

Ворота открылись, и свет факелов заиграл на разномастном оружии.

Мне даже не пришлось говорить стражникам, кто я такая. Меня узнали еще в воротах. Когда я подтвердила, что я действительно Гвинвифар, дочь Огирфана, и хочу говорить с их лордом, у меня даже не хватило времени проститься с Сионом, мы сразу проследовали к Сандде.

Лорд Инис Витрин занимался счетами со своим управляющим, когда ему доложили обо мне. Молодой человек вскочил, чуть не опрокинув чернильницу на пергамент.

— Леди Гвинвифар! — воскликнул он, затем покраснел и низко поклонился. — Благороднейшая леди, я слышал о том, что этот тиран намеревался сделать с вами, и я знаю о вашем побеге. Весьма рад видеть вас, миледи. Куалл, принеси вина! Говорят, что ваш муж очень опасается за вас. Я хорошо помню вашу светлость, еще с тех времен, когда был мальчишкой. Куалл! Ах, вот он. Выпейте вина, благородная леди.

Управляющий Куалл налил мне вина и предложил место за столом.

— С дамой прибыли еще тридцать шесть человек, милорд, — обратился он к хозяину. — И не у всех есть еда. Чем их кормить? У нас не хватит запасов.

— Ого! Сколько же теперь всего? — воскликнул Сандде. — Я про людей, а не про запасы!

Куалл поднял пергамент со стола.

— Сегодня пришли триста шестьдесят четыре. Вчера — двести двенадцать. Накануне — сто шестнадцать. Значит, включая тех, что были до того, как вы бросили клич, у нас на сегодня ополчение из семисот сорока человек. Ваш отряд и люди других дворян — это еще шестьдесят три.

— Семьсот сорок! Да, так чем же их кормить? Я же просил, чтобы люди брали с собой припасы! Семьсот сорок человек нам точно не прокормить. А еще шестьдесят три дворянина! А слуги? Благороднейшая леди, — лорд словно внезапно вспомнил обо мне, — это чудо, милость Божья, что вы пришли. Я много наслышан о вашем умении управлять крепостями и находить припасы; мой отец частенько проклинал вас за этот талант. Я не знаю, что делать. Еще три месяца назад я не управлял вообще ничем, а руководить восстанием, оказывается, сложнее, чем я ожидал. Совсем не похоже на управление небольшой крепостью. Миледи, если вы пришли сюда, чтобы помочь — вы ведь для этого пришли? — пожалуйста, посоветуйте, что мне делать?

Меня разобрал смех, и я чуть не подавилась вином.

— Благодарю вас, лорд Сандде, — сказала я ему, откашлявшись. — Вы, в самом деле, хотите, чтобы я вам помогла?

— Благороднейшая леди, как вы можете сомневаться? Совершенно не вижу причины, почему бы мне не воспользоваться вашей помощью!

— Ну хотя бы потому, что эта война случилась по моей вине. Возможно, вы слышали, что я сбежала с лордом Бедивером?

Он побагровел и отвернулся.

— Сейчас-то какое это имеет значение? — ворчливо спросил Куалл. — Сейчас война, и, насколько я слышал, ваша лояльность Империи никогда не вызывала сомнений.

— Вот, вот! Верно! — лорд Сандде приободрился. — Так чем же мне накормить семьсот сорок человек? Монахи не сильно помогают, но все же дадут немного. Беда в том, что во всей крепости только Куалл умеет считать. Какие-то припасы у нас есть, а вот где взять остальное? Благородная леди… — он отобрал у Куалла пергамент и подал мне.

Я прижала руку к щекам, пытаясь понять, что чувствую — страх, стыд или радость от знакомого ощущения нужности? Взглянула на корявые цифры на пергаменте. Так. Идет война, и я снова на своем месте в этой новой борьбе!

В ту ночь я не спала до полуночи, разбираясь в делах лорда Сандде, наверное, и дальше бы не спала, но в какой-то момент поняла, что складываю пятнадцать и двенадцать, а получаю пятьдесят два. Все-таки сказалась усталость от долгого дневного перехода и неизвестности. Наконец и Сандде обратил внимание на мою усталость, на то, что я все еще в дорожной грязи. Он вскочил с извинениями и стал показывать мне дом, принадлежавший, как выяснилось, его матери. Я нашла Эйвлин, она спала сидя, но я обошлась и без нее, умылась и завалилась спать.

На следующее утро встать оказалось труднее, чем я ожидала, но не откладывать же из-за этого дела! От Сандде я узнала, что Мордред отступил от саксонских границ, но далеко не ушел. Похоже, он собирался вернуться в Камланн. Артур договорился с Кердиком не переходить его границ. А саксы слишком часто дрались с британцами, чтобы уверенно чувствовать себя на чужой территории. К тому же их воины не очень-то понимали, что такое лояльность по отношению к какому-то британскому императору. Если мой муж захочет преследовать Мордреда, ему придется рассчитывать только на те войска, которые пришли с ним из Галлии. Армия, которую собирал Сандде, ему бы очень пригодилась. Но Мордред, наверное, уже прознал о восстании. Он определенно захочет покончить с ним прежде, чем подоспеет Артур. Я и так не могла понять, чего ждет Медро у саксонских границ. Подхода его сил следовало ждать в любую минуту.

У лорда Сандде оказалось на удивление много разумных идей, а вот опыта явно недоставало. Как только он узнал, что Артур высадился в Британии, он сразу же послал к нему гонцов, но ответа пока не получил. А ему необходимо было знать, как поступить: идти ли на соединение с силами Артура, или оборонять крепость. Но если крепость попадет в осаду, Артуру будет труднее связаться с ним. Он внял моим предложениям назначить такие места сбора ополчения, чтобы в случае осады Артур не остался без поддержки. Организация обороны оказалась вопросом посложнее, чем проблема снабжения армии продовольствием. Впрочем, с последним удалось разобраться быстро. Я назначила Сиона ап Риса и некоторых других вождей кланов наблюдать за раздачей еды, чтобы те, кто озаботился припасами, поделились с теми, кто этого не сделал. Это я удачно придумала. Фермеры скорее станут слушать такого же фермера, но не благородного. Кое-какие припасы в крепости имелись, но без рынков, возникших в установленных местах сбора, мы бы долго не протянули.

День прошел. Я с минуты на минуту ждала известий о приближении Мордреда, но пока все было тихо. Разведчики Сандде сообщали, что в окрестностях ничего особенного не происходит. Прибыли еще пятьсот человек, некоторые совсем из дальних мест, из Эльмета и Поуиса, и численность нашей армии превысила тысячу. В крепости места больше не было. И так вновь прибывшие спали под телегами на соломе. Я отправила рабочих подновить стены, и занялась размещением людей в городе и монастыре. Других людей я послала рубить тростник на болотах, чтобы построить временные укрытия для ополченцев. А Мордреда все не было.

На следующий день до нас дошли дикие слухи: якобы Артур отправился с Кердиком в его королевскую крепость; другие говорили, будто бы Император обошел ночью войска Мордреда и направляется в земли Мэлгуна; третьи уверяли, что король движется в сторону Камланна. Ясно только, что на границе Думнонии его больше нет.

— Ну и что нам делать? — с тревогой спросил меня Сандде.

— Если он действительно решил идти в Гвинед, дорога туда лежит через Каэр-Кери, — ответила я. — Это город, а не крепость. Там не может быть никаких войск, они просто не нужны. Несколько дней город продержится и так. Я бы послала туда отряд.

Сандде согласился. Еще мы подумали, не стоит ли послать другой отряд в Баддон. Этот город, однако, был укреплен и охранялся, и мы решили, что не можем терять людей во время штурма, потому что, если Артур действительно придет в Инис Витрин, на счету будет каждый человек. Закончив обсуждение планов, я спустилась в город, спросить, не захочет ли кто-нибудь из монахов поработать в госпитале, который я вчера основала. Конечно, в самом монастыре госпиталю было бы лучше, но я не могла допустить, чтобы наши возможные раненые попали в руки Медро в случае осады.

В тот день нас прибавилось еще на пятьсот человек. Мордреда по-прежнему не было. Ночью я поздно ушла спать. Я очень устала, как-то даже слишком, подумала я, расчесывая волосы. Впрочем, чему удивляться? Мне скоро тридцать восемь. Не девочка уже, чтобы бегать целый день. Я вспомнила девушек, с которыми играла в молодости, попробовала представить, какими они стали сейчас. Вышли замуж за каких-нибудь фермеров на Севере, работают в своих домишках или на полях. Никому из них не понять, что значит ходить по лезвию меча. У них дети — я подумала об одной или двух, о которых знала, что они умерли при родах. Возможно, их сыновья готовятся сражаться на этой войне. Но как они жили все эти годы? Споры со слугами, пение за ткацким станком, пряжа, приготовление пищи, сплетни с соседями — а теперь за дверями их домов завывает война. Женщины… с широкими бедрами и большой грудью, выкормившие не одного ребенка; измученные лица, заботы, заботы, заботы… Я взяла зеркало, лежавшее на столе в углу. В комнате было темновато, горела единственная лампа. Эйвлин и еще две девушки, поселившиеся у нас из-за тесноты в крепости, давно спали в соседней комнате. Я слышала их тихое ровное дыхание. Я подняла зеркало так, чтобы отраженный свет лампы осветил мое лицо. Да, тоже измученное, только не заботами по дому, работой в поле или деторождением. А какая разница? Старость скоро придет, она уже на пороге.

Я положила зеркало. Бог или Судьба избрали меня среди прочих, бросили от ткацкого станка в самое сердце бури. Сплошные молнии и черный ветер. Однажды я говорила Бедиверу, что наша империя — это стена, спасающая от ветра. И я оказалась самым слабым местом в этой стене. Камни выпали, порядок нарушен, буря надвигается.

Ладно, сейчас не время размышлять об этом. Вот если выживу, тогда и подумаю, а сейчас дел много. Я легла в постель, и перед тем, как заснуть, прислушалась к посвисту ветра в карнизе.

Меня трясли за плечо, тихо приговаривая: «Моя госпожа! Моя леди!»

С трудом разлепив глаза, я села. Возле меня стояла Эйвлин.

— Миледи, — прошептала она, — прибыл гонец. Вас просят прийти как можно скорее.

Я вскочила и натянула платье, забыв нижнюю тунику, надела туфли.

— Куда идти?

Она уже протягивала мне плащ.

— В госпиталь, миледи. Говорят, посланник вот-вот умрет.

Под госпиталь я отвела гостевой дом Сандде, там хватало места и его легко было прогреть. Помещение еще предстояло очистить, но уже сейчас оно могло использоваться по назначению.

— Я уйду и буду там столько, сколько понадобится. Нет, не надо идти со мной. Иди спать. Посыльный еще здесь?

Посыльный ждал, привались к двери. Он поспешно отскочил, когда я вышла. Дул сильный ветер, и звезды в небе горели ярким, холодным огнем. Запад затянула дымка, обещавшая снег. До рассвета оставалось, наверное, около четырех часов. Холодно. Мы побежали в гостевой дом, там было теплее.

Лорд Сандде сидел в тускло освещенной комнате, на тюфяках у стены лежали несколько раненых. Хозяин Инис Витрин выглядел очень мрачным, но, когда я вошла, бодро вскочил, пробормотал приветствие и махнул рукой на дверь в одну из комнат. Я шагнула в ярко освещенное помещение и увидела Гавейна, неподвижно лежавшего на постели. Голову рыцаря охватывала повязка, пропитанная кровью. Над ним склонялся лекарь.

Я остановилась и в ужасе уставилась на сильно исхудавшего друга.

— Что… — начала я и тут увидела Риса на коленях рядом с лекарем; он повернулся и посмотрел на меня. — Рис! Что произошло?

Он быстро встал и хмуро посмотрел на Гавейна. Лекарь нетерпеливо кивнул ему. Слуга подошел, подтолкнул меня обратно, вышел вслед за мной и прикрыл за собой дверь.

— Моя госпожа, — Рис очень волновался и даже не заметил, что взял меня за руку и крепко сжал. — Мне сказали, что вы здесь, и я просил вас придти. Не могу поверить. Лекарь говорит, что милорд умирает. Он точно знает?

— Это монах из Инис Витрин. Говорят, очень опытный. Но что случилось? Как... Артур послал сюда Гавейна?

Рис отпустил мою руку, потер ладонями лицо и волосы, мгновение постоял, не отнимая рук от лица, и устало кивнул.

— Вот так оно и получается. Он не хотел лечиться, хотел отправиться в бой, как только сможет сесть в седло. Пока мы ехали обратно в Британию, было лучше — на корабле особенно не побегаешь. А как приехали… Миледи, лекари ему говорили: не волноваться ни в коем случае. Император его и сюда послал, лишь бы он не лез в драку. А на севере полно вооруженных людей, ну, этих, наемников. Они готовы сражаться за кого угодно, или просто за себя. Вот мы таких и встретили. Им наши лошади приглянулись. Хозяин некоторых убил, а остальные разбежались с испугу. А еще через полмили он упал с лошади, в обморок упал. Голова опять кровить начала. Я никак не мог его в чувство привести, и кровь остановить не мог. Я даже пытался прижигание сделать, вон, здешний лекарь то же самое делал. В дороге хозяин принимался разговаривать, да только с теми людьми, которых там не было. Я его сюда привез. А они говорят: умрет твой хозяин, несколько часов осталось, он и так уже ниже пояса мертвый.

Воцарилось молчание. Потом Сандде спросил:

— Что с посланием?

Рис непонимающе посмотрел на него. Сандде смотрел в пол, жевал усы и поправлял перевязь. Рис словно опомнился.

— Да. Вы же его не знали, — горько промолвил он. — А послание… — он повозился с поясом и достал свиток. — Вот письмо. Я его забрал после того, как он с коня упал.

Сандде нетерпеливо взял письмо, посмотрел на печать и протянул мне, прося прочитать. Я с удивлением разглядывала печать. Она была восковая, с ламповой копотью, но имперский дракон виден был отчетливо.

— Пожалуйста, миледи, — поторопил меня Сандде. — Нам надо знать, что делать.

Я сломала печать, подошла к лампе и начала читать.

«Лорду Инис Витрин, благородному Сандде, от Артура Августа, императора Британии», — прочитала я и опустила пергамент. — Лорд Сандде, лорд Гавейн ап Лот — мой друг. Вы знаете, почему он умирает? Есть надежда?

Сандде неловко махнул рукой.

— Мне просто сказали, что он умирает.

— Осколок кости, — подал голос Рис. — Это когда его первый раз ранили. Кости плохо срослись, так лекарь сказал. Теперь кость давит на мозг. Хирург говорит, слишком глубоко, ему не добраться. Еще одну рану он на дороге получил, но это уже не важно. «Несколько часов», он сказал. Он даже не пытался помочь. — Рис со всхлипом вздохнул и опять потер лицо.

— Понятно, — сказала я, чтобы хоть что-то сказать, и снова поднесла пергамент к свету.

«… Привет от Артура Августа. Друг мой, не знаю, как тебя благодарить. Прошу, не уходи с Инис Витрин, жди там и собери как можно больше людей. Отправляй сообщения в те места, которые назовет мой посол. Он человек очень опытный, ты можешь доверять его словам, как моим. Он сообщит о моих планах. Если можешь, пошли припасы, особенно зерно, туда, куда он скажет, потому что нам, возможно, придется отказаться от собственных припасов ради быстроты. В следующем послании я укажу место, куда следует отвести все силы, там замаскируйтесь, как сможете. Надеюсь устроить ловушку для Мордреда и Мэлгуна. Больше письму доверить не могу. Да поможет тебе Бог!»

В конце письма было несколько слов, которые я сначала не стала читать. Однако, не сразу остановившись, прочла первое слово «Если…» и замолчала.

— Ну что там? — потребовал Сандде.

— Тут кое-что личное… В письме король спрашивает, нет ли у вас новостей обо мне, а дальше говорится, что, если я доберусь до Инис Витрин, он надеется, что вы отнесетесь ко мне с честью, можете доверить мне любую власть, особенно, что касается припасов и управления.

Сандде улыбнулся.

— Совет запоздал. Теперь вы можете написать ему сами. Но нам-то что делать? Письму император не доверял, и деталей мы так и не знаем. Ведь его посланник… — он с опаской посмотрел на Риса, а потом просиял. — Ты знаешь, что твой господин должен был передать мне?

Рис пожал плечами.

— Кое-что знаю. Когда мы отправились в дорогу, Братство направлялось к Гвинеду, и предполагало оказаться там очень быстро. Наш лорд Артур считает, что Мэлгун не станет рисковать своим королевством, оставит вас в покое и бросится обратно. Мордред со своим отрядом тоже не сунется к вам, побоится, ведь многие из тех, кто к нему присоединился в самом начале, останутся с Мэлгуном. Они хотят сражаться с Артуром, думают, что, если его одолеть, то империя падет. Но пока они соберутся, развернутся, император отправит своих людей несколькими отрядами с запасными лошадьми и большей частью припасов в места сбора на юге. Неподалеку от Сэферна он хотел бросить все и налегке окружить тех, кто бросится за ним в погоню. А потом быстро пойдет на юг, заберет остальных своих людей и свежих лошадей в местах сбора, вот тогда ему точно понадобятся припасы. Кердик дал нам немного, но даже этого мы взять не смогли, чтобы не задерживаться. Я думаю, он надеется, что Мэлгун и Мордред последуют за ним. Тогда, если ваши силы будут стоять в засаде, он приведет мятежников прямо в нее.

— Отличный план, достойный императора, — воскликнул Сандде. — Только где же эти места сбора? Я же должен подыскать место для засады и сообщить о нем императору. Куда мне отправлять сообщение?

— Не знаю, — ответил Рис. — Хозяин знает — и пароли, и места, и время.

Сандде горестно всплеснул руками. Помолчал минуту и с надеждой спросил Риса:

— Может, твой хозяин очнется хотя бы ненадолго?

— Откуда же мне знать? — Рис горько улыбнулся. — Ваш лекарь, и тот не знает. Сказал только, что милорду осталось жить недолго.

— Лорд Сандде, найдите мне несколько восковых дощечек, — попросила я. — Если лорд Гавейн очнется, я должна записать его слова. — Я вошла в комнату раненого. Рис последовал за мной, а за нами вошел и удрученный Сандде.

У постели Гавейна сидел лекарь. На нас он посмотрел с раздражением, но встал и поклонился Сандде.

Сандде подошел, посмотрел на Гавейна, затем на хирурга.

— Ты ничего не можешь сделать? — спросил он. — Мне очень нужно, чтобы он очнулся перед концом.

Хирург пожал плечами.

— Может очнуться. Шум какой-нибудь… Но лучше его не беспокоить.

— Я посижу здесь, но буду молчать. — Сказала я, поискала табурет и поставила его возле постели.

— Как вам угодно, благородная леди, — сказал лекарь, — если не возражаете, я буду спать. — Сказано было с горькой иронией. Наверное, он, как и все в монастыре, плохо относился к Артуру, и не одобрял лорда Сандде за поддержку императора.

— Спи, пока можешь, — я махнула рукой.

Он снова поклонился, погасил один из факелов, лег на койку, накрылся одеялом и повернулся к нам спиной.

— Я пошлю за табличками, — шепнул мне Сандде. — Благодарю вас, миледи. Дай Бог, чтобы он очнулся. — Забрав еще один из факелов, лорд вернулся обратно в Зал.

Рис сел на пол у изножья постели, оперся спиной на каркас и закрыл глаза.

— Рис, — тихонько позвала я, — ты долго ехал. Может, поспишь? Я разбужу, если что.

— Спасибо, миледи. Я подожду.

В комнате воцарилась глубокая тишина. Слышалось лишь потрескивание единственного факела, с едва уловимым шорохом на пол осыпался пепел. Еще было наше дыхание, да вой ветра за стенами. Вошел слуга с восковыми дощечками, стилусом, пергаментом, чернилами и перьями, сложил все это на столе и снова вышел.

Я подперла голову руками и смотрела на Гавейна. Сразу бросилось в глаза, насколько он исхудал. На изможденном лице словно была записана летопись горя и страданий. Но в свете факела он почему-то показался мне пугающе молодым, почти таким, каким я увидела его в первый раз, когда он лежал раненый в доме моего отца. Мне и тогда, и теперь казалось, что за ним стоит нечто иное, огромное, недоступное обычному человеческому рассудку, и теперь рыцарь словно уходил туда, в это иное, отдалялся от нас, балансируя между Землей и Потусторонним миром. Красный свет факела делал его влажную от пота кожу похожей на раскаленный металл, как будто кости под ней оплавлялись и постепенно принимали другую форму. Я коснулась его лба и удивилась — он не показался мне горячим. Моя рука коснулась повязки, и она тут же свалилась с головы. Ее не стали закреплять. Под повязкой открылась вмятина от меча Бедивера, под плохо зажившей кожей просвечивала белая кость, вокруг виднелись следы прижиганий. Падение с коня пришлось как раз на старую рану, кости разошлись, и между ними можно было разглядеть серое вещество мозга.

Я стиснула руки, чтобы удержать горестный стон и стала вспоминать прежнего Гавейна, как он скачет на своем дивном жеребце по тренировочному полю в Камланне, как легко и изящно пригибается к земле за кольцом. Тут же вспомнила, как Гвин пытался повторить за отцом это движение, а потом перед глазами отчетливо встала другая картина: Гвин пытается встать, опираясь на руки, из дорожной пыли на дороге в Каэр-Кери, и в замешательстве смотрит на дротик Бедивера, торчащий под ключицей. Подумала о Бедивере, как он прощался со мной в конюшне Максена. Передо мной встало его спокойное лицо и мрачное беспросветное отчаяние в глазах. Вот так и с нашей Империей — хорошо начиналось, да плохо кончилось. Я бы заплакала, но слез не было, только ужас от всего происходящего, только тишина, только ветер снаружи.

Перед самым рассветом я выплыла из своих видений и обнаружила, что глаза Гавейна открыты, и он наблюдает за мной.

— Гавейн! — прошептала я. Голос дрогнул. — Гавейн! — я протянула руку, чтобы коснуться его, вспомнил последние слова, сказанные мне, и отдернула пальцы. Без сомнения, я была последним человеком, которого он хотел бы видеть в эти немногие оставшиеся ему часы. А вдруг нет? Да, есть же еще послание! — Ты меня понимаешь?

Его губы беззвучно шевельнулись, но я поняла: «да». Рис встал и шагнул к своему господину. Взгляд Гавейна сосредоточился на нем.

— Рис, — едва слышно прошептал он. — Это ты? Значит, это все на самом деле?

— Да, милорд. Мы в Инис Витрин. На самом деле.

— И она… она тоже? Мне кажется, я говорил с ней….

— Императрица? Да, она здесь, сейчас. В дороге она вам чудилась, а теперь — вот она.

Он закрыл глаза, затем снова открыл их и посмотрел на меня.

— Миледи, — произнес он почти неслышным шепотом. — Конечно, вы здесь. А Медро, он не…

— Нет. Мне удалось бежать.

— Хорошо. — Его взгляд снова нашел Риса. — Ну вот, братец, на этот раз я, кажется, умираю.

Слуга какое-то время молчал, затем посмотрел вниз и пробормотал:

— Это они так говорят.

— Похоже, они правы. — Легкая улыбка тронула его губы. — Они отрезали мне ноги? Я их совсем не чувствую. Нет? Вот уж не думал, что придется так умирать. Рис, где мой конь?

— В конюшне Сандде, милорд. Я сказал, чтобы они хорошо заботились о нем, лучше, чем о себе.

— Хорошо. — Улыбка перешла в гримасу боли. Гавейн помолчал. — Спасибо. Ты его отпусти… потом. Никто не должен садиться на него после моей смерти. Пусть он увидит... что я мертв. Тогда отпусти его.

— Сделаю, милорд.

— И мой меч. Привяжи его к седлу. Пусть будут вместе. Я должен вернуть их.

Рис несколько раз сглотнул и кивнул.

Теперь Гавейн смотрел на меня.

— Я... рад, что вы здесь, миледи. Я должен... нет, это потом. Сначала сообщение для Сандде. Это важно.

Я кивнула и взяла со стола дощечку. Гавейн кивнул. Он только начал рассказывать о планах Артура, как проснулся лекарь. Он встал, подошел, пощупал пульс воина и покачал головой. Гавейн вежливо попросил его уйти.

— Понимаю. Вы — лекарь. Но я должен рассказать о тайных планах милорда Артура. Вам не стоит это слушать.

— Очень хорошо, — сказал лекарь. — В моих услугах вы больше не нуждаетесь. Но я не только лекарь, я еще и монах, человек Божий. Вам стоило бы исповедаться в грехах и принять причастие.

— Позже, если будет время, — сказал Гавейн.

Монах недовольно посмотрел на нас всех.

— Перед Богом лучше предстать свободным от грехов. А вы всё о мирских заботах и тайной политике…

— Я не рискну отправляться к Богу, оставив здесь невыполненные обязательства. Вот такой я эгоист… — Гавейн усмехнулся. — Прошу вас, идите. Вас позовут, если у меня еще останутся силы.

Монах фыркнул и вышел, а Гавейн продолжил диктовать слова Артура, четко, твердо, старательно воспроизводя детали. Но вскоре остановился и закрыл глаза. Казалось, он почти не дышит, и я подумала, что вот сейчас… и почувствовала, как сердце подступает к горлу. Но рыцарь снова открыл глаза и посмотрел на меня.

— Вот и все, — сказал он. — Это последнее, что я сделал на службе моему господину. Передайте ему… передайте мои приветствия и мою благодарность, и скажите, что я никогда не жалел о том, что выбрал своего лорда. Жаль только, что не служил ему лучше. Так. Моя госпожа, я... хочу продиктовать письмо. Поможете?

— Ну, конечно! Говори. У меня есть пергамент.

Он смотрел, как я точила перо, набирала чернил, положив пергамент на стол. Гавейн закрыл глаза и начал диктовать ровным, ясным голосом.

«Гавейн ап Лот приветствует Бедивера, сына Брендана, — голос его вдруг приобрел звучность, которой до сих пор я не слышала. Кончик пера застрял в старом пергаменте и сломался. Гавейн открыл глаза на звук, я взяла другое перо и с отчаянием посмотрела на него.

— Бедиверу? Ты хочешь писать Бедиверу?

— Вы согласились. Пишите. Я не могу. Миледи, умоляю, времени мало. Это мой огромный долг. Я должен его заплатить.

Я поспешно заточила перо.

— Говори. Я пишу. Только... помни, я любила его, а он любил тебя, он был твоим другом.

— Помню. — Гавейн опять закрыл глаза. — Я хотел… забыл, что хотел. Мне снилось, что я разговариваю с Бедивером. Должно быть, это уже после того, как я упал с коня. Да, так вот. Привет. Я умираю, брат. Я хотел написать, потому что… нет, подождите, не записывайте. А, вот. Потому что очень хотел твоей смерти. А теперь не хочу. Я стремился к справедливости, но стремился так сильно, что это было несправедливо. Это я виновен в бедах нашего господина, в том, что нам не удалось достичь того, к чему мы стремились. Ты сказал… нет, он не мог этого сказать. Это мне привиделось: «Если бы в мире была справедливость, которой я добивался, в живых никого не осталось бы. Как можно по справедливости наказать человека за преступление, которого он не замышлял? Ты был прав, когда говорил, что только милосердие справедливо. Я... я прощаю тебе смерть моего сына. Прости мне то, что я хотел мстить. Я... — Гавейн резко замолчал. Он смотрел за мое плечо, и я невольно обернулась. Там никого не было. Глаза рыцаря вдруг загорелись нездешней радостью, он широко улыбнулся. — Ты? Ты здесь? — спросил он.

Я снова посмотрела назад. Там по-прежнему никого не было. Я в испуге схватила его за руку. Рис говорил, что Гавейн бредил по дороге, разговаривал с людьми, которых там не было; кажется, теперь происходило то же самое.

— Гавейн! С кем ты говоришь?

Он озадаченно посмотрел на меня.

— Разве вы не видите? Или… А-а, тогда это конец. Не надо письма. Оставьте только, что я молю Бога о милосердии для нас всех. Рис… — Слуга пал на колени и, взяв другую руку господина, приложил ее к своему лбу. — Рис, братец, прощай. Прощайте, миледи, и, если получится, передайте моему брату, что я его люблю. Да, я иду, — сказал он кому-то, но явно не нам, улыбаясь при этом ясной детской улыбкой. Я продолжала держать его за руку и почувствовала, как напряглись мускулы. Поняла, что он пытается сесть, обняла его и прижала к себе. Услышала, как бьется сердце. Редко, очень редко. Удар. Пауза. Еще удар. Опять пауза. Я ждала следующего удара, но его все не было.

Тишина. Я вглядывалась в его лицо, ища признаки жизни. Нет. Глаза погасли. Из них ушел тот прекрасный блеск, который наполнил их незадолго до того. Но лицо оставалось тем же, лицом моего друга, и в то же время лицом незнакомого человека.

Рис перекрестился. Он тихо плакал. «Господи, помилуй», — сказал он по-британски, затем снова перекрестился и добавил на латыни: «Grant him eternal rest».

[Даруй ему вечный покой — лат.]

— И да будет с ним Свет непрестанный, — не задумываясь, добавила я. А сама подумала, что Свет в этом мире либо уже умер, либо умирает, и мое собственное сердце уже погрузилось в непроглядную тьму.

Мы набросила на лицо Гавейна одеяло. Я потушила последний горевший факел. Уже наступил день, и в комнату проникали солнечные лучи. В соседней комнате возле очага сидели несколько человек и завтракали хлебом, сыром и подогретым элем.

— Умер, — сказала я, ни к кому конкретно не обращаясь.

Монах кивнул, затолкал в рот последний кусок хлеба и вытер пальцы о рясу. Он уже собрался что-то сказать, когда в комнату влетела женщина и закричала: «Рис!»

«Эйвлин!» Рис оттолкнул меня и бросился к жене. Они обнялись так крепко, что оторвать их друг от друга не смогла бы никакая сила. Только посмотрев на них, я поняла, как, должно быть, каждый из них боялся за другого, а следом пришла мысль о том, что я сама с небывалой силой тоскую по Артуру.

— Ох, Рис, — вымолвила Эйвлин, когда я уже отошла от двери. — Рис, твой господин… лорд Гавейн, он мертв?

Рис кивнул, попытался заговорить и не смог.

— Да, — ответила я за него. — Позаботься о муже, Эйвлин. А вы, — обратилась я к сидевшим у огня, — сообщите лорду Сандде, пусть распорядится о погребении. Передайте лорду, что у меня для него есть сообщение, и что я скоро присоединюсь к нему. — Один из мужчин кивнул и вышел вместе со мной на улицу.

Землю покрывал снег. Небо затянули тяжелые облака. Пока посыльный поднимался на холм, я прислонилась к стене дома и дышала изо всех сил, прижимая к груди письмо и таблички. Сердце болело так, словно хотело разорваться. Но я не смогла заплакать. Вместо этого я собралась с силами и потащилась к дому, надеясь умыться и переодеться к приходу Сандде. Еще многое нужно было сделать.

Все утро я писала письма всем, кого могла вспомнить, кто мог бы предоставить провизию и зерно в кредит — список имен получился короткий, но и он потребовал известного напряжения. Днем я писала Артуру и опять, в основном, о припасах и фураже. Только когда я покончила с этим, я поняла, что забыла сказать, что Гавейн мертв. Прошло всего несколько часов, тело рыцаря ждало погребения, а мне казалось, что это случилось давным-давно. «Ты устала, — сказала я себе, — надо успокоиться, не время сейчас раскисать». Взяла перо, но увидела, что места на пергаменте уже нет. Перевернула лист, нашла местечко над надписью, и дописала самым мелким почерком: «Я сбежала до того, как Мордред смог причинить мне вред. Я хочу увидеть тебя снова. Моя душа, моя самая дорогая жизнь, прикажи мне явиться к тебе с Сандде и его армией. В любом случае, молюсь, чтобы Бог нас защитил».

Место на листе решительно кончилось. Мелкие буквы теснились друг к другу, и казалось невероятным, что они могут передать хотя бы сотую долю моих чувств. Я сложила письмо, запечатала и отдала посыльному. Посидела, гадая, когда письмо дойдет до Артура и о том, что будет, когда мы увидимся снова. Тогда я сожалела, и много раз сожалела потом, что не потребовала еще один лист пергамента и не заполнила его словами. Но, возможно, самое важное я уже сказала, а все остальное подождет.

В тот вечер мы похоронили Гавейна на землях монастыря Инис Витрин. Толпа скорбящих двинулась к могиле, Рис держал коня рыцаря, а рядом с пустым седлом блестела украшенная драгоценными камнями рукоять меча. Конь громко заржал, когда вынесли тело. Он узнал хозяина, но никак не желал успокоиться. Монахи молились и пели, тело опустили в землю, могилу забросали, и в этот момент Рис снял уздечку с головы коня. Цинкалед рванулся к могиле и заплясал на ней, раздувая ноздри, а потом запрокинул голову и заржал. Монахи крестились и перешептывались.

— Оставьте его, — сказал Рис, — пусть попрощается. — Он развернулся и начал подниматься на холм. Я пошла за ним. Плакальщицы и монахи разошлись. Я обернулась. Белый великолепный конь стоял в сумерках у сырой могилы, тряс головой и ржал. Никогда не слышала, чтобы конь ржал так жалобно. Наутро конь исчез. Я, было, подумала, как бы кто не позарился на коня и дорогое оружие, но вспомнила, что никому не дано коснуться меча против воли владельца. Да и коня такого больше нигде не сыщешь. Как бы там ни было, больше никто не слышал ни о чудесном мече, ни о чудесном коне. Гавейн говорил, и конь, и меч пришли из другого мира. Возможно, туда они и вернулись. Я представила, как Цинкалед, отходит от могилы, а потом летит сквозь день, сквозь ночь, сквозь время в никакой день, в никакое место, туда, где нет горя, где ничья любовь больше не удержит его. Осталось лишь несколько следов вокруг новой, еще одной могилы. И не мне отныне заботиться о его судьбе.