Тени зимы

Глава десятая

Артур выделил для меня маленький шатер, но раньше там прекрасно помещались трое. Когда я вошла, слуга Гавейна Рис грел воду. Увидев меня, Рис расплылся в широченной улыбке и очень низко поклонился.

— Леди Гвинвифар! Добро пожаловать! Весь лагерь уже знает, что вы с нами.

— Спасибо, Рис. Рада тебя видеть. — Я действительно была очень рада ему. — Как Эйвлин и дети?

— Когда мы уходили, все было в порядке. Здорово, что вы вернулись, миледи. Воевать против друзей — последнее дело. А лорд Бедивер? Нам ждать его?

Я стерла с лица улыбку и покачала головой.

— Ну что же, — Рис вздохнул и провел рукой по волосам. — Значит, скоро эта война не кончится. Боже, смилуйся над нами.

Мой сопровождающий что-то пробормотал и вышел, заняв место у входа в шатер. Рис посмотрел ему вслед и занялся дровами в очаге.

— Вам надо отдохнуть, благородная леди, а я вернусь к милорду. Он ранен.

— Да, знаю. Он в шатре Артура, они там штурм планируют.

— О Господи! Опять? Его же туда нести пришлось, сам бы он не дошел. Но как только очухался от раны, ну, то есть в себя пришел, так сразу начал требовать, чтобы несли к императору. Лекарям это очень не понравилось, но они подумали, и решили, что если он опять впадет в боевое безумие, это не понравится им еще больше. Он же только сегодня днем очнулся. Ну что ты с ним поделаешь? Гордый, упрямый! — Рис смутился, сообразив, что слуге не следует так характеризовать своего хозяина. Он засуетился, схватил кувшин с горячей водой, отодвинул чан с холодной.

Я села на постель и сняла, наконец, так досаждавшие мне сапоги.

— Твой господин совсем себя не жалеет, — посетовала я, и тут же сообразила, что Рис изучил своего хозяина никак не хуже, чем я.

— Да уж, он такой, — согласился Рим. — И зачем лорд Бедивер убил того бедного паренька? Простите, миледи. Я не хотел…

— Не за что извиняться, Рис. Ты уже так долго со своим хозяином, что имеешь право спрашивать. Бедивер метнул дротик, не успев подумать о том, кого убивает.

— Ах, миледи! Иногда я думаю, что мы все прокляты. Я никогда не верил, что лорд Бедивер собирался убить лорда Гвина. Император тоже не хотел этой войны. И вы не хотели причинять ему зло, а получается все, как получается. Все не так. Знаете, миледи, мой господин словно под чарами. Ничего не хочет видеть, ни о чем не заботится. Я с трудом уговариваю его поесть или поспать, а в последнее время он даже к своему коню относиться стал не так, как раньше. А вы же знаете, как он его любит. И эта война… Ему стало хуже с тех пор, как мы прибыли в это жалкое королевство. Миледи, поверьте, он на самом деле не хочет убивать лорда Бедивера, но ему невыносимо думать, что Бедивер убил его сына и может уйти от расплаты. Когда сегодня они сошлись с лордом Бедивером, он не стал его убивать, и чуть сам не погиб. Плохо, что рана на голове. А в то же время — хорошо. По крайней мере, сейчас он не может драться. Да какой там драться! Он и стоять-то не может. Лекари говорят, что ему лежать надо, и как можно меньше двигаться. И не волноваться ни в коем случае. А как он будет не волноваться, пока эта треклятая война все тянется? Миледи, Император послезавтра хочет отправить домой раненых. Уговорите его, пусть отправит и моего господина.

— Хорошо, Рис, я скажу ему. Но почему ты думаешь, что он станет меня слушать? Я же преступница, я жду приговора.

— Может, и так, миледи. — Рис усмехнулся. — Да только с тех пор, как мы прибыли в эту Малую Британию, в лагере только и разговоров о том, что вас тут в плену держали, и все Братство рвалось вас освобождать. Странно, конечно, что война заставляет людей так менять свое отношение. Про суд все давно забыли. — Он закашлялся. — Я, правда, не знаю, как оно сложится, когда мы домой вернемся, лорд Мордред ведь никуда не делся, там сидит.

— Ну-ка, расскажи поподробнее, — я внимательно посмотрела на Риса. Он был очень серьезен.

— А что тут рассказывать? Лорд Мордред остался в Британии, чтобы охранять Камланн, пока Артур и все наши главные союзники здесь. На мой взгляд, это безумие — пускать волка в овчарню. С другой стороны, Император взял с собой в Малую Британию только самых верных. Но не всех. Оно и понятно. Заведись здесь какое предательство, Максен тут же им воспользуется. Но Император не дурак, миледи. Констанций Думнонский тоже остался в Камланне, Император без сомнения приказал ему глаз не спускать с лорда Мордреда. А еще он оставил короля Уриена из Регеда и Эргириада из Эбраука. Они его предупредят, если на Севере станет неспокойно. В общем, Император обо всем позаботился. Так что я бы не стал волноваться, миледи.

Наверное, Рис был прав, хотя мне все равно не нравилось то, что он рассказал. Я хотела расспросить его поподробнее, но тут вошел другой слуга; он принес простое платье и несколько одеял. Я поблагодарила его и Риса, и они оба улыбнулись, пожелали мне спокойной ночи и оставили меня наедине со стражником, стоявшим снаружи.

Я лежала без сна, слушая, как лагерь готовится к штурму крепости Максена. Молилась за Артура, за Бедивера, ворочалась, прислушиваясь, как стихают голоса и звон лошадиной сбруи. Чего ждать? Успеха? Хорошо бы этот кошмар кончился. Но если Бедивера схватят, начнут судить, так ведь не только за его преступления, но и за мои тоже, и тогда кошмар вернется. Тяжело женщине на войне, не знаешь, на что и надеяться.

Я встала, надела платье, накинула на плечи одеяло и вышла поговорить со стражником. Я заметила, что он ранен в ногу. Артур не стал бы приставлять ко мне здорового человека. Но даже и раненого надо было чем-то занять. Я помнила этого воина по Камланну и знала, что он будет ждать окончания штурма с таким же нетерпением, как и я. Мы с ним просидели до самого рассвета, обсуждая ход кампании, мое заключение, его ранение, Британию, и Империю.

Измученный и усталый отряд вернулся под утро. Атака не удалась. Сначала все шло хорошо. Пароль и отвлекающий удар помогли захватить ворота, но в незнакомом городе люди оказались как в ловушке. Пришлось отступать. Нам сказали, что Артур, Кей, Горонви и Герейнт целы. Несколько убитых и раненых. Бедивер командовал отражением нападения. Его не обманул отвлекающий маневр у северной стены, он повел основные силы к воротам и сумел помешать планам Артура. Да, Бедивер тоже жив и невредим. Но об этом я узнала позже, когда, наконец, смогла уснуть уже не восходе, а потом проснулась среди дня.

Случилось это поздним утром. Усталость не прошла, но и спать я больше не могла, потому что почувствовала, что за мной наблюдают. Я села на постели и увидела Артура.

— Тихо, тихо, не беспокойся, — сказал он. — Сейчас только позднее утро. Стражник сказал, что ты всю ночь не спала, а тебе нужно отдохнуть.

— Не только мне, — хриплым со сна голосом ответила я. — Пари держу, ты и вовсе не спал. Долго ты здесь сидишь?

— Только пришел. Если не будешь больше ложиться, может, позавтракаешь со мной?

Мы завтракали в его шатре, как в добрые старые времена в Камланне. Каждые пять минут кто-нибудь обязательно приходил за какой-нибудь надобностью. Артур рассказал о попытке ночной атаки, а я рассказывала ему о предыдущих месяцах и о Бедивере.

— Я видел Бедивера ночью, — неожиданно сказал он.

— В крепости? — у меня перехватило горло.

— Да, — он кивнул. — Он мог бы убить меня, но не захотел. Впрочем, меня не это удивило. — Тут опять кто-то вошел и спросил о корме для лошадей. Артур быстро разобрался с этим вопросом и продолжил. — Мы попали в какой-то переулок, а оказалось, что это тупик. Я неправильно рассчитал ширину улиц, вернее, просто не подумал, что на таких улицах лошадям не развернуться. Как-то не привыкли мы крепости брать… У хорошего отряда копейщиков на таком ограниченном пространстве будет преимущество перед конницей, какой бы хорошей конница не была. Бедивер подтянул к воротам большие силы, нам пришлось отступить. Я ошибся, повел людей по улице не к воротам, а от ворот. Копейщики шли за нами. Мы подожгли какую-то сторожку, огонь разросся, лошади испугались, а из-за шума никто никого не слышал. Вот тут-то я и увидел Бедивера, а он увидел меня. Он приказал своим людям вернуться к воротам, а мы, наконец, смогли выбраться туда же. Разошлись с его отрядом всего в нескольких шагах. Я видел: он страдает.

Я вздрогнула от боли. Оказывается, я так сжала свои же руки, что чуть кожу не ободрала.

— Думаю, он объяснит Максену, что меня нельзя было убивать, тогда мои люди сорвались бы с цепи и разнесли всю крепость. Так оно и было бы. Максен многим обязан Бедиверу. Я тоже много ему задолжал.

— Но ты все равно прикажешь его казнить.

Он внимательно посмотрел на меня.

— Ты все еще любишь его.

— Конечно! И ты тоже.

Он пожал плечами, глядя куда-то в пространство.

— А как еще? Он много лет был моим другом. Он — половина моей души. Но ради Империи я бы себе и правую руку отрубил. Так нужно, так правильно. Гавейн прав: Бедивер должен умереть по справедливому приговору. Ради того, чтобы Империя продолжала жить. Ради справедливости. Только…

— Что «только»?

Он потянулся через стол и взял меня за руку.

— Только я не хочу, чтобы эта справедливость распространилась и на тебя. — После минутного молчания он продолжил: — Я знал, что буду скучать по тебе. Но все оказалось еще хуже, чем я ожидал. Не только потому, что Камланн и королевство без тебя стали почти неуправляемыми, дела Империи в беспорядке, слуги и фермеры вздыхают всякий раз, когда поминают тебя. Я скучаю по тебе. В дом не могу войти, каждый раз жду, а вдруг ты там. А тебя нет. Перед судом Бедивер сказал, что я требовал от тебя больше, чем может дать любой человек. Это правда, хотя в то время я с ним не согласился. Я позволял себе слабость, срывался, выходил из себя и наваливал на тебя все больше работы, а тебе не позволял требовать ничего. Нет уж, послушай меня. Я понимаю, что даже самым сильным временами нужен отдых. На войне я много раз убеждался в этом. Можно требовать от человека все больше и больше, но, в конце концов, он просто сломается, либо убьет друга на поединке, либо в бою покажет врагу спину, то есть в любом случае доверие потеряет. Я должен был понять, что с тобой делаю. А я вместо этого сидел и судил вас. А сам? Я же сам совершил прелюбодеяние без любви, без принуждения, просто от пьянства и похоти. Я взял королеву Моргаузу! И как я могу осуждать Бедивера за то, что он любил тебя, или тебя за то, что ты ему уступила? Ты не стала бы этого делать, если бы не я.

— Сердце мое, — сквозь слезы проговорила я, — ты напрасно винишь себя во всем. Ты не совершал преступления, а я совершила. Но я люблю тебя, любила даже тогда, когда изменяла тебе. Если ты можешь простить меня, большего я и желать не могу. Это даже больше того, что я заслужила.

Он поцеловал мою руку.

— Наверное, нам обоим надо простить друг друга. Лань моя белая, народ тебя примет, примет как императрицу, если на суде будет доказано, что тебя силой увезли из Британии и держали в плену.

— Но это же не так!

— Это ты говоришь. Бедивер должен умереть. Ты же понимаешь? Этого не избежать. А твоя смерть не принесет пользы ни королевству, ни Братству, ни, тем более, мне. Всем стало бы только хуже. Сердце мое, просто скажи, что тебя силой увезли из Британии.

— На суде? Под присягой?

— Но это же почти правда. Ты же не хотела, чтобы Бедивер напал на вас на дороге, и ты не хотела идти с ним.

— Нет, Артур. Пощадить меня не получится. Люди станут плевать мне вслед и говорить, что я шлюха, сбежавшая со своим любовником, затеявшая войну, на которой гибнут воины, а обманутый и любящий муж пожалел ее и опять сделал императрицей. Они скажут, что ты слаб, что не можешь править королевством. Уж Мордред точно этим воспользуется!

Он поморщился.

— Переживем как-нибудь. Не говори так. Твой кузен написал, что с радостью принял весть о твоем обвинении, и обязательно проследит за тем, чтобы ты была должным образом наказана. Почему ты мне о нем не рассказала? Если бы я знал, никогда не отправил бы тебя домой. Но мне наплевать на то, что он там думает, наплевать на замыслы Мордреда! Ты нужна мне. Если на суде ты просто скажешь… не всё, тогда мне придется наказать тебя только так, как велит церковь за прелюбодеяние, но я смогу удержать тебя.

— Ты... ты многим рискуешь.

— Ну как ты не понимаешь? Ты нужна мне.

Я пошла с Бедивером вопреки здравому смыслу, пошла потому, что он нуждался во мне. Артур выглядел сейчас куда спокойнее Бедивера, и все-таки положение его оставалось незавидным. Если я умру, он сможет найти себе другую жену, она родит ему детей. Лгать под присягой представлялось мне чудовищным... Хотя, был бы здесь Бедивер, он бы согласился с Артуром.

— Мне надо подумать… Ты же понимаешь, я была уверена, стоит мне вернуться, и меня ждет смерть. Я хотела честно умереть, а ты предлагаешь мне жить… С этой мыслью надо свыкнуться. — Мне не хотелось спрашивать, но все-таки пришлось спросить: — Когда ты думаешь провести суд?

Вошел посыльный, принес прошение о выкупе. Артур разобрался с делом и повернулся ко мне.

— Я бы лучше назначил суд в Камланне, но только после того, как схватят или убьют Бедивера. Могу отправить тебя в Британию вместе с ранеными завтра. Пока мы не вернемся, будешь держать пост, как церковь предписывает, заодно посмотришь, как там дела. Потом мне расскажешь. Война долго не продлится. Я не буду, как хочет Кей, брать Максена измором. За это время дома невесть что может случиться, там же Мордред остался. Так что, сделаешь, как я прошу?

— Я подумаю. Давай отложим решение до твоего возвращения.

— Ты хочешь сказать, что решение будет зависеть от того, как сложится судьба Бедивера? — спросил он с легкой улыбкой.

— Он здесь ни при чем. Я не хочу, чтобы его обвиняли в том, в чем он не виноват. Послушай, Рис просил тебя отправить Гавейна с ранеными.

— Я бы так и сделал, — Артур нервно потер руки, — если бы удалось убедить его. Сердце мое, подумай о том, что я говорил. Вместе мы сможем не только Мордреда переиграть, но и всех прочих королей Британии.

Да, было над чем подумать. Я любила Артура. Ради того, чтобы сделать его счастливым, я на многое пойду. Вот только видеть, как Бедивер будет расплачиваться за мое преступление — выше моих сил.

На следующий день я уехала вместе с ранеными. Артур не хотел, чтобы в лагере оставались люди, которые в случае необходимости не смогут быстро выполнять приказы. Вдруг придется поспешно отступать? Гавейн не поехал. Он считал, что быстро поправится, и нет смысла отправлять его в Британию. Я говорила с ним утром перед отъездом. Артур надеялся, что мне удастся убедить его ехать.

Гавейн лежал в своем шатре. Рис за ним ухаживал. Когда я вошла, рыцарь лежал неподвижно, отвернувшись к стене шатра.

— Гавейн, — позвала я. Он повернул голову, посмотрел на меня, потом на Риса, но так ничего и не сказал. — Тебе очень больно?

— Не беспокойтесь, миледи. Мне ничего не нужно.

Рис с плохо скрытой досадой проговорил с упреком:

— Милорд, дама пришла по просьбе Императора. Она хотела спросить, поедете ли вы сегодня.

— Не беспокойтесь, миледи, — повторил он. — Я скоро буду на ногах. Мне нет смысла уезжать.

— Миледи, убедите его! — взмолился Рис. — Он вас послушает. Я пойду вещи собирать.

Гавейн проводил слугу взглядом. Похоже, ему было больно поворачивать голову.

— Рис считает, что для тебя эта война кончилась.

— Рис вечно лезет не в свое дело. Я думал, он будет моим слугой, но он почему-то считает себя моим господином.

— Но ты ему ничего такого не говорил никогда.

— Да какой смысл? Вообще-то, он мне добра хочет.

Меня очень беспокоили его темные глаза. Невозможно было понять, на что он смотрит. Я тронула его лоб. Жар.

— У тебя жар. Куда тебе сейчас воевать?

— Почему вы так беспокоитесь обо мне, миледи?

— Я всегда беспокоилась о тебе, я же люблю тебя как брата.

— Все ложь, — пробормотал он так невнятно, что я едва разобрала слова.

Я сомневалась, когда Артур попросил меня поговорить с Гавейном, а теперь просто испугалась.

— Выпей воды. У тебя лихорадка.

Он горько рассмеялся, но чашу с водой принял.

— Утром было хуже. Выкарабкаюсь.

— Как скажешь. — Я внимательно наблюдала за ним, но он откинулся на подушку и смотрел мимо меня на низкий полог шатра. — Гавейн, почему ты мне не веришь, когда я говорю, что беспокоюсь о тебе?

— Да, наверное, беспокоитесь. Только какая разница? Вы с Бедивером не собирались творить зло, а мой сын убит, и убит как раз из-за ваших отношений. — Он впервые с начала разговора посмотрел мне прямо в глаза. — Я молчал о ваших делах. Неужели этого было мало? Я делал все, чтобы помочь вам, и Гвин бросился к тебе на помощь. Но его все равно убили.

— Это был несчастный случай, — сказала я, уже понимая, как глупо звучат мои слова.

— Может быть, вы и не хотели его убивать. Да только что об этом говорить? Все уже случилось. — Гавейн вытянулся, задохнулся от боли и обхватил голову руками.

— Не надо! Не двигайся! — Я плакала. — Тебе нельзя двигаться, так ты не встанешь на ноги.

— Почему? — Голос показался мне совершенно незнакомым, холодным и отстраненным. — Да и зачем мне вставать на ноги? И вы, и Рис, и остальные — вы все не понимаете. Моя леди, вам столько было дано. У вас был ваш клан, для вашего отца вы были драгоценностью. Он не хотел отдавать вас замуж, долго не хотел, а ведь претенденты были. А он все никак не мог найти достойного человека, все искал, пока не нашел императора Британии. А потом вы стали короной Империи, первой дамой, которую справедливо любили и которой восхищались все короли и народы. И это было справедливо. Но вам оказалось мало. Вы нашли себе любовника, рыцаря, который вполне мог бы стать Императором, как ваш муж. И вы уничтожили их, обоих, хотя делать этого вовсе не собирались. Не довольствуясь этим, вы уничтожили и моего сына, сына, который был мне кланом, единственным, что осталось мне от моей возлюбленной. А теперь вы приходите и говорите, что беспокоитесь обо мне. Лучше бы вы побеспокоились и убили меня, но оставили в живых моего сына.

Я могла бы ответить, но пустые слова застряли в горле.

— Сожалею, — с трудом выдохнула я.

Он снова рассмеялся горьким смехом.

— И я сожалею, только намного сильнее.

— Если мы умрем, я и Бедивер, тебе станет легче?

— Нет. Но, по крайней мере, это было бы справедливо. В мире должна оставаться справедливость.

— Хорошо. Тогда вопрос. Будет суд. Что я должна сказать? Что я добровольно покинула Британию, и должна умереть за измену? Тебя это устроит?

— Это была бы ложь. Вы ушли против своей воли, чтобы утешить Бедивера. Намерения ваши безвинны, и Бедивера тоже. Только это ничего не меняет. У меня нет желания или нежелания вашей смерти. Кое-что еще осталось в сердце… — Он устремил взгляд вверх, куда-то сквозь меня, разом став далеким и каким-то нездешним. — Однажды я побывал в Летнем королевстве, в потустороннем мире. Тогда я думал, что борьба между Светом и Тьмой ведется на Земле, и что намерения наших душ имеют значение, они связывают Землю и Потусторонний мир. Но теперь тот мир кажется мне бесконечно далеким, потому что даже самые лучшие намерения тех, кто предан Свету, порождают Тьму. Справедливости нет. Возможно, мы вообще неправильно действуем. Возможно, мы все навеки прокляты. Оставьте меня, миледи. Скажите Артуру, что я останусь, если он не прикажет мне поступить иначе.

Я кивнула и вернулась в свой шатер, с трудом сдерживая рыдания. Все, что он сказал, правда. Боже, зачем ты вообще создал этот мир таким?

Телеги с ранеными отправились около полудня. Три телеги, с навесами от дождя и солнца, с невысокими стенками и выложенные соломой. На каждой лежали по несколько человек. С ними шло сопровождение из двадцати человек, потом они вернутся. Со мной была моя кобыла, но некоторое время я провела на телегах. Раненые требовали ухода, а в этом у меня имелся немалый опыт. Дел хватало.

Тележки сильно трясло, хотя ехали мы довольно медленно. Путь занял несколько дней и проходил через земли франков. Корабли Артура стояли в гавани, портовые чиновники помогли нам погрузить раненых на одни из них, переругиваясь с нами на плохой латыни. Они обрадовались, когда выяснилось, что я говорю по-саксонски, их собственный язык несильно отличался от говора саксов. Мне давали советы о том, какие травы лучше использовать для лечения, но я и сама хорошо разбиралась в этом. Когда корабль уже готов был к отплытию, они настояли на том, чтобы устроить пир для нас и сопровождающих, которые собирались на следующий день вернуться к Артуру. Уже в море я стала думать, какой будет объединенная Империя Артура. Пока саксы соблюдали законы, воевать с ними вроде бы незачем. Но слишком много других препятствий к тому, чтобы Империя выжила.

Путь занял меньше времени, чем мы с Бедивером добирались до Малой Британии. Теперь мы прямо направились из Галлии на южное побережье Британии, а потом пошли вдоль берега до Каэр-Уэска. Все путешествие заняло без малого три недели. В дороге трое раненных скончались, но остальные поправлялись.

Поездка в Камланн заняла еще два дня. Ночевали мы в небольшом придорожном поселении — простом клановом владении, название которого я забыла. Здешний хозяин вел себя странно. Было похоже, что он все время хочет заговорить, но никак не решится. Кажется, он не мог решить, как ко мне обращаться. Я и сама не знала, в каком статусе пребываю.

В Камланн прибыли во второй половине дня. Стояли ранние зимние сумерки. Все еще зеленый холм возвышался над унылыми полями и голыми деревьями; дым из крепости иногда закрывал ранние звезды. На фоне заката мы еще издали заметили костры. Какой-то внутренний голос колокольчиком вызванивал во мне «Дом, дом!», но я слишком устала, чтобы обращать на него внимание. Я удивилась: ворота крепости оказались заперты. Наверное, Констанций решил, что так спокойнее. Стражник на башне спросил наши имена и род занятий.

— Везем раненых из Галлии домой, — крикнул наш лекарь. — Зажги побольше факелов, может, тогда узнаешь товарищей!

Ворота открылись, телеги въехали внутрь. Я ехала верхом. Стражники смотрели на нас странно. Некоторых из них я узнала, это были люди Мордреда. Двое из них вышли из сторожевой башни и сопровождали нас на холм.

Телеги с грохотом подъехали к Залу и остановились. Охранники, сопровождавшие нас, куда-то исчезли. Раненые смеялись и шутили, рассуждали о том, что будут делать теперь, дома. Из Зала вышли несколько воинов с факелами.

— Императрица! — воскликнул один из них, и тут же все подняли факелы повыше, чтобы лучше разглядеть меня.

— Почему леди здесь? Вы победили Максена? — спросил лекаря один.

— Когда мы уезжали, Кар-Аэс все еще был в осаде, — громко сказала я. Люди замолчали и уставились на меня. — Я бежала из крепости и пришла к моему лорду Артуру. Теперь жду его приговора. Он приказал мне ждать суда здесь. Где король Констанций? С нами раненые, нужно помочь.

Кто-то рассмеялся, остальные переминались с ноги на ногу. Чей-то голос переспросил:

— Где король Констанций? Это теперь надо у церкви спрашивать.

Это издевательство начало меня раздражать.

— Император сказал, что здесь командует король Констанций. Разве не так?

— Констанций теперь никем не командует. А вот им командуют черви. У них там знатный пир, наверное.

— Да, благородная дама, у нас теперь другой император, получше.

До меня дошло, что они имели в виду, и мир мгновенно перевернулся с ног на голову. Я поняла, о чем не решался сказать прошлой ночью хозяин, у которого мы останавливались. Поняла, почему заперты ворота. И как раз в этот момент из Зала вышел Мордред. На нем был императорский плащ.

— Добро пожаловать в Камланн, — с приятной улыбкой приветствовал нашу инвалидную команду Медро — Удачно вы прибыли. Теперь у вас есть шанс присоединиться к нашему делу, а то тиран Артур мог бы и отказать. Те, кто пойдет за мной, могут рассчитывать на мою благодарность. Сколько вас там?

Лекарь, стоявший у передней телеги, недоуменно смотрел на него. Мордред прошелся вдоль телег, оценивающе глядя на мужчин.

— Тут что, вообще здоровых нет? Вот жалость. Но я смотрю, многие уже подлечились? Могут сражаться? — Он обращался к старому опытному пехотинцу, потерявшему правую ногу. Воин покраснел, кое-как слез с телеги, цепляясь за бортик.

— Да я даже здоровый не стал бы сражаться за предателя, — проворчал он, а потом обратился к товарищам: — Вы только гляньте, что натворил этот заморский ублюдок! Пока милорд сражается, он тут власть решил захватить! Да он просто клятвопреступник!

Улыбка Медро исчезла еще при первых словах воина, а теперь он отступил в сторону и махнул рукой. Пехотинец как-то странно кашлянул и рухнул лицом вниз. Из его спины торчал тяжелый дротик. Я вскрикнула, спрыгнула с лошади, подбежала к человеку и перевернула его. Он был уже мертв, глаза закатились. Я в ужасе коснулась кровавой струйки, вытекавшей из его рта, и в этот момент Медро оттолкнул мою руку и ногой снова перевернул убитого лицом вниз.

— Леди Гвинвифар, — холодно произнес Мордред, — как вы сюда попали? Не ожидал такой чести.

Я ничего не ответила, только смотрела на плащ. Его пурпурный подол волочился по земле.

— Говорит, сбежала от Максена и вернулась к Артуру для вынесения приговора, — сказал один из воинов Медро.

— А мы знаем, какой приговор вынесет ей император, — ответил Медро. Его глаза опасно сузились, теперь он опять улыбался. — Десять минут в его постели, вот и все наказание! — Вокруг засмеялись. — Поднимайся, леди-убийца. Правосудие теперь в моих руках.

Я так и стояла на коленях перед мертвым воином, глядя, как свет факела падает на волосы Медро, на расшитый золотом воротник и плащ. Мордред схватил меня за руку, рывком поднял и дважды ударил меня по лицу. А потом оттолкнул к стражникам.

— Дама — императрица, жена лорда Артура! — закричал лекарь, подбегая к Медро, а я попыталась собраться с мыслями.

— Здесь я император, — заявил Медро. — Я сделаю все, что захочу, и с этой женщиной, и с любым из вас. Любой может присягнуть мне на верность, и добро пожаловать в Зал. Те, кто не захочет — слуги моего врага, тирана-узурпатора Артура ап Утера, — арестованы. Ну, кто из вас принесет мне клятву?

Ответом ему была гробовая тишина.

— Заприте их в амбаре, — приказал Медро своим воинам.

— Но они же раненые, безоружные… — попытался возразить лекарь.

— Тогда отправляйся с ними и позаботься о них. Леди Гвинвифар отдельно. Заприте ее в доме. Свяжите и поставьте охрану у двери. Я сам позабочусь о ней.

Люди Медро с криками и смехом бросились к телегам. Раненые пытались сопротивляться, но телеги быстро разгрузили и отогнали. Все это я видела уже когда стражники тащили меня к дому Бедивера. Мне связали руки, отняли нож и ушли, заперев дверь. Я упала возле постели и спрятала лицо в грубой шерсти одеяла. Слышала, как стражники снаружи шутят и переговариваются.

Думай, сказала я себе, сдерживая истерические слезы. Надо думать. Ты все время этого боялась, нечего теперь удивляться. Мордред убил Констанция и присвоил императорский пурпур. А что стало с отрядом Констанция? Я же не видела никого из людей короля Думнонии. Видимо, операция была тщательно спланирована: сначала он убил Констанция, затем застал его людей врасплох, например, ночью, после пира, и перебил. Может быть, некоторые из них дали клятву Медро, а остальные? Смерть или заключение, возможно, побег. Откуда Мордред возьмет союзников?

Понятно, что он связался с Мэлгуном. Против Артура тот его всегда поддержит. Но и слишком доверять ему Мордред не может. Король Гвинеда сам претендует на трон, он не захочет делить его с Мордредом. Неужели Мэлгун послал людей в Камланн? Вряд ли. Я бы заметила. Хотя отряд Мэлгуна наверняка готов присоединиться к Мордреду.

Но пока Медро располагает только своими людьми. Даже если бы ему присягнули некоторые из воинов Констанция, и если бы к нему присоединились недовольные дворяне, соберется не больше двухсот-трехсот человек. У Мэлгуна еще триста и большой отряд ополчения из двух-трех тысяч крестьян. Когда Медро захватил власть? Совсем недавно, но время подготовить крепость у него все-таки было. Неделя? Две недели? Кто-то уже сейчас спешит в Малую Британию, чтобы предупредить Артура. У Императора здесь много сторонников, да и шпионов хватает. Всех перебить Мордред не мог. Когда вести дойдут до Артура, он снимет осаду и вернется в Британию самым быстрым способом. Но хватит ли у него сил?

Так. Будем считать. Сам Мордред с отрядом, Мэлгун Гвинедский. Кто еще? Дайфед, Поуис, Эльмет, скорее всего, не станут ввязываться. Если бы они поверили слухам, которые распространял Медро, и помнили, как Артур взял власть, они бы послали небольшие отряды. Больше у них просто нет. С другой стороны, Мордред — иноземец, проклятый ребенок, дитя кровосмешения. Короли Британии не станут поддерживать такого против Артура. К Артуру они, по крайней мере, привыкли. И Мэлгуна они не станут поддерживать. Подождут, чем дело кончится. Эбраук и Регед могли бы поддержать Артура, если бы их вовремя оповестили. Но половина их отрядов и так сейчас в Малой Британии. Саксонские королевства? Они уважают Артура хотя бы за то, что он их победил вопреки всему. Но гражданская война в Британии им очень выгодна. Пожалуй, сначала они могут поддержать Мордреда, потом предадут, конечно. Переговоры потребуют времени. Прямые переговоры Мордред раньше не вел, мы бы знали об этом. М-да… Получается, что мой муж и его сын примерно равны по силам.

Я посидела, вытерла лицо об одеяло и почувствовала себя немного лучше. Медро разбил мне губу, крови много… Я встала и огляделась. Воды не видно. Очаг холодный, даже пепел разлетелся. Книги и лампа исчезли. Осталась только постель да несколько одеял, пахнущих плесенью. В доме после Бедивера никто не жил, на столе лежал густой слой пыли. Холодно. Связанные руки побелели и онемели. Я попробовала сгибать их, крутя из стороны в сторону, пытаясь ослабить путы. Потянула одно одеяло и попыталась в него завернуться. Волосы распущены — это ничего. Все равно не могу их пока подвязать. Я села, скорчившись, на кровати, зажав руки между колен, чтобы согреться. Надеюсь, Медро скоро пришлет кого-нибудь. Что бы он ни задумал, моя смерть ему ни к чему.

А чего он, собственно хочет? Без сомнения, готовит какое-то наказание. Публичная демонстрация силы, суд над женщиной, пытавшейся убить его, и публичная казнь. Костер? Камнями забьет? Пытать будет? Боже мой, взмолилась я, дай мне сил. Если не удастся бежать, по крайней мере, умру, как подобает британской императрице.

Так. А что там с побегом? Связали меня на совесть. Снаружи — двое стражников. А почему не оставил пост внутри со мной? И зачем связывать? Чтобы я себя не убила? Но пока все к лучшему. Даже если вылезти через дымовую дыру, что потом? Надо же будет всю крепость пересечь. А потом стены. Через ворота не пройти. Меня узнают. Да и пароля не знаю. Но изнутри крепости на стены подняться можно. Нет у него столько людей, чтобы постоянно патрулировать стены.

Вошла служанка в сопровождении воина. Она огляделась, увидела меня и побледнела от страха. Воин подтолкнул ее вперед.

— Разведи огонь, — приказал он, — и следи за пленницей. — Он прислонился к стене у двери, наблюдая за мной. Я продолжала сидеть на месте. Девушка развела огонь, принесла воды и подмела в комнате, не глядя на меня, хотя мне приходилось вставать, чтобы не мешать ей. Она выглядела сильно напуганной. Я подумала о слугах в Камланне. Вряд ли они будут против Медро, и тогда они в безопасности. Кроме Мэйр, жившей с Кеем, и жены слуги Гавейна. Последняя меня особенно беспокоила. Ведь Эйвлин служила еще матери Мордреда и бежала от нее. А этот подлец вполне способен убить женщину и ее детей.

— Скажи, Эйвлин и Мэйр в Камланне? — тихо спросила я служанку.

Девушка испуганно взглянула на меня и затрясла головой.

— А ну, молчать! — прикрикнул стражник.

Мне развязали руки и позволили умыться, а затем связали снова. На этот раз связали и ноги. Служанка и стражник ушли, а я легла на постель и стала смотреть в огонь. Интересно, смогу ли я пережечь веревки? Люди только что ушли, наверное, теперь я могу побыть одна. Планов Медро насчет меня я не знала, тем более, надо попытаться бежать как можно скорее. И куда я пойду? Лучше подумаю об этом позже.

Я скатилась с постели, подползла к огню. В очаге горели яблоневые дрова. Я протянула руки в огонь, но очень скоро поняла, что руки сгорят раньше веревок. Тогда я взяла палку, выкатила из очага уголек и аккуратно пристроила его на веревки. Было все равно больно, я закусила губу и закрыла глаза, думая об Артуре. Веревка тлела медленно, но в конце концов, ослабела настолько, что я смогла порвать ее. Хвала Господу! Я откинулась назад и развязала ноги. Теперь вопрос — как выйти из дома? Дыру над очагом стражники видят. Но на кухне есть еще один очаг. Если вытащить часть соломы из дыры, сквозь которую уходит дым, я смогу выбраться через нее. Из одеял можно сделать веревку, чтобы подняться на стену. Я взяла одеяло и огляделась — чем бы их разрезать? На глаза ничего не попалось. Я достала из очага горящее полено, прожгла в одеяле дорожки и порвала на три полосы. С двумя следующими я поступила так же. Они были старые и рвались довольно легко. Я связала полоски вместе. Так. А теперь…

Дверь распахнулась, и вошел Мордред. Я как раз выходила из кухни. Он остановился, улыбнулся и закрыл за собой дверь. Связка одеяльных веревок выпала у меня из рук.

— Благороднейшая леди, — насмешливо произнес Медро, — а я-то не беспокоюсь, думаю, вы связаны, значит, в безопасности. — Он опустил взгляд, увидел угли и обрывки веревок и посмотрел на меня, задрав одну бровь. — Смелое решение, — кивнул он, подошел и схватил меня за руку. Осмотрел ожоги на моем запястье, покачал головой. — Ага, меньшего я от вас и не ждал. Так, веревка — это чтобы на стену взбираться! Удачно я зашел. Думаю, благородная леди, вы ошибаетесь в отношении моих намерений.

— Перестань валять дурака, Медро! — стараясь успокоиться, сказала я. — Ты знаешь, что мы — враги, и что я теперь у тебя в руках. А я знаю, что пощады от тебя не дождусь.

Я снова была вынуждена наблюдать его гадкую улыбочку и приподнятую иронично бровь.

— Поспешное суждение, миледи. Вы даже не догадываетесь, что я намерен сделать с вами. И не дав себя труда поинтересоваться моими планами, уже собрались бежать.

Я попыталась понять, что у него на уме. Разумеется, ни в какое милосердие я не верила. Но вот в какую игру он играет, пока не понимала.

— Ты же знаешь, что я пыталась отравить тебя, — сказала я наконец. — Думаю, ты собираешься вытащить меня на суд, а тем временем соберешь еще мешок доказательств разных моих провинностей, и тех, которые были, и тех, которых не было.

— Да, я в курсе ваших намерений. Император выпил отравленную чашу и ему это не повредило. Ну что же, возможно, я ошибся. И в чем еще вы замешаны, кроме прелюбодеяния, миледи? Это ваше преступление направлено не против меня, а если не считать вашего мужа императором — а я его таковым не считаю, — то это даже не политическое преступление, и меня оно не касается. И почему вы ждете от меня жестокого обращения?

Я потерла челюсть, она все еще побаливала после его удара.

— И каковы же твои намерения? — потребовала я ответа. — Если надеешься поторговаться со мной, то вот тебе мое слово: нет таких условий, на которых я стану твоей соучастницей. Никакими обещаниями моей поддержки ты не купишь.

— Вы спрашиваете о моих намерениях? — Он рассмеялся. — Вот они! — Он неожиданно схватил меня за плечи и страстно поцеловал.

Это так меня поразило, что на миг я окаменела, а потом попыталась оттолкнуть его. Он схватил меня за руку, удерживая, поймал другую руку, и я зашипела от боли. Все-таки я сильно обожгла руки, пока пережигала веревки.

— У моего отца была жена, — проговорил он сквозь зубы, — хитрая, коварная и прекрасная жена, мудрая дочь Огирфана, императрица Гвинвифар. О, ты настоящая королева. А король — я! Вот ты и останешься женой короля. Это повредит Артуру больше, чем потеря всего королевства; Князь Ада, должно быть, сам послал тебя сюда, ко мне.

— Отпусти! — Я попыталась вырваться. — Ты не сделаешь этого!

Он снова засмеялся, и стиснул мои руки так, что у меня слезы брызнули из глаз.

— Сделаю. Еще как сделаю! Возьму тебя, как мой отец взял мою мать — силой! — Он потащил меня к постели, ловко поставил подножку и бросил на кучу одеял, а сам навалился сверху. Я закричала, громко, изо всех сил, и вдруг мне под руку попался кинжал Медро, который он носил на поясе. Я схватила его и ударила вслепую. Мордред выругался и ударил меня по руке. Кинжал вылетел и с тихим звоном улетел куда-то. Мордред прижался ко мне, наше дыхание смешалось. Мои руки он зажал правой рукой, а левой шарил под платьем. И все это время он смотрел прямо мне в глаза, и я видела в его глазах горькое, мучительное одиночество.

— Твой отец не насиловал твою мать! — выкрикнула я, используя единственное доступное оружие — слова. — Это она соблазнила его. Намерено соблазнила! Хотела зачать тебя и использовать, как инструмент. Ты и есть инструмент, только инструмент и ничего больше! Подумай о ней! Господи, помоги мне!

Мордред отшатнулся.

— Ложь! — вскричал он голосом обиженного ребенка. Все смешалось в этом крике: ужас, негодование, растерянность, а во мне шевельнулась крошечная надежда. Я вдруг ясно вспомнила все, что Гавейн говорил о своем брате.

— Твоя мать никогда тебя не любила, — я продолжала вбивать в него слова, как гвозди. — Она любила только разрушать. Гавейн любил тебя, Артур хотел любить тебя, но твоя мать не любила тебя никогда. Она хотела сожрать тебя, выпить твою силу, как сожрала твоего отца, короля Лота, как ты пожрал Агравейна, она готова была пожрать всё. Она выпила твою душу и бросила тебя одного в ночи.

— Лжешь! — снова заорал он. Спрыгнул с постели, встал рядом с ней на колени и начал осыпать меня беспорядочными ударами по голове и плечам. — Она любила меня! Я убью тебя ... ведьма! Ты, гордая шлюха! Я... я буду... — и он разрыдался.

Я опустила руки, прикрывавшие лицо и смотрела на него. О, как он рыдал! Грудь бурно вздымалась, лицо заливали слезы. В какой-то момент он поднял голову и наши глаза встретились. Рыдание стихли.

— Она мертва, — сказала я. — Но раньше, чем умереть, она уничтожила тебя.

Он застонал, как человек в бреду, когда кто-то ненароком заденет его рану. Он поднял мокрые от слез руки к лицу и некоторое время рассматривал их, не понимая, а затем вперил в меня гневный взор. Вытер лицо рукавом, повернулся и, не сказав больше ни слова, покинул комнату.

— Свяжите ее так, чтобы она не дотянулась до огня, — уже через дверь услышала я его приказ. Голос был предельно жесткий. Я упала на постель, дрожа и плача от облегчения. Хвала Господу!

Но сработает ли это еще раз? А если он напьется, много ли ему дела будет до Моргаузы? Просто заткнет мне рот… Нет, надо бежать, бежать из Камланна, здесь для меня теперь только смерть.

Один из стражников вошел с прочной веревкой, снова связал мне руки, а затем крепко привязал их к столбу у изголовья постели. Он уже повернулся, чтобы уйти, но остановился, поднял с пола кинжал Медро со следами крови на лезвии, повертел его перед глазами. Посмотрел на меня, плюнул и прошипел:

— Шлюха! Да еще и убийца!

Я немного полежала, приходя в себя. Меня связали так, что я могла теперь или лежать, закинув руки за голову, или сидеть на постели. А вот встать не получалось. Вряд ли я сильно ранила Мордреда. Удар был слепым и не мог нанести серьезного вреда. Но все-таки я его задела! Ну, теперь держись, императрица! Он вернется, а я в таком положении даже убить себя не смогу.

Мысли разбегались, путались чем дальше, тем сильнее. Это меня одолевал сон. Если сильно устал, спать можно где угодно и как угодно. И я заснула. Разбудил меня собственный стон. Сон приснился кошмарный. Я будто бы улетела из Камланна на драконе, точно таком же, какой был изображен на нашем знамени, а Мордред, превратившись в орла, летел за мной, и нагонял! Он-таки добрался до меня, и тут я проснулась, все еще ощущая, как когти впиваются мне в руку. В комнате было тихо и пусто. Веревка врезалась в обожженные запястья. Серая заря сочилась сквозь дымовую дыру. Я лежала, не шевелясь, пока она медленно не перетекла в день.

Должно быть, я снова заснула, потому что, открыв глаза в следующий раз, увидела в комнате людей. Я попыталась сесть, получилось не сразу, пришлось повозиться, пока удалось спустить ноги с постели. Видела я плохо. От одного из ударов Мордреда глаз заплыл. Запястья горели, язык распух, все тело болело. Я тряхнула головой, пытаясь отбросить волосы с глаз, и наконец, сумела сосредоточиться на том, что происходило в комнате. Здесь обнаружилась служанка, та же самая, которая приходила накануне, а еще посреди комнаты стоял большой приятель Мордреда Руаун. Он смотрел на меня не то с ужасом, не то с отвращением, как-то мне было не до того, чтобы анализировать его выражения.

— Руаун, — хриплым шепотом сумела я выговорить.

Он кивнул девушке, и она поспешно развязала мне руки, немного повозившись с тугими узлами.

— Хотите пить, благородная леди? — шепотом спросила она. Я только кивнула в ответ.

Она принесла кувшин с водой и поднесла к моим губам — руки настолько онемели, что я не смогла бы его удержать. А чашек в комнате все равно не было. Холодная вода ужасно щипала воспалившиеся места во рту, так что выпила я немного. Служанка поставила кувшин на стол и развела огонь. Налила котелок и поставила подогревать.

— Благородная леди… — начал Руаун и замолчал, глядя на меня.

— Ну, что тебе? — холодно спросила я.

— Говорят, лорд Мордред намерен… жениться на вас.

Некоторое время я тупо смотрела на воина, затем покачала головой.

— Когда Медро делал мне предложение, о супружестве речь не шла. Он собирался просто изнасиловать меня. А потом… да, ему бы не повредило жениться на императрице.

— Так он взял вас! — воскликнул Руауна даже с какой-то радостью. Служанка испуганно посмотрела на него.

— У него не получилось. — Я пыталась говорить ровным голосом, но, увидев выражение лица Руауна, закусила губу. — Вижу, ты одобряешь его намерения?

Он резко отвернулся и так сжал рукоять меча, что пальцы побелели.

— Лорд Мордред — мой друг и господин, — сдавленным голосом произнес он.

— Помнится, ты приносил клятву королю Артуру, — как бы между прочим, напомнила я ему. — И обещал провалиться в преисподнюю, если он этого пожелает. А теперь, оказывается, твой господин — Мордред, и ты готов сражаться со своими друзьями, с теми, с кем сражался во многих битвах, и готов поддерживать захватчика трона, своего треклятого лорда, и даже не прочь постоять со свечкой, пока он насилует жену Императора в его же собственной крепости. Чем же так насолил тебе Артур, Руаун, что ты его предал? Не надо пересказывать мне слухи, которыми забил тебе голову Мордред. Что-то я не помню, чтобы Артур обижал твой клан или тебя самого. Тебе не выдали положенную долю добычи? Император обделил тебя золотом? В бою требовал от тебя невозможного? — Руаун молчал. — Так почему же ты нарушил свою клятву, почему предал его?

— Нет, нет, — как-то испуганно ответил Руаун. — Миледи, я не поверил, когда они сказали, что Медро задумал это… это преступление против вас. Я не верил, когда они говорили, что ему нужен только императорский пурпур. А теперь ... теперь я больше не знаю, чему верить. Но Медро… он же мой друг, — беспомощно закончил он.

Я убрала волосы с лица. Служанка смотрела на нас с ужасом. Я пыталась понять, побежит ли она пересказывать Мордреду наш разговор. Да и дьявол бы с ней! Даже если она повторит ему каждое слово, мне-то что терять?

— Друг, говоришь? — я перешла в наступление. — И что же такого хорошего Мордред для тебя сделал? Убеждал, что совсем не стремится стать императором? Ну, теперь ты знаешь, что это была очередная ложь.

— Он говорит, что император приказал бы его убить, если бы он не захватил власть. Он сделал это только для того, чтобы себя защитить!

— Артур? Приказал бы его убить? Побойся Бога! Артур, который вытерпел нашу связь с Бедивером, пощадивший нас обоих, да и вообще простивший бы нас, если бы смог? Ты знаешь Артура, Руаун. Так вот, послушай. Я и вправду пыталась отравить твоего «друга» и твоего лорда Мордреда, потому что боялась именно того, что теперь и случилось, боялась гражданской войны, которая разрушит Империю. Я предпочла заслужить проклятие, лишь бы избежать этого. Я не посвящала мужа в свои планы, а когда он узнал, то разгневался так, как никогда в жизни. — Бледный Руаун потрясенно смотрел на меня. — Мордред все время лгал тебе. Ему нужна была только власть! Вспомни его, когда он впервые сюда приехал! А теперь, когда власть он захватил, как он ее использует? Справедливо, милосердно? Он обсуждает с вами свои планы? И что в итоге? Ты боишься его, и все другие тоже.

Лицо Руауна ясно показало мне, что я была права, и во мне вспыхнула отчаянная, почти всепоглощающая надежда. Я никогда не считала его злым, только обманутым.

— Руаун, — прошептала я, — помоги мне бежать.

Дверь распахнулась. На пороге стоял какой-то незнакомый воин, мрачно глядя на Руауна. — Лорд Руаун, вам не место здесь, — произнес пришедший.

— Лорд Мордред пожелал, чтобы я позаботился о леди, — заявил Руаун. — Я сменил Мабона, он ни слова не сказал против.

— Наверное, вы хотели сказать: «Император пожелал, чтобы за ней наблюдали», — поправил воин, бросив на меня короткий взгляд.

— Да, да, Император Мордред, — поспешно закивал Руаун. — Я собираюсь повидать его и поговорить о ней. — Руаун бросил на меня непонятный взгляд и вышел, предоставив другому воину снова связать меня.

День прошел мучительно медленно. В середине утра мне принесли немного еды, разрешили встать и умыться. Я была рада возможности встать, смыть следы слез, но аппетита не было совсем. После полудня опять принесли еду, но я даже смотреть на нее не могла; вечером не пришел никто. Я пыталась освободить руки, но ничего не смогла поделать, только запястья опять стали кровоточить. Попробовала пошатать каркас постели. Никакого толка.

Стемнело. Руаун не вернулся, и моя краткая надежда оказалась бессмысленной. Страх и страдания стали настолько велики, что повергли меня в ступор. Приходилось заставлять оцепеневший разум думать. А потом у двери послышались голоса. Кто-то хотел войти.

— У меня есть разрешение лорда Мордреда. Я должен увидеться с ней! — Руаун говорил со стражником на повышенных тонах.

— Император не предупреждал, что надо вас пускать, — отвечал один из стражников.

— Да при чем здесь какое-то предупреждение! — горячился Руаун. — Я его друг с самого начала!

— Ну, не особенный друг с тех пор, как наш господин стал императором. Уходите.

— Ну, хорошо же. — Вслед за этим выкриком послышалось странное мычание.

— Эй! — раздался крик второго стражника, — вы что творите? Ай! — Раздался короткий звон металла о металл, а вслед за ним длинный вздох.

Дверь отворилась, и вошел Руаун с обнаженным мечом. Клинок был в крови. Он быстро подошел ко мне, перерубил веревку, привязывавшую меня к балке, и сильным рывком поставил меня на ноги.

— Миледи, надо спешить.

Я протянула к нему связанные руки. Он с недоумением посмотрел на меня.

— Путы! Режь!

— Ах, да, — спохватился он и быстро перерезал веревки. Я вернулась в кухню, подобрала веревку, связанную из одеял, и вслед за Руауном вышла из дома.

Стражники лежали возле двери. Один растянулся на пороге лицом вверх. Его открытые глаза уставились в ночь. Редкие снежинки на нем уже не таяли. Руаун остановился, подумал, нагнулся и стянул с мертвеца тяжелый зимний плащ. Протянул мне.

— Берите, леди. Вам понадобится. Да, еще деньги… И лошадь… лошадь вашу надо забрать.

— Да как я могу ее забрать?! И кто меня пустит через ворота? Нет, сделаем иначе. Иди на конюшню, возьми свою лошадь и еще одну, не мою. На воротах скажешь, что есть срочное сообщение, которое надо доставить в Каэр-Уэск, это неблизко, поэтому ты берешь запасную лошадь. Поезжай на поле Ллари, и жди меня там, у дальнего края. Через стену я сама переберусь. Там встретимся.

На каждое мое слово он истово кивал головой.

— Да. Да. Я возьму лошадь. Какую-нибудь. — Руаун глубоко вздохнул.

— Ты думаешь, что успеешь выехать за ворота? — глазами я показала на два трупа. Как бы воин не был растерян, он меня понял.

— Они меня не остановят.

— Тогда до встречи на поле Ллари.

— Да, да... я... приведу лошадей.

Я натянула на голову капюшон и быстро ступила в темноту. В это время ночи в крепости стояла тишина, а если кто и был поблизости, то для них я — обычный человек, идущий против ветра. Я быстро добралась до рощи, где мы встречались с Бедивером. К этому времени снег повалил гуще. Я остановилась и стала ждать. Довольно скоро на фоне неба показалась фигура стражника. Он прошел по стене, и я тут же поспешила к складу, влезла на поленницу, с нее — на крышу амбара, а потом уже перебралась на стену. То ли я оголодала, то ли побои сказались, но я запыхалась. Пришлось подождать и отдышаться. Привязав одеяльную веревку к выступу амбразуры, я перелезла через стену, некоторое время спускалась по веревке, потом онемевшие руки разжались, и я рухнула в грязь со снегом. Кажется, подвернула лодыжку, но снова вскочила и попыталась скинуть веревку. Она застряла. Ладно. Будем надеяться, что стражник не заметит, все-таки веревка снаружи стены. Я спустилась в ров, перебралась через него и, все сильнее хромая, направилась в дальний угол поля. Хорошо бы Руаун привел лошадей. Пешком мне далеко не уйти.

На фоне неба опять показался силуэт часового. Я упала прямо в грязь, накинув плащ на голову. Он прошел поверху, даже не взглянув на меня: для него я была просто еще одним пятном на снегу. Веревку он тоже не заметил. Я вскочила, и снова упала. Нога подвернулась. На глаза навернулись слезы от слабости и жалости к себе. Надо было все-таки съесть что-нибудь в обед. Кое-как я добралась до дальнего края поля и стала ждать, прислонясь к изгороди. Мокрый снег падал с тяжелого низкого неба, и вокруг было совсем тихо.

Темнота сгустилась. И тут, наконец, послышался стук копыт и звяканье сбруи. По звуку сразу стало понятно: две лошади. Я заковыляла вперед.

Из темноты выступила нечеткая фигура на темном коне со второй лошадью в поводу. Я позвала Руауна по имени, и они остановились.

— Моя леди? — Воин подъехал, спешился и помог мне сесть в седло. Стыдно, конечно, но без его помощи я бы не справилась.

— Это лошадь Констанция, — сказал Руаун. — Зовут Танцовщица. Вообще-то, Танцовщица-с-Мечами, но так слишком длинно. Боевой конь, хорошо обученный.

Я лишь кивнула, взяла поводья и похлопала лошадь по шее. Животное беспокойно стригло ушами. Ему не нравилось, что пришлось покинуть стойло в такую ночь.

— Моя госпожа, — тихо произнес Руаун, — вы помните Эйвлин, жену слуги лорда Гавейна? — Я попыталась в темноте разглядеть его лицо. — Медро хотел убить ее вместе с детьми, но я считаю бесчестным воевать со слугами, детьми и женщинами. Медро я ничего не сказал, но женщину предупредил сразу, как только Медро захватил власть. Я помог ей покинуть Камланн. Клан ее мужа живет недалеко от Мор-Хафрена возле реки Фромм: до нее можно добраться, свернув на втором повороте от главной дороги, ведущей из Баддона в Каэр-Кери. Вождя клана зовут…

— Сион ап Рис, — подсказала я, вспомнив.

— Да. Если вы отправитесь туда, миледи, я уверен, эта женщина вам поможет. И спрячет, и от Медро защитит. Да Медро и не узнает, где вы. Он же никогда не помнит ни слуг, ни их имен, ни их кланов.

— Хорошо, — сказала я. — Надеюсь, ты со мной?

Он как-то странно усмехнулся.

— Я провожу вас и найду, где переждать, а вам надо спешить. Вас скоро хватятся. Хорошо бы снегопад скрыл следы.

Он развернул лошадь и сразу пустил ее галопом. Я последовала за ним. Танцовщица бежала легко, но тряской побежкой, и каждый толчок болезненно отдавался в моем побитом теле.

Мы скакали долго. Даже на холоде лошади вспотели, пришлось перейти на рысь, а потом снова прибавить скорость. Резкий встречный ветер заставлял как можно ниже пригибаться к шее лошади, так что ехала я почти вслепую. Впрочем, лошадь сама прекрасно чувствовала дорогу. Снег застывал на ресницах.

Лошадь Руауна внезапно попятилась. Я натянула поводья, присмотрелась и с удивлением поняла, что в седле передней лошади никого нет. Некоторое время я пыталась сообразить, что это может значить, потом подъехала и поймала повод другого животного. Обе лошади устали и просто стояли на дороге, ни на что не обращая внимания. Мы находились на главной северной дороге, было около полуночи, значит, от Камланна нас отделяло шестнадцать или семнадцать миль.

Руаун отыскался в нескольких шагах от дороги. Он стоял на коленях, и его судорожно рвало. Я слезла с лошади.

— Руаун! — позвала я, и он поднял лицо. — Что случилось?

Рыцарь долго молчал, пытаясь справиться с рвотными позывами. Потом я едва расслышала: «Мне очень жаль. У меня жар».

Ветер хлестал нас по лицам мокрым снегом. Поводья у меня в руке обледенели. Я подошла к Руауну, коснулась его лба. Воротник плаща покрывал лед, а кожа горела.

— Да что с тобой? — прошептала я, внезапно очень испугавшись.

Руаун невесело рассмеялся.

— Утром я был у Мордреда, просил за вас. Он пригласил меня пообедать с ним вечером, заодно обсудить этот вопрос. Но за столом он ни слова не сказал об этом. Только… внимательно поглядывал на меня. Точно также он смотрел на Констанция в последнюю ночь, когда он обедал с ним. Говорят, Констанций умер от жгучей лихорадки… Медро сказал, что это была лихорадка. — Рыцарь надолго замолчал. Усталые лошади тяжело дышали, переступая с ноги на ногу. Копыта громко чавкали в раскисшем снегу. — Яд был в вине, — проговорил Руаун. — Я-то думал, что оно просто горчит, но и сам Медро так говорил, дескать, из-за войны с Малой Британией хорошего вина теперь не найдешь. Тогда я не догадался.

— Почему ты мне сразу не сказал? — Я тут же прикусила язык. Ну, сказал бы, и что бы я сделала? Лекарь, наверное, сумел бы помочь, да и то сразу после отравления. Но главный лекарь сидит под замком. А теперь уже слишком поздно. — Вода нужна, — вспомнила я. — Поешь снега!

— Не могу. Тошнит.

— Вот и хорошо. Яд вызывает тошноту; если тебя будет все время рвать, часть яда выйдет, а того, что останется, может не хватить, чтобы тебя прикончить. Ешь! Сколько сможешь. — Я набрала пригоршню снега и заставила его съесть. Руауна снова вырвало. Он дрожал. С большими усилиями мне удалось усадить его в седло. Я сняла с упряжи пару кожаных ремней и привязала рыцаря, как могла. — Надо спешить. Возможно, мы найдем, где остановиться.

— Нет! — бурно запротестовал он. — Нельзя рисковать! Нельзя останавливаться! Медро нас найдет.

А что я могла ответить? Покачала головой и пустила лошадь галопом. Возможно, весь этот побег не имел смысла. У Медро хватало шпионов, да и с помощью чар он умел многое. Оставалось лишь молиться, чтобы ни одно из его умений не помогло ему на этот раз. А еще я молилась о том, чтобы остатки яда не стали для Руауна смертельной дозой.

Наше путешествие превратилось в кошмар. Лошади слишком устали, и мы ехали сначала рысью, потом шагом, а снег валил все сильнее. Казалось, что весь мир сузился для нас в маленькое видимое впереди на дороге пространство. Вскоре лошадь Руауна начало мотать из стороны в сторону. Она готова была остановиться. Я подъехала поближе, отобрала у Руауна повод. Он был в бреду и не отвечал на мои вопросы, только бормотал бессвязно. Я огляделась. Ни одного огня вокруг. Это, конечно, ни о чем не говорило. Во-первых, поздно, ночь уже, во-вторых, в такой снегопад можно проехать рядом с домом и не заметить его. Сплошная белая пелена.

Часа через три после нашей первой остановки у Руауна начались судороги. Тогда я свернула с дороги, волоча коня за собой, добралась до опушки леса и поехала вдоль него. Здесь ветра почти не чувствовалось. Вскоре мне попалась яма в земле, видимо, оставшаяся после падения большого дерева. Земляной вал прикрывал ее от ветра, и снега на дне почти не было. Я стащила Руауна с лошади, привязала животных и собрала хвороста для костра. У Руауна в седельной сумке нашлись трутница и одеяло, и каким-то чудом мне удалось разжечь костер. Хворост оказался сырым только снаружи. Усадила Руауна ближе к огню, завернула в одеяло. Попытка снова накормить его снегом не удалась. Судороги трясли его непрерывно, зубы были плотно сжаты, он просто не мог даже рот открыть. В свете костра лицо воина стало почти неузнаваемым, борода в застывшей пене и рвоте. Зрачки сильно расширены. Казалось, что в черепе за глазами кипит живая тьма. Я снова потрогала его лоб. Горячий. Но сухой. Стоя возле костра неподалеку от дороги на Думнонию, я внезапно вспомнила разговор, который случился у меня с лекарем Грифиддом давным-давно. Говорили мы о всяких женских притираниях. «Паслен, — сказал он тогда, — а именно белена, смертельный яд, но если вы капнете его в глаза, они станут яркими. Зрачки расширятся. Также вызывает лихорадку, рвоту, галлюцинации и судороги. Ну, подумайте, миледи, за каким дьяволом женщины занимаются такими вещами? Ни один здравомыслящий человек не станет этого делать». Я тогда ответила: «Мужчинам нравятся яркие глаза, но мне-то вы зачем это говорите? Я беленой не пользуюсь. И что, она может даже убить?» Лекарь фыркнул с отвращением. «В правильной дозировке еще как может! Но неудобно. Слишком много теряется при рвоте. Яд на любителя».

Вот только любителем Мордред не был.

В ту ночь мы уже не поехали дальше. Лошади слишком устали. С другой стороны, кто нас найдет тут, на краю леса? Костер горел, я распрягла лошадей и попыталась соорудить хоть какое-нибудь убежище для Руауна.

Умер он за два часа до рассвета. Ничего не говорил и не приходил в сознание. Просто перестал дышать. Я вспомнила, что так и не поблагодарила его за спасение. Что ж, сказала я себе, это злой мир. Да вознаградит его Бог.

Я долго сидела, глядя на тело воина, потом сняла с него одеяло и закуталась сама. Ночь выдалась холодной. Но снег идти перестал. Похоронить его я не могла. Ничего же не было, ни лопаты, ни кирки, чтобы вырыть могилу. Я даже на лошадь не могла его взгромоздить. Да и ни к чему. Это обязательно привлекло бы внимание. А так, одна, в заляпанном крестьянском платье, могу сойти за жену фермера. Правда, откуда у жены фермера такая лошадь? А если и еще одна, да с мертвым телом — тут уж совсем нехорошо, обязательно заметят, запомнят, и тогда весь побег насмарку. Но нельзя же просто бросить тело здесь. Те, кого Медро пошлет на поиски, найдут, поймут, что я шла именно по этой дороге. А еще у меня совсем нет еды, и лошадей кормить нечем. Куда мне теперь? Я подвинулась к костру и, должно быть, задремала, потому что, когда я снова открыла глаза, солнце стояла низко над лесом. Снег ярко блестел, а деревья бросали на поле длинные синие тени. К северо-востоку и совсем близко в утренний воздух поднимался белый столб дыма.

Я с трудом встала, оседлала лошадь Руауна, все-таки сумела затащить тело и привязать к седлу. Оседлала свою лошадь, и поехала навстречу дыму, ведя в поводу лошадь со скорбным грузом.

Это оказалось небольшое хозяйство: сарай и два дома. Когда я въехала во двор, от сарая к одному из домов шла женщина с двумя ведрами молока. Она увидела меня, вскрикнула, выронила одно ведро, а другое прижала к себе.

— Я не опасна, — обратилась я к мужчинам, выбежавшим из сарая на крик. — Вам в хозяйстве нужна лошадь?

Я рисковала, но не слишком. В Думнонии Медро не жаловали. Он убил их короля, и никто не ждал от него ничего хорошего. Может, они обрадуются такому роскошному подарку, как лошадь Руауна, а если примут его, то уж трепаться об этом не станут.

Мужчины окружили женщину, и недоверчиво разглядывали меня. Я вдруг увидела себя их глазами: избитое лицо, красное от холода, волосы спутаны в сплошной колтун, покрыта грязью с головы до ног, но на прекрасной, хотя и замученной лошади, да еще и вторая лошадь с телом невесть кого.

Один из мужчин, наконец, решился задать вопрос:

— Э-э-э, вы из Камланна?

— Да.

Он подошел к лошади Руауна, оглядел тело. Осторожно коснулся свешивавшейся руки, убедился, что она окоченела. Снова посмотрел на меня.

— Твой муж? — хмуро спросил он. — Его тоже убил этот ублюдок ведьмы?

— Да, — подтвердила я. Не хотела говорить больше. — Я отдам тебе лошадь, если ты позаботишься о теле, и дашь мне немного овса для моей лошади. Мне еще далеко ехать.

Наверное, этот человек мог и сам забрать у меня все, что захочет, не дав ничего взамен. Но дело происходило в Думнонии, недалеко от дороги. Здесь должны чтить закон. Мужчина подумал и кивнул.

— Хорошая лошадь. Да и он, наверное, был хороший человек. Сожалею, леди. Будьте гостем, отдохните у нас. Я сам позабочусь о твоей лошади.

— Мне надо спешить.

— Уйдете, когда захотите. Не стоит бояться, мы не выдадим вас. Никто не захочет потерять душу, выдав проклятому колдуну женщину в беде.

Я пробыла у них до вечера. Мне очень повезло набрести на это хозяйство. Я бы все равно не добралась до Мор-Хафрена без еды и отдыха, скорее, просто околела бы по дороге. Погода совсем не располагала к путешествиям. Холодно. А я сильно ослабела, и не ела давно.

Здешний народ выказал мне осторожное дружелюбие. Они слышали о том, что произошло в Камланне, слышали о казнях, о смерти своего короля; знали о нескольких слугах, которые бежали из крепости. И с лошадью моей обошлись хорошо. С удовольствием обменяли украшенную серебром и эмалью упряжь на неприметную кожаную, а чтобы покрыть разницу в цене, подобрали мне подходящую одежду. Накормили горячей едой, дали умыться, грязную одежду забрали, выдав взамен чистую и добротную. А потом я немного поспала в тепле. Разбудили меня ближе к вечеру, сказав, что готовы похоронить «моего мужа». Положили тело Руауна в могилу за амбаром, кое-как отслужили заупокойную мессу, мешая христианские молитвы со старинными наговорами. В качестве наследства мне достались украшения и кинжал, меч я попросила положить в могилу. Я испытывала к ним огромную благодарность. Но при этом помнила, что меня принимают всего лишь за вдову воина. А что было бы, знай они, кто я на самом деле? Даже думать не хочу. После похорон я попрощалась с добрыми людьми.

— Не стоило бы вам отправлять в дорогу, — сказал главный в клане. — Холодно. С тех пор, как король скончался, а Император за морем, на дорогах стало беспокойно. Женщине одной путешествовать опасно.

— Женщине одной в любые времена было опасно, — ответила я. — Но для вас же лучше, если я уеду. А ночь… бандитам тоже спать надо.

Он кивнул.

Все-таки мы с Руауном ехали очень быстро. Даже в снегопад мы немного не добрались до Баддона. Теперь снег перестал, и я еще в глубоких сумерках достигла городской стены. Я не стала заезжать в город. Обогнула стену и снова выехала на северную дорогу. Предосторожность лишней не показалась. Медро наверняка послал людей в Баддон. А так нет меня — и нет. На дороге я пустила лошадь быстрой рысью.

«Второй поворот на восток по дороге из Баддона в Каэр-Кери», — говорил Руаун. Я боялась либо пропустить поворот, либо и вовсе неправильно запомнить его слова. А еще я опасалась колдовства Мордреда, он мог своими чарами достать меня, и не только меня, но и тех, кто взялся бы мне помогать. Но идти мне больше все равно некуда.

Ночь была ясной, в небе сиял полумесяц. Второй поворот нашелся примерно милях в семнадцати от Баддона. Моя лошадь еще не отдохнула как следует после прошлой ночи, и я позволила ей перейти на шаг. Да и дорога оказалась просто грязной тропой, ведущей через пастбища. Кое-где поднимались дымы над постройками, но хозяйство, нужное мне, находилось, как я помнила, недалеко от реки Фромм. Значит, надо продвинуться еще дальше к востоку.

Ночь уже близилась к рассвету, когда в полудреме я заметила большой холм рядом с дорогой. Подумав немножко, я свернула к нему.

Уже на подходе меня яростно облаяли собаки, так что я не стала спешиваться, а подъехала к двери самого большого дома и стала ждать. Скоро внутри дома затеплилась лампа, дверь приоткрылась. Вышел человек с охотничьим копьем, а за ним еще несколько.

— Кто ты и чего хочешь? — довольно резко спросил первый вышедший.

— Я ищу хозяйство Сиона ап Риса. Это здесь?

— О, женщина! — воскликнул один из мужчин. Конечно, раньше под плащом он не мог меня распознать. Только по голосу. Теперь все они заметно расслабились.

— Я — Сион ап Рис из клана Хай ап Селин, — звучно произнес мужчина с копьем. Это был пожилой селянин, коренастый, с широким сильным лицом. Я пригляделась и поняла, что знаю его сына. Они были похожи. Дыхание перехватило. Добралась!

— Я ищу Эйвлин, жену Риса, сына Сиона. Я ее друг.

Некоторое время они переглядывались между собой.

— Кто еще с тобой?

— Я одна.

Сион ап Рис вздохнул, передал копье одному из молодых мужчин, и провел рукой по волосам.

— Дафидд, прими лошадь и присмотри за ней. Хух, посмотри на дороге, нет ли там еще кого. Входите, леди, — пригласил он.

Я поблагодарила и спешилась. Пошатнулась, голова закружилась. Пришлось опереться на лошадь и постоять минутку. Сион ап Рис протянул мне руку. Весьма кстати. Так вместе мы и вошли в дом.

— Она ищет Эйвлин, — громко объявил Сион семье, собравшейся за дверью. Мне показалось, что в доме очень людно, и я попробовала пересчитать собравшихся, но в этот момент в комнату влетела Эйвлин.

— О, благороднейшая леди! — вскричала она. — Господи Иисусе! Что с вами случилось?

Я попыталась заговорить и закашлялась. Мне помогли дойти до очага, и там я чуть не разрыдалась. Эйвлин сняла с меня плащ, увидела синяки на лице. И всполошилась не на шутку.

— Что они с вами сделали? Дикари, убийцы! Морфад, принеси воды, видишь, леди больна! Так что случилось, леди? Максена победили? Император вернулся? А мой муж? Что с ним?

— Рис… был в порядке, когда мы виделись в последний раз, — сказала я. — Об остальном не ведаю. Я вернулась в Камланн… подожди, это было… четыре дня назад? Я ничего не знала о том, что Мордред захватил власть. Руаун помог мне бежать. Он мертв. Медро отравил его. И он ищет меня. Руаун сказал, что ты можешь спрятать меня.

— Конечно, спрячем! Сион, это леди Гвинвифар, жена императора. Посмотрите, что они с ней сделали! Медро — волк, без стыда и совести, да он вообще не человек!

Меня разобрал какой-то истерический смех. Сион и весь его клан смотрели на меня, открыв рты. Эйвлин и не догадывалась, насколько все плохо. Но, по крайней мере, пока я в безопасности.