Те, кто жив

Историограф. «Ситуационный анализ»

— Да вы, блядь, издеваетесь! — УАЗику Сергей обрадовался как родному. Нам — нет.

— Там что, на Дороге указатель поставили? «Приют одинокого долбоёба»? — он стоял подбоченившись, борода веником, глаза сверкают. — «Аттракцион невиданной щедрости! Если у вас лишние дети, тащите их сюда! Добрый дядя Зелёный всех, блядь, прокормит, утешит и жопки помоет!»

— Они не лишние… — заикнулся я.

— Тогда какого ты их опять притащил сюда? Вокруг бесконечный долбаный Мультиверсум! Почему вы подкидываете ваших сироток именно на мой порог?

— Это не сиротка. Это моя дочь.

— Э… извини, не знал, что у тебя есть дети. То есть, ты хочешь сказать, что ты не собираешься её мне подбросить?

— Я сам не знал ещё утром. И всё-таки собираюсь, ты прав.

— О великое сраное Мироздание! — с чувством высказался Сергей. — Извини, ребёнок, я в сердцах. А вот это, с сиськами, что такое?

— Сам не уверен.

— Не уверен, но мне притащил… «Не мышонка, не лягушку, а неведому зверушку…» И что вы сделали с моей машиной, долбоёбы? Мотор троит, ты что — не слышишь?

— Слышу, — покаянно покивал головой я, — именно поэтому я и решил заехать…

Он развернулся и пошёл к башне.

— Движок заглуши, живодёр! — кинул мне через плечо. — Больно слушать.

Я вспомнил про Зелёного, когда с тревогой понял, что мотор работает как-то не так. Машина на глазах теряла мощность и не ехала на четвёртой передаче. Подумал, что это его УАЗик, и он наверняка знает, что в таких случаях делать. И ещё — он может что-то посоветовать. С Дороги я отчётливо видел маркер даже без планшета, и, наверное, смог бы к нему добраться, но как быть с Эли и Настей? Чёрт его знает, что меня там ждёт. И кто.

— У тебя три жены незнамо где, дочь-подросток и домашнее животное с излучателем в сто психоватт? А я-то думал, что это у меня семейные проблемы.

— Она не животное! — возмутилась Настя.

— Ну да, мобильная версия походно-полевой женщины. Минибарышня для минибара. Легко помещается в чемодан, — хмыкнул он.

— Вы же так не думаете, — сказала моя свежеобретённая дочь с укоризной, — вы добрый на самом деле, я чувствую.

— И эта «чувствует», ну что ты будешь делать? — покачал головой Сергей. — Мать твою, надеюсь, женщину… Откуда такие берутся, а?

— Я не знаю… — тихо сказала Настя. — Не могу вспомнить…

— Да в рот вам пассатижи, что у вас вообще творится?

— Я не знаю, — сказал я честно. — Я в последнее время как-то потерялся в происходящем. Внезапно всё оказалось совсем не таким, каким выглядело.

— Обычное дело, — покивал он. — В жизни всегда всё не так, как выглядит. Мне ли не знать…

Мы сидели в башне за столом у камина и пили чай с вареньем. Эли на стул подложили два толстых тома: «Математические методы статистики» и «Methoden der Korrelation — und Regressiolynsanalyse», и она весело болтала ногами, макая в чай печенье и излучая тихое довольство. Я посмотрел на Зелёного с опаской.

— Ты что, это читаешь?

— Нет, блядь, держу, чтобы на стул подкладывать.

— Он чем-то очень расстроен, — шепнула мне на ухо Настя. — У него какая-то беда случилась.

— Что шепчетесь, блудные попугаи?

— У тебя какие-то проблемы?

— А у кого их нет? — отмахнулся он. — Забей. Чего ты от меня хочешь, беглый коммунар?

— Я собираюсь разыскать…

— …Похищенных злодейскими злодеями суженых-ряженых, ага, — перебил он меня. — Дураку понятно. Умному было бы понятно другое, а дураку — именно это. Ничуть не удивлён. Анекдот про медведя знаешь? Там такой же, как ты, медведя искал. И нашёл. Но кончилось всё плохо.

— В смысле?

Зелёный закатил глаза и шумно вздохнул.

— Ну, вот приехал ты туда такой красивый, на моей, к слову, машине. И дальше-то что? Тебе там их вручат, перевязав ленточкой, и платочком вслед помашут?

— Не знаю…

— Ну да, об этом ты будешь думать, когда найдёшь, верно?

— Как-то так…

— Ну и дурак.

Я пожал плечами — возразить мне было, по сути, нечего. Добраться до маркера, посмотреть, что там, дальше — по обстоятельствам. Я понимаю, что это «посмотреть» может плохо кончиться, но других идей нет.

— И ты хочешь, чтобы я оставил у себя этих двух, — он показал на Настю с Эли, — пока ты там будешь самоубиваться. А поскольку самоубьешься ты, в отличие от остальных твоих достижений, успешно, то я должен буду кормить их остаток дней своих, так?

— И ещё машину починить, — кивнул я, — а то не доеду.

— Вот ты пиздец наглый… Но тупой.

— А ты — вежливый и тактичный.

— Зато честный.

Вот и поговорили.

— И даже не думай, что я устрою акт публичного героизма на брудершафт и поеду с тобой, — сказал он чуть позже, когда мы валялись в шезлонгах, глядя, как плещутся в прибое Настя и Эли. — Мои обязательства перед Человечеством ограничены строго рамками моей семьи. Машина ладно, чёрт с ней, с машиной. Если уж я её тому мутному мудозвону отдал, Андрею, то чего там теперь жалеть. С Настей и этой, как её…

Он недвусмысленно обрисовал руками в воздухе нечто вроде гитарного силуэта.

— Эли.

— Да. С ней. Что-то можно придумать. Сложно и геморно, скажу честно, но это лучше, чем ты их угробишь. Натурализую как-то дома, ещё не знаю как, но придумаю. Здесь их держать нельзя, рыжая твоя сообразит рано или поздно. А ружьё у неё, небось, не последнее было.

— А нельзя их… ну, временно… в Альтерион? Как тех беженцев.

Сергей резко помрачнел.

— Можно… — сказал он нехотя. — Но это билет в один конец. Им, — он показал на купающихся, — будет там неплохо. Но тебе их потом в лучшем случае через забор покажут. В бинокль. Что к альтери попало — то пропало.

— Так у тебя с ними проблемы? — догадался я.

— Или у них со мной. Не бери в голову.

В голосе у него было что-то такое, от чего я вздрогнул. Вспомнил, как меняется этот не злой, в сущности, человек, когда что-то угрожает его семье.

— А там, на Родине — что там сейчас?

— Да, в сущности, то же, что и всегда, — вздохнул он. — Что-то получше, что-то похуже. Сильно больше контроля, капельку меньше бардака, международная обстановка сложная, но когда она была простой? Не праздник, но жить можно.

— А не боишься засветиться?

— Поздно, блядь, бояться… — резко сказал он.

— И как ты теперь?

— Кверху каком. Не твоя забота.

Ну, не моя так не моя.

— Дядя Зелёный, — оказывается, Настя выбралась из воды и теперь стояла рядом, — вы нам поможете?

— Я тебе не дядя, — ответил он мрачно. — Если бы я был тебе дядя, твой самозваный папаша был бы мне брат, а у меня не может быть таких тупых родственников.

— Спасибо вам, — сказала она неожиданно. — Вы хороший.

— У тебя слишком умная дочка, — пожаловался он. — Не в тебя пошла.

— Он не на тебя злится, — сказала Настя мне. — А на себя.

— Иди уже отсюда, девочка-рентген, — отмахнулся от неё Сергей. — Видишь ты много, да понимаешь мало.

— Просто я ещё ребенок. Но я скоро вырасту!

— Это меня и пугает… Всё, кыш, белобрысая! Нам поговорить надо.

Он вылез из шезлонга и пошёл к башне, поманив меня за собой.

— Так, назрел момент выпить, — сказал он, доставая из шкафчика бутылку и две рюмки. — Мне легче делать глупости, когда я умеренно нетрезв. Да и тебе стресс снять не помешает.

Он разлил тёмный напиток, я попробовал — неплохой коньяк.

— Твоя проблема в том, что ты не понимаешь, что происходит вокруг и бегаешь, как курица с отрубленной башкой. Задорно и весело, но бестолково.

Я не стал спорить. В целом он, безусловно, прав.

— Я не буду изображать героя, я не такой крутой, как выгляжу…

— А ты и не выглядишь, — не упустил я случая его поддеть.

— Нет? Какая досада, я так надеялся… В общем, я, конечно, как-то пристрою твоих мелких, если не будет другого выхода. Но я предпочел бы не взваливать себе на шею ещё и их. Я не Мать Тереза.

Я не отвечал, ждал, к чему он клонит.

— Зато я могу тебе помочь разобраться в происходящем. Дать возможность принять осмысленные решения, а не мчаться, зажмурившись, в стену.

— Как?

— Это, можно сказать, мой профессиональный скилл — выстраивать картину из разрозненных данных. Даже если данных недостаточно. Особенно если их недостаточно. У тебя прорва информации, с которой ты не знаешь, что делать. Но это знаю я.

— И что мне нужно сделать?

— Всё-всё мне рассказать.

— С какого момента?

— С того, как ты попал в эту историю.

— Эй, — запротестовал я, — ты, правда, думаешь, что я в деталях вспомню всё, что было за эти годы?

— Я тебе помогу, не сомневайся. Во-первых, я уже знаю, что спрашивать, а во-вторых, у альтери есть совершенно волшебная таблеточка. Вспомнишь даже то, как твоя мамка в роддоме тужилась!

— Шучу, — хмыкнул он, глядя на мою испуганную рожу, — это не вспомнишь. Но реально мозги прочищает и на алкоголь, кстати, хорошо ложится. Альтери, кардан им в жопу, мастера по мозгоёбной фармацевтике.

Сергей выдал мне красную квадратную таблетку, я запил её коньяком, и… ничего особенного не почувствовал. Никакие бездны памяти передо мной не разверзлись. Но, когда он начал спрашивать, оказалось, что всё встаёт перед глазами, как будто вчера было.

— …Выли и заходились лаем собаки. Откуда тогда взялось столько собак в практически пустом посёлке? — рассказывал я.

Сергей задавал вопрос за вопросом, уточняя подробности, на которые мне и в голову не приходило обращать внимания, и я сам удивлялся тому, как многое упускал. Делал какие-то пометки на ноутбуке, с профессиональной быстротой шурша по клавишам. Выспрашивал о переносе города, в который мы тогда встряли с Борухом, чётко раскладывая, кто, где и в какой момент появился, что сказал, во что был одет, что имел в руках, как реагировал. Особенно его интересовала Ольга и всё, что касалось рекурсора. Из его уточняющих вопросов я отчетливо понимал, как много мне врали. Он настойчиво вытрясал из меня всё, что я успел узнать об истории Коммуны. Мне пришлось достать из рюкзака блокнот «Делегату партийной конференции» с заметками к несостоявшейся книге — я его, к счастью, забрал с собой. Сергей бегло пролистал его и отложил в сторону.

— Потом прогляжу. Эту часть истории мне уже давали.

— Да, Андрей же говорил, что ты делал для Коммуны какой-то анализ? — вспомнил я.

— Всё, что говорит Андрей, надо делить на десять в степени N. Где N — это величина его материальной заинтересованности, — отмахнулся Сергей, — но задачка была любопытная.

Вернулись с моря Настя с Эли. Он отправил их на кухню, велев жрать что найдут. Я рассказывал о своём опыте стычек с Комспасом и штурмовок реперов, перечислял срезы, в которых был, детально описывал оружие и поведение противников. Он заинтересовался моими наблюдениями о детях, внимательно всё выслушал, а потом позвал Настю.

— Не бойся, я не буду её мучить, — успокоил он меня, — всего один вопрос. Даже не вопрос, а так…

Настя пришла, вытирая голову полотенцем.

— Что, дядя Зелёный?

— Волк тамбовский тебе дядя! Посмотри, ты когда-нибудь видела такое устройство?

Он развернул к ней экран ноутбука.

— Да, видела, — кивнула Настя растерянно, — но почему-то не могу вспомнить, где… Ой, голова!

— Всё, забудь, беги отсюда.

— Что это? — спросил я.

— Заткнись и вспоминай.

Когда тебе задают правильные вопросы, очень многое проясняется даже без ответов. Мы закончили за полночь, когда Настя с Эли давно уже отправились спать наверх. Сидели булькающие от кофе и слегка поддатые, глядя друг на друга совиными глазами.

— Что-то понял? — спросил я.

— Да. Но это завтра. Мне надо подумать. Спать иди.

И я пошёл. Поднялся на верхний этаж, растолкал на широкой кровати своих приёмышей, улёгся между ними и уснул, слушая тёплое сопение в оба уха.

Утром я застал Сергея на том же месте. Он что-то проматывал на экране ноутбука, периодически делая пометки в бумажном блокноте. То ли не ложился, то ли уже встал. Синхронно зевающие Настя и Эли спустились вниз в поисках завтрака. Я нетерпеливо спросил:

— Ну, что ты там наанализировал?

— Много чего, — ответил он задумчиво. — Некоторая связная картина появилась. Она, разумеется, имеет вероятностный характер, но на её основании уже можно принимать какие-то решения.

— И что же это за картина?

— В части тебя касающейся…

Я возмутился, он проигнорировал.

— У меня нет ни времени, ни желания излагать тебе всю историю с момента сотворения мира. Тем более, что она весьма гипотетическая и фрагментарная. Ты собираешься жён спасать или Мультиверсум в целом?

— Жён, — буркнул я недовольно.

— Тогда давай к делу. Первое, что выглядит настолько очевидным, что даже странно, почему никто из действующих сил не обратил на это внимания…

Да, в его изложении всё оказалось настолько логично и так бросалось в глаза, что я чуть ли ни по лбу себя стучал, что не видел этого раньше. Вот что значит взгляд со стороны.

— Третья сила!

— В смысле?

— Пока вы занимались перетягиванием залупы с Комспасом, кто-то вас красиво и грамотно стравливал. Бесконтактно, в лёгкую обыгрывая в информационном пространстве.

— Да откуда ей взяться, третьей силе? Такой могучей и хитрой, но не оставляющей никаких следов. Как по мне, это из разряда тайного правительства рептилоидов и шапочек из фольги, — засомневался я.

— Никаких следов? Вот вообще? — Зелёный посмотрел на меня так, что я сразу почувствовал себя дырлыно.

— Вот ты ружьё притащил, да? — он ткнул пальцем в угол, где были свалены мои скромные пожитки. Там же стояла прислонённая к стене Ольгина винтовка. — Где оно сделано?

— В Коммуне, — ответил я уверенно. — Это их собственное производство.

— Тогда скажи мне, почему они производят винтовки строго одной модели, но не могут сделать работающие по тому же принципу скорострелки, как у «агрессоров»? И почему у агрессоров только штурмовое оружие, скорострелки, но нет снайперского, как ваши винтовки? Почему у вас обоих нет, например, работающих по тому же принципу пистолетов?

— Почему?

— Потому что и вы, и они имеете небольшой кусок чужой технологии, без возможности её масштабировать. Можете воспроизвести по готовой схеме изделие, но не владеете принципами разработки. Вы — дикари, получившие батарейки, провода, лампочки и схему сборки фонарика, но не знающие, что такое электричество. Поэтому вы можете собрать столько фонариков, на сколько хватит деталей, но не можете сделать электромотор или радиопередатчик.

Я призадумался. Это было похоже на правду и логично ложилось на прочие наблюдения.

— Ваши «агрессоры» имеют те же или какие-то другие фрагменты того же самого дерева технологий, но, очевидно, не владеют им полностью, а значит, не являются их источником.

— Почему ты так думаешь?

— Иначе им не надо было бы действовать хитростью и террором. Это как сомалийские пираты, понимаешь? Да, они на моторках с «калашами», но напасть могут только на мирный танкер. У тех, кто эти моторки и калаши придумал, есть крейсера и самолёты, а пираты автомат просто спиздили. Или, что более вероятно, его им дали. Как тем же сомалийцам. Потому что это пиратство — это кого надо пиратство, а эти танкеры — кого не надо танкеры. Есть у меня приятель, который хорошо в теме по этим вещам…

— Так вот, — продолжил он, — есть где-то ребята, у которых все концы. Вашей Коммуне отсыпали чуть-чуть ништяка, другой Коммуне отсыпали чуть-чуть ништяка, а потом обоим отвесили по подзатыльнику. Теперь смотрят, как вы друг друга лупцуете, и смеются.

— Кажется, понимаю…

— Хрена с два ты понимаешь, — обидно сказал он, — но я тебе объясню простыми словами. Как ты думаешь, кто похитил твоё «три-в-одном» семейное счастье? То есть, прости, «один-в-трёх»?

— Агрессоры! — уверенно сказал я. — Самоназвание «Комитет спасения», «Комспас». Их оружие, их манера, я на них насмотрелся.

— А говоришь — понял…

Он покачал головой и посмотрел на меня с обидным сожалением.

— Они действовали в режиме штурма, ничуть не заботясь о жертвах. Их оружие очень неизбирательного действия, пробивает стены насквозь, но они совершенно не переживали, что могут зацепить тех, кого, по твоей идее, собираются похитить. Да, они вынесли лагерь. Нет, твой гарем не у них. Его то ли во время штурма, то ли перед ним забрал кто-то другой.

— Слушай, — осенило меня, — Настя утверждает, что Эли, в принципе, может говорить. А что, если её как-то расспросить?

— Зачем? — удивился Сергей.

— Ну, она же была там при нападении, что-то видела.

— Я легко воспроизведу её рассказ сам, спорим? — он посмотрел на прислушивающуюся к нам Эли. — «Послышались выстрелы, я испугалась, убежала и спряталась…» Где там она спряталась?

— В бельевой корзине…

— Вот, в ней. «Потом всё затихло, я долго сидела и дрожала, но захотела есть, пить или писать, вылезла, а все вокруг мёртвые». Так?

Эли нервно кивнула, испуская эманации тревоги и дискомфорта.

— Очевидцы бесполезны, — отмахнулся Сергей.

— Но зачем они кому-то понадобились?

— А зачем и кому понадобился ты? Вспомни Севу, вспомни цыгана. Они от тебя чего-то ждали, причём в контексте этих трёх девиц. Данных маловато, но я бы поставил на религию.

— Почему?

— Потому что рациональные мотивации не просматриваются. А где кончается рацио, там начинается всякая мистическая трихомудь. Ну и слова типа «Искупитель» всегда вызывают у меня нервную почесуху. Сразу кажется, что кого-то скоро распнут. Смотри, чтобы не тебя, я твоих питомцев выгуливать не нанимался…

Он резко обернулся:

— Эй, белохвостая, ты чего подслушиваешь взрослые разговоры?

— Ой! — моя приёмная дочь вымелась из башни как белокурая молния.

— Знаешь, что такое «инициативный контакт»?

— Это что-то из бизнес-приёмов?

— Это что-то из приёмов разведки. Когда в твоём ближайшем окружении оказывается как бы случайно человек, которого там вовсе не предполагалось, но который очень естественно и непринуждённо вскоре становится в курсе всех твоих дел. Я ничего не утверждаю. Она премилое дитя. Но ты всё же подумай о том, было ли всё это цепочкой случайностей.

Я подумал. Недолго, секунд пять. Этого вполне достаточно, чтобы почувствовать себя дебилом. Но нет, я отказываюсь в это верить. Не в то, что я дебил, а в то, что Настя — агент Третьей Силы, масонов или рептилоидов. Она просто несчастный ребенок. Отличница с первой парты.

— А что за устройство, которое ты ей показывал?

— Это альтерионская машина ментальной стимуляции. Я на такой язык учил, но её много для чего можно использовать. Альтери — такие, блядь, затейники… Например, можно блокировать часть воспоминаний или произвести «мотивационную коррекцию».

— Звучит как-то стрёмно, — признался я.

— Не то слово, — вздохнул Сергей. — Не то слово…

Зелёный тихо, но затейливо ругаясь, ковырялся под капотом УАЗика, что-то выкручивая, разбирая, протирая и зачищая.

— Вы что, в бак ссали, что ли? — не выдержал он в конце концов. — В карбюраторе говно, свечи засраны, в фильтрах какая-то слизь… Чем вы там машины заправляете, коммунары херовы?

— Не знаю, — сказал я честно. — Краем уха слышал, что какое-то синтетическое топливо, но я не разбираюсь…

— Оно расслоилось, — сплюнул он. — Надо слить, промыть и заправить нормальным бензином. В остальном машина исправна. Придётся мне с канистрами на заправку сгонять. Вот не было забот…

— Извини, что так тебя напряг.

— Забей, повозиться с железками даже приятно. Ностальгия по временам, когда всё было просто. Пригласил бы тебя прокатиться, посмотреть на Родину, но не хочу оставлять твоих питомцев одних. Мало ли кто нагрянет, у меня тут в последнее время проходной двор. Как мёдом намазано.

— Ну вот, блядь, накаркал, — сказал он тихо, глядя мне через плечо.

Я обернулся — по дорожке к нам катилась «Тачанка». За рулём была Марина, рядом — Македонец. Быстро нашли.

— Привет, Сергей, — нейтрально сказала Марина.

— Здорово, Третья, давно не виделись.

— Извини, такая суета, как-то недосуг было навестить.

— Слыхал, а как же, — покивал Зелёный, вытирая грязные руки ветошью. — Война и прочие мероприятия.

— Как там Крис?

— Процветает. Вошла в Совет Молодых, рулит большой политикой, важная такая. Тоже времени нет навестить старого приятеля-мзее.

— Она всегда была перспективной девчушкой. С амбициями.

— Не без того, — согласился он. — Чему обязан приятностью вашего визита?

— Мы тут дезертира ловим, — сказал Македонец. — Угонщика общественного транспорта и похитителя детей.

— С каких пор мой УАЗик стал «общественным»? — удивился Сергей. — Лихо у вас в Коммуне с национализацией собственности… Я его, помню, Андрею дал прокатиться, вот, товарищ ваш вернул. Поломали вы его, конечно, рукожопы, но ничего, приведу в порядок, буду на рыбалку ездить.

— На нём стоят резонаторы…

— Буду далеко на рыбалку ездить, — твёрдо ответил он.

Я молча смотрел, не зная, что делать. Оружие у меня осталось в башне, да и не противник я Македонцу. Ему никто не противник.

— Да чёрт с ним, — не выдержал Македонец. — Про машину распоряжений не было, тем более что она сломана. Не на буксире же её тащить… А ты, — обратился он ко мне, — иди сюда. Коммуна ждёт тебя.

— Трибунал меня там ждёт, — сказал я мрачно. — Ольга обещала. Уж не знаю, за что. Чего-то мне совсем не хочется туда ехать. Передавайте ей привет и мои наилучшие пожелания. Здоровья, счастья, мужика хорошего…

— Хватит клоунады, — сердито сказал стрелок. — Иди лучше сам.

— А то что? Пристрелишь?

— Ногу прострелю. Чтобы не был такой резвый. И детей, которые с тобой были, сюда зови. Нечего им тут шляться, в школу пора.

Забавно, Ольга, видимо, так и не поняла, что со мной была Эли.

— А вы знаете, откуда в Коммуне дети? — спросил я, чтобы потянуть время. Никаких идей не было.

— Я знаю, — сказала Марина.

Македонец только равнодушно плечами пожал.

— И что с того? — продолжила она спокойно. — Ты сам восхищался, какие в Коммуне прекрасные дети, забыл? Да, мы выкупили их у работорговцев, и что? Потом мы привлекли Мака, и работорговля была уничтожена. Почти вся. Мы с ним тогда и познакомились, кстати.

— А что вы им мозги промываете альтерионской машиной, это нормально? — не сдавался я.

— Да, — ничуть не смутилась Марина. — Программа адаптации необходима. У нас не было времени ждать два поколения, пока у рабов родятся свободные люди. Мы сделали их лучше, стёрли детские травмы, скорректировали социальные мотивации… Это проще, эффективнее и менее травматично, чем классическое воспитание через отрицательную стимуляцию.

— Слушай, Артём, — сказал мне Македонец. — Хватит болтать. Я всё понимаю, я тебе, в общем, сочувствую, но нам пора. Я предлагаю не умножать проблемы. Ольга, конечно, на тебя чертовски зла, но не она одна в Совете. Разберутся.

— А у меня есть другое предложение, — неожиданно встрял Зелёный.

— Ну, вот зачем ты лезешь, а? — скривилась недовольно Марина.

— Напомнить хочу кое-что, — упрямо продолжил он. — Как-то раз, Македонец, ты сидел в подвале и ждал, что на тебя атомную бомбу сбросят. А вместо бомбы на тебя свалился я. Привез тебе вот эту машину и вот эту барышню? Помнишь, что ты мне тогда сказал?

— Что буду должен, — мрачно ответил стрелок.

— Некрасиво напоминать, но, раз уж так повернулось, у тебя отличный случай закрыть долг. Отстаньте от Артёма и валите обратно на свою войну.

— С ним было двое детей…

— С тобой тоже было двое детей, — напомнил Сергей.

— Ты уверен? — спросил Македонец. — Слыхал, у тебя есть проблема с альтери. Коммуна имеет на них определённое влияние…

— Соблазнительно, — признался он, — но нет. Я справлюсь.

— Странный ты человек, Сергей, — сказала Марина. — Ты прав, мы с Маком тебе должны. Но за Ольгу мы, сам понимаешь, не в ответе. С Дороги она найдёт этого балбеса где угодно, и у неё есть пустотный костюм. Его счастье, что она сейчас на переговорах.

— Авось остынет, плюнет и махнёт на меня рукой! — сказал я с оптимизмом, которого не испытывал. — В любом случае это будет моя проблема. Спасибо вам.

— Сергею говори «спасибо», — отмахнулась Марина. — Поехали, Мак.

«Тачанка» развернулась, набрала скорость и исчезла. Ушла на Дорогу.

— Слушай, — сказал я Сергею, — неудобно получилось. Если я могу тебе чем-то помочь…

— А, толку от тебя, — сказал он рассеянно, думая о чём-то своём.

Мне стало немного обидно, но возразить было нечего. Толку от меня, и правда, немного, чего уж там.

Оставив меня в башне, он смотался за бензином, заехав на синем микроавтобусе в подобие гаража и вернувшись оттуда же. Потом собрал машину, завёл — мотор тарахтел ровно.

— Не лей в бак всякое говно — и проблем не будет. Не передумал?

— Нет.

— Оба бака полные и канистра в багажнике. Километров на 700, если полный привод не включать.

Ехать одному в неизвестность было страшно, но ничего другого я придумать не мог. Кроме того, если я останусь, то в один прекрасный момент проснусь от того, что Ольга тычет мне в зубы стволом. Не верю, что она про меня забудет, она злопамятная. А пока я двигаюсь — фиг меня найдёшь. Ну, я надеюсь.

Настя расстроилась, но держалась, сжав губы в ниточку. Вот ведь — жила девочка, в школе училась, книжки читала, счастлива была по-своему, наверное. Угораздило её со мной связаться. Надо было сразу сказать: «Выкинь из головы эти глупости! Какой из меня, к чёрту, папаша? Долой буржуазно-семейные пережитки, вперёд к победе Коммунизма!». Ну, обиделась бы. Зато сидела бы сейчас на уроках, выносила мозг очередному лектору. Выросла бы настоящей коммунаркой.

За Эли я не переживал — какой бы сложной ни была её жизнь, эти проблемы не с меня начались. Да и Эли по мне не горевала. Башня ей нравилась, море развлекало. Что ещё нужно существу с судьбой котика? Будет им тут мурлыкать вечерами у камина.

— Знаешь, — сказал Сергей задумчиво. — А ведь я могу тебя избавить от этой Ольги, пожалуй. Если, конечно, дело в ней.

— Как ты себе это представляешь? — заинтересовался я.

— Меня тут… а, неважно. Переоценил я свою незаметность и умение заметать следы. Забыл, что на всякую хитрую жопу что-то да найдётся… Так-то ничего страшного, но коготок малость увяз. Так вот, кое-кто очень интересуется коммунарами и Ольгой персонально. Настоятельно просили поставить в известность, если эта рыжая объявится. Я не стал гордо отказываться. И обстоятельства не располагали, да и нет у меня к вашей Коммуне никаких добрых чувств, извини. Не оставила она хорошего впечатления. Обещал немедля, если что, как только так сразу. Пока повода проявить гражданскую сознательность не было, но, если маякнуть, то из тебя выйдет отличная наживка. Она ж за тобой придёт, верно?

— Боюсь, что да.

— Тут бы её и встретили…

Да, искушение, что и говорить. Не всё ж ей меня подставлять? В эту игру можно сыграть и вдвоём… Но я отказался. Как-то не по мне такое. Не умеешь — не берись. И неприятно, и стрёмно — а ну как она выкрутится? Тогда мне уж точно конец. Пусть идёт, как идёт.

— Ну, как знаешь, — не стал настаивать Сергей. — Я тоже этих шпионских страстей не люблю, честно сказать. Не тронь, оно и не прилипнет. Ну, долгие проводы — лишние слёзы. Вали уже по бабам, как собирался. Коробку дуром не втыкай, не ленись двойной выжим делать. За температурой следи. И не забудь за дочкой вернуться. Отец из тебя как из говна пуля, но она-то тебя, дурака, ждать будет.

Я дал газу, и вскоре вокруг покатился туманный шар межмирового ничего.