Те, кто жив

Коммунары. Острова чужого мира

— Ничего себе тут перепахало! — глухо из-за шлема сказал Мигель.

Стена с дверью была в точности, как на отснятой автоматической кинокамерой плёнке, но и только. Левую стену чем-то проломило, вывернув в помещение букет ржавой арматуры с кусками бетона на ней. Мигель, который кроме индивидуального дозиметра тащил с собой ещё и военный измеритель, сунул в разлом палку с блоком детектирования и сразу отскочил в сторону — стрелка висящего на ремне прибора метнулась до упора вправо.

— Да что у них там такое? Атомная бомба?

— А это что? — спросила Анна.

У задней стены торчал из бетонного пола цилиндр блестящего жирным графитовым блеском чёрного камня. Вокруг него, на грубо скрученной болтами железной раме, висели какие-то приборы в серых железных кожухах, соединённые бронированными кабелями.

— Чёрт его знает… — сказал Андрей. — Давайте выбираться отсюда быстрее…

Дверь, к удивлению Ольги, легко открылась. За ней был такой же тёмный бетонный коридор с уложенными по стенам толстыми кабелями и крутым уклоном вверх. Он окончился ещё одной гермодверью, за которой оказалось просторное помещение.

— Смотри-ка, это что, пулемётные точки? — Мигель заглянул в узкую горизонтальную щель-бойницу полукруглого бетонного выступа в стене. — Ну, точно, пулемёт. Не видел такого никогда… Вот бы его вытащить оттуда!

— Он, наверное, радиоактивный, как и всё здесь… — ответила ему Анна.

— Это явно военное что-то было, — задумчиво сказал Андрей. — А вот и выход.

Он показал на массивные стальные ворота, толщиной мало не в метр. Именно на них смотрел недобрый прищур пулемётных точек.

— Здесь поменьше фонит, — защёлкал ручками на приборе Мигель.

Ольга посветила фонарём на шкалу индивидуального дозиметра — волосяная чёрточка указателя добралась уже до середины шкалы.

— У нас мало времени, — сказала она громко. — Мы сможем это открыть?

Андрей с Мигелем, сориентировавшись, закрутили железные ручки приводов, ворота медленно поехали по стальным направляющим вправо. Анна встала сбоку со своим двуствольным обрезом.

— Ты думаешь, там может быть кто-то живой? — спросила её Ольга.

— Зачем-то поставили тут пулемёты?

В открывающуюся щель ворвался пыльный луч света.

— Это расположение военной части, — уверенно сказал Андрей. — Ну, было…

За устьем бетонного портала, в глубине которого были установлены ворота, открылся вид на развалины бетонных (здесь, похоже, очень любили железобетон) домов, пострадавших от взрывов и пожаров. Практически единственным более-менее целым выглядело здание, располагавшееся напротив — его распахнутые настежь железные ворота открывали большое пустое пространство с параллельными длинными ямами в полу.

— Это же гараж! — странным тоном сказал Андрей. — Наверняка там какие-нибудь танки стояли… Их по атомной тревоге должны были вывести из расположения.

— Ты думаешь, тут атомная война была? — возбуждённо спросил Мигель.

— А что же ещё?

Они вышли на широкий, заваленный строительным мусором проезд.

С затянутого плотной серой облачностью низкого неба шёл рассеянный тусклый свет. Бункер, из которого они выбрались, был полускрыт в теле небольшого искусственного холма. Вокруг были развалины, но тянулись они недалеко — не город, а просто небольшая группа зданий посреди пустой ровной местности. Неугомонный Мигель вскарабкался на холм — оглядеться, — но сразу сбежал с него вниз.

— Там такое…

— Потом расскажешь, — оборвала его Анна, посмотрев в окуляр своего дозиметра, — Пора возвращаться, у меня полная шкала. Да и воздух в баллоне скоро закончится. Не хотелось бы дышать здешним…

Они почти бегом направились обратно, где в глубине бетонного подземелья еле заметно мерцало поле прокола.

— С другой стороны холма я увидел нечто вроде уходящей в землю глубокой шахты, — докладывал на собрании Мигель. Он в первый раз был допущен в командный бункер Убежища, и поэтому немного нервничал.

— Шахты? — недоверчиво спросил Куратор.

— Не такой шахты, где уголь копают, — смутился испанец, — а вроде вертикального бетонного тоннеля в землю. Раньше сверху была огромная стальная крышка, но сейчас она вся поломанная рядом валяется, а верх тоннеля разворочен глубокой воронкой. Как будто туда, прямо в тоннель, бомбу скинули. Крышка толщиной пару метров, а пожёванная, как будто пивную пробку пассатижами открывали. Что внизу — не видно, все завалено обломками бетона. И фонит оттуда так, что у меня прибор зашкалило…

— Спасибо, товарищ Эквимоса, можете идти! — сказал директор.

— Надо делать радиационную съемку местности, — сказал Воронцов. — Возможно, мы неудачно сделали прокол, прямо в эпицентр давнего атомного взрыва, а в нескольких километрах местность уже будет более чистой.

— А зачем? — спросил Матвеев. — Это не последняя точка резонанса, давайте просто искать дальше. Если что, частота записана, вернуться всегда сможем.

— Вы мне другое объясните, товарищи учёные, — сказал напряжённо Палыч. — Это Земля? Там что, пока нас не было, атомная война случилась?

— Это не наш срез, — ответил Матвеев. — Похожий, но не наш.

— Значит, другие срезы могут быть населены? Людьми? Такими же, как мы?

— А почему нет? — удивился ученый. — Это, некоторым образом, версии одного и того же мира. Какие-то будут похожи так, что не отличить, какие-то — совсем другими…

— А как мы узнаем, что попали в нужный, если есть куча похожих? — заинтересовался Вазген.

— А вот где нам вставят фитиль за неудачный эксперимент — там мы и дома, — пошутил директор. — Давайте к делу. Движемся дальше или исследуем этот? Радиация высокая, ребята нахватались…

Ольга по возвращении из прокола вскоре почувствовала себя как будто с похмелья, — подташнивало, болела и кружилась голова, то и дело охватывала слабость. Потом её несколько раз вырвало, из носа пошла кровь. Лизавета погнала всех на анализы, а после вынесла каждому по мензурке опалесцирующей жидкости без вкуса и запаха. Вскоре Ольге стало намного легче, а через полчаса все симптомы исчезли, сменившись необычной бодростью и прекрасным самочувствием. Она с большим удивлением поняла, что хочет мужчину. Не любви, не отношений — это всё кануло в ледяную бездну, — а именно самой простой физиологии. Судя взглядам Андрея, побочный эффект проявился не только у неё. Мигель косил глазом на большую грудь Анны, да и та, кажется, была уже не против… Ольга взяла себя в руки и просто ушла, а как решали возникшие проблемы остальные — не интересовалась. Взрослые люди, разберутся.

— Нужно сделать ещё одну вылазку в этот срез, — внезапно сказал Куратор, и Ольга обратила внимание, что он необычно взволнован.

— Зачем? — спросил Матвеев.

— Есть причины, — отрезал тот. — И вас они, извините, не касаются.

— Пойдем я, Андрей и… вот она! — он ткнул пальцем в Ольгу.

— Не хотите объяснить? — начал закипать Палыч.

— Не хочу! — Куратор уставился на него с вызовом. — Мои полномочия вам известны, и вам бы не следовало усугублять своё положение!

Директор сделал неопределённый жест рукой, но спорить дальше не стал, хотя Ольга видела, что он очень недоволен.

— Выход через шесть часов, постарайтесь отдохнуть, — нехотя сказал он девушке.

— Будь осторожна, — сказал ей Палыч, придержав за плечо перед входом в рабочую камеру. — Я не понимаю, что происходит, а это нехорошо.

Ольга посмотрела туда, где за прорезиненным пологом импровизированной дезактивационной камеры скрылись Андрей и Куратор. Они были, к её удивлению, с объемистыми рюкзаками, а Андрей тащил свой неизменный карабин.

— Не знаю, что за измерения им приспичило сделать, и что за такое «секретное оборудование» они тащат… — продолжил директор. — Откуда у них вдруг взялось оборудование? Но…

Он помялся и закончил:

— В общем, пусть они там как хотят, но ты будь осторожна.

— Конечно, Арсений Павлович, — ответила Ольга и пошла вперёд. — Я постараюсь.

Серое свинцовое небо нависло, казалось, ещё ниже.

— Так вот как это выглядит… — сказал Куратор, оглядевшись. — Ну-ну. Пошли, чего тянуть.

Андрей быстрым шагом направился в открытые ворота предполагаемого гаража. Гараж был практически целым, видимо, от взрыва, разворотившего шахту, его закрыл холм. Ольга с удивлением наблюдала, как он прошёл по пустому открытому помещению до дальней стены, и встал возле какой-то дверцы, водя руками так, как будто протирал стекло.

— Ну, что там на этот раз? — крикнул оставшийся у входа Куратор. Из-за шлема голос его звучал глухо, но Андрей услышал и показал большой палец.

— Ольга, не могли бы вы помочь мне закрыть эти ворота?

— Зачем?

— Свет помешает нашим… измерениям.

Ольга потащила одну створку, Куратор другую. Ржавые петли протестующе скрипели, куски бетона, валяющиеся на земле, мешали, и их приходилось отпихивать ногами. Воротина шла туго, Ольга упиралась, и, когда её схватили сзади за локти, прижимая руки к телу, это оказалось совершенно неожиданно.

— Прекратите, что это такое! — возмущённо закричала Ольга и попыталась вырваться, но Куратор держал крепко. Он оказался гораздо сильнее, чем выглядел.

— Извини, — прошипел он сквозь зубы. — Но тебе придётся пойти с нами. Потом скажешь мне спасибо.

Ольга попыталась использовать приёмы, которые показывал ей Иван, но ни ударить головой, ни пнуть пяткой, ни вывернуться не получилось — мешали тяжёлые, проложенные свинцом, костюмы.

— Открыл? — Куратор тащил её так легко, как будто она была ребёнком.

— Да, готово, — отозвался откуда-то сзади Андрей.

— Пошли скорее.

«Куда они собрались?» — подумала Ольга, не прекращая вырываться, но тут Куратор развернул её лицом к стене, и она увидела.

В задней части гаража оказалась небольшая железная дверь. Она вела, наверное, в подсобное помещение — на склад расходников или в комнату отдыха механиков. Сейчас она была распахнута, а в дверном проёме клубилась матовая тьма, как будто там размешивали графитовый порошок.

Андрей, стараясь не глядеть на Ольгу, подхватил рюкзаки и аккуратно задвинул их туда. Они канули бесследно.

— А ну, стоять! — раздался приглушённый шлемом, но все равно звонкий голос. Возле приоткрытых ворот стоял Мигель и целился в них из своего маузера. — Отпустите девушку!

Воспользовавшись секундным замешательством, Ольга рванулась изо всех сил. Куратор её не удержал и она, споткнувшись, полетела в яму. Хлопнул выстрел, и всё стихло.

Когда она выбралась, Андрея с Куратором в помещении не было. За ржавой дверью теперь была обычная подсобка. Мигель сидел, опираясь спиной на ворота, и пытался зажать отверстие в костюме. Оттуда тонкой струйкой текла кровь, а что при этом попадало внутрь, лучше было не думать. У Ольги от падения треснул плексиглас шлема. Запах гари то ли мерещился, то ли на самом деле проникал снаружи.

— Попал, представляешь! — пожаловался он слабым голосом. — Он в меня попал! Как же так? Почему? Андрей же свой, мы же с ним…

Ольга, скрипнув зубами, помогла ему подняться и подставила плечо.

— Погоди, погоди… Мой маузер…

Прислонив его к стене, она подняла с пола пистолет и вставила ему в кобуру.

— А куда они? Как?

— Пошли, это неважно.

— Тошнит чего-то…

— Это от радиации. Держись, не вздумай в шлем наблевать! Быстрее, быстрее, перебирай ногами! — полуповисший на ней Мигель стонал, держась за простреленное плечо. У Ольги тоже подкатывали к горлу приступы тошноты, и, когда они вдвоём ввалились в прокол и упали на пол дезактивационной камеры, она еле дождалась, когда их обольют мыльным раствором. Сорвала шлем и её вырвало. Жестоко, с кровью и слизью. Мигель к ней присоединился, и в лазарет их доставили уже на носилках.

— Всё унёс, всё, представляете! — кричала растрёпанная спросонья Лизавета. — Все запасы, до последней пробирки!

— Как же так, Лиза? — сурово спрашивал директор.

— Так он же Куратор, вы ж ему сами рассказали про Вещество! Он спросил только, достаточно ли надёжно хранится, попенял ещё мне, что не в сейфе держу… А откуда тут сейф? Мой сейф наверху остался, в корпусе… Вот, в шкафу для образцов всё и стояло, на нём даже замка нет… Да и не ворует у нас никто. А сейчас кинулась — нету!

Ольгу мутило, но рвота пока прекратилась. Состояние было препаршивое — в глазах плыло, голову с подушки не поднять. Сколько она схватила бэр — неизвестно. ДКП намерил свои пятьдесят рентген, потом шкала кончилась. На соседней койке лежал бледный до синевы Мигель, и она едва ли выглядела лучше.

«Обидно будет, если выпадут волосы, — думала она спокойно, — Иван их так любил».

Она уже рассказала директору всё, что видела, и он только головой качал. То ли верил, то ли сомневался — уж больно история невероятная, про дверь-то в стене. «Главное, что вы вернулись, а без этих двоих воздух чище будет, — сказал он, дослушав. — Жалко, что вам так досталось, но Лизавета вас быстро поставит на ноги».

Оказалось — не поставит.

Понятно теперь, что у них в рюкзаках-то было. Выгреб Куратор всё Вещество и с ним сбежал. Как сбежал? Куда? — Непонятно. Мистика просто какая-то. Но в мистику ей, почти члену партии, верить не полагается, а значит… Значит, что?

— Слышал я про такое, — говорил Матвеев Палычу. Говорил за дверью, но дверь была приоткрыта, в лазарете тишина, так что Ольга всё слышала.

— «Проводники». Причуда природы. Могут переходить из среза в срез. Не в любом месте, и не в любой срез, но могут. Точки какие-то особые находят и открывают как будто проход. Из-за них нашу тему-то и начали развивать. Знали уже, что есть куда проколы делать. Видать, Андрей этот из таких. Но подробности мне не по допуску, Палыч, так что не знаю.

— Да, если он до дома доберётся, такой багаж ему все грехи спишет… — задумчиво сказал директор. — И высоко может поднять…

— Держись, Оленька! — Анна почти не плакала, сидя у её койки. Моргала только часто и носом шмыгала. — Продержись ещё немного, найдем мы мантиса. Вот ведь дрянь какая — то лезли, не знали, куда от них деться, а то — как отрезало!

Ольга молчала, сил разговаривать не было. Рыжие волосы постепенно переселялись с головы на подушку, а руки казались костями, обтянутыми тонкой пергаментной кожей. Ногти стали бледными и тонкими, обламываясь под корень. Она почти не могла есть: всё, кроме слабенького бульончика, вызывало рвоту. Температура то повышалась, то падала, в голове мутилось, зато парадоксально обострился слух. Она прекрасно слышала, как Лизавета говорила кому-то в коридоре:

— Умирают они. Последняя стадия лучевой. Парнишка-то уже совсем плох, в себя не приходит, да и Оля… Нечем мне их лечить.

Ну, умирают и умирают. Ольге было даже безразлично. Она устала, всё время хотелось спать. Снился Иван. Во сне он гулял в саду с ребенком — за ним ковылял смешной курносый карапуз. Медно-рыжий, в маму. Иван махал ей рукой, звал выходить, а она то дверь не могла найти, то одежда уличная куда-то подевалась. Ничего, скоро уже дозовётся.

Примчалась Лизавета, засуетилась, зазвенела пробирками.

— Всё, будете жить, добыли Вещество! Ты не представляешь, что там у нас происходит! А, неважно, Ане спасибо потом скажешь.

Следующие сутки Ольга в основном ела. В Убежище творилась какая-то нездоровая суета, за дверью лазарета периодически кто-то пробегал, дважды взрёвывала сирена — но Ольга с Мигелем, отселенные в изолятор, не обращали на это внимания. Организм восстанавливал утраченное и требовал топлива, как паровоз на подъёме. Надоевшая каша с редкими волокнами тушёнки, на которую ещё недавно и смотреть не хотелось, шла на ура под сладкий, как сироп, чай. Лизавета велела не ограничивать их в дефицитном сахаре, дававшем так нужные им сейчас углеводы. Уже к вечеру того же дня Ольга нащупала на почти облысевшей голове жёсткую щетинку новых волос, а руки перестали напоминать о египетских мумиях. А ночью они с Мигелем, подперев стулом дверь в изолятор…

Впервые в её жизни это было вот так — по-животному, без всякого чувства. Но с Веществом в их организмы влилось столько жизни, что удержаться было невозможно.

— Забудь об этом! — сказала она Мигелю потом.

— Я понимаю, — согласился он. — Это были как будто не мы.

И, подмигнув, добавил:

— Но как же это было хорошо!

Ольга молча погрозила ему кулаком.

Но внутренне согласилась.

В общем, вся кутерьма этих, определивших дальнейшую судьбу их небольшого общества, суток, прошла мимо Ольги. Когда наутро Лизавета, тщательно осмотрев и взяв кучу анализов, признала их с Мигелем излечившимися, всё уже случилось. Правда, этого ещё никто не понял. Из тишины лазарета Ольга перешла в атмосферу тихой паники командного бункера.

— Пристрелить эту мерзость! — кричал красный от злости Воронцов. — Дайте мне винтовку, я сам это убью!

— Ой, держите меня семеро! — ехидничал Матвеев. — Посмотрите, убивец какой выискался! Учитывая, сколько он энергии заблокировал, его, поди, из пушки не убьёшь!

— Но надо же что-то делать? — метался растерянный Палыч. — Нам же надо искать эти ваши, как их… Резонансы!

— У нас продовольствие на исходе, — сообщил похудевший и осунувшийся за эти дни Вазген. — Завтра будем опять урезать нормировку.

— И мантисы ломятся! — добавила Анна. — С тех пор как оно застряло в Установке, они как с цепи сорвались! Долбятся в гермодвери, лезут в вентиляцию, два раза срывали наши заграждения…

Ольга несколько удивилась, увидев её здесь, но решила, что Анну ввели в число допущенных в некотором роде вместо неё. Должен же кто-то быть «главным по мантисам»?

— Ольга! — обрадовался директор. — Оклемалась? Выглядишь, конечно…

— Волосы отрастут, — отмахнулась она. — Что происходит?

— Анна, введите её в курс дела, — велел Палыч. — К вам больше вопросов пока нет.

Пока Ольга тихо умирала от лучевой болезни в изоляторе лазарета, Матвеева преследовали неудачи. Установка работала, исправно пожирая мегаватты, но все проколы вели в ледяное никуда. Все допущенные до темы (было решено не сообщать пока о результатах никому, кроме задействованных в работе кадров), на глазах теряли оптимистический настрой, установившийся после первого удачного прокола. От безнадёжности начали даже прикидывать варианты возвращения в радиоактивный срез, исходя из сомнительной вероятности, что заражение там не повсеместное. Впрочем, никто так и не смог предложить сколько-нибудь безопасного решения по поиску незаражённых территорий, имея прокол у атомного эпицентра. По всем расчётам, люди наберут критическую дозу до того, как его покинут. Нет, понятно, что если другого выхода не будет…

Закончилось это неожиданно — когда делали очередной прокол, уже подходя к концу размеченной карты резонансов, и собирались засунуть в него привязанную к палке бутылку с водой (термометры на это безнадёжное дело теперь жалели), в арке Установки появилась чёрная фигура. Лаборант в ужасе бросил палку и кинулся бежать, чуть не разбив с разгона голову об дверь, а резонанс непонятным образом погас, хотя энергия продолжала литься потоком. Как будто неизвестный визитёр замкнул её на себя.

Палыч резво выпроводил всех из помещения Установки и опустил бронезаслонку на стекло. Периодически Матвеев заглядывал туда — неизвестное существо (все сошлись на том, что оно не может быть человеком), пододвинуло под арку табурет и терпеливо сидело на нём. От него исходило неприятное ощущение чуждости и какой-то несоразмерности. Как будто в детскую песочницу с куличиками и совочками въехал поиграть строительный бульдозер.

Дважды запускали Установку — первый раз в надежде, что существо выкинет туда, откуда оно появилось, второй — по требованию Лизаветы Львовны. Как только существо поселилось у них в рабочей камере, мантисы, которые давно уже перестали реагировать на запуски, с новыми силами начали штурмовать Убежище. Казалось, они изо всех сил пытаются добраться до «гостя» — несколько удачных прорывов, когда твари буквально выдавливали из коридоров стальные заграждения, произошли именно в этом направлении. Впрочем, во внутреннюю часть Убежища им пробиться не удалось, а Анне и её помощникам они как раз попались. Тогда-то Лизавета и потребовала включить Установку — только под действием её поля телесные жидкости мантисов превращались в чистое Вещество. Установка включалась, жидкость трансмутировала, но прокол не открывался. Энергия уходила в никуда, отчего Матвеев, верящий в непоколебимость законов сохранения, откровенно бесился.

В общем, к моменту прихода Ольги ситуация зашла в тупик. Существо блокировало установку, температура на поверхности падала, продовольственные запасы подходили к концу. Несмотря на то, что всё больше энергии реактора уходило на обогрев, температура в помещениях градус за градусом снижалась. Ученые всерьёз искали способы выжить после того, как воздух снаружи ляжет на землю кислородно-азотным снегом. Жилые площади сокращали, экономя тепло, люди жили всё более скученно, пайки урезали, моральное состояние от этого, мягко говоря, тоже не улучшалось. Уже было два самоубийства, причем одно совершил подросток. Руководство склонялось к попытке силового решения — Анна была готова войти в камеру и расстрелять любого, кто встанет между ней и Установкой, из своего обреза. Сдерживал всех Матвеев, который упорно утверждал, что последствия атаки на существо, способное поглотить единовременно до пятидесяти мегаватт, может иметь самые неожиданные последствия.

— Ну и что? — спросила Ольга, посмотрев в окно.

Как ни прислушивалась она к себе, глядя на силуэт в балахоне, никакого страха не было.

— Привет! — сказала она, входя в камеру. — Меня зовут Ольга.

— Я знаю. Долго же ты шла.