Те, кто жив

Коммунары. Перезагрузка

Условным подземным «утром» коридоры заполнились людьми — в основном, в формате очередей в немногочисленные туалеты. Ольга с мужем, вставшие раньше и успевшие умыться и даже позавтракать, оказались в выигрыше. На завтрак, правда, была та же каша с редкими волокнами мяса, что и на ужин, но перспектива запуска реактора — а значит, возвращение тепла и света — внушала определённый оптимизм. За «ночь» температура ещё больше упала. Ольга не видела термометра, но по ощущениям было чуть выше нуля. На решётках квадратных стальных вентканалов намёрзли бороды сосулек. Оттуда веяло стужей.

Они стояли в обширном, хотя и низком, зале возле гермодвери в реакторную. Здесь были широкие стальные ворота, за которыми начинался наклонный бетонный коридор, ведущий на склад оборудования. Главный энергетик, выглядевший так, что краше в гроб кладут, шептался с Иваном в уголке, но, поскольку он при этом старался держаться от необлучённого человека подальше, то шёпот выходил громким.

— Хреново мне, Громов, — говорил он. — Блюю постоянно, волосья лезут. Нахватался по самое некуда. Ничего, молодые запустят. Хорошую смену вырастили, справятся…

Зал постепенно заполнялся людьми, в основном, мужиками в возрасте. Но были и молодые, и даже женщины. Мужчины были одеты в какое-то тёплое, но старое рваньё — замасленные драные ватники, облезлые ушанки, лица замотаны тряпками — так рисуют в учебниках замерзающих под Сталинградом немцев.

— Внимание! — Николай повысил голос. — Порядок будет следующий! Мы сварили несколько тележек на колёсах, сейчас выкатим. На них бочки с залитыми водой ячейками. Несмотря на воду они фонят як та херасима, зазря с ними не обнимайтесь. Четыре человека катят её легко, мы проверяли, так что разбивайтесь по четверо. Хватаете тележку — и бегом на склад. Там холодно, но на бегу согреетесь — чем быстрее добежите, тем меньше бэр14. Выгружаете бочку, загружаете ящики — по четыре на телегу, не больше — и назад. В реакторную никто не суётся! Мы сами выкатим, сами закатим, ваше дело — хватай-тащи. Туда-сюда сбегали — меняйтесь, отдыхайте, не таскайте непрерывно, а то облучитесь.

Он жестом остановил двинувшегося было к двери Ивана.

— Ты-то куда, хромой? Не лезь, только задерживать будешь. Организуй смены, следи, чтобы все менялись. Мы рассчитали, каждый должен сделать по пять ходок, потом отправляй прочь, так много не схватят.

— Женщины! Дорогие наши! Раз уж вы всё равно припёрлись, вон в том тамбуре мы поставили водогрей электрический. Грейте воду, поите носильщиков чаем, наливайте водки — от радиации ничего лучше нету. Но по пятьдесят грамм за раз, не больше, а то попадают. Всё сказал? Ах, да, ещё — кто таскать закончил, одежду всю долой, водой теплой облить тщательно, чтобы радиоактивную пыль в убежище не натащили. Новую одежду выдать, там есть запас тряпья, эту одежду закинуть на бочки, пусть с ними вывозят, раз уж закопать некуда. Вот теперь точно всё, поехали!

Гермодверь лязгнула, распахиваясь. Оттуда замерцали сполохи электросварки, донёсся шум резки металла. Четыре энергетика в некогда белых, а теперь неразличимого цвета халатах поверх тёплой одежды, с трудом выкатили первую тележку — конструкцию из стального уголка на небольших колёсах. На ней лежала длинная, сваренная встык из двух двухсотлитровых бочек, ёмкость. Иван с натугой потянул на себя стальную воротину коридора. Она примёрзла и не шла. Сразу подскочили ещё люди, попинали, отбивая лед, налегли — и открылся чёрный квадратный зев коридора, откуда потянуло космическим холодом.

— Шибче! Шибче! — командовал Николай. — Не студи хату!

Первая четвёрка натужилась, хекнув, стронула тележку и быстрым шагом покатила её в темноту, светя себе фонарём. Иван прикрыл дверь, а из реакторной уже подавали следующую бочку — процесс пошёл.

— Пойдем, Оль, воды нагреем сразу, — к ней подошла Анна Абрамовна, пастырь осиротевшей детской экскурсии. — Чем дальше ты будешь от этих бочек, тем лучше. Мужчины там справятся, а мы уж за ними присмотрим.

В небольшом помещении технического тамбура было заметно теплее, стояли лавки, титан с горячей водой, импровизированная душевая кабинка из клеёнчатых занавесок и стол с большим электрическим самоваром. Под столом скромно притаился ящик с водкой.

— Прямо баня с буфетом! — восхитилась Анна Абрамовна.

Вскоре все, кто не тащил в данный момент телегу, набились к ним, рассевшись по лавкам. К удивлению Ольги, пришел и Андрей — она почему-то не ожидала от него участия в погрузочных работах. Загадочный протеже Куратора не расставался с карабином и отказался оставить его, даже когда пришла его очередь впрягаться в бочку. Закинул за спину и пошёл.

Процесс вошёл в ритм — грохотали бочки, скрипели колёса тележек, гулко брякала стальная дверь тоннеля, которую старались как можно меньше держать открытой, потому что зал быстро выстуживался. Стены покрылись блестящим налётом инея, изо рта вырывались клубы пара, и Ольга, периодически выглядывающая, чтобы посмотреть, как там Иван, быстро возвращалась обратно в тёплый тамбур.

Громов открывал и закрывал двери, организовывал рабочие группы и вообще следил за тем, чтобы погрузка не превращалась в хаос. На холоде он быстро сорвал голос и теперь только хрипел, помогая себе выразительными жестами.

— Иван, зайди, чаю горячего попей! — крикнула ему Ольга в одну из пауз, но тут из тоннеля, наконец, пошёл встречный поток — на тележках везли длинные контейнеры с новыми топливными сборками, — и он только отмахнулся.

В помещении транспортные контейнеры ТВЭЛов моментально обрастали белой шубой инея, превращаясь в симпатичные пушистые торпеды. Их принимали в гермодверь вымотанные до прозрачности энергетики, выгружали вместо них очередную бочку и процесс продолжался. Тех, кто сделал положенное число ходок, Иван принудительно заворачивал — греться, мыться и отдыхать. За занавеской плескались водой голые мужики, смущаясь от весёлой бесцеремонности командующей ими Анны.

— Одежду сюда! — распоряжалась она решительно. — Да всю, всю, что ты за подштанники свои держишься! Чего у тебя там такого, что я не видела? Ой, я вас умоляю, и было что прятать! Ну конечно, от мороза скукожился, все вы так говорите… Нет, сначала мыться, а потом водки, а не наоборот! Как «кто сказал»? Тебя в детстве не учили руки перед едой мыть? Ах, «радиацию выводить»… Да из тебя её выведи, и что останется?

В тамбуре стало окончательно тепло и влажно, и, когда Ольга, так и не дождавшись Ивана на перерыв, сама вынесла ему кружку с горячим сладким чаем, — натянув на неё, чтобы не остыла сразу, шерстяную варежку — то мороз на контрасте показался невыносимым.

— На, вот, выпей, — сказала она. — А то совсем простыл.

— Ничего, Рыжик, — прохрипел он в ответ. — Уже почти закончили. Последние сборки везут. Скоро будет тепло.

Ольга забрала пустую кружку и направилась обратно, но ту из тоннеля раздался громкий хлопок, потом ещё один. Она не сразу поняла, что это выстрелы, но Иван среагировал моментально.

— Беги, Рыжик! — он начал рвать пуговицы тулупа, пытаясь добраться до пистолета. — Беги!

Но она не успела. В приоткрывшуюся дверь влетел замотанный в тёплые тряпки человек, она опознала Андрея только по карабину. Он вскинул оружие, ещё раз выпалил в темноту тоннеля и отпрыгнул назад. Вовремя — стальная воротина распахнулась так, как будто в неё паровозом ударило. Пролетев доступный сектор и чудом не прибив Ивана, дверь с грохотом врезалась в стену и повисла, перекошенная, на одной петле. В тусклом свете потолочных ламп из тоннеля явилось чудовище.

Узкое насекомое рыло, складные руки-лезвия, ломаная пластика сегментного туловища — Ольга не успела толком разглядеть это существо, покрытое чёрным глянцевым панцирем и алой человеческой кровью. Андрей, отступая задом, дважды выстрелил — на третий раз раздался только щелчок. Он остановился, вытащил из кармана обойму и, оттянув затвор, стал засовывать её в карабин, но никак не мог справиться в толстых перчатках. Чудовище, с виду никак не пострадавшее от пуль, двинулось к Ольге. Выскочив из тёмного, промороженного до минус восьмидесяти тоннеля в светлое и относительно тёплое помещение, существо было дезориентировано. Влага из воздуха моментально кристаллизовалась на холодном туловище, и оно несколько раз терануло верхней конечностью по большим фасетчатым глазам, счищая иней. Этой пары секунд хватило Громову, чтобы вытащить пистолет и выскочить между Ольгой и чудовищем, моментально открывая огонь.

Он успел выстрелить трижды, когда это огромное, выше человека, подобие насекомого рвануло вперёд. В фонтане красных брызг оно снесло Ивана и, зацепив в развороте Ольгу, метнулось к Андрею, но, заскользив на обледеневшем бетоне пола, не сумело справиться с инерцией и пролетело мимо. Кажется, существо даже не заметило девушку, ударив её случайно, но она отлетела к стенке и грянулась об неё с такой силой, что в глазах потемнело и дыхание пресеклось. Сквозь наползающую пелену она успела увидеть, как Анна Абрамовна в один шаг оказывается возле Андрея, выдёргивает у него из рук карабин, ловко защёлкивает обойму, и, вскинув оружие к плечу, с ледяным спокойствием на лице, начинает сажать пулю за пулей прямо в глаза инсектоида. Последнее, что Ольга увидела прежде, чем сознание кануло в подкатившую тьму, — брызги чёрной насекомьей крови, летящие из дырок в голове, только что бывших глазницами.

Ольга пришла в себя в лазарете. Болело всё, но особенно — живот. Внизу как будто ворочался клубок колючей проволоки. Она попыталась сесть, но боль в ответ резанула раскалённым ножом, и девушка, застонав, опустилась обратно на подушку.

— Лежи, лежи, Оленька! — над ней, в ореоле потолочного светильника, возникло лицо Лизаветы Львовны. — Тебе нельзя… Кровотечение…

— Что с Иваном? — собравшись с силами, выдавила из себя еле слышно Ольга. — Что… что с ребенком?

— Прости… — Лизавета, кажется, плакала. — Не смогла я их спасти. Обоих…

На Ольгу как будто внезапно опустилось ледяное мокрое одеяло. Она с невообразимой чёткостью поняла, что недолгая жизнь её закончилась. Вот сейчас, здесь. В этот момент всё, чем она была, что определяло самую её суть, ту Ольгу Громову, которую она видела каждый день в зеркале, — всё это исчезло в чёрной воронке невозможной потери. Будет ли что-то дальше, или её завёрнутый в простыню труп вынесут вечером на мороз, — это уже случится не с ней, потому что её больше нет. Её как будто перезагрузили вместе с реактором.

Внизу живота снова вспыхнула жгучая боль, и она потеряла сознание.

* * *

— Да, я использовала его без клинических испытаний! — зло и резко, упрямо наклонив голову, говорила Лизавета Львовна. — У меня не было выбора!

— А если бы… — начал было Воронцов, но резко заткнулся под её испепеляющим взглядом.

— Если бы что? — нависла она над ним, встав. — У меня было три пациента с резаными-колотыми, один с травматической ампутацией, семеро облучённых в последней стадии лучевой, двое с ураганной пневмонией и одна с маточным кровотечением после выкидыша.

Она показала рукой на безучастно сидящую в углу Ольгу.

— И на всё это двенадцать доз пенициллина, шесть доз промедола и ноль медицинского опыта! Я могла оставить их умирать или попробовать. Времени на полный цикл испытаний у меня не было, на мышах препарат показал себя фантастически, я проверила на собаке — надеюсь, её хозяйка меня когда-нибудь простит, — разрез зажил буквально на глазах. Обезьян мы тут не запасли, извините.

— И каков результат? — спросил Палыч.

— Все живы, все вне опасности. Все, насколько я могу судить, здоровы, за исключением случая травматической ампутации руки — рука назад не отросла, хотя я уже была готова поверить и в это. Препарат воистину волшебный.

— А на себе-то проверили? — раздался неприятный голос сзади.

Ольга вздрогнула — с тех пор как она вышла из лазарета, Куратор её не преследовал, но всё время как-то оказывался рядом. Ничего не говорил, но смотрел так, как будто чего-то ждёт. Это было неприятно. Ольга не боялась его — она теперь, кажется, вообще ничего не боялась, — но чувствовала исходящее от него напряжение.

Лизавета встала, повернулась к нему и жёстко сказала:

— А как, вы думаете, я узнала о его свойствах?

— А действительно, как? — примиряюще сказал Палыч.

— Случайно, — призналась биохимик. — У меня люди в лазарете умирают, а я сделать ничего не могу, и смотреть на них не могу…

Она заметно побледнела, вспомнив, и глаза её заблестели.

— Я, чтобы отвлечься, пошла в лабораторию, занялась препарированием мантиса…

— Кого? — удивился директор.

— Такое название я дала существу, которое напало на наших людей на складе. За внешнее сходство с членистоногим насекомым отряда богомоловых Mantis religiosa.

— Да, действительно, — признал Палыч, — есть в нём что-то от богомола…

— Очень немногое, как оказалось, — покачала головой Лизавета. — Просто передние конечности складываются похожим образом и визуально схожа голова. Но это не насекомое, разумеется, насекомые такого размера невозможны. Система дыхания насекомых…

— Давайте ближе к делу, — оборвал её Куратор.

— Я была расстроена. Я была рассеяна. У мантиса очень плотные кожные покровы, рука дрогнула, хирургический нож, которым я делала латеральный разрез, соскочил и рассёк мне левую руку в районе запястья до кости. На разрез попала… не знаю, чем является эта жидкость в организме мантиса, потому что кровеносной системы, как таковой, у них нет. Пока я искала, чем промыть и перевязать руку, разрез полностью затянулся, и через несколько минут не было даже шрама.

Лизавета вытянула руку вперед запястьем и поддёрнула рукав халата. Все уставились на неё.

«Рука как рука, — равнодушно подумала Ольга, — что они пялятся?»

— Я провела несколько экспериментов и обнаружила, что телесные жидкости мантиса являются невероятными по силе метаболическими агентами и обладают моментальным регенеративным действием, — продолжила биохимик сухо. — Разумеется, я не исключаю существования каких-то негативных побочных эффектов, которые проявятся позже. Но вряд ли они будут хуже, чем смерть от кровопотери или лучевой болезни.

Лизавета замолчала и села на место. Воцарилось молчание — все обдумывали сказанное.

— Интересные перспективы, — сказал, наконец, Куратор. — Когда мы восстановим сообщение с Родиной, это нам зачтётся. Кстати, когда?

— Реактор запущен, — доложил главный энергетик. — Энергию мы дадим.

Николай был ещё бледноват, но никакого сравнения с тем живым трупом, который Ольга видела перед перезагрузкой. Просто устал человек. Сейчас в Убежище горел свет, и было относительно тепло — в жилых помещениях держали плюс восемнадцать, грея воздух электрическими калориферами.

— Так в чём дело? — раздражённо спросил Куратор. — Чего мы ждём?

— Я делаю расчёты, — сказал ему Матвеев.

— И как долго вы собираетесь их… делать?

— Пока не сочту, что повторный пуск установки достаточно безопасен.

— Безопасен — по сравнению с чем? — ехидно осведомился Куратор. — Мы здесь то ли вымерзнем, то ли от голода загнёмся.

— Реактор не даст нам замёрзнуть, даже когда на поверхности установится абсолютный ноль, — спокойно ответил Матвеев. — Продуктов нам хватит на пару месяцев. У нас есть время. Вы уже один раз настояли на пуске, когда я был против — и что вышло? Структура Мультиверсума — не то, с чем стоит шутить. Надо понимать, что мы внутри локального пузыря реальности, собственной микровселенной. Ситуация абсолютно уникальна, мы как бы перпендикулярны всем прочим срезам, надо полностью пересчитывать всю физику. И да, мне приходится всё считать вручную, потому что наша БЭСМ осталась, естественно, наверху.

— Товарищи! — веско завершил дискуссию директор. — Предлагаю дать товарищу Матвееву время, он наиболее компетентен в обсуждаемом вопросе. Кто за? Кто против? Кто воздержался?

Воздержался один Куратор, остальные без энтузиазма проголосовали «за».

— На этом собрание партактива предлагаю считать закрытым. Хозяйственную повестку обсудим в рабочем порядке, — подытожил Палыч.

Хозяйственная повестка Ольге была неинтересна, и она просто ушла. На собрания её звали по инерции, а она на них ходила по привычке. После смерти мужа её принадлежность к руководству Института стала очень условна. Девушка по собственной инициативе взяла на себя организацию сектора гидропоники, но только потому, что не привыкла сидеть без дела. В душе у неё было пусто, а работа хотя бы как-то заполняла этот мёрзлый вакуум.

Небольшая гидропоническая установка для запуска требовала только воду, свет и удобрения, но производительность её была очевидно недостаточна. Поэтому Ольга потребовала устроить экспедицию в институтскую оранжерею за грунтом. Не выкапывать же землю из-под снега на улице? Сначала с ней просто никто не хотел идти — боялись нападения чудовищ. Столкновение с мантисом на складе стоило их небольшому коллективу десятка жизней, и, если бы не Анна, жертв могло быть больше. Она же первой согласилась составить Ольге компанию наверх.

— Я же всю войну снайпером… — весело сказала учительница. — Весь приклад был в зарубках, немцы за меня награду объявили. Но я выжила, и сейчас, поди, не пропаду. Мне так жаль, что ты потеряла мужа и ребенка… — добавила она смущённо.

Ольга только отмахнулась, как отмахивалась от любого сочувствия — слова соболезнований казались ей пустыми и неуместными. Не соответствующими исчезнувшей в одночасье жизни.

— Куда вы лезете, бабы! — разорялся Палыч. — Не женское это дело!

— Мужики ваши что-то на мороз не спешат, — ехидно отвечала Анна. — Видать, отморозить чего-нибудь боятся. А нам, бабам, терять нечего!

С ними вызвался идти Андрей, как показалось Ольге — просто назло Куратору. На людях тот сдерживался, но, сидя в своей каморке при лазарете, она как-то услышала сквозь неплотно закрытую дверь интересный разговор.

— Ты что, не понимаешь? На тебе такая ответственность, а ты полярные экспедиции устраиваешь. Кренкель Шмидтович Папанин нашелся! А если с тобой что-то случится, кто меня… — свистящим злым шёпотом выговаривал в коридоре столичный порученец.

— Да что ж вы так за себя боитесь-то? — ответил Андрей тихо, и Ольга отчётливо представила себе, как издевательски он улыбается, кривя тонкие губы. — Женщины готовы жизнью рисковать, а вы только при начальстве отираетесь…

— Ах вот ты как заговорил, — неожиданно тихо и спокойно ответил Куратор. — Трусом меня считаешь?

Андрей промолчал, но это молчание стоило тысячи слов.

— Твоё дело. Считай, кем хочешь. Но мне поручена задача. Если все погибнут, а я вернусь — задача будет выполнена. Если все вернутся, а я погибну — нет. Все остальное значения не имеет. Твоё желание разыграть героя перед этой рыжей красоткой может всё погубить, и я тебе запрещаю…

— Запрещаете? — хмыкнул Андрей. — А не потому ли, что сами к этой красотке подкатывали, да не вышло? Я что, по-вашему, слепой?

— Делай, что хочешь, — резко оборвал его Куратор, и Ольга услышала удаляющиеся по коридору быстрые шаги.

Температура снаружи упала до минус ста пяти, и никакие тулупы от неё не спасали. Специалисты из лаборатории теплотехники сделали специальные скафандры из металлизированной теплоизоляции экспериментальных автоклавов. Они были похожи на костюмы покорителей Марса из романов писателя Казанцева. Ходить не очень удобно, но толстый плексиглас шлемов и запас сжатого воздуха в баллонах позволял находиться снаружи до сорока минут. Дальше пришлось бы переключаться на дыхание переохлаждённым внешним воздухом через теплообменник, но инженеры предупредили, что лучше до этого не доводить — слишком большие теплопотери.

Скафандры испытали в неотапливаемых пустых помещениях Убежища. Они показали себя неплохо, хотя в режиме дыхания внешним воздухом теплообменники казались засунутыми под одежду глыбами льда.

— Обморожения будут… — беспокоился Андрей.

— Лучше обжечь холодом живот, чем носоглотку, поверьте! — успокаивал его заведующий лабораторией теплотехники. — Но это аварийный вариант. Вы должны возвращаться до того, как воздух в баллонах кончится.

* * *

В оранжереях биолаборатории застыли скелетами погибшие от мороза растения, пол был усыпан опавшей листвой. Разумеется, спасти уже было ничего нельзя, но им была нужна только почва в больших ящиках и удобрения в мешках — на посевной материал взяли картошку из запасов столовой. При погрузке в скафандрах становилось жарко, и приходилось останавливаться, чтобы не запотевали шлемы. Потом догадались переключаться ненадолго на теплообменники и остужать себя, заодно экономя воздух. До оранжереи было пятнадцать минут хода по коридорам, она размещалась во внутреннем дворике на уровне первого этажа. Туда-сюда уже полчаса, и столько же они отводили себе на погрузку. В Убежище возвращались с пустыми баллонами и ледяной пластиной теплообменника на животе.

Стеклянный потолок оранжереи потрескивал под тяжестью снега, но пока держался. Длинные ящики-кюветы с почвой весили под центнер, на тележку грузили их втроём — Ольга с Анной за один конец, Андрей — за другой. Физически Ольга была в прекрасной форме — последствия выкидыша прошли бесследно, и она чувствовала себя даже лучше, чем до беременности. К сожалению, рану в душе чудесный препарат Лизаветы Львовны так же быстро залечить не мог…

Два ящика — и назад. Бросали тележку у спуска и шли греться, пока тарахтящий компрессор накачивал баллоны воздухом, а техники меняли аккумуляторы фонарей. Спускать груз вниз и тащить землю дальше было уже не их задачей. Сначала опасались, оглядывались, прислушивались к каждому шороху — но никто на них не нападал, и они расслабились, считая, что, возможно, чудовище было одно.

Ошибались.

В последнюю ходку, когда всю землю и удобрения уже вывезли и для погрузки оставались только оранжерейные лампы, потолок в углу помещения с громким хрустом провалился. Вниз хлынула снежная лавина, из которой, как муравьиный лев из песка, высвободился чёрный ломаный силуэт. Мантис застыл, крутя головой и поводя складными зазубренными конечностями. Раскрылась тройным хватательным манипулятором и снова сложилась в копейный наконечник убийственная пясть.

«В нём есть некое странное совершенство, и при этом невообразимая чуждость», — подумала Ольга. Андрей, перекинув из-за спины карабин, безуспешно пытался дослать патрон. Затвор намертво примёрз, и он только бессильно ругался вполголоса.

— Перестань, — взяла его за локоть Ольга, — если выстрелишь, оно точно нападёт.

Ей не было страшно, между ней и паникой надёжно стояла внутренняя пустота. Существо между тем сделало несколько шагов вперёд, оказавшись совсем рядом. Моторика его движений была странной, не похожей ни на что, виденное до сих пор Ольгой. Люди застыли, почти не дыша, но, кажется, мантису не было до них дела. Он прошествовал мимо, громко цокая по каменному полу, и, не без труда втиснувшись в дверной проём, удалился в темноту коридора.

— Надо же, — голос Андрея из-под шлема доносился глухо, — я даже штаны не намочил. Горжусь собой. Интересно, почему тот на нас напал, а этот — нет?

— Возможно потому, что в того стреляли, а в этого нет? — предположила Анна.

— Может быть, — не стал спорить Андрей. — Или это был сумасшедший мантис. Или сумасшедший мантис был тот. Давайте оттащим эти светильники и завязываем с прогулками.

Если бы не пустота внутри, Ольга, наверное, гордилась бы сделанным — в большом, выкрашенном казённой зелёной краской бункере под яркими лампами стояли рядами ящики с землёй. Вдоль них ходили с лейками школьники Анны Абрамовны. Цикл вегетации картофеля около четырёх месяцев, и многие понимали, что, если ничего не изменится, то урожая они не дождутся, а если изменится — то он, возможно, будет не нужен. И, тем не менее, сам факт того, что у них теперь есть свой огород, положительно повлиял на моральную обстановку в Убежище. Люди приходили просто посмотреть на грядки. До первых всходов было ещё дней двадцать, и смотреть пока было не на что — но приходили всё равно. Здесь было, по крайней мере, светло. Свет солнечного спектра, в отличие от тусклого освещения остальных помещений, радовал глаз.

Не объявляя, во избежание возможного разочарования при неудаче, подготовили пробный пуск Установки. Матвеев бродил серый от усталости, перекладывал стопки исписанных мелким аккуратным почерком листов, крутил ручку арифмометра… В конце концов признался:

— Я уверен, что Установка сработает, но не могу рассчитать, куда откроется проход. Мне не хватает данных.

— Предположения есть? — спросил озабоченно Палыч.

— Проход наведётся на один из реперов, таких же, как тот, что в основании Установки. Это фундаментальный принцип — мы, накачивая энергией, возбуждаем репер и, плавно меняя частоту, ловим резонанс. Как только этот резонанс возникает, мы подаём импульс, и…

— Это всё очень интересно, — перебил его Куратор, — но от чего зависит, куда откроется проход?

— Я непонятно объясняю? — устало спросил Матвеев. — От того, какой из рассеянных по Мультиверсуму реперов войдёт в резонанс с нашим. Если ваш допуск позволяет, то вы должны быть в курсе, что с начала года мы провели сотни промежуточных пусков, без финального импульса.

— Я знаю, — кивнул Куратор, — вы искали резонансы с несколькими реперами, найденными на территории СССР, и совершили экспериментальный прокол в Уймонскую долину.

— Именно, — подтвердил учёный, — фиксация ответного резонанса дала возможность построить приблизительную частотную сетку и сделать выводы о достижимости резонанса с реперами других срезов Мультиверсума. Но сейчас эта сетка никуда не годится, потому что мы не в материнском срезе.

— И как мы поступим? — спросил Палыч.

— Будем гонять Установку, фиксируя резонансы. Потом, получив «слепую» частотную сетку, будем делать проколы наугад.

— И как долго?

— Пока куда-то не попадём, — пожал плечами Матвеев.

— Так не будем терять времени, — сердито сказал Куратор. — И вы помните — первым в проход отправится товарищ Курценко.

— Первым в проход отправится приборный модуль, — ответил учёный. — И это не обсуждается.

— Ольга Павловна, — тихо, чтобы не мешать начальству препираться, позвал её в коридор Мигель. — Можно вас на минутку?

Ольга прекрасно понимала, что делать ей возле Установки нечего. Так что без возражений отправилась за юным мэнээсом, имевшим чрезвычайно загадочный вид.

В коридоре, к её удивлению, стояли Анна, Андрей и Лизавета Львовна. Трудно было предположить, какой у них мог быть общий интерес.

— Мы тут придумали… — начал было Мигель, но его перебила биолог.

— Мне нужны ещё препараты телесных жидкостей мантиса, — сказала она. — Большая часть имеющихся ушла на эксперименты.

— И мы придумали, как его поймать! — снова встрял испанец.

— Вы уверены? — засомневалась Ольга. — Эти твари опасны.

— Оленька, — проникновенно сказала Лизавета, — мне очень-очень нужны эти препараты. Всем нам нужны. Ты просто не представляешь себе, что это за вещество! Это не просто открытие — это прорыв, равного которому не было! По сравнению с ним изобретение пенициллина — мелкий, не заслуживающий упоминания эпизод.

— А я вам зачем?

— Тебя Палыч послушает. Инженерная группа готова построить ловушку, но нужна санкция директора, потому что материалы — металл, тросы и так далее. Ну и энергия на тепловую приманку.

— Тепловую?

— Мы тут прикинули, — сказал неугомонный Мигель, — что этих существ привлекает тепло. Вы не в курсе просто, Ольга Павловна, техники не доводят до общего сведения, но они уже поломали все венткороба, которые были из железа. Остались те, что относятся к системе бомбоубежища, они бетонные. Для вентиляции хватает, но дело не в этом — мантисы явно идут на тёплый воздух! И если мы вытащим наружу какой-нибудь нагреватель, то…

— Идея понятна, — кивнула Ольга, — но вы уверены, что эта шутка не вырвется и не пойдёт, обиженная, крушить всё Убежище?

— Мы это продумали! Инженеры изучили тележку со следами от лап мантиса, прикинули силу удара и готовы построить ловушку, которая ему не по зубам! То есть не по лапам, или что там у него…

— Хорошо, я поговорю с Палычем, — согласилась Ольга, — но при одном условии.

— Каком? — спросил стоявший до тех пор молча Андрей.

— Я пойду с вами.

Ольгу мучило бездействие — ей казалось, что ледяная пустота внутри начинает расти, пожирая то немногое, что от неё осталось. Рутина кое-как налаженной жизни в Убежище не давала облегчения — скученные на относительно небольшом пространстве люди не знали, чем себя занять, и за осмысленную деятельность образовалась серьёзная внутренняя конкуренция. (За уборку, готовку, стирку и мытьё туалетов её почему-то не было.)

Палыч выслушал Ольгу и неожиданно согласился, хотя ей самой это предприятие казалось сущей авантюрой.

— И никаких этих, как их… мантисов во внутренних помещениях! Держите во внешнем периметре! — строго велел он, но распоряжение на выделение материалов подписал.

Конструкция оказалась похожа на высокотехнологичную мышеловку, способную удержать некрупного, но очень сердитого слона. Она устанавливалась в злополучном коридоре к складу и перекрывала его полностью, захлопываясь на стальной засов толщиной с ногу. Из мастерской протащить массивное сооружение не получилось, так что его пришлось собирать уже на месте, по набросанной от руки на листочке схеме.

Андрей с Мигелем поднимали тяжёлые стальные детали, Ольга вставляла в нужные отверстия болты, а Анна страховала их с двустволкой десятого калибра в руках.

— У карабина механизм сложный, на морозе может не сработать, — пояснила она. — А в курковке и замёрзнуть нечему. Я даже смазку из бойков промыла керосином, чтобы не залипли. Это Вазгена ружьё, он охотой увлекается, но патроны я сама снарядила, пули отлила с сердечником, как у противотанкового ружья. Это он ещё не знает, что я чоки со стволов отпилила, его удар хватит, наверное. Не ходить ему больше с этим ружьём на утку…

На серебристый скафандр Анны были наскоро пришиты на грудь маленькие кармашки. Там, как газыри на национальном грузинском костюме, блестели латунные донышки ружейных гильз.

Вчетвером покатили ловушку, разматывая трос и электрический кабель, вверх по наклонному коридору. В качестве приманки использовали обычный электрический калорифер. Подключили его и отошли назад, оставив клетку на входе склада, где на полу валялись разбросанные заиндевелые бочки с отработанным ядерным топливом.

— Давайте подальше отойдём, — забеспокоилась Анна. — Тут фонит сильно.

Отошли вглубь коридора, насколько позволила выдёргивающая стопор ловушки верёвка. На автоматический механизм надеяться на таком холоде было опасно, он мог замёрзнуть. Но пока замерзать начали они сами.

— Ну и где ваши чудовища? — глухо бубнил из-под шлема Мигель. Юноша в прошлый раз всё пропустил и теперь рвался на подвиги. — Скоро воздух кончится, придётся назад идти…

Не пришлось.

Мантис как будто соткался из темноты склада — вот его не было, и вот он уже стоит перед ловушкой, как будто раздумывая — заходить или нет?

— Ну, давай, давай, что ты телишься! — в охотничьем азарте забормотал испанец.

Существо вытянуло свою раскладную переднюю лапу и постучало по железу клетки. Раз, другой — все затаили дыхание. Но калорифер, видимо, манил своим теплом, и мантис вошёл в ловушку. Ольга резко дёрнула верёвку, фиксатор вылетел, и стальная, в руку толщиной, решётка захлопнулась, встав на надёжные стопора.

— Готов, голубчик! — победно сказал Мигель. — Попался!

Мантис, кажется, не возражал. Он присел в позе греющегося у костра человека и застыл.

— Покатили! — скомандовал Андрей, и они пошли вниз, таща за собой на крепком тросе тяжёлую добычу.

В зале клетка встала рядом с местом, где погиб Иван, но Ольга не испытала по этому поводу никаких особенных чувств. Эту её часть уже сожрала разрастающаяся пустота, и на том месте души, где была любовь к мужу, зияла ледяная дыра. Это было не больно, просто пока непривычно, как недавно вырванный зуб.

— И что с ним дальше делать? — спросила Анна.

— Не знаю, — ответила Ольга, — пусть Лизавета решает. Но внутрь мы его не потащим, Палыч запретил.

— Давайте его оставим тут и пойдём, — сказал Мигель. — У меня баллон кончается.

— Слишком сильно сопел! — поддел его Андрей. — Вот и выдышал…

В этот момент в помещении погас верхний свет, на стенах зажглись тусклые аварийные лампы. Пол еле заметно завибрировал.

— Что это? — удивилась Анна.

— Установку разгоняют, — пояснила Ольга. — Всю энергию на неё пустили.

Мантис в клетке забеспокоился и заёрзал.

— Чёрт, силовую линию тоже вырубили! — с досадой сказал Андрей. — Погас наш нагреватель.

— Ничего, этот не замёрзнет, а я уже да, — напомнил Мигель. — Пошли отсюда.

Вибрация пола усилилась, свет аварийных ламп моргнул, и мантис внезапно заметался, раскачивая клетку. Ольге показалось, что он кричал бы, если б мог — как будто работа Установки причиняла ему сильную боль. Передние лапы существа вцепились в прутья решётки и стали разгибать их с упорством гидравлического домкрата. Металл со скрежетом подался, со звонким щелчком лопнул сварной шов.

— Эй, ты чего, ты это брось! — Мигель пятился от ловушки, пока не уперся спиной в опорную колонну, а мантис продолжал давить, выворачивая железо.

— Силён, чёрт! — удивлённо сказал Андрей. Рука его скребла по плечу в поисках отсутствующего карабина.

А Анна ничего не сказала, просто сделала шаг вперёд, приставила обрезанные стволы ружья к голове мантиса и выпалила из обоих стволов. Брызнула чёрная жидкость, существо дёрнулось и застыло, неловко привалившись к деформированной решётке.

— Вот и всё, — констатировала Ольга, — пошли. Спасибо, Анна, ты молодец. А живыми их Лизавета пусть сама ловит.

Но Лизавете было не до того.

Она орала в коридоре на Матвеева:

— Что вы натворили! Что мне теперь делать? Где я его теперь возьму? — кричала она, потрясая пухлыми кулачками перед носом учёного.

— Но, Лизавета…

— Что «Лизавета»? Я уже… не скажу, сколько лет Лизавета! А такого биоматериала у меня никогда не было! А если у ребят не получится, если они не смогут…

— Уже получилось, Лизавета Львовна! — победно провозгласил Мигель, непроизвольно потирая обожжённый ледяным теплообменником живот. — Добыли зверя!

Он принял горделивую позу охотника на слонов.

— Живым? — ахнула биолог.

— Нет, к сожалению, тушкой, — сказала подошедшая Ольга. — А что случилось?

— Ну и ладно, хоть так… — с видимым облегчением сказала Лизавета. — Палыч, Палыч! Распорядись, чтобы объект доставили ко мне в лабораторию…

— Хорошо, хорошо, Лизанька, — закивал директор. — А что ж ты орала-то так?

— А как мне не орать? — вскинулась женщина. — Уж не знаю, что вы там учинили на своей установке, но как свет мигнул, так у меня весь запас препарата скис.

— Скис?

— Ну, не буквально скис, а сменил состояние. Был как бурая непрозрачная жидкость, а стал опалесцирующий белый. И что теперь с ним делать? Кто знает, как изменились его свойства? Это же заново все исследования… А если поранится кто?

— Если поранится — бинтом замотаешь! — решительно ответил Палыч. — Иди уже, я распоряжусь, чтобы тебе притащили добычу этих горе-охотников.

— Так я продолжу? — сказал с облегчением Матвеев. — Пока только один резонанс нащупали, даже странно. С Загорска-то их десятками за один прогон брали.

— Ещё полчасика погоняй и делай перерыв до ночи, — распорядился директор. — А то всю энергию забрал, температура на три градуса упала в помещениях.