Те, кто жив

Коммунары. Дверь в стене

— Что он сказал, что? — допытывался директор.

— Что мы могли бы найти табурет поудобнее, и вообще наше гостеприимство не слишком впечатляет.

— О боже… — Палыч схватился за голову, — какая чушь…

— Ещё он сказал, что будет разговаривать только со мной.

— Почему?

— Понятия не имею. Может, ему нравятся рыжие. Сказал, что он Хранитель.

— Хранитель чего?

— Этого он не сказал. Но разрешил называть себя просто Юш. Он хочет нам помочь. Утверждает, что наша Установка вносит какие-то возмущения куда-то.

— Какие? — спросил директор.

— Не знаю. Может, у него голова от шума болит. Но он очень настаивал на том, чтобы мы по возможности ограничили её использование.

— Но мы не можем! — возмутился Палыч. — Нам надо найти дорогу домой!

— Да сами послушайте! — Матвеев открыл крышку чемоданчика МИЗ-821 и закрутил ручку завода лентопротяжного механизма. Сквозь шипение и треск послышался тихий, но различимый голос:

— Нельзя непрерывно тыкать шилом в задницу Мультиверсума, — глухой смешок.

— Нельзя разговаривать сложными аллегориями, Юш, — ответил в записи Ольгин голос. — Почему бы не объяснить подробно?

— Многие знания — многие печали, и умножающий знания приумножает скорбь22.

— Это какая-то цитата?

— Неважно. В нашем случае лишняя информация порождает парадоксы. Моё присутствие здесь само по себе провоцирует цепочку нарушений причинности, так что не будем усугублять. Вернитесь на два среза назад, заберите рекурсор, используйте его. Я ещё зайду как-нибудь. Увидимся.

Лента с шорохом смоталась на приёмную катушку.

— После этого он нас покинул, — сказала девушка.

— И что это значит? — спросил Воронцов.

— Не имею ни малейшего понятия, — ответил Матвеев. Но насчёт «два среза назад» у меня есть гипотеза. Я думаю, имеется в виду предпредыдущий прокол. Динамика резонанса была немного необычная. На графике такая боковая гармоника отметилась, вот, посмотрите…

Он зашуршал лентой самописца, но никого ей не заинтересовал.

— Я предлагаю повторить тот прокол, и отправить кого-то внутрь, посмотреть.

— Но там же минус… минус сколько, вы говорили?

— Кельвиновский ноль, или близко к тому, минус двести семьдесят три по Цельсию. На самом деле, должно быть немного теплее, градусов на двадцать-тридцать, я думаю. Какое-то остаточное тепло наверняка есть.

— Это нас очень утешает, — скептически сказал Палыч. — Не двести семьдесят мороза, а всего двести пятьдесят. Большая разница…

— В наших скафандрах вполне можно выдержать такую температуру несколько минут, — упрямо сказал учёный, — а если их немного доработать, то и больше. Там не будет воздуха, он замёрз и выпал снегом, а значит теплопотери — только излучением. Чтобы всерьёз остыть, потребуется довольно много времени. Основная проблема — воздух и освещение, а не холод. Важно чтобы не замёрзли баллоны и батареи фонаря. Я верю в наших инженеров и механиков, они что-нибудь придумают.

— Кто пойдёт?

Все посмотрели на Ольгу.

Новый, улучшенный скафандр выглядел более толстым и неповоротливым, но стал заметно легче.

— От баллонов решили отказаться, замёрзнут. Установлен регенеративный патрон РП46 от изолирующего противогаза. Он при работе сам себя греет, так что проблем быть не должно. Меня Дмитрий зовут, я вас страховать отсюда буду.

Он закрепил верёвку у неё на поясе, подёргал, покачал головой.

— Следите, чтобы ни за что не зацепилась там, и держите хотя бы первую минуту на весу, пока не остынет. А то примёрзнет. Через пять минут я выберу слабину и подёргаю. После этого у вас будет ещё пять минут, чтобы вернуться. Если не успеете — я вас вытащу. Если понадобится — лебёдкой. Запомнили?

«Суровый какой, — подумала Ольга. — Откуда он? Из какого отдела?»

Не вспомнила.

— Да, поняла, поняла, — сказала она, — не волнуйтесь так. Всё будет нормально.

Дмитрий только головой укоризненно покачал.

— Готовы? — хрипло сказал интерком.

Ольга помахала рукой в сторону окна.

— Запускаем!

Тусклый луч фонаря осветил лежащий на каменном полу слой инея. Помещение было просторное, с тёмными стенами, поэтому рассмотреть детали не получалось. Небольшое толстое стекло шлема сразу начало подмерзать с краёв, несмотря на специальную плёнку и то, что Ольга старалась дышать в прилегающую ко рту маску. Сипение воздуха в дыхательном мешке и клапанах казалось оглушительным. И ещё — сразу стали мёрзнуть ноги, как будто в ботинки напихали льда, при этом поясницу сзади припекало разогревшимся патроном регенератора.

Среди поблескивающего инея резким контуром выделялся чёрный цилиндр репера, больше здесь, кажется, ничего не было. «И что мне тут делать?» — подумала девушка. Когда они обсуждали эту вылазку, то расчёт был на то, что она «сориентируется по обстоятельствам». Пока не очень получалось. Ольга пошла вперёд, стараясь держать в натяг и на весу страховочную верёвку. То, как она исчезает в никуда, выглядело противоестественно. Вблизи чёрная стена оказалась каменной, сложенной из крупных, хорошо подогнанных камней. Пройдя вдоль неё налево, девушка обнаружила дверной проём и лестницу, которая, закручиваясь, уходила наверх. Натянув, три раза, с большими паузами дёрнула верёвку, подавая сигнал «всё нормально», и начала подниматься по ступенькам. Ноги мёрзли всё сильнее — с теплоизоляцией ботинок явно не додумали. Лестница заворачивалась спиралью между двух сплошных стен и, завершив полный оборот, привела в небольшую круглую комнату. Посередине на изящном столе из цветного стекла и кручёного металла стоял некий механизм. Набор бронзовых шестерёнок, валы и червячные передачи — очень похоже на внутренности часов. В центре его разместились две статуэтки. Одна из чёрного камня, другая — из белого. Статуэтки висели горизонтально, основаниями друг к другу, но не соприкасались, закреплённые в металлических тонких обоймах. Ещё одна обойма пустовала, предназначенная, видимо, для отсутствующей третьей. Механизм застыл, заблокированный весьма драматичным способом — в зубцах большой шестерёнчатой передачи застряла чья-то рука. Левая. Сам владелец руки по неизвестной причине отсутствовал. Фрагмент конечности от середины предплечья до кончиков пальцев был срезан поразительно ровно и зажат механизмом чуть выше запястья — так, что вытянутая ладонь, казалось, приглашала к рукопожатию.

Ольга приглашением пренебрегла.

Оглядевшись, она обнаружила, что круглая комната не имеет окон, зато имеет массивную деревянную дверь. Закрытую. Вероятно, снаружи, потому что внутри никакого запора не было. «И что дальше?» — подумала она. Ученые надеялись найти что-то, что изменит их положение, а в результате? Большая пустая комната с реперным камнем, и маленькая комната с загадочным механизмом. Ах да, и рука. Не забываем про руку. Вдруг это «рука помощи»?

Ольга подумала, что, возможно, именно механизм является тем, что они искали. Он, конечно, больше похож на декоративную механическую игрушку, вроде вычурных часов с птицами, которые она в детстве видела в Эрмитаже, но кроме него здесь ничего нет. Устройство было достаточно массивным, но не выглядело чрезмерно тяжёлым. Особенно если отсоединить свисающую на цепи кубическую гирю, которая, видимо, была источником гравитационной энергии для привода механизма. Пожалуй, его стоило попробовать доставить к проходу — не с пустыми же руками возвращаться?

Ольга присела и осторожно подёргала гирю, пытаясь расцепить сложный карабин, которым она крепилась к свисающей с высокого стола цепи. Получив в ответ дружеский хлопок по плечу, отпрыгнула назад прямо из положения «в полуприседе», чудом не навернувшись и едва не намочив скафандр. Это было, мягко говоря, неожиданно.

Похлопавшая её по плечу рука спокойно лежала на полу, не проявляя больше никакой агрессии. Видимо, выпала из механизма, когда девушка дёрнула за цепь. А вот сам механизм, освободившись от лишнего элемента, пришел в движение, как будто и не простоял невесть сколько времени в холоде и неподвижности. Воздух в помещении если и был, то слишком разреженный, чтобы передавать звуки, так что колёсики крутились в совершенной тишине, что придавало этой картине дополнительную нереальность. В желтоватом луче фонаря поблескивали колебательные коромысла, бежали блики медных зубцов, ползли в никуда спирали червячных передач. Ольга завороженно смотрела на это движение, не зная, что делать — остановить? Подождать? Отцепить гирю и попробовать стащить по лестнице к проколу? Внезапно фигурки, зажатые в центре устройства, дёрнулись, пошли навстречу друг другу и, встретившись, провернулись, входя в зацепление. Видимо, это и было целью работы механизма, потому что он сразу же остановился.

«А ведь кто-то отдал руку, чтобы этого не случилось. Почему?»

Пол помещения сильно вздрогнул. Со стен посыпался иней. В тишине это было странно, но больше ничего не происходило.

«Что-то не так. Надо возвращаться».

Она попробовала поднять устройство, все ещё надеясь забрать его с собой, но не смогла отделить его от стола. То ли оно было к нему прикреплено, то ли примёрзло. Тогда она извлекла, осторожно высвободив из фигурных обойм, соединённые в одну чёрно-белую фигуру статуэтки и положила их в сумку.

«Странно, что веревку не дёргали, — подумала Ольга, спускаясь и сматывая её на локоть, — неужели ещё и пяти минут не прошло?» Часов, способных работать при такой температуре, в Убежище не нашлось, и ей казалось, что она тут уже очень долго.

Второй конец верёвки лежал на полу. Прокола больше не было.

«Сорок пять минут и три часа», — вспомнила Ольга. Сорок пять минут при тяжёлой физической нагрузке и три часа — в состоянии покоя. Столько времени должен обеспечивать кислородом регенеративный патрон. Но замерзнет она, скорее всего, раньше. Ноги внизу уже почти утратили чувствительность, и она переставляла их, как колодки. Вполне вероятно, что её ждет тяжёлое обморожение с потерей пальцев, даже если её спасут прямо сейчас. Если интенсивно ходить, то они чуть-чуть согреются, но кислород будет расходоваться быстрее.

Выбрала — ходить.

Стоять на месте она просто не могла. Поднялась по лестнице, ещё раз осмотрела механизм. Как именно он соединяется со столешницей, не поняла, но убедилась, что закреплён намертво. Подёргала дверь. Попинала дверь. Попробовала подцепить её за край. Безуспешно.

Отцепила гирю от цепочки, постучала по двери гирей. Очень странно было «слышать» звук ударов только руками. Дверь украсилась несколькими весьма незначительными вмятинами, но не шевельнулась. Ольга понятия не имела, зачем ей открывать дверь, и что она будет делать с той стороны, если откроет, просто надо было чем-то себя занять.

Простучала гирей стены, но за отсутствием нормального звука не смогла определить, есть ли за какой-нибудь стеной полости. Стены оказались твёрдые, гиря на них следов не оставляла.

Спустилась вниз, постучала гирей по стенам там. Никакого эффекта. Несмотря на постоянное хождение туда-сюда, ноги совершенно замерзли.

«Не думала, что умирать будет так скучно…»

Достала из сумки статуэтку, стала её рассматривать. Фигурки были выполнены примитивно, без детализации, но очень тщательно. Немного похоже на шахматные фигуры. Сейчас ей казалось, что это едва намеченные силуэтами чёрный человек и белый. Но если посмотреть под углом, то очертания как бы смазывались, и понять, что имели в виду их создатели, было невозможно. Основания их примыкали друг к другу с такой точностью, что место соединения выглядело монолитным — просто чёрный материал без всякого стыка сменялся белым. А ведь она видела их разделёнными. Взялась одной рукой за белую часть, другой за чёрную. Потянула. Повернула. Повернула в другую сторону. Фигурки неожиданно легко разделились. На основаниях стали видны тщательно вырезанные пазы, которыми они скреплялись в одно целое.

«Какая тонкая работа…»

Возле репера замерцало, в прокол геройски, с ломиком наперевес, впрыгнул человек в скафандре, схватил её за руку и утащил за собой.

— Мы не сразу поняли, что произошло, — оправдывался Матвеев, глядя на лежащую в лазарете, на привычной, уже почти именной койке, Ольгу. — Произошёл разрыв прокола, а потом резонанс по этой частоте исчез, как будто срез куда-то провалился. Мы уже думали, что потеряли тебя, девочка.

— Кончилось всё хорошо, верно?

— Проанализировав записи приборов, я догадался, что срез действительно исчез, а вот репер его остался, просто отзывается как локальный.

— Локальный?

— Место, где ты была, стало частью нашей локали. Если бы не холод на поверхности, можно было бы выйти на улицу, немного прогуляться и открыть снаружи ту дверь, в которую ты стучала изнутри. Вот такую интересную штуку ты притащила!

— «Использовать рекусор», — вспомнила Ольга слова пришельца.

— Именно! Ты отдыхай, приходи в себя, а мы проведём несколько забросов…

— Нет! — решительно запротестовала она. — Лизавета Львовна поднимет меня на ноги уже к вечеру. Я хочу идти сама.

Эта прогулка стоила ей довольно сильно отмороженных ног — инженеры уже повинились и обещали усилить теплоизоляцию. Лизавета вкатила ей дозу очередной версии своего суперпрепарата, ноги болезненно, но быстро восстанавливались. Побочное действие никуда не делось — не вовремя пришедший её навестить Дмитрий сначала был изрядно шокирован, но… В общем, теперь он имел какие-то совершенно лишние надежды непонятно на что, и смотрел на неё глазами бездомного песика. Это раздражало.

— Пожалуйста, не забывай… те, — смущённо сказал он. — Не забывайте про страховку!

Он довольно мило смущался, но Ольга уже несколько раз пожалела, что не сдержала телесный порыв. Объяснить, что это была случайность и чистая физиология, было невозможно. Дмитрий просто этого не слышал. Сослаться на действие Лизаветиного эликсира было нельзя — Совет принял решение строжайше засекретить всё, что касается этих исследований. Ах да, теперь у них был Совет Убежища, или просто «Совет». Палыч стал «Председатель Совета», как будто у них колхоз какой-то. Ольга в Совет входила, а Дмитрий — нет. Мантисы после её вылазки одолевать Убежище перестали, от чего люди вздохнули с облегчением, а Лизавета начала беспокоиться о сырье для экспериментов.

— Готовность! — сказал Матвеев в интерком, а Мигель показал ей из-за стекла большой палец.

Дмитрий лишний раз поправил у неё на поясе веревку, кажется просто для того, чтобы дотронуться. Как будто она могла что-то почувствовать сквозь скафандр.

Пол завибрировал, под аркой пробежала рябь прокола.

Вокруг был ровный белый покров. Первый же шаг по нему привел к тому, что Ольга провалилась в рыхлый, как пудра, снег по грудь и с каждым движением погружалась все глубже. Нырнув с головой, она судорожно пыталась выбраться, но, в конце концов, просто увязла, не достигнув твердой поверхности. Задергала веревку, подавая сигнал тревоги, и энергичный Дмитрий чуть не порвал её пополам, вытаскивая.

— Все равно надо было попробовать, соединить эту штуку! — выговаривал ей недовольный Матвеев. — Кто знает, сколько пусков мы ещё проведем, прежде чем опять явится этот…

— Ну конечно, — отмахивалась от него Ольга. — А если бы получилось? Прокол бы слетел, верёвку обрезало, а я так и осталась бы морковкой в сугробе торчать…

— Ольга… хм… Павловна всё правильно сделала! — накинулся на него Дмитрий. — Безопасность прежде всего!

Защитничек нашёлся…

— Я готова идти в следующий прокол.

— Ну, нет, молодой человек правильно напомнил про безопасность, так что придётся подождать — мы дорабатываем скафандр. Хватит вам, как в туалете, за верёвку дёргать! Будете со связью и энергией.

Теперь за Ольгой тянулась не только веревка, но и подключённый к скафандру кабель. На испытаниях она то и дело вырывала из ткани разъем, его укрепляли, он начинал травить воздух, потом обмерзать, потом оказалось, что изоляция на холоде становится ломкой и провод замкнуло, оставив её не только без связи, но и без света. На все предложения послать уже его к черту и вернуться к верёвке, инженеры отвечали, что «вот-вот» и «сейчас-сейчас». И вообще, не надо становиться на пути технического прогресса.

В конце концов, здравый смысл восторжествовал частично — фонарь ей оставили батарейный, но «говорящую шапку» в шлем всё-таки воткнули, решив, что тоненький сигнальный провод холод как-то перенесет, а если нет — то и невелика потеря. В нагрузку выдали тележку с прожектором и транзисторным радиомаячком на батарее с самоподогревом. К прожектору тянулся силовой кабель. Матвеев на основе каких-то своих расчетов предположил, что электрический ток через прокол по кабелю проходить должен, и теперь жаждал в этом убедиться.

Научное любопытство.

— Ну что там, что? — первым делом спросил в ухе Матвеев, как только она прошла на ту сторону.

— Прожектор горит, — ответила она.

— Вот! Я же говорил! Докладывайте, не тяните!

— Снег. Открытое пространство. Судя по всему, я на холме, поэтому снежный покров неглубокий, чуть выше колена. Вертикально установленные грубо обработанные под вытянутый параллелепипед камни. Стоят в круг, диаметром около пяти-шести метров. Некоторые покосились. В центре видна верхняя часть репера…

— Что видите вокруг?

Ольга попыталась повернуть прожектор на станине — он не повернулся, потому что шарнир замерз. Пришлось, налегая всем весом на ручку, ворочать в глубоком снегу тележку.

— Вижу… Вижу снег. Еще снег. Из него… Да, торчат верхушки деревьев. Похоже на замерзший лес.

— Каков уровень снега в лесу? — почему-то заволновался Матвеев.

— Отсюда трудно оценить, но торчат только самые верхушки… И я не пойду туда проверять, даже и не просите!

— Прекрасно, прекрасно, это шанс! — обрадовался непонятно чему ученый. — Что-то еще?

— Не уверена, — сказала, пыхтя от натуги, Ольга, — Сейчас поверну… Да, кажется, это крыша. Похоже на шпиль, как у собора в Риге.

— Как глубоко он в снегу?

— Откуда я знаю? — рассердилась Ольга. — Я же не видела его без снега! И он далеко, прожектор еле добивает.

— Прекрасно, замечательно!

— Да чему вы так радуетесь?

— Много снега, действительно много!

— У нас что, своего не хватает? — Ольга даже немного забеспокоилась. Не хотелось бы, чтобы профессор рехнулся от чрезмерной учёности именно в тот момент, когда она по ту сторону прокола.

— Девочка моя, вы не понимаете…

— Я не ваша и не девочка!

— Электронный барометр на тележке показывает, что есть атмосфера, температура не ниже минус ста пятидесяти, высокий уровень снежного покрова, — снисходительно ответил Матвеев. — Вы понимаете, что это означает?

— Нет! — сердито ответила Ольга.

— Это действительно большой фрагмент! Существенно больше нашего!

— И что?

— А, неважно, идите к реперу.

— Я рядом.

— Теперь вам надо достать из сумки две части рекурсора и соединить их. Статуэтки, которой вы нашли в прошлый раз. Они у вас в сумке. Достаньте их и соедините. На всякий случай, сделайте это как можно ближе к реперу… — теперь Матвеев говорил с ней, как с умственно отсталым ребёнком, но за время работы в Институте Ольга к этому привыкла. С учёными такое часто случается.

Она достала чёрную и белую фигурки, ещё раз удивившись примитивности форм и тщательности изготовления, приложила их основаниями друг к другу — так, чтобы совместились прорезанные пазы и выступы, и повернула, защёлкивая.

И мир вокруг взорвался.