Тайны затерянных звезд. Том 2

Глава 9

Непослушных детей, родившихся и растущих на космических станциях, пугают жуткими монстрами из глубин космоса. Рассказывают, что если не слушаться родителей и не есть невкусные, но полезные белковые батончики, то придут страшные монстры, просочатся сквозь обшивку и утащат непослушного ребёнка в свои монстряческие космические логова.

Уже много позже, став взрослыми, дети узнают, что единственные живые существа, которые предположительно (и бездоказательно) существуют в открытом космосе — это мифические космические киты. И никаких монстров человечество за всю историю освоения космоса так и не встретило.

Но всё равно, когда давление выровнялось, датчики сообщили, что там нормальный воздух и шлюз заброшенного корабля открылся, я поймал себя на мысли, что держу дверной проём на прицеле, уже наполовину выжав спуск. Буквально одно даже не движение пальца — мысль об этом движении! — и заряд плазмы разнесёт первое же, что появится в прицеле. Даже если это окажется тысячежопый космический кальмар в облаке склизких щупалец. Особенно, если!..

Ведь то, что до этого момента никто не встречался с космическими монстрами, ещё не значит, что их нет.

С наполовину исчезнувшими, опустевшими космическими кораблями, которые не отображаются на радарах, тоже до сегодняшнего дня никто не сталкивался.

И нам ещё предстояло разобраться, почему именно он опустел.

Но космические монстры тут явно были ни при чём. По крайней мере, когда шлюзовые двери полностью открылись, никакие тысячежопые кальмары из них не полезли. Из них вообще никто не полез, разве что дохнуло затхлостью с лёгкими сладковатыми нотками запаха разложения.

Кайто принюхался, и заинтересованно спросил:

— Чем таким пахнет?

— Лучше тебе не знать, — ответил я, не сводящий прицела с дверного проёма даже несмотря на отсутствие тысячежопых кальмаров. — Я первый. Магнус замыкающий. Кайто, держись ближе к Кори. Кори, в бой лезть только если увидишь, что мы не справляемся.

— Это ещё почему? — тут же вскинулась девушка.

— Потому что коридоры в «Тахионе» узкие, как… — я на мгновение задумался, с чем бы сравнить их, но так и не придумал. — Узкие, в общем. И, если ты начнёшь там размахивать своим мечом, то с большой долей вероятности заденешь и нас тоже.

— Ладно, — нехотя согласилась Кори. — Тогда буду нянчиться с Кайто

— Эй! — возмутился техник, но больше для порядка.

— Всё, заткнулись! — велел я. — И двинулись.

Я первым прошёл через стыковочный шлюз, и оказался перед внутренними помещениями «Тахиона», погруженными в полумрак. Работало лишь аварийное освещение, которого хватало только на то, чтобы понимать: у тебя под ногами железный пол, а не бездонная чернота космоса. Я постоял немного на границе света и тьмы, ожидая, когда привыкнут глаза, и шагнул вперёд. Досмотрел оба угла за дверью и ожидаемо никого не обнаружил.

За спиной щёлкнуло, и полумрак коридоров разрезал луч яркого света — Магнус включил встроенный фонарик на бластере.

— Выключи! — тут же велел я.

— Почему? — удивился он. — Не видно же ни хрена!

— Зато тебя теперь видно за километр!

— Кому⁈ Здесь же никого нет!

— А кто тогда выключил радиопередачу, когда получил наше сообщение?

Магнус несколько секунд подумал, но заднюю давать не стал:

— Так мы же прилетели его спасать!

— А он об этом знает по-твоему? Короче, вырубай фонарь, ты как минимум всех остальных слепишь!

— Магнус, выполняй! — бесстрастно поддержала меня Кори. — Кар знает, что говорит.

Магнус что-то пробурчал едва слышно, но фонарь всё же погасил. Сразу стало намного комфортнее, а когда глаза заново привыкли к темноте — и вообще отлично.

Мы двинулись вперёд по коридорам «Тахиона».

Пол под ногами едва слышно гудел при каждом шаге, и этот звук, да ещё наше дыхание, были единственными, что сопровождали наше продвижение. Удивительное ощущение, надо признаться, ещё ни разу в жизни ничего подобного я не испытывал. Я много раз был на «живых», активных кораблях, и там всегда был приличный шумовой фон — несмолкающий гул двигателей, шелест лопастей нагнетателей в вентиляции, жужжание дверных приводов, которое даже через две сплошные стены передаётся вибрацией… Это и есть звуки жизни корабля, это звуки работы его целого единого организма.

Я бывал и на мёртвых кораблях. За то время, что я пробыл врекером, я был на огромном количестве мёртвых кораблей, от мала до велика. Внутри них всегда было темно и пусто. И тихо. В отсутствие атмосферы никакие звуки не разносились по внутренним помещениям, даже если нарочно стукнуть пару предметов друг о друга. Тишина и тьма — вот два главных атрибута мёртвого корабля.

Но этот корабль… Это что-то новое. В нём было тихо, как в мёртвом — не работали двигатели, не работала, судя по спёртому воздуху, вентиляция… Но при этом в нём был какой-никакой свет, гравитация и воздух, которым можно худо-бедно дышать — значит, реактор и генераторы были ещё на ходу. Возможно, не на полной мощности, но что-то они выдавали.

Этот корабль был не живым не мёртвым, он как будто замер где-то в пограничном состоянии между тем и этим. Как будто непонятная «прозрачность» его хвостовой части и означала, что смерть забирает его в свои тихие пустые объятья. Медленно. Но неотвратимо.

— Так… тихо, — пробормотал Кайто, глядя по сторонам.

— Угу, — поддакнул ему со спины Магнус. — Никогда не слышал, чтобы на корабле было так тихо.

— Как будто тут никого живого и нет… — Кори тоже подала голос.

Хотелось их одёрнуть, но я сдержал себя. Они ведут себя именно так, как и должны вести в такой ситуации. Они в ней первый раз, у них шалят нервы. Тишина на них давит, и они пытаются разогнать её если не привычными звуками, которых всё равно не добиться, то хотя бы собственными голосами. Так что пусть продолжают. Лучше уж так, чем через десять минут в абсолютной тишине они начнут слышать фантомные голоса откуда-то из коридоров. Побегут за ними и…

И, например, забегут сослепу в ту самую прозрачную часть корабля…

Когда скользишь по коридорам «Тахиона» в невесомости, когда от одной стены до другой несколько секунд неспешного полёта, они кажутся намного шире, чем в реальности. На самом же деле основную часть внутреннего объёма занимали разнообразные лаборатории и склады с самыми разными условиями хранения лабораторных образцов — от характерных для открытого космоса и до вулканических.

Поэтому коридоры были узкими — только-только разойтись двум лаборантам с двумя лабораторными тележками, полными образцов и реактивов.

Но больше меня удивляло в научных кораблях, независимо от класса — это пересечения коридоров. Тут никогда не было острых углов, как на других кораблях, как вообще везде, тут они всегда были скруглены, словно в больнице для душевнобольных.

Когда я впервые по внутренней связи поинтересовался у коллег, почему так, они ответили: это потому, что окрылённые открытиями гениальные учёные носятся по коридорам, не разбирая дороги, и постоянно расшибают лбы об эти углы, из-за чего из их гениальных голов тут же вылетают все их гениальные мысли.

Правда это или шутка, и на самом деле скругление углов сделано, чтобы удобнее ворочать всё те же лабораторные тележки — я так и не сподобился выяснить. Но сейчас эта конфигурация была мне очень на руку, ведь благодаря ней мне даже не приходилось досматривать углы — не было тут никаких углов. Я просто бросал короткие взгляды туда-сюда, убеждался, что в перпендикулярном коридоре никого нет, и проходил перекрёсток.

— Куда мы идём? — спросил Кайто после третьего перекрёстка.

— К терминалу главного компьютера, — ответил я, не оборачиваясь. — На мостик. Ты же сам туда хотел.

— Ага, — в голосе Кайто прозвучало сомнение. — А откуда ты знаешь, куда идти? Все навигационные метки погасли, только аварийные работают.

— Резал как-то раз такой корабль, — ответил я. — Вот и запомнил.

— Мне бы такую память… — пробормотала Кори у меня за спиной. — Я, по-моему, уже заблудилась.

При условии того, что мы прошли всего три перекрёстка, свернув при этом всего два раза, это звучало забавно.

Мимо проплывали двери внутренних помещений «Тахиона». Какие-то открытые, какие-то закрытые, какие-то будто замершие в промежуточном положении из-за поломки сервопривода. Но главное то, что не все из них были открыты. А это, в свою очередь, означало, что тревогу на корабле никто не объявлял, иначе бы все двери автоматически распахнулись, чтобы облегчить эвакуацию. Конечно, это не касалось бы помещений, потерявших герметичность, но, когда мы осматривали «Тахион» снаружи, он не создавал впечатление разгерметизированного, даже частично.

А если на нём не объявляли тревогу, то, значит, тут до последнего шла работа, и экипаж… Боролся за живучесть корабля? Или просто не знал, что прозрачная аномалия пожирает его с хвоста?

Впрочем, даже если ответить на эти вопросы, всё равно останется ещё один — где весь этот экипаж? Где десять человек технической команды и от двадцати до сорока — научной?

Ответ на этот вопрос я получил через несколько секунд, когда совершил предпоследний поворот перед финишной прямой к главному компьютеру. Прицел бластера сам собой скакнул на грязно-белый предмет на полу, будто бы светящийся в окружающем полумраке, и я коротко скомандовал:

— Аврал.

«Аврал» — это ещё не «контакт», когда в поле зрения появилось непонятное движение, и уж тем более не «цель», когда движение совершенно понятно, что вражеское. «Аврал» обозначает, что я увидел что-то подозрительное, но пока не способен это достоверно идентифицировать. Как «Внимание», только вдвое короче.

Прошла долгая секунда, прежде чем Кори вспомнила инструктаж перед высадкой и сообразила, что надо делать. Её рука легла мне на плечо, и, поддерживая тактильный контакт, мы двинулись вперёд. Я не сводил взгляда с подозрительного предмета, а она контролировала коридор вне моего обзора, готовая, если понадобится, дёрнуть меня назад и прикрыть щитом от возможной атаки.

В такой связке мы дошли до странного предмета, и я наконец смог его рассмотреть вблизи. Рассмотреть — и отвести от него ствол, поняв, что он не опасен.

Отвести лишь для того, чтобы снова взять под контроль коридор, ещё внимательнее всматриваясь в полумрак.

Потому что предметом оказалась берцовая кость. И не просто берцовая кость, а человеческая берцовая кость.

— Эт-то… — Кайто, кажется, даже застучал зубами от страха. — Эт-то…

— Тихо! — велел я, медленно обводя стволом коридор. — Тишина!

В наступившей мёртвой тишине было слышно, как часто колотится сердце Кайто.

Никто не спешил нападать на нас из темноты, и тогда я, хлопнув Кори по плечу, чтобы она сменила меня на ведущей роли, отделился от остальной группы и принялся осматривать ближайшую дверь. Она как раз была из тех, что пытались открыться, но не смогли (или наоборот — закрыться), и между створками виднелась щель, в которой просматривалось что-то белое.

Такое же белое, как и кость.

Да и шириной щель была как раз такая, чтобы эта кость могла через неё вывалиться…

— Держать! — велел я, закинул бластер за спину и взялся обеими руками за створки.

Если тут освещение работает даже не в половину, а в четверть накала, то на питание сервоприводов двери его вообще хватать не должно. Так я думал, и оказался прав. Створки подались неожиданно легко, и распахнулись, открывая то, что находилось внутри.

Что ж… Вот мы и нашли весь экипаж «Тахиона».

За дверью мертвенно белела целая куча человеческих костей. Даже не костей — целых скелетов, судя по тому, что я успел заметить. Тут были куски позвоночников, рёбра и даже целые грудные клетки, непонятно как держащие эти рёбра, и, конечно же, много черепов.

Часть из них была совершенно очевидно чем-то проломлена.

Всё это было упихано в небольшую комнатку, почти что кладовку для швабр, так что нет ничего удивительного, что одной из костей надоело жить в такой тесноте, и она решила выбраться на волю.

— Ох! — раздалось за спиной голосом Кайто.

Следом раздались судорожные звуки попыток стошнить. К счастью, завтрак был уже давно, а пообедать мы не успели, поэтому Кайто только издавал жуткие звуки, но ничего не мог из себя выдавить.

— Это… то, о чём я думаю? — спросила Кори из-за спины.

— А что ещё это может быть? — риторически спросил я, отворачиваясь от братской могилы. — Тут навскидку человек тридцать… Как раз минимальный экипаж «Тахиона». Идём дальше.

— А мы не… — Кори с сомнением посмотрела на кости.

— А что ты сделаешь? — я развёл руками. — Их тут даже похоронить негде. Возможно, у них и так самые лучшие в мире похороны… Необычные, как минимум. Кайто, ты как?

— Нормально… — прохрипел азиат, отплёвываясь. — Давайте уйдём отсюда поскорее!

— Так и сделаем, — я кивнул. — Порядок прежний. Магнус, двойная бдительность.

Негр не ответил, но он меня понял.

И я понял, что он меня понял.

Мы снова двинулись дальше по коридорам, и через пятнадцать метров Кайто снова подал голос:

— Может, это… Ну, они тут умирали, и кто-то стаскивал их в одно место. Как ты сказал — типа могила. А?

— Может, — уклончиво ответил я.

Я не стал ему говорить про проломленные черепа. И, конечно, не стал говорить, что на первой кости, которую я осматривал особенно внимательно, красовались хорошо заметные царапины-зазубрины. Такие бывают, если мясо с кости срывают очень тупым ножом.

Или очень острым когтём.

В любом случае, незачем Кайто об этом знать. Если он так бурно отреагировал на кости, то от этих подробностей его воображение вообще испытает перегрузку в семнадцать же, и не удивлюсь, если он прямо на месте отрубится. А нам этого не нужно.

Мы продвигались вперёд ещё медленнее, чем до этого, но по-прежнему никто не пытался на нас напасть и утащить в кучу скелетов. Единственными спутниками для нас по-прежнему были наши шаги и тихое позвякивание снаряжения.

Наконец мы добрались до мостика. Это был не кокпит, как на «Барракуде», тут всё было монументально — отдельное помещение, в самом центре корабля, лишённое общих стен с космосом. Вся информация выводилась с камер на экраны и объёмные голограммы, а каждый пост дублировался на случай выхода из строя, для получения более точных данных или для исключения человеческого фактора — смотря что в приоритете в данный момент.

Мостик, как и весь остальной корабль, был погружен в полумрак. Ни один пост не работал, ни одна лишняя лампочка не горела… Кроме экрана терминала главного компьютера, расположенного прямо перед капитанским креслом. Видимо, именно с него отключили аварийную трансляцию.

— Интересно, тут есть кто-нибудь? — тихо спросила Кори.

— Есть, точно есть, — ответил я, обводя мостик стволом бластера и не торопясь входить. — Но не прямо здесь, а вообще на корабле.

— Мы должны его найти… — то ли утвердительно, то ли вопросительно сказала Кори. Будто сама ещё не решила.

— Выйдет сам — значит, нашёлся, — возразил я. — Не выйдет… Я не намерен бродить по этому странному кораблю с вероятностью тоже оказаться запертым в каморке с кучей костей. Нет, спасибо. Я своё в каморке уже отсидел, «врекерский буй» называется. Там костей, конечно, не было, но всё равно с меня хватит.

Кайто уже прошмыгнул к терминалу главного компьютера и вовсю ковырялся в нём. Пальцы техника так и порхали по дисплею, постоянно открывая и закрывая какие-то папки, файлы и документы. Он даже в лице изменился — полностью пропал страх, уступив место безмятежной улыбке, будто он в уютном кресле просматривает старые семейные фотографии, а не на жутком космическом корабле пытается накопать что-то стоящее в полудохлом компьютере.

Но внезапно всё изменилось. Пальцы Кайто застыли на месте, не решаясь больше коснуться экрана. Глаза его удивлённо расширились, и даже рот слегка приоткрылся от изумления.

— Кай, что там? — прогудел Магнус, который был ближе всех.

Кайто перевёл на него удивлённый взгляд, закрыл рот и с трудом сглотнул:

— Там… Там то, что мы и искали… Но вы всё равно не поверите…